Переяславская рада
Книги люблю очень, и не только книги, а все напечатанное, несущее познавательную, или художественную ценность. Это такая гипертрофированная любовь ко всему напечатанному, когда рука не поднимается выбросить даже журнал, не говоря уже о книге, пусть даже и донельзя потрепанной, привела к настоящим залежам книг и журналов. Отчасти ситуацию разрядила появившаяся дача на чердаке эркера которой и устроились перевязанные пачки различных и когда-то весьма популярных журналов: ?Смена?, ?Наука и жизнь?, ?Техника молодежи?, ?Химия и жизнь?, ?Нева? и другие. Переехали на дачу и многие из книг, но основная их масса осталась в столице и населила книжные шкафы, возведенные автором от пола до потолка.
Вот так посмотришь на эти тысячи и тысячи глядящих на тебя книг, в которых живут любимые тобой герои, и на сердце становится теплее. Ты можешь по настроению выбрать любого из них и пообщаться с ним, неторопливо перелистывая страницы. Это ни с чем несравнимое прекрасное чувство приобщения к времени, к человеку, к обстоятельствам. Электронное представление текста при всех своих преимуществах не дает такого эффекта приобщения.
К чтению меня приобщил отец, приобщил невольно – одной только возможностью ознакомления с прекрасным. Не помню, чтобы у нас в доме были когда-то детские книги, зато было нечто гораздо лучшее – были собрания сочинений классиков. Не так-то просто было их найти в пятидесятые годы, но отец подписывался на популярный тогда журнал ?Огонек?, а к нему в качестве приложения полагались подписки на полные собрания сочинений классиков. Так в доме у нас на полках уютно проживали: Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Толстой (который Лев), Гончаров, Гоголь … Я еще до школы освоил азбуку, и навыки чтения отрабатывал на Пушкине и Гоголе – оба пленяли меня красотой и образностью слова.
В те же времена в Ширино (под Сталиногорском, а теперь Новомосковском), где мы проживали, наведался дядя Володя. Наведался проездом из Севастополя в Пены. Этот потрясающий крюк в Курск через Тулу я теперь объясняю только тем, что выдался случай, может быть единственный (как в действительности и получилось), проведать старшую сестру и единственного племянника. А случай был достойный – представиться старшей сестре в военной форме. Дядя пять полных лет оттрубил на срочной службе на черноморском флоте, дослужился до старшего матроса, и предстал перед нами при полной парадной морской форме, в бескозырке с ленточками и надписью ?Славный?.
Дядька выглядел просто героем и понравился мне с первого взгляда. Мне даже не припомнился давний случай с пропавшей краюшкой белого хлеба (1). Но, вполне возможно, что дядька его, все же, помнил, поскольку по приезде подарил мне такую же краюшку, но только черную. Как оказалось, это был брикетик паюсной икры. Я и красную-то икру до этого не пробовал, а тут такой редкий изыск. Поначалу она мне даже не понравилась, а когда распробовал, то она уже почти закончилась. Тем не менее, хотя с тех давних пор я больше черной икры и не ел, но вкус этого первого деликатеса помню до сих пор. Погостив несколько дней, дядька уехал на нашу общую родину, в поселок Пены, что под Курском, а на следующее лето и я туда выбрался.
У бабушки моей, Ефросиньи Андреевны, несколько сыновей не вернулись с войны. Старшую дочь, Марию, а мою маму, отец увез в Ширино. Младшая дочь, Лидия, вышла замуж и переехала к мужу. Старший сын, Николай, жил отдельно. Вот и жил с мамой только один Володя, и приезд мой был им в радость. Я им особо не докучал – с утра до ночи пропадал на природе с такими же огольцами. Когда же у дяди Володи выпадали выходные, то мы уходили вдвоем на Сейм – купались, ловили рыбу, или, перейдя Сейм по новенькому деревянному мосту, уходили в поля – проведать гусиную стаю. Еще по ранней весне дядя вывел гусака с гусыней и большим выводком гусят за Сейм, на первую травку, где они и паслись самостоятельно днем, а ночью спускались к Сейму и ночевали на воде, опасаясь лис и волков. Это была давняя традиция посельчан, и в полях за Сеймом паслись самостоятельно многие гусиные стайки. Их время от времени навещали хозяева, метили их, общались, чтобы не забывали. Птенцы, не перекормленные домашней пищей, росли споро. Они не жирели, были легки на подъем и рано становились на крыло. Глубокой осенью опытные старожилы-родители поднимали свои стаи на крыло и перелетали с благодатных полей на хозяйственные дворы.
Такие вылазки зачастую затягивались на весь день, и возвращались мы голодные, но счастливые. Замечательный был дядя, многому научил меня и привил любовь к природе. Опять же, благодаря ему, я целую неделю провел в избе и на природу практически не выбирался. Не помню уже в связи с чем, но подарил он мне десятирублевую купюру. Мне и раньше перепадали от него небольшие денежки на всякие мелкие расходы – на снасти рыболовные и борную кислоту, используемую ребятней для ?пассивной рыбалки? (2). А здесь досталось целое, можно сказать, состояние, сулящее массу восхитительных возможностей. И тут совсем некстати вмешались усвоенные с детства классики и подвернувшийся, практически случайно, единственный на все Пены книжный магазин. Конечно, любая нынешняя книжная лавка дала бы ему изрядную фору, но, по сравнению с домашней библиотекой отца, это был настоящий книжный Клондайк. И я, как и еще неизвестный мне тогда Смок Белью, окунулся с головой в его освоение.
Была бы моя воля и наличие достаточных средств, то я бы скупил все, но мой наличный капитал хотя и составлял для мальчишки внушительную сумму, но хватило его только на одну книгу. Выбранный мной прекрасно изданный увесистый двухтомник Натана Рыбака ?Переяславская рада? стоил как раз те самые, подаренные мне дядей, десять рублей. Это была несказанная удача, перст судьбы, окунувший меня на несколько восхитительных дней в перипетии истории не столь далекой, как по времени, так и по расстоянию. Тогда мне было ни к чему, но позднее я узнал, что вся моя родня по материнской линии проживает под Курском, а по отцовской – на Украине, в Краснодоне. Потому, наверное, мне так по сердцу пришлась приобретенная книга. Видно екнуло ретивое, аукнулись в душе гены двух наций, воссоединенные в юном отпрыске в одно целое по примеру великой России и Украины. И было приятно моему сердечку за это единство наций, соединившихся навеки.
С той незабвенной поры прошло совсем немного времени – всего шесть десятилетий. С точки зрения истории – ничтожное время, в котором ухитрилось уложиться для страны столь многое и основополагающее, что просто немыслимо представить в любой другой европейской стране. И простой социализм мы, вроде как, построили и развитой, и коммунизм начали строить, но не достроили, устали, отдохнули десяток лет и начали все перестраивать. И что уж мы там перестраивали – умом этого не понять, только почему-то развалили все – от сельского хозяйства и промышленности до державы, и вот уже более двух десятилетий пытаемся выйти хотя бы на доперестроечный уровень. Надеюсь, что все со временем в нашем хозяйстве образуется, и станем мы жить богато и счастливо.
Это на материальном уровне, но как быть с уровнем духовным? Как быть с тем, что распад Союза разбросал по разные стороны границ миллионы родственных сердец? И то, что мнилось в детстве как нерушимое единение братских народов, стало на глазах превращаться в конфронтацию, местами такую враждебную, что сердцу больно становится, глядя на это.
Много было иллюзий за долгие годы жизни и не жалко было, когда они развеивались как дым. Однако, то, что иллюзией стала детская нерушимая уверенность в вечности братского союза наций, скрепленная еще и семейным союзом, это огорчило несказанно, и лишний раз показало, что ничто не вечно под луной. Что же касается книги Натана Рыбака, то захотелось вдруг освежить детские впечатления – перечитать, и познакомиться с документами тех давних событий, которым на днях исполнится 362 года. Хотелось бы надеяться, что с годами улягутся страсти, забудутся старые обиды и придет время новой Переяславской рады. Вот только боюсь, что придет оно очень нескоро – духовные раны, в отличие от материальных, затягиваются веками.
1)См. рассказ ?Час зачатья?: http://www.stihi.ru/2009/09/17/1390
2)См. рассказ ?Сейм моего детства?: http://www.stihi.ru/2013/11/23/5894
Переясла'вская ра'да (укр. Перея'славська ра'да) — собрание представителей запорожского казачества во главе с гетманом Богданом Хмельницким, состоявшееся 8 (18) января 1654 года в Переяславе, на котором было всенародно принято решение об объединении территории Войска Запорожского с Русским царством, закреплённое присягой на верность царю.
(Из Википедии)
Вот так посмотришь на эти тысячи и тысячи глядящих на тебя книг, в которых живут любимые тобой герои, и на сердце становится теплее. Ты можешь по настроению выбрать любого из них и пообщаться с ним, неторопливо перелистывая страницы. Это ни с чем несравнимое прекрасное чувство приобщения к времени, к человеку, к обстоятельствам. Электронное представление текста при всех своих преимуществах не дает такого эффекта приобщения.
К чтению меня приобщил отец, приобщил невольно – одной только возможностью ознакомления с прекрасным. Не помню, чтобы у нас в доме были когда-то детские книги, зато было нечто гораздо лучшее – были собрания сочинений классиков. Не так-то просто было их найти в пятидесятые годы, но отец подписывался на популярный тогда журнал ?Огонек?, а к нему в качестве приложения полагались подписки на полные собрания сочинений классиков. Так в доме у нас на полках уютно проживали: Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Толстой (который Лев), Гончаров, Гоголь … Я еще до школы освоил азбуку, и навыки чтения отрабатывал на Пушкине и Гоголе – оба пленяли меня красотой и образностью слова.
В те же времена в Ширино (под Сталиногорском, а теперь Новомосковском), где мы проживали, наведался дядя Володя. Наведался проездом из Севастополя в Пены. Этот потрясающий крюк в Курск через Тулу я теперь объясняю только тем, что выдался случай, может быть единственный (как в действительности и получилось), проведать старшую сестру и единственного племянника. А случай был достойный – представиться старшей сестре в военной форме. Дядя пять полных лет оттрубил на срочной службе на черноморском флоте, дослужился до старшего матроса, и предстал перед нами при полной парадной морской форме, в бескозырке с ленточками и надписью ?Славный?.
Дядька выглядел просто героем и понравился мне с первого взгляда. Мне даже не припомнился давний случай с пропавшей краюшкой белого хлеба (1). Но, вполне возможно, что дядька его, все же, помнил, поскольку по приезде подарил мне такую же краюшку, но только черную. Как оказалось, это был брикетик паюсной икры. Я и красную-то икру до этого не пробовал, а тут такой редкий изыск. Поначалу она мне даже не понравилась, а когда распробовал, то она уже почти закончилась. Тем не менее, хотя с тех давних пор я больше черной икры и не ел, но вкус этого первого деликатеса помню до сих пор. Погостив несколько дней, дядька уехал на нашу общую родину, в поселок Пены, что под Курском, а на следующее лето и я туда выбрался.
У бабушки моей, Ефросиньи Андреевны, несколько сыновей не вернулись с войны. Старшую дочь, Марию, а мою маму, отец увез в Ширино. Младшая дочь, Лидия, вышла замуж и переехала к мужу. Старший сын, Николай, жил отдельно. Вот и жил с мамой только один Володя, и приезд мой был им в радость. Я им особо не докучал – с утра до ночи пропадал на природе с такими же огольцами. Когда же у дяди Володи выпадали выходные, то мы уходили вдвоем на Сейм – купались, ловили рыбу, или, перейдя Сейм по новенькому деревянному мосту, уходили в поля – проведать гусиную стаю. Еще по ранней весне дядя вывел гусака с гусыней и большим выводком гусят за Сейм, на первую травку, где они и паслись самостоятельно днем, а ночью спускались к Сейму и ночевали на воде, опасаясь лис и волков. Это была давняя традиция посельчан, и в полях за Сеймом паслись самостоятельно многие гусиные стайки. Их время от времени навещали хозяева, метили их, общались, чтобы не забывали. Птенцы, не перекормленные домашней пищей, росли споро. Они не жирели, были легки на подъем и рано становились на крыло. Глубокой осенью опытные старожилы-родители поднимали свои стаи на крыло и перелетали с благодатных полей на хозяйственные дворы.
Такие вылазки зачастую затягивались на весь день, и возвращались мы голодные, но счастливые. Замечательный был дядя, многому научил меня и привил любовь к природе. Опять же, благодаря ему, я целую неделю провел в избе и на природу практически не выбирался. Не помню уже в связи с чем, но подарил он мне десятирублевую купюру. Мне и раньше перепадали от него небольшие денежки на всякие мелкие расходы – на снасти рыболовные и борную кислоту, используемую ребятней для ?пассивной рыбалки? (2). А здесь досталось целое, можно сказать, состояние, сулящее массу восхитительных возможностей. И тут совсем некстати вмешались усвоенные с детства классики и подвернувшийся, практически случайно, единственный на все Пены книжный магазин. Конечно, любая нынешняя книжная лавка дала бы ему изрядную фору, но, по сравнению с домашней библиотекой отца, это был настоящий книжный Клондайк. И я, как и еще неизвестный мне тогда Смок Белью, окунулся с головой в его освоение.
Была бы моя воля и наличие достаточных средств, то я бы скупил все, но мой наличный капитал хотя и составлял для мальчишки внушительную сумму, но хватило его только на одну книгу. Выбранный мной прекрасно изданный увесистый двухтомник Натана Рыбака ?Переяславская рада? стоил как раз те самые, подаренные мне дядей, десять рублей. Это была несказанная удача, перст судьбы, окунувший меня на несколько восхитительных дней в перипетии истории не столь далекой, как по времени, так и по расстоянию. Тогда мне было ни к чему, но позднее я узнал, что вся моя родня по материнской линии проживает под Курском, а по отцовской – на Украине, в Краснодоне. Потому, наверное, мне так по сердцу пришлась приобретенная книга. Видно екнуло ретивое, аукнулись в душе гены двух наций, воссоединенные в юном отпрыске в одно целое по примеру великой России и Украины. И было приятно моему сердечку за это единство наций, соединившихся навеки.
С той незабвенной поры прошло совсем немного времени – всего шесть десятилетий. С точки зрения истории – ничтожное время, в котором ухитрилось уложиться для страны столь многое и основополагающее, что просто немыслимо представить в любой другой европейской стране. И простой социализм мы, вроде как, построили и развитой, и коммунизм начали строить, но не достроили, устали, отдохнули десяток лет и начали все перестраивать. И что уж мы там перестраивали – умом этого не понять, только почему-то развалили все – от сельского хозяйства и промышленности до державы, и вот уже более двух десятилетий пытаемся выйти хотя бы на доперестроечный уровень. Надеюсь, что все со временем в нашем хозяйстве образуется, и станем мы жить богато и счастливо.
Это на материальном уровне, но как быть с уровнем духовным? Как быть с тем, что распад Союза разбросал по разные стороны границ миллионы родственных сердец? И то, что мнилось в детстве как нерушимое единение братских народов, стало на глазах превращаться в конфронтацию, местами такую враждебную, что сердцу больно становится, глядя на это.
Много было иллюзий за долгие годы жизни и не жалко было, когда они развеивались как дым. Однако, то, что иллюзией стала детская нерушимая уверенность в вечности братского союза наций, скрепленная еще и семейным союзом, это огорчило несказанно, и лишний раз показало, что ничто не вечно под луной. Что же касается книги Натана Рыбака, то захотелось вдруг освежить детские впечатления – перечитать, и познакомиться с документами тех давних событий, которым на днях исполнится 362 года. Хотелось бы надеяться, что с годами улягутся страсти, забудутся старые обиды и придет время новой Переяславской рады. Вот только боюсь, что придет оно очень нескоро – духовные раны, в отличие от материальных, затягиваются веками.
1)См. рассказ ?Час зачатья?: http://www.stihi.ru/2009/09/17/1390
2)См. рассказ ?Сейм моего детства?: http://www.stihi.ru/2013/11/23/5894
Переясла'вская ра'да (укр. Перея'славська ра'да) — собрание представителей запорожского казачества во главе с гетманом Богданом Хмельницким, состоявшееся 8 (18) января 1654 года в Переяславе, на котором было всенародно принято решение об объединении территории Войска Запорожского с Русским царством, закреплённое присягой на верность царю.
(Из Википедии)
Метки:
