Франсуа Вийон Из Большого Завещания
ИЗ БОЛЬШОГО ЗАВЕЩАНИЯ
БОЛЬШОЕ ЗАВЕЩАНИЕ
I
В тридцатый моей жизни год,
Когда невзгод хлебнул до дна,
Меня взял круто в оборот,
Хоть не доказана вина,
Хоть без меня тюрьма полна,
Епископ Тибо д’Оссиньи.
Ему бы всё вернул сполна
И кистенём бы осенил.
II
Не раб я, не слуга его.
Своих хватало мне забот.
Я не был должен ничего.
Ему я не домашний скот,
Держать под стражей напролёт
На сухарях и на воде.
Ему б вкушать от сих щедрот
Вовеки, впредь, всегда, везде!
III
А ежли, кто в вину вменит мне,
Что за добро плачу я злом,
Что честное треплю я имя,
Что по делам мне поделом,
Не проклинаю, дело в том,
Что я не устаю молиться,
Чтоб в этом свете и на том,
Бог всё вернул ему сторицей.
IV
Сказать, как был ко мне предвзят,
Не хватит слов и оборотов.
Господь, хотя бы не в сто крат,
Отмерь ему подобным счётом.
Внушают в церкви нам сиротам
Прощать любого из врагов.
Пусть Бог простит, коль есть охота,
Мне стыдно, но я не готов.
V
Вдруг захочу, увы и ах,
Простить, клянусь душой Котара,
Молитву сотворю в сердцах,
Не вслух, а про себя, и кару,
Под стать еретику пикару,
Без слов, навязшую в зубах,
Я вымолю, как молят в старых,
Далёких фландрских городах.
VI
Не хочется моих проклятий
Услышать, что само собой.
Но благодарность здесь некстати
Что заслужил, на том и стой.
Как там глаголет стих седьмой,
Псалтырь не держит опечатки:
?Достоинство возьмёт другой,
А дни его да будут кратки?
VII
Я Богу докучал порой
По пустякам, подчас по делу,
Кому, не ведал разум мой,
Обязан я душой и телом.
Теперь везде, как пред приделом,
Благодарю с пристрастьем я
И Троицу Святую в целом,
Мать Божию и короля.
VIII
Будь он мудрее Соломона,
Да и Иакова родней
Блюститель Божьего закона
Отныне до скончанья дней.
А коль нельзя избегнуть смерти,
Дай, Боже, здравия и сил,
Чтоб столько лет прожил на свете,
Сколь некогда Мафусаил.
IX
Ему дай мужеского пола
Не меньше дюжины детей,
В любви зачатых, для престола
Во чреве матери своей,
Великого достойных Карла,
Чтоб в них дофина смог найти!
Дай ему славы Марциала,
И светлый рай в конце пути.
Х
Не в том беда, что нет уж сил,
А в том, что нет монет в мошне.
Мозгами бог не обделил,
Забыв деньжат подкинуть мне.
Но разум не сгубив в вине,
Я Завещание моё
Строчу тихонько в стороне,
Одно, но каждому – своё.
ХI
Так вот, в шестьдесят первый год,
Проездом, золотом звеня,
Король от всех Своих щедрот
Из Мьоня выпустил меня,
Спустил, как с привязи коня,
Избавил стражу от забот.
Все прошлые года кляня,
Я не забуду этот год.
ХII
Я вновь благодарю Творца.
От бед, страданий и тревог,
Дорог, которым нет конца,
Хоть и ощипан голубок,
И хоть размотан, как клубок,
Но всё же большее постиг,
Чем Авероис между строк
Всех Аристотелевых книг.
ХIII
Среди дорожных передряг,
Гоним, но Господом храним,
Тем, кто Эммаусских бедняг
Сопроводил в Ерусалим.
Я грешен и неисправим,
Святых мне не увидеть мест
В конце пути и бог-то с ним,
Коль без креста несу свой крест.
ХIV
Я грешен. Это знает всяк.
Однако Бог хранит молчок.
Не обратит меня никак,
Не ловит рыбку на крючок,
И я кручусь как дурачок,
Грешу пишу свои стихи,
Но знаю, Бог, наступит срок,
Отпустит все мои грехи.
ХV
Велит "Роман о Розе" нам
Смирить свой гнев и нетерпёж,
Терпимее быть к старикам,
И не давить на молодёжь.
Я весь роман прочёл. Так что ж?
О зрелости в нём речи нет.
Вот потому-то ни за грош
Я и пропал в расцвете лет.
ХVI
Не знамо по какой причине,
Летят за мною по пятам,
Сплошь пожелания кончины.
Не наносил вреда я вам,
Ни молодым, ни старикам,
Но смерти ждут все повсеместно.
Взывать к ним, как взывать к горам,
На шаг не стронутся ни с места.
XVII
Пират, творивший зло и горе,
Тать приснопамятных времён,
Был, всё -таки , пленён на море,
И к Александру приведён.
В цепях, ответ за весь содом
Держать, приволокли , как зверя,
Приговорённого судом
К последней в жизни высшей мере.
XVIII
Вопрос ему был задан с трона:
"Ты понимаешь, за что взят?"
И был ответ на это: "Вона!
Какой там из меня пират,
С командой, что ни дать, ни взять? -
Нет обвинений голословней.
Как у тебя собрал бы рать
То императору б был ровней".
XIX
Ну что ты хочешь! Правит рок,
Судьбе не скажешь слова против,
Ума не наберёшься впрок,
Глядь, и окажешься в болоте,
Совсем не по своей охоте.
От нищеты со всех сторон,
К делам неверным, не к работе
Бежишь, куда там чтить закон?"
XX
Подробный выслушав ответ
Властитель не дал делу ходу
И награждён был Диамед
И был отпущен на свободу.
Пирату, по большому счёту,
Счастливый выдался финал
Зажил в империи в почёте.
Ну, коль Валерий не приврал,
XXI
Оплакивая жизнь свою,
Без устали молю я Бога
Такого ж встретить судию,
Кто не судил бы меня строго.
Да, от родимого порога
Нужда нас гонит дураков
Ступать на скользкую дорогу,
Как голод из лесу волков.
XXII
О юности лью реки слёз,
Обильнее, чем кто из галлов,
Она промчалась вкривь и вкось,
(Уж старость подаёт сигналы.)
А молодость — лиха и шала,
Умчалась вскачь. Не удержал...
Оставила в довес к печали
Годков вязанку в капитал.
XXIII
Сбежала молодость поспешно,
Ни разума и ни ума
Мне не оставила, конечно,
И вот -тюрьма, и вот — сума.
Я крохи пропитанья клянчу,
Костляв, нечёсан и не мыт,
И старость, отощавшей клячей,
Уныло в сторону глядит.
XXIV
Давно я не боюсь петли,
Ступив на скользкую дорогу,
В делах неверных, что вели,
Дружки мне попрекнуть не могут,
И на стезе нечестной этой
Вменить мне что-либо в вину.
Им той же отомщу монетой:
Ни словом их не попрекну.
ХXV
Я был в любви когда-то рьян.
Влюблялся, да ещё и как!
Любовью сыт, любовью пьян,
И впроголодь и натощак.
А ныне не могу уж так.
Уж не герой, а так, обсевок.
И в деньгах, и в жратве -голяк.
Ни до припевок, ни до девок.
XXVI
Когда бы в юности невинной,
Я мудрым доверял умам,
Имел бы дом, постель с периной,
А не шатался б по углам...
Когда б я не бежал от школы
Туда, где только стыд и срам.
Не знал бы совести уколов,
И сердца полный тарарам.
XXVII
?Гуляй, покуда глуп и юн,
Расплата выдана с отсрочкой!?
Экклизиаст совсем не врун,
На этом не поставил точку,
Его суждение верно,
Он честно говорит о разном:
?А что нам в юности дано?
Одно незнание с соблазном. ?
XXVIII
Иов был прав, что мчатся дни
Куда шустрее челнока.
Да как утоки не гони
В основу мастера рука,
И жизни пусть рядно умело
Соткётся ненадолго, но
Смерть распускает между делом,
По нитке жизни полотно.
ХXIX
Где ж блеск упитанных повес,
С которыми и я юнцом,
Хоть звёзд и не хватал с небес,
Но мог легко хватить словцом,
В делах был также молодцом?
Где ж все? Иные во века
В раю уснули вниз лицом.
Хранит Бог тех, кто жив пока.
ХXX
Из тех, кто жив, одни в верхах,
Имеют титул, герб и кнут.
Другие бродят без рубах,
И рады, если подадут.
А третьи свой нашли приют
В монастырях — живут с винцом.
Кому позор, кому уют.
Вот так заведено Творцом.
XXXI
Богатым Бог даёт сполна,
Покоя, мира и достатка,
Есть закрома, мошна полна,
И с них любые взятки - гладки.
Объедки нищим и остатки.
Господь, оставь нас, мой уклад
Не позволяет жизни сладкой,
На сытых обрати свой взгляд.
XXXII
Вино изысканное, снедь.
Жратвою набивают туши,
Всех блюд, боюсь, не перечесть,
Харч мечут с завтрака по ужин.
Там нет того, кто с кельмой дружен,
Кто знает каменных дел труд.
Там виночерпий и не нужен -
- В три горла сами пьют и жрут..
XXXIII
Какой мне в этой чуши прок?
Написанное — вне сюжета.
Я не судья, кто лепит срок,
Не пастырь утешать советом.
Хоть мне и не видать просвета,
Христа благодарить могу:
Перо, коль настрочило это,
Знать, лыко каждое в строку.
XXXIV
Вернём монахов в монастырь,
Вернёмся к собственным баранам.
Хоть эта тема, как волдырь,
Расчешешь, нагноится рана-
Беда и горе, боль обмана -
Вот злая горечь наших дней.
О ней вслух не судачат, странно,
Ведь каждый думает о ней.
ХXXV
Мне не до жиру с юных лет,
Как впрочем все в роду у нас.
Богатым не был ни мой дед,
Ни прадед древний мой Орас.
Нужда преследовала нас,
Не обходила стороной.
А души предков по сей час
В раю воюют с нищетой.
XXXVI
Как удручает нищета!
Но сердце говорит с укором:
"Послушай, горе не беда
Не мучайся ты этим вздором!
Тягаться хочешь с Жаком Кёром?
Во власянице быть простой,
Приятней, чем в шелках сеньором
Гнить под могильною плитой"
XXXVII
Сеньором стать….Да, что ты, впрям?
Cеньор, увы, но на том свете.
Давидов утверждает псалм,
Пыль в никуда уносит ветер.
Я за свои грехи в ответе,
А за чужие не готов.
Пусть цель конечную отметит
Доминиканец — богослов.
XXXVIII
Уверен, хоть и маргинал,
У смерти с жизнью на краю
Сын ангела отца прибрал.
Отец мой мёртв. Душа в раю,
Труп на кладбище, на краю.
Помрёт и матушка в свой год,
–Маманя, знаю, смерть твою
Недолго сын переживёт.
ХXXIX
Я знаю,что мудрец, глупец,
Герой и трус, король и шут,
Богач, бедняк, игрец и жнец,
Скупец и мот, простак и плут,
Невесты, дамы — все помрут,
Одеты в шёлк иль в рыбий мех.
Что делать! Жизни норов крут,
Лишь смерть уравнивает всех.
XL
Да, беспрестанно мрёт народ
Вослед Парису и Елене
Пробьёт последний хладный пот,
Сведутся судоргой колени,
В глазах промчатся жизни тени,
И ни сестра, ни сын, ни зять,
Ценой слезливых умолений,
Не смогут на поруки взять.
XLI
Смерть заострит худющий нос,
В последний раз натянет кожу
Уже не в шутку, а всерьёз
В могилу гнить тебя положит,
Там точно тако же, похоже,
Сгнивает женская краса,
Нам остаётся ждать того же -
Таков наш путь на небеса.
Баллада о Дамах былых времён
Куда все Дамы унеслись?
Где Флора? В стороне какой
Архипиад, кому Таис,
Была двоюродной сестрой?
Где Эхо, чей хранят покой
Леса, озёра, берега?
Своей сражала красотой,
Но где былых времён снега ?
Где Элоиза, чей жених
Ушёл в скопцы, как на постой.
Пьер Абеляр из Сен-Дени?
В любви не то творят порой.
Где королева, чьей рукой
Взят Буридан был за рога
И в Сене сгинул головой?
Но где былых времён снега?
Где Бланш, которой Адонис
Благоволил? Нет ныне той.
Алиса, Берта, Беатрис?
И Дамы прочие? Постой,
Где Жанна д,Арк, кого свечой
В Руане англичан рука
Сожгла? Её где лик святой?
Но где былых времён снега?
Принц, вот вопрос Вам не простой:
Куда все скрылись на века?
Где Дамы той поры иной?
Но где былых времён снега?
Архипиада[а] (Архипиада?По-французски) является ошибкой со стороны Вийона в отношении Алкивиада, которого Боэтий назвал образцом красоты - и, следовательно, считался женщиной во времена Куртуазной Любви.
Королевой, которая, по слухам, заводила любовников в течение трех дней, а затем бросала их в Сену, была Жанна Наваррская по одной традиции или Маргарита Бургундская (жена Людовика X) по другой.?Апокрифическая история философа Буридана (ок. 1295-ок. 1385) и о том, как он организовал, чтобы коллеги-студенты разместили баржу сена под окном или балконом, из которой его должны были вышвырнуть, была высоко оценена и разработана с 14 по 19 века.
Баллада о Сеньорах прошлых лет
Где Папа доблестный Каллист?
Четыре года правил он,
Был Третьим вписан в папский лист.
Альфонс, чьё царство Арагон?
Где герцог доблестный Бурбон?
Артур, чья вотчина - Бретань?,
Где Карл седьмой? - Ушли, как сон.
Но где же славный Шарлемань?
Король Шотландский ликом чист,
Но лишь одной из двух сторон,
Вторая — словно аметист,
Король Испании, где он?
Властитель Кипра был силён,
Его где царственная длань?
Жаль, что не помню их имён,
Но где же славный Шарлемань?
Да, кто бы, что ни говорит,
Мир лихо мчится под уклон.
От смерти не спасёт ни щит,
Ни герб, ни титул, ни донжон.
Где те носители корон?
Где Ланселот восточных стран,
Кто ждал невест до похорон?
Но где же славный Шарлемань?
А где Клакэн? Он же Бретон.
Овернский принц-дофин, восстань!,
Где славный герцог д,Алансон?
Но где же славный Шарлемань?
Франсуа ВИЙОН (1431-?)
Баллада о сеньорах минувших времён Франсуа Вийона в 3 переводах. В балладе перечислены перечислены преимущественно реальные люди, жившие и умершие незадолго до времени Вийона.
Каллист Третий – папа Римский, в миру Альфонсо Борджа (1378–1458).
Альфонс – Альфонс V, король Арагонский (1385– 1458).
Герцог Бурбонский – Карл I, герцог Бурбонский (1401–1456),
Артур – Артур III, герцог Бретонский, коннетабль Франции (1396–1458).
Карл VII – король Франции (1403–1461).
Шарлемань – Карл Великий.
Король шотландцев – Иаков II (1437–1460).
Царь Кипра – Иоанн III (?–1458).
Король испанский – Иоанн II Кастильский (1405– 1454).
Ланселот – Ласло Австрийский (1440–1457) – король Венгрии, Польши и Богемии, намеревался просить руки дочери Карла VII Мадлены Французской, но скончался в возрасте семнадцати лет.
Клакен Бретон – прозвище Бертрана Дюгеклена (1320–1380), французского военачальника времён Столетней войны.
Граф Оверни – Беро Овернский (?–1426).
Алансон – видимо, имеется в виду герцог Алансонский, погибший в битве при Азенкуре (1415).
БАЛЛАДА НА СТАРОФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКЕ
Занявший папский святой престол,
Одет в омофор и тряся тиарой,
Гоняет нечисть святым крестом,
Грозя нечистому расправой,
Царит и властвует по праву,
Но век не вечен и жизнь в грехах.
Твоё - богохульствуй, молись ли право,
А ветер развеет прах.
Константинополь Великий Стол
Собрал под скипетром величавым.
Во Франции наш благородный король,
Церквей понастроил золотоглавых,
Был справедливым и величавым -
Среди соседей посеял страх,
Будь ты безвестен, будь знал ты славу,
А ветер развеет прах.
Венский дофин, где твой Гренобль?
Доблести где? Обычаи, нравы?
Ну, а Дижон и Сален и Доль?
Рыцари где ваши, кто по уставу
Дни напролёт проводили в забавах,
И на турнирах, и на пирах?
Ты голодал, пировал ли на славу,
А ветер развеет прах.
Принц, на смерть не найти управы.
Живи в добродетели или в грехах:
Жизнь начнёт, смерть закончит главы,
А ветер развеет прах.
Франсуа ВИЙОН (1431-?)
Баллада написана на языке, который Вийон считал старофранцузским; на самом деле он пользовался скорей архаизированной речью, допуская многочисленные грамматические ошибки: последнее, к сожалению, не передано ни в одном переводе.
Император Византии – в оригинале упоминается ?император Константинополя?: Вийон создавал ?Завещание? вскоре после падения Восточной Римской империи (1453), а в 1461 году пал последний христианский оплот в Малой Азии – Трапезунд.
Будь названным святым впервые // Из всех французских королей – Людовик IX Святой (1215–1270), король с 1226 года.
Дофин Гренобля – будущий король Франции Людовик XI, после смерти отца управлявший провинцией Дофине.
Дижон – столица герцога Бургундского, Карла Смелого (1433–1477).
Вийон Ф. Полное собрание поэтических сочинений. – М.: ?РИПОЛ КЛАССИК?, 1998.
..........
...........
XLVII
Пап, королей, их кровных чад,
Зачатых в царственных утробах,
Выкашивает смерть подряд,
Миг от рождения до гроба.
Разносчик самой низкой пробы,
Я ль не умру? Судьбы закон -
-Тому, кто крал чужую сдобу,
Не ждать почётных похорон.
XLIII
Не хочет кто добро сберечь?
Но под луною всё не вечно,
Косой висит Дамоклов меч.
Старик, что юношей беспечным
Над всем смеялся бесконечно,
Слаб, хил с седою головой,
И злая молодость, конечно,
Теперь смеётся над тобой.
Жалоба прекрасной шеломницы
XLVII
Да, время не судья - палач.
Я слышу жалобный завет -
Шеломницы увядшей плач
По радостям прошедших лет:
"Свалилась старость с сотней бед,
Вонзилась в бок ударом вил -
Для жизни никаких сил нет
Для смерти никаких нет сил.
XLVIII
Я хороша была с лица,
Добра и телом и душой,
Писца, священника, купца
Влекло без удержу за мной
Был каждый щедрый, не скупой,
Всяк забывал своих зазноб.
Сейчас из тех, кто был со мной,
Хоть на часок, хоть одного б.
XLIX
Кем только ни пренебрегла,
Была одной из многих дур,
Глаза любви застила мгла
Сразил своей стрелой Амур
Один попался балагур
Красивый юный паренёк
Герой любовных авантюр,
На мой запавший кошелёк.
L
Любил, конечно крепко бил.
Был самым лучшим из парней
О, Боже, как с ним мир был мил,
Короче день, а ночь длинней
Любовь безумна. Вместе с ней
Я забывала всё и всех.
Теперь, хоть стала я умней,
Что мне осталось? Стыд и грех.
LI
Его уж тридцать лет как нет
Я вся в морщинах и седа
За сорок бед - один ответ
Не красят женщину года
Когда разденусь иногда -
Взгляну - дрябла, не мясо - кость
Была когда-то хоть куда,
Сейчас к самой себе лишь злость.
LII
Где лоб, что чист был и высок?
Где бровь дугой? Где лён волос?
Где серебристый голосок?
Где щёчки, ушки, губки, нос?
Взгляд с поволокой где? Вопрос!
Сражал любого без труда.
Казалось не иссякнет спрос -
Всегда ты будешь молода.
LIII
Где белизна груди и плеч?
Крутые бёдра где, в обхват,
Что были горячей, чем печь?
Где гладкий и упругий зад?
Где между ляжек дивный сад,
Что был отрадой для самцов
И был источником услад
Что для хрычей, что для юнцов.
LIV
В морщинах лоб, погасший взор
Волос косматых седина
По шее - на бугре бугор,
Речь шепелява и гнусна,
Нос мокрый и течёт слюна,
Губ впалость и беззубый рот.
Рябых щёк дряблость, желтизна.
Нос клювом в сторону ведёт.
LV
Вот так проходит красота
Спина согнулась колесом
Тряпьём прикрыта срамота
Иссохла грудь и в горле ком
Лишь гниль в саду прекрасном том
Мозги от жалоб набекрень
От ляжек пухленьких в былом
Чуть видная осталась тень
LVI
Так стая выцветших дурищ
Былых прелестниц и пролаз
Перед воротами кладбищ
Ведёт о прожитом рассказ
В мгновенье также как и нас
Огонь сжигает коноплю.
Проходит юность и сейчас
Никто не скажет нам: "Люблю".
СОВЕТ ПРЕКРАСНОЙ ШЕЛОМНИЦЫ ДЕВУШКАМ ЛЕГКОГО ПОВЕДЕНИЯ
Над старостью смеяться – грех,
Найдет вас, милые она,
Я не могу припомнить всех,
Кому была зане нужна.
А нынче дело – сторона,
Там, где девиц до чёрта,
Ведь у монеты есть цена,
Пока она не стёрта.
Ты шляпки шьёшь, кроишь ли мех,
На перья щиплешь каплуна,
Но не нашьешь любви утех
Себе из этого руна.
Взгляни в окно, там ночь темна,
И школяров когорты.
В ходу монета и ценна,
Пока она не стёрта.
Будь ухажёр и пустобрех,
Была бы тяжела мошна,
Его расколет, как орех,
Кувшинчик доброго вина.
И пусть ты даже и страшна,
Кровь закипит в аортах.
В ходу монета и ценна,
Пока она не стерта.
От старика и пацана
Не воротите морды.
Любой монете есть цена,
Пока она не стёрта.
......
CLIX
Братва, я вас, всех тех, молю,
Кто духом нищ, да дюжий телом,
Не лезть, сломя башку в петлю,
В ней никому не стать дебелым.
Не ставьте жизнь свою на кон,
Радейте о благом, пусть каждый
Чтит божий и людской закон,
Увы, смерть не приходит дважды.
CLX
В ?Трёхсот слепых приютный дом?
Нет, не в Провансе, а в Париже,
Хоть я ни с кем там не знаком,
Но мне они родней и ближе,
Очки для их незрячих глаз,
Чтоб по могилам неизвестных
Могли бы отличать на раз
Невинных ото всех бесчестных.
CLXI
Без смеха, шуток нет в помине,
Всяк по своим средствам живёт:
Один жиреет на перине,
Другой же жрёт вино в заглот,
Тот нищ, а тот растит живот,
Тот пляшет, тот влачит чрез силу.
Час грянет и предъявит счёт,
И всех объединит могила.
CLXII
Гляжу на кости, черепа,
Что свалены в углу кладбища.
На всех одна сюда тропа
Для казначеев и для нищих.
Безперестанно мрёт народ.
Какое б не имел он имя.
Епископат и нищий сброд
В развале сим неразличимы.
CLXIII
Черна была кость иль бела,
Одним все выкрашены цветом.
Творил судебные дела,
Иль по ночам шалил с кастетом.
Всему приходит свой черёд,
Окидываю кучи взором.
Ни слуг не вижу, ни господ,
Ни черни подлой, ни сеньоров.
CLXIV
Что ж, души богу, кости в хлам.
Что до телес, бесследно сгнили
Сеньоров плоть и знатных дам
Их прах - одна щепотка пыли.
Поели сладко и попили,
Шелка и бархат - горсть трухи.
Им, извлечённым из могилы,
Господь отпустит все грехи.
CLXV
Нет в этой свалке напоказ
Кощунства, умыслов злодейских,
То инквизиторам наказ,
Напоминание судейским,
Чтоб божий не теряли страх,
Когда в подножье базилики
Несчастных жарят на кострах
С благословенья Доминика.
CLXVI
Что ж, разлюбезный Жак Кардон,
Нет для тебя даров достойных.
А впрочем, виноват, пардон,
Есть пара песенок фривольных.
Одна - "Простушка Марьонета"
О том, как тяжек сладкий грех,
"Открой квашню мне Гийомета".
Да, кстати, этот дар для всех.
CLXVII
Тебе от феи, мэтр Ломе,
Для приворота зелья склянку
Чтоб наяву мог, не в уме,
Иметь любую раздербанку.
Чтоб тебя минул эшафот,
Чтоб мог ты сотню раз ночами
Девицам заголять живот
Покруче, чем Ожэ Датчанин.
CLXVIII
Любви страдальцам томик сей,
Шартье Алена для здоровья,
Чтобы от слёз и от соплей
Не просыхало оголовье.
Я вам кропильницу даря,
Желал бы, когда смолкнут стоны,
Чтоб вы молились втихаря
За душу бедного Вийона.
CLXIX
Затем дарю Жак Жаму жмоту,
Тому, кто загнобит за грош,
Невест и девствениц без счёту.
Вот на женитьбу он не гож.
Простушек лечит от невинья,
Куском не делится с роднёй.
Всё нажитое канет к свиньям,
Поскольку жил свинья свиньёй.
CLXX
Мой долг, курносый Сенешаль,
Ты как то оплатил, был чуток,
Что кузню для тебя не жаль
Подковывать гусей и уток.
Дарую ночь и в ясный день,
Кромешной тьмы, тюремной тризны,
Чтоб не увидел свою тень
Ни после смерти, ни при жизни.
CLXXI
В "Ночной дозор" для офицера
Двух шустрых отошлю пажей -
Марге жирнягу и Фильбьера.
Служили с молодых ногтей
Пособниками палачей,
Пытали, жгли, вели допросы.
Увы! Их выгнали взашей,
Теперь они наги и босы.
CLXXII
Затем оставлю капеллану
С моей тонзурой капюшон,
Алтарь, часовню и сутану
И к мессам колокольный звон.
Я без расписки всё отдам,
Чтоб направлять мог спозаранку
На верный путь Прекрасных Дам
И исповедовать служанок.
CLXXIII
Нотариус Женан Кале,
О коем мир наполнен слухом,
Лет тридцать кряду обо мне
Ни сном не ведал и ни духом
Ты славен знаньем и умом,
Исправишь стиль и опечатки
И в "Завещании" моём
Все растолкуешь непонятки.
CLXXIV
Я удостоверяю сим,
Что в правках Вам не поперечу.
Вертите тексты на оси,
Спрямляйте обороты речи.
Я зла на Вас держать не буду.
Мою сию галиматью
К добру толмачьте или к худу,
На всё согласие даю.
CLXXV
Пусть тот, с кем я знакомым не был,
Решит потусторонний свет
Оставить и спуститься с неба
На землю после долгих лет.
Тому я другом буду в доску
У жизни этой на краю.
Так не забудь в свою повозку
И душу прихватить мою.
CLXXVI
В Сент-Авуа заройте прах мой.
По мне достойней места нет,
Чтоб каждый прихожанин ахал,
Узрев как выглядел поэт,
Мог любоваться на портрет
В чернилах, что дозволит смета.
Прошу не ставить монумент,
Чтоб не порушить стать скелета.
CLXXVII
Писцы пусть не сочтут за труд,
И эпитафию беспечно
Углём и сажей нанесут,
Шрифт выбрав пожирней, конечно.
Прочтёт и помнить будет вечно
И занятой и праздный люд,
Что упокоился навечно
Здесь сумасбродный баламут.
ЭПИТАФИЯ
CLXXVIII
ПОЧИВШИЙ В БОЗЕ СПИТ В ПОКОЕ,
АМУРА СТРЕЛАМИ СРАЖЁН,
ШКОЛЯР С БЕСПУТНОЮ СУДЬБОЮ,
ОН ЗВАЛСЯ ФРАНСУА ВИЙОН.
ВСЁ НАЖИТОЕ РОЗДАЛ ОН,
ОЧАГ И СТОЛ, ВСЁ ПОНЕМНОГУ.
ЗДЕСЬ, ПОГРУЗИВШИСЬ В ВЕЧНЫЙ СОН,
ОН ПОСВЯЩАЕТ СТРОКИ БОГУ:
"ПРАХ СО СВЯТЫМИ УПОКОЙ,
А ДУШУ ВО СВЯТЫЕ КУЩИ.
ОН ЗНАТЬ НЕ ВЕДАЛ ЖИЗНИ ЛУЧШЕЙ,
ПИТАЛСЯ ХЛЕБОМ И ВОДОЙ,
ПРОЖИЛ ПЕРЕКАТИ-ТРАВОЙ.
ЛЫС, БОРОДАТ, ТОЩ, НЕ ТЩЕДУШЕН.
ПРАХ СО СВЯТЫМИ УПОКОЙ.
ПО ДУРИ ЗАВЕРШИЛ ПУТЬ СВОЙ,
В ПОБОЯХ КАЖДЫЙ ГРЕХ ОТПУЩЕН.
ЗАЗРЯ ВЗЫВАЛ: "О! ВСЕМОГУЩИЙ!"
ПРАХ СО СВЯТЫМИ УПОКОЙ."
CLXXIX
Пусть колокол "Жаклин", не меньше,
Из паствы выдавит слезу,
Гудит во всю мощь своих трещин,
Словно в набат иль на грозу,
По всем прошедшим Высший Суд.
Пусть помянут всех без подвоха,
И мне молитву вознесут.
Как и они, я кончил плохо.
CLXXX
Четыре хлеба - звонарям.
Сожрут, ещё добавлю пару.
Мои хлеба сродни камням,
Чем Сент-Этьену дали жару.
Один - Воллант, его волчару
Прибить во славу каждый рад,
Иль выдумать иную кару.
Его напарник - де ля Гард.
CLXXXI
Чтоб ритуал прошёл прилично,
Зову тех, с кем я был знаком,
Кого я облапошил лично,
И счастлив быть их должником.
Хвалиться им конечно нечем,
И убиваться не резон.
Но, "Слава Богу" время лечит.
К похоронам жду шесть персон.
CLXXXII
Почтенный мэтр Бельфэ Мартин -
Специалист по части сыска,
Сир Коломбель - ещё один,
Вторым внесён в реестр близких -
Специалист по тронным рискам.
По погребеньям дока есть -
Внёс Жовельен Мишеля в списки.
Тряхнуть мошной сочтут за честь.
CLXXXIII
А ежели пойдут в отказ,
Мол денег нет и всё такое,
Вертеть хвостом любой горазд,
Но долг отдать последний стоит -
Их мне притащут под конвоем,
Чтоб и всем прочим был пример,
Есть у меня тут два героя-
Филип Брюнель и Жак Рагьер.
CLXXXIV
Придёт на помощь к ним Жам Жак.
Вот три, почти святые туши.
И нагрешить всяк не дурак,
И хочется спасти им души.
Большого пусть не будет куша,
Но им не лишне, видит Бог,
Задаром выпить и искушать,
И мне отдать последний долг.
CLXXXV
Пусть огласит всем ?Завещанье?,
Хоть суть сыскать в нём нелегко,
Наук премногих светоч знаний,
Мой однокашник Том Трико.
По пьянкам помню я его.
Пусть сдвинув набекрень корнету
Отжеребятит хоть кого,
Иль спустит всё в ?Дыре Перреты?.
БОЛЬШОЕ ЗАВЕЩАНИЕ
I
В тридцатый моей жизни год,
Когда невзгод хлебнул до дна,
Меня взял круто в оборот,
Хоть не доказана вина,
Хоть без меня тюрьма полна,
Епископ Тибо д’Оссиньи.
Ему бы всё вернул сполна
И кистенём бы осенил.
II
Не раб я, не слуга его.
Своих хватало мне забот.
Я не был должен ничего.
Ему я не домашний скот,
Держать под стражей напролёт
На сухарях и на воде.
Ему б вкушать от сих щедрот
Вовеки, впредь, всегда, везде!
III
А ежли, кто в вину вменит мне,
Что за добро плачу я злом,
Что честное треплю я имя,
Что по делам мне поделом,
Не проклинаю, дело в том,
Что я не устаю молиться,
Чтоб в этом свете и на том,
Бог всё вернул ему сторицей.
IV
Сказать, как был ко мне предвзят,
Не хватит слов и оборотов.
Господь, хотя бы не в сто крат,
Отмерь ему подобным счётом.
Внушают в церкви нам сиротам
Прощать любого из врагов.
Пусть Бог простит, коль есть охота,
Мне стыдно, но я не готов.
V
Вдруг захочу, увы и ах,
Простить, клянусь душой Котара,
Молитву сотворю в сердцах,
Не вслух, а про себя, и кару,
Под стать еретику пикару,
Без слов, навязшую в зубах,
Я вымолю, как молят в старых,
Далёких фландрских городах.
VI
Не хочется моих проклятий
Услышать, что само собой.
Но благодарность здесь некстати
Что заслужил, на том и стой.
Как там глаголет стих седьмой,
Псалтырь не держит опечатки:
?Достоинство возьмёт другой,
А дни его да будут кратки?
VII
Я Богу докучал порой
По пустякам, подчас по делу,
Кому, не ведал разум мой,
Обязан я душой и телом.
Теперь везде, как пред приделом,
Благодарю с пристрастьем я
И Троицу Святую в целом,
Мать Божию и короля.
VIII
Будь он мудрее Соломона,
Да и Иакова родней
Блюститель Божьего закона
Отныне до скончанья дней.
А коль нельзя избегнуть смерти,
Дай, Боже, здравия и сил,
Чтоб столько лет прожил на свете,
Сколь некогда Мафусаил.
IX
Ему дай мужеского пола
Не меньше дюжины детей,
В любви зачатых, для престола
Во чреве матери своей,
Великого достойных Карла,
Чтоб в них дофина смог найти!
Дай ему славы Марциала,
И светлый рай в конце пути.
Х
Не в том беда, что нет уж сил,
А в том, что нет монет в мошне.
Мозгами бог не обделил,
Забыв деньжат подкинуть мне.
Но разум не сгубив в вине,
Я Завещание моё
Строчу тихонько в стороне,
Одно, но каждому – своё.
ХI
Так вот, в шестьдесят первый год,
Проездом, золотом звеня,
Король от всех Своих щедрот
Из Мьоня выпустил меня,
Спустил, как с привязи коня,
Избавил стражу от забот.
Все прошлые года кляня,
Я не забуду этот год.
ХII
Я вновь благодарю Творца.
От бед, страданий и тревог,
Дорог, которым нет конца,
Хоть и ощипан голубок,
И хоть размотан, как клубок,
Но всё же большее постиг,
Чем Авероис между строк
Всех Аристотелевых книг.
ХIII
Среди дорожных передряг,
Гоним, но Господом храним,
Тем, кто Эммаусских бедняг
Сопроводил в Ерусалим.
Я грешен и неисправим,
Святых мне не увидеть мест
В конце пути и бог-то с ним,
Коль без креста несу свой крест.
ХIV
Я грешен. Это знает всяк.
Однако Бог хранит молчок.
Не обратит меня никак,
Не ловит рыбку на крючок,
И я кручусь как дурачок,
Грешу пишу свои стихи,
Но знаю, Бог, наступит срок,
Отпустит все мои грехи.
ХV
Велит "Роман о Розе" нам
Смирить свой гнев и нетерпёж,
Терпимее быть к старикам,
И не давить на молодёжь.
Я весь роман прочёл. Так что ж?
О зрелости в нём речи нет.
Вот потому-то ни за грош
Я и пропал в расцвете лет.
ХVI
Не знамо по какой причине,
Летят за мною по пятам,
Сплошь пожелания кончины.
Не наносил вреда я вам,
Ни молодым, ни старикам,
Но смерти ждут все повсеместно.
Взывать к ним, как взывать к горам,
На шаг не стронутся ни с места.
XVII
Пират, творивший зло и горе,
Тать приснопамятных времён,
Был, всё -таки , пленён на море,
И к Александру приведён.
В цепях, ответ за весь содом
Держать, приволокли , как зверя,
Приговорённого судом
К последней в жизни высшей мере.
XVIII
Вопрос ему был задан с трона:
"Ты понимаешь, за что взят?"
И был ответ на это: "Вона!
Какой там из меня пират,
С командой, что ни дать, ни взять? -
Нет обвинений голословней.
Как у тебя собрал бы рать
То императору б был ровней".
XIX
Ну что ты хочешь! Правит рок,
Судьбе не скажешь слова против,
Ума не наберёшься впрок,
Глядь, и окажешься в болоте,
Совсем не по своей охоте.
От нищеты со всех сторон,
К делам неверным, не к работе
Бежишь, куда там чтить закон?"
XX
Подробный выслушав ответ
Властитель не дал делу ходу
И награждён был Диамед
И был отпущен на свободу.
Пирату, по большому счёту,
Счастливый выдался финал
Зажил в империи в почёте.
Ну, коль Валерий не приврал,
XXI
Оплакивая жизнь свою,
Без устали молю я Бога
Такого ж встретить судию,
Кто не судил бы меня строго.
Да, от родимого порога
Нужда нас гонит дураков
Ступать на скользкую дорогу,
Как голод из лесу волков.
XXII
О юности лью реки слёз,
Обильнее, чем кто из галлов,
Она промчалась вкривь и вкось,
(Уж старость подаёт сигналы.)
А молодость — лиха и шала,
Умчалась вскачь. Не удержал...
Оставила в довес к печали
Годков вязанку в капитал.
XXIII
Сбежала молодость поспешно,
Ни разума и ни ума
Мне не оставила, конечно,
И вот -тюрьма, и вот — сума.
Я крохи пропитанья клянчу,
Костляв, нечёсан и не мыт,
И старость, отощавшей клячей,
Уныло в сторону глядит.
XXIV
Давно я не боюсь петли,
Ступив на скользкую дорогу,
В делах неверных, что вели,
Дружки мне попрекнуть не могут,
И на стезе нечестной этой
Вменить мне что-либо в вину.
Им той же отомщу монетой:
Ни словом их не попрекну.
ХXV
Я был в любви когда-то рьян.
Влюблялся, да ещё и как!
Любовью сыт, любовью пьян,
И впроголодь и натощак.
А ныне не могу уж так.
Уж не герой, а так, обсевок.
И в деньгах, и в жратве -голяк.
Ни до припевок, ни до девок.
XXVI
Когда бы в юности невинной,
Я мудрым доверял умам,
Имел бы дом, постель с периной,
А не шатался б по углам...
Когда б я не бежал от школы
Туда, где только стыд и срам.
Не знал бы совести уколов,
И сердца полный тарарам.
XXVII
?Гуляй, покуда глуп и юн,
Расплата выдана с отсрочкой!?
Экклизиаст совсем не врун,
На этом не поставил точку,
Его суждение верно,
Он честно говорит о разном:
?А что нам в юности дано?
Одно незнание с соблазном. ?
XXVIII
Иов был прав, что мчатся дни
Куда шустрее челнока.
Да как утоки не гони
В основу мастера рука,
И жизни пусть рядно умело
Соткётся ненадолго, но
Смерть распускает между делом,
По нитке жизни полотно.
ХXIX
Где ж блеск упитанных повес,
С которыми и я юнцом,
Хоть звёзд и не хватал с небес,
Но мог легко хватить словцом,
В делах был также молодцом?
Где ж все? Иные во века
В раю уснули вниз лицом.
Хранит Бог тех, кто жив пока.
ХXX
Из тех, кто жив, одни в верхах,
Имеют титул, герб и кнут.
Другие бродят без рубах,
И рады, если подадут.
А третьи свой нашли приют
В монастырях — живут с винцом.
Кому позор, кому уют.
Вот так заведено Творцом.
XXXI
Богатым Бог даёт сполна,
Покоя, мира и достатка,
Есть закрома, мошна полна,
И с них любые взятки - гладки.
Объедки нищим и остатки.
Господь, оставь нас, мой уклад
Не позволяет жизни сладкой,
На сытых обрати свой взгляд.
XXXII
Вино изысканное, снедь.
Жратвою набивают туши,
Всех блюд, боюсь, не перечесть,
Харч мечут с завтрака по ужин.
Там нет того, кто с кельмой дружен,
Кто знает каменных дел труд.
Там виночерпий и не нужен -
- В три горла сами пьют и жрут..
XXXIII
Какой мне в этой чуши прок?
Написанное — вне сюжета.
Я не судья, кто лепит срок,
Не пастырь утешать советом.
Хоть мне и не видать просвета,
Христа благодарить могу:
Перо, коль настрочило это,
Знать, лыко каждое в строку.
XXXIV
Вернём монахов в монастырь,
Вернёмся к собственным баранам.
Хоть эта тема, как волдырь,
Расчешешь, нагноится рана-
Беда и горе, боль обмана -
Вот злая горечь наших дней.
О ней вслух не судачат, странно,
Ведь каждый думает о ней.
ХXXV
Мне не до жиру с юных лет,
Как впрочем все в роду у нас.
Богатым не был ни мой дед,
Ни прадед древний мой Орас.
Нужда преследовала нас,
Не обходила стороной.
А души предков по сей час
В раю воюют с нищетой.
XXXVI
Как удручает нищета!
Но сердце говорит с укором:
"Послушай, горе не беда
Не мучайся ты этим вздором!
Тягаться хочешь с Жаком Кёром?
Во власянице быть простой,
Приятней, чем в шелках сеньором
Гнить под могильною плитой"
XXXVII
Сеньором стать….Да, что ты, впрям?
Cеньор, увы, но на том свете.
Давидов утверждает псалм,
Пыль в никуда уносит ветер.
Я за свои грехи в ответе,
А за чужие не готов.
Пусть цель конечную отметит
Доминиканец — богослов.
XXXVIII
Уверен, хоть и маргинал,
У смерти с жизнью на краю
Сын ангела отца прибрал.
Отец мой мёртв. Душа в раю,
Труп на кладбище, на краю.
Помрёт и матушка в свой год,
–Маманя, знаю, смерть твою
Недолго сын переживёт.
ХXXIX
Я знаю,что мудрец, глупец,
Герой и трус, король и шут,
Богач, бедняк, игрец и жнец,
Скупец и мот, простак и плут,
Невесты, дамы — все помрут,
Одеты в шёлк иль в рыбий мех.
Что делать! Жизни норов крут,
Лишь смерть уравнивает всех.
XL
Да, беспрестанно мрёт народ
Вослед Парису и Елене
Пробьёт последний хладный пот,
Сведутся судоргой колени,
В глазах промчатся жизни тени,
И ни сестра, ни сын, ни зять,
Ценой слезливых умолений,
Не смогут на поруки взять.
XLI
Смерть заострит худющий нос,
В последний раз натянет кожу
Уже не в шутку, а всерьёз
В могилу гнить тебя положит,
Там точно тако же, похоже,
Сгнивает женская краса,
Нам остаётся ждать того же -
Таков наш путь на небеса.
Баллада о Дамах былых времён
Куда все Дамы унеслись?
Где Флора? В стороне какой
Архипиад, кому Таис,
Была двоюродной сестрой?
Где Эхо, чей хранят покой
Леса, озёра, берега?
Своей сражала красотой,
Но где былых времён снега ?
Где Элоиза, чей жених
Ушёл в скопцы, как на постой.
Пьер Абеляр из Сен-Дени?
В любви не то творят порой.
Где королева, чьей рукой
Взят Буридан был за рога
И в Сене сгинул головой?
Но где былых времён снега?
Где Бланш, которой Адонис
Благоволил? Нет ныне той.
Алиса, Берта, Беатрис?
И Дамы прочие? Постой,
Где Жанна д,Арк, кого свечой
В Руане англичан рука
Сожгла? Её где лик святой?
Но где былых времён снега?
Принц, вот вопрос Вам не простой:
Куда все скрылись на века?
Где Дамы той поры иной?
Но где былых времён снега?
Архипиада[а] (Архипиада?По-французски) является ошибкой со стороны Вийона в отношении Алкивиада, которого Боэтий назвал образцом красоты - и, следовательно, считался женщиной во времена Куртуазной Любви.
Королевой, которая, по слухам, заводила любовников в течение трех дней, а затем бросала их в Сену, была Жанна Наваррская по одной традиции или Маргарита Бургундская (жена Людовика X) по другой.?Апокрифическая история философа Буридана (ок. 1295-ок. 1385) и о том, как он организовал, чтобы коллеги-студенты разместили баржу сена под окном или балконом, из которой его должны были вышвырнуть, была высоко оценена и разработана с 14 по 19 века.
Баллада о Сеньорах прошлых лет
Где Папа доблестный Каллист?
Четыре года правил он,
Был Третьим вписан в папский лист.
Альфонс, чьё царство Арагон?
Где герцог доблестный Бурбон?
Артур, чья вотчина - Бретань?,
Где Карл седьмой? - Ушли, как сон.
Но где же славный Шарлемань?
Король Шотландский ликом чист,
Но лишь одной из двух сторон,
Вторая — словно аметист,
Король Испании, где он?
Властитель Кипра был силён,
Его где царственная длань?
Жаль, что не помню их имён,
Но где же славный Шарлемань?
Да, кто бы, что ни говорит,
Мир лихо мчится под уклон.
От смерти не спасёт ни щит,
Ни герб, ни титул, ни донжон.
Где те носители корон?
Где Ланселот восточных стран,
Кто ждал невест до похорон?
Но где же славный Шарлемань?
А где Клакэн? Он же Бретон.
Овернский принц-дофин, восстань!,
Где славный герцог д,Алансон?
Но где же славный Шарлемань?
Франсуа ВИЙОН (1431-?)
Баллада о сеньорах минувших времён Франсуа Вийона в 3 переводах. В балладе перечислены перечислены преимущественно реальные люди, жившие и умершие незадолго до времени Вийона.
Каллист Третий – папа Римский, в миру Альфонсо Борджа (1378–1458).
Альфонс – Альфонс V, король Арагонский (1385– 1458).
Герцог Бурбонский – Карл I, герцог Бурбонский (1401–1456),
Артур – Артур III, герцог Бретонский, коннетабль Франции (1396–1458).
Карл VII – король Франции (1403–1461).
Шарлемань – Карл Великий.
Король шотландцев – Иаков II (1437–1460).
Царь Кипра – Иоанн III (?–1458).
Король испанский – Иоанн II Кастильский (1405– 1454).
Ланселот – Ласло Австрийский (1440–1457) – король Венгрии, Польши и Богемии, намеревался просить руки дочери Карла VII Мадлены Французской, но скончался в возрасте семнадцати лет.
Клакен Бретон – прозвище Бертрана Дюгеклена (1320–1380), французского военачальника времён Столетней войны.
Граф Оверни – Беро Овернский (?–1426).
Алансон – видимо, имеется в виду герцог Алансонский, погибший в битве при Азенкуре (1415).
БАЛЛАДА НА СТАРОФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКЕ
Занявший папский святой престол,
Одет в омофор и тряся тиарой,
Гоняет нечисть святым крестом,
Грозя нечистому расправой,
Царит и властвует по праву,
Но век не вечен и жизнь в грехах.
Твоё - богохульствуй, молись ли право,
А ветер развеет прах.
Константинополь Великий Стол
Собрал под скипетром величавым.
Во Франции наш благородный король,
Церквей понастроил золотоглавых,
Был справедливым и величавым -
Среди соседей посеял страх,
Будь ты безвестен, будь знал ты славу,
А ветер развеет прах.
Венский дофин, где твой Гренобль?
Доблести где? Обычаи, нравы?
Ну, а Дижон и Сален и Доль?
Рыцари где ваши, кто по уставу
Дни напролёт проводили в забавах,
И на турнирах, и на пирах?
Ты голодал, пировал ли на славу,
А ветер развеет прах.
Принц, на смерть не найти управы.
Живи в добродетели или в грехах:
Жизнь начнёт, смерть закончит главы,
А ветер развеет прах.
Франсуа ВИЙОН (1431-?)
Баллада написана на языке, который Вийон считал старофранцузским; на самом деле он пользовался скорей архаизированной речью, допуская многочисленные грамматические ошибки: последнее, к сожалению, не передано ни в одном переводе.
Император Византии – в оригинале упоминается ?император Константинополя?: Вийон создавал ?Завещание? вскоре после падения Восточной Римской империи (1453), а в 1461 году пал последний христианский оплот в Малой Азии – Трапезунд.
Будь названным святым впервые // Из всех французских королей – Людовик IX Святой (1215–1270), король с 1226 года.
Дофин Гренобля – будущий король Франции Людовик XI, после смерти отца управлявший провинцией Дофине.
Дижон – столица герцога Бургундского, Карла Смелого (1433–1477).
Вийон Ф. Полное собрание поэтических сочинений. – М.: ?РИПОЛ КЛАССИК?, 1998.
..........
...........
XLVII
Пап, королей, их кровных чад,
Зачатых в царственных утробах,
Выкашивает смерть подряд,
Миг от рождения до гроба.
Разносчик самой низкой пробы,
Я ль не умру? Судьбы закон -
-Тому, кто крал чужую сдобу,
Не ждать почётных похорон.
XLIII
Не хочет кто добро сберечь?
Но под луною всё не вечно,
Косой висит Дамоклов меч.
Старик, что юношей беспечным
Над всем смеялся бесконечно,
Слаб, хил с седою головой,
И злая молодость, конечно,
Теперь смеётся над тобой.
Жалоба прекрасной шеломницы
XLVII
Да, время не судья - палач.
Я слышу жалобный завет -
Шеломницы увядшей плач
По радостям прошедших лет:
"Свалилась старость с сотней бед,
Вонзилась в бок ударом вил -
Для жизни никаких сил нет
Для смерти никаких нет сил.
XLVIII
Я хороша была с лица,
Добра и телом и душой,
Писца, священника, купца
Влекло без удержу за мной
Был каждый щедрый, не скупой,
Всяк забывал своих зазноб.
Сейчас из тех, кто был со мной,
Хоть на часок, хоть одного б.
XLIX
Кем только ни пренебрегла,
Была одной из многих дур,
Глаза любви застила мгла
Сразил своей стрелой Амур
Один попался балагур
Красивый юный паренёк
Герой любовных авантюр,
На мой запавший кошелёк.
L
Любил, конечно крепко бил.
Был самым лучшим из парней
О, Боже, как с ним мир был мил,
Короче день, а ночь длинней
Любовь безумна. Вместе с ней
Я забывала всё и всех.
Теперь, хоть стала я умней,
Что мне осталось? Стыд и грех.
LI
Его уж тридцать лет как нет
Я вся в морщинах и седа
За сорок бед - один ответ
Не красят женщину года
Когда разденусь иногда -
Взгляну - дрябла, не мясо - кость
Была когда-то хоть куда,
Сейчас к самой себе лишь злость.
LII
Где лоб, что чист был и высок?
Где бровь дугой? Где лён волос?
Где серебристый голосок?
Где щёчки, ушки, губки, нос?
Взгляд с поволокой где? Вопрос!
Сражал любого без труда.
Казалось не иссякнет спрос -
Всегда ты будешь молода.
LIII
Где белизна груди и плеч?
Крутые бёдра где, в обхват,
Что были горячей, чем печь?
Где гладкий и упругий зад?
Где между ляжек дивный сад,
Что был отрадой для самцов
И был источником услад
Что для хрычей, что для юнцов.
LIV
В морщинах лоб, погасший взор
Волос косматых седина
По шее - на бугре бугор,
Речь шепелява и гнусна,
Нос мокрый и течёт слюна,
Губ впалость и беззубый рот.
Рябых щёк дряблость, желтизна.
Нос клювом в сторону ведёт.
LV
Вот так проходит красота
Спина согнулась колесом
Тряпьём прикрыта срамота
Иссохла грудь и в горле ком
Лишь гниль в саду прекрасном том
Мозги от жалоб набекрень
От ляжек пухленьких в былом
Чуть видная осталась тень
LVI
Так стая выцветших дурищ
Былых прелестниц и пролаз
Перед воротами кладбищ
Ведёт о прожитом рассказ
В мгновенье также как и нас
Огонь сжигает коноплю.
Проходит юность и сейчас
Никто не скажет нам: "Люблю".
СОВЕТ ПРЕКРАСНОЙ ШЕЛОМНИЦЫ ДЕВУШКАМ ЛЕГКОГО ПОВЕДЕНИЯ
Над старостью смеяться – грех,
Найдет вас, милые она,
Я не могу припомнить всех,
Кому была зане нужна.
А нынче дело – сторона,
Там, где девиц до чёрта,
Ведь у монеты есть цена,
Пока она не стёрта.
Ты шляпки шьёшь, кроишь ли мех,
На перья щиплешь каплуна,
Но не нашьешь любви утех
Себе из этого руна.
Взгляни в окно, там ночь темна,
И школяров когорты.
В ходу монета и ценна,
Пока она не стёрта.
Будь ухажёр и пустобрех,
Была бы тяжела мошна,
Его расколет, как орех,
Кувшинчик доброго вина.
И пусть ты даже и страшна,
Кровь закипит в аортах.
В ходу монета и ценна,
Пока она не стерта.
От старика и пацана
Не воротите морды.
Любой монете есть цена,
Пока она не стёрта.
......
CLIX
Братва, я вас, всех тех, молю,
Кто духом нищ, да дюжий телом,
Не лезть, сломя башку в петлю,
В ней никому не стать дебелым.
Не ставьте жизнь свою на кон,
Радейте о благом, пусть каждый
Чтит божий и людской закон,
Увы, смерть не приходит дважды.
CLX
В ?Трёхсот слепых приютный дом?
Нет, не в Провансе, а в Париже,
Хоть я ни с кем там не знаком,
Но мне они родней и ближе,
Очки для их незрячих глаз,
Чтоб по могилам неизвестных
Могли бы отличать на раз
Невинных ото всех бесчестных.
CLXI
Без смеха, шуток нет в помине,
Всяк по своим средствам живёт:
Один жиреет на перине,
Другой же жрёт вино в заглот,
Тот нищ, а тот растит живот,
Тот пляшет, тот влачит чрез силу.
Час грянет и предъявит счёт,
И всех объединит могила.
CLXII
Гляжу на кости, черепа,
Что свалены в углу кладбища.
На всех одна сюда тропа
Для казначеев и для нищих.
Безперестанно мрёт народ.
Какое б не имел он имя.
Епископат и нищий сброд
В развале сим неразличимы.
CLXIII
Черна была кость иль бела,
Одним все выкрашены цветом.
Творил судебные дела,
Иль по ночам шалил с кастетом.
Всему приходит свой черёд,
Окидываю кучи взором.
Ни слуг не вижу, ни господ,
Ни черни подлой, ни сеньоров.
CLXIV
Что ж, души богу, кости в хлам.
Что до телес, бесследно сгнили
Сеньоров плоть и знатных дам
Их прах - одна щепотка пыли.
Поели сладко и попили,
Шелка и бархат - горсть трухи.
Им, извлечённым из могилы,
Господь отпустит все грехи.
CLXV
Нет в этой свалке напоказ
Кощунства, умыслов злодейских,
То инквизиторам наказ,
Напоминание судейским,
Чтоб божий не теряли страх,
Когда в подножье базилики
Несчастных жарят на кострах
С благословенья Доминика.
CLXVI
Что ж, разлюбезный Жак Кардон,
Нет для тебя даров достойных.
А впрочем, виноват, пардон,
Есть пара песенок фривольных.
Одна - "Простушка Марьонета"
О том, как тяжек сладкий грех,
"Открой квашню мне Гийомета".
Да, кстати, этот дар для всех.
CLXVII
Тебе от феи, мэтр Ломе,
Для приворота зелья склянку
Чтоб наяву мог, не в уме,
Иметь любую раздербанку.
Чтоб тебя минул эшафот,
Чтоб мог ты сотню раз ночами
Девицам заголять живот
Покруче, чем Ожэ Датчанин.
CLXVIII
Любви страдальцам томик сей,
Шартье Алена для здоровья,
Чтобы от слёз и от соплей
Не просыхало оголовье.
Я вам кропильницу даря,
Желал бы, когда смолкнут стоны,
Чтоб вы молились втихаря
За душу бедного Вийона.
CLXIX
Затем дарю Жак Жаму жмоту,
Тому, кто загнобит за грош,
Невест и девствениц без счёту.
Вот на женитьбу он не гож.
Простушек лечит от невинья,
Куском не делится с роднёй.
Всё нажитое канет к свиньям,
Поскольку жил свинья свиньёй.
CLXX
Мой долг, курносый Сенешаль,
Ты как то оплатил, был чуток,
Что кузню для тебя не жаль
Подковывать гусей и уток.
Дарую ночь и в ясный день,
Кромешной тьмы, тюремной тризны,
Чтоб не увидел свою тень
Ни после смерти, ни при жизни.
CLXXI
В "Ночной дозор" для офицера
Двух шустрых отошлю пажей -
Марге жирнягу и Фильбьера.
Служили с молодых ногтей
Пособниками палачей,
Пытали, жгли, вели допросы.
Увы! Их выгнали взашей,
Теперь они наги и босы.
CLXXII
Затем оставлю капеллану
С моей тонзурой капюшон,
Алтарь, часовню и сутану
И к мессам колокольный звон.
Я без расписки всё отдам,
Чтоб направлять мог спозаранку
На верный путь Прекрасных Дам
И исповедовать служанок.
CLXXIII
Нотариус Женан Кале,
О коем мир наполнен слухом,
Лет тридцать кряду обо мне
Ни сном не ведал и ни духом
Ты славен знаньем и умом,
Исправишь стиль и опечатки
И в "Завещании" моём
Все растолкуешь непонятки.
CLXXIV
Я удостоверяю сим,
Что в правках Вам не поперечу.
Вертите тексты на оси,
Спрямляйте обороты речи.
Я зла на Вас держать не буду.
Мою сию галиматью
К добру толмачьте или к худу,
На всё согласие даю.
CLXXV
Пусть тот, с кем я знакомым не был,
Решит потусторонний свет
Оставить и спуститься с неба
На землю после долгих лет.
Тому я другом буду в доску
У жизни этой на краю.
Так не забудь в свою повозку
И душу прихватить мою.
CLXXVI
В Сент-Авуа заройте прах мой.
По мне достойней места нет,
Чтоб каждый прихожанин ахал,
Узрев как выглядел поэт,
Мог любоваться на портрет
В чернилах, что дозволит смета.
Прошу не ставить монумент,
Чтоб не порушить стать скелета.
CLXXVII
Писцы пусть не сочтут за труд,
И эпитафию беспечно
Углём и сажей нанесут,
Шрифт выбрав пожирней, конечно.
Прочтёт и помнить будет вечно
И занятой и праздный люд,
Что упокоился навечно
Здесь сумасбродный баламут.
ЭПИТАФИЯ
CLXXVIII
ПОЧИВШИЙ В БОЗЕ СПИТ В ПОКОЕ,
АМУРА СТРЕЛАМИ СРАЖЁН,
ШКОЛЯР С БЕСПУТНОЮ СУДЬБОЮ,
ОН ЗВАЛСЯ ФРАНСУА ВИЙОН.
ВСЁ НАЖИТОЕ РОЗДАЛ ОН,
ОЧАГ И СТОЛ, ВСЁ ПОНЕМНОГУ.
ЗДЕСЬ, ПОГРУЗИВШИСЬ В ВЕЧНЫЙ СОН,
ОН ПОСВЯЩАЕТ СТРОКИ БОГУ:
"ПРАХ СО СВЯТЫМИ УПОКОЙ,
А ДУШУ ВО СВЯТЫЕ КУЩИ.
ОН ЗНАТЬ НЕ ВЕДАЛ ЖИЗНИ ЛУЧШЕЙ,
ПИТАЛСЯ ХЛЕБОМ И ВОДОЙ,
ПРОЖИЛ ПЕРЕКАТИ-ТРАВОЙ.
ЛЫС, БОРОДАТ, ТОЩ, НЕ ТЩЕДУШЕН.
ПРАХ СО СВЯТЫМИ УПОКОЙ.
ПО ДУРИ ЗАВЕРШИЛ ПУТЬ СВОЙ,
В ПОБОЯХ КАЖДЫЙ ГРЕХ ОТПУЩЕН.
ЗАЗРЯ ВЗЫВАЛ: "О! ВСЕМОГУЩИЙ!"
ПРАХ СО СВЯТЫМИ УПОКОЙ."
CLXXIX
Пусть колокол "Жаклин", не меньше,
Из паствы выдавит слезу,
Гудит во всю мощь своих трещин,
Словно в набат иль на грозу,
По всем прошедшим Высший Суд.
Пусть помянут всех без подвоха,
И мне молитву вознесут.
Как и они, я кончил плохо.
CLXXX
Четыре хлеба - звонарям.
Сожрут, ещё добавлю пару.
Мои хлеба сродни камням,
Чем Сент-Этьену дали жару.
Один - Воллант, его волчару
Прибить во славу каждый рад,
Иль выдумать иную кару.
Его напарник - де ля Гард.
CLXXXI
Чтоб ритуал прошёл прилично,
Зову тех, с кем я был знаком,
Кого я облапошил лично,
И счастлив быть их должником.
Хвалиться им конечно нечем,
И убиваться не резон.
Но, "Слава Богу" время лечит.
К похоронам жду шесть персон.
CLXXXII
Почтенный мэтр Бельфэ Мартин -
Специалист по части сыска,
Сир Коломбель - ещё один,
Вторым внесён в реестр близких -
Специалист по тронным рискам.
По погребеньям дока есть -
Внёс Жовельен Мишеля в списки.
Тряхнуть мошной сочтут за честь.
CLXXXIII
А ежели пойдут в отказ,
Мол денег нет и всё такое,
Вертеть хвостом любой горазд,
Но долг отдать последний стоит -
Их мне притащут под конвоем,
Чтоб и всем прочим был пример,
Есть у меня тут два героя-
Филип Брюнель и Жак Рагьер.
CLXXXIV
Придёт на помощь к ним Жам Жак.
Вот три, почти святые туши.
И нагрешить всяк не дурак,
И хочется спасти им души.
Большого пусть не будет куша,
Но им не лишне, видит Бог,
Задаром выпить и искушать,
И мне отдать последний долг.
CLXXXV
Пусть огласит всем ?Завещанье?,
Хоть суть сыскать в нём нелегко,
Наук премногих светоч знаний,
Мой однокашник Том Трико.
По пьянкам помню я его.
Пусть сдвинув набекрень корнету
Отжеребятит хоть кого,
Иль спустит всё в ?Дыре Перреты?.
Метки:
