Два стишка, посвященные Светлане Кековой
[Два стишка, посвященные Светлане Кековой, ею же изрядно навеянные, 96 и 97 г.г., оба до личного знакомства, о чем она, кажется, так никогда и не узнала. Когда-то она имела для меня почти такое же значение, как для нее ранний Заболоцкий.
"Мышь во Фраке", кстати, на презентации коей она присутствовала, вышла в 1998-м году (а не в 1997), к сведению редакции "Новой Карты Русской Литературы" и/или Дмитрий Кузьмин (Dmitry Kuzmin) with all dew respect.]
---
Не в первом и не во втором,
а в третьем, может быть, с натяжкой
ряду у смерти на задворках
беру у времени уроки,
беру уроки у пространства.
Вот, например, бесцветный газ,
моей любви прозрачный воздух,
в венке улиток и стрекоз
бог вечных сумерек и гроз,
пастух первопричинных коз.
Превыше жизни снежных крыш,
где страх неузнанный ликует
и наготу свою смакует,
рогатым он не скажет "Кыш!"
Но вопль его во всей красе
подобен юной Саломее,
роняя тени покрывал,
в безумном танце грозовея,
когда он маски красоты
срывает, как дитя - цветы.
Ловец и лань - лишь дань охоте.
И рвутся из морилок плоти
на волю боли мотыльки
из-под его живой руки.
Дитя же робкое, душа,
не чает цветика сорвати -
и удаляется спеша
благой Учитель на осляте.
(1996)
---
Душу, блестящую рыбу,
проглотившую голоса снасть,
вынет ангел из проруби плоти
и, отцепив с крючка, бросит в корзину Бога.
А крючок на леске дыханья
снова забросит вниз,
наживив другими словами,
ибо много на свете рыб,
и у каждой - особый изгиб,
вовеки невосполнимый,
как ни банально это, как это ни старо.
А на ангельских пальцах блестит чешуя,
и в каждой чешуйке - закат, полдень или рассвет...
Потому и не носят перстней
ангелы-рыбаки, Божьи труженики...
(1997)
"Мышь во Фраке", кстати, на презентации коей она присутствовала, вышла в 1998-м году (а не в 1997), к сведению редакции "Новой Карты Русской Литературы" и/или Дмитрий Кузьмин (Dmitry Kuzmin) with all dew respect.]
---
Не в первом и не во втором,
а в третьем, может быть, с натяжкой
ряду у смерти на задворках
беру у времени уроки,
беру уроки у пространства.
Вот, например, бесцветный газ,
моей любви прозрачный воздух,
в венке улиток и стрекоз
бог вечных сумерек и гроз,
пастух первопричинных коз.
Превыше жизни снежных крыш,
где страх неузнанный ликует
и наготу свою смакует,
рогатым он не скажет "Кыш!"
Но вопль его во всей красе
подобен юной Саломее,
роняя тени покрывал,
в безумном танце грозовея,
когда он маски красоты
срывает, как дитя - цветы.
Ловец и лань - лишь дань охоте.
И рвутся из морилок плоти
на волю боли мотыльки
из-под его живой руки.
Дитя же робкое, душа,
не чает цветика сорвати -
и удаляется спеша
благой Учитель на осляте.
(1996)
---
Душу, блестящую рыбу,
проглотившую голоса снасть,
вынет ангел из проруби плоти
и, отцепив с крючка, бросит в корзину Бога.
А крючок на леске дыханья
снова забросит вниз,
наживив другими словами,
ибо много на свете рыб,
и у каждой - особый изгиб,
вовеки невосполнимый,
как ни банально это, как это ни старо.
А на ангельских пальцах блестит чешуя,
и в каждой чешуйке - закат, полдень или рассвет...
Потому и не носят перстней
ангелы-рыбаки, Божьи труженики...
(1997)
Метки: