Белый
***
Город дохнул в основание шеи сзади;
Под эстакадой, с севера на восток,
Поток
Льётся из фар
На мокрый асфальт,
На скользкий трамвайный путь,
Где-то, когда-нибудь.
***
Тень птицы скользит по воде,
Меняя рельеф дна,
Руки мои чисты,
Мысль ясна
Саван ветра рябит на траве,
Приминая земли пласт,
Каплет из рук стих,
В пыль холстин
Стебли леса растут вверх,
Преломляет листва свет,
Сливаются в гул слова,
По головам
Гуляет пустой звук –
Капли с моих рук.
***
Верба – моя вера,
Мягкие почки, гибкий ствол.
Серна – моя верность
В дымке над горным хребтом.
И мысли мои – ртуть,
Рассыпались – не вернуть,
И память моя – куст
Рябиновых рыжих бус.
Сквозь пальцы холодных рук
Застыла, пока текла,
Звенящая на ветру,
Я – статуя из стекла.
Ч.
Черчу пальцем стопы; круг в перетертом в муку песке.
Руки в дыму, нос мокрый.
По крохам ищу, отражаю свет и теряю след.
Глохну, пою наугад,
Клич улетает в сад –
Синяя полоса
Лентами в волоса тянутся голоса,
Вьются по шее злы,
Тенью черней золы,
Вяжут свои узлы.
Мне ли их разрубать?
Мне ли ножи точить?
Ветра летят клочки,
Бьют из земли ключи,
Гнется к воде трава,
Чистая голова вымыта и мертва –
Выщерблена.
Внутри – в ней – пустота горит,
И не родится рожь.
Что ж.
Танца тревожных дум тамтам,
Ходуном ходун,
Топчет тугую мглу,
Гул тело моё трясёт,
Нервы мои не лгут,
Чуя грунтовых вод
Ход.
Если с места мне не сойти,
Если путы сошлись пути,
Если я зарасту корой,
Вой будет гудеть в ветвях
Музыкой для зверья,
Вестью о том, что я
Есть.
***
А здесь,
Где не место порывам, шквалам,
Где лунные краски рисуют на стенах шпалы
И синие лестницы белых оконных рам,
Ночной хризантемой запахнет моя усталость,
И тихой прохладой калёной стали
Повеет от стен, и пустая спальня
Укроет спокойствием
До утра.
***
Между лопаток
Тёплой дорожкой,
Следом пера,
Мысли твои
Мою кожу
Тронули.
Ночь отвечала дрожью
Озера,
Нитей ивовых
Дрожью.
***
Стихи без музыки,
Как наждак.
***
Обручение с пустотой
Распахнуло тугие двери,
И расчерченный пылью стол
Затянул серебристый вереск,
Отощавший в тени росток
Дышит ветром сквозь щели в крыше,
И калины кровавый сок
Окропляет четверостишья
Алой буквой живых чернил
Через полосы мёртвых линий;
Над стерильным морозом штиль,
Неподвижная паутина
Кристаллически белых вен
Обескровленных снегом клёнов,
И по венам гуляет свет
Звонкой болью в хрустальных кронах;
Подарить поцелуй коре,
Впиться в мёрзлую тьму корнями
И по чёрным виткам колец,
Растворяясь, плутать с огнями
Проливаться из леса в лес,
Рассыпаясь о каждый шорох,
Через полый древесный треск
Я лечу, набирая скорость,
Я лечу, и летит во мне
Всё, что видела, всё, что вижу,
Сквозь сплетения тополей,
Узловатые ветки вишен,
Со слезами густой смолы
Замерзая в канавках трещин,
Согреваясь в стекле золы,
Проникая под лак столешниц,
И со мной, как второй сигнал,
Как другая река, петляя,
Та, с которой меня спаял,
Та, которой меня отчаял,
Та, которой теперь служу,
И которая мне послушна,
Та, чей голос - бесцветный шум.
Памяти В.
Неслышно касаясь одежды и лиц прохожих,
Я белой пушинкой лечу над согретым городом.
Мой нынешний облик с их внешностью так не схожи,
Встречаюсь на миг, торопливо и очень коротко.
Спокойные взгляды и тихие вспышки радости,
Свобода в глазах невесомая, многогранная,
Я снова, кружась на ветру, продолжаю странствие
В порту, среди стройных и робких подъёмных кранов,
В темнеющих парках, и запахах сладко-прелых
Полночного августа с небом давяще-звёздным,
Беспечно раскрытым в безжалостно близкий космос,
Забуду, что я для кого-то теперь потеря,
Что я полыхнула засвеченным кадром в ленте,
Оставила цепенеть, оборвав беседу,
И воды сомкнулись над омутом чёрной Леты
В сгущённом тумане смотрящего в осень лета.
Колоть перестанет, и боли утихнет трепет,
И силы найдутся, и вера, и нервы стерпят,
Наполнится пустота, и утихнут шаги за дверью,
Немножко неловко, что кто-то уходит первым.
Оригами.
… в новой, смягчённой, палитре ловить запрещённые ритмы в пальцах, не поддавшиеся мутации, и бояться остаться, но оставаться прежней и заново зарождённой в привычном теле, сжаться в негреющей тесноте коробка; лепестков растения, в крошечной комнате, в алых стенах оригами, биться, пульсировать, нервно сучить ногами, жадно вскрывать силой вдоха грудную клетку, где-то удар отзовётся, и каплей сорвётся с ветки странный бутон, понесётся на шкуре ветра, вместе с другими вопросами, брошенными без ответа, тёплый маяк, неприкаянный пинг Вселенной. Только бы не забыть для чего создавались стены, только бы уцелеть, получив долгожданный отклик, влившись в тончайшую нить золотого клубка историй пылью коллапса сверхновой – просто космическим сором, ждёшь миллионы столетий, случается слишком скоро. Новый воздушный поток обернётся крылу опорой, небо смеётся и плавится мельхиором, падает в воду, вонзается гулкой дробью, рвёт океана утробно-тугие стоны. Тонким пером пелерины волны касаться, чёрным дамаском нырять в пелену пространства, нежно скользя, становиться частицей танца, в новой, смягчённой палитре ловить запрещённые ритмы в пальцах, не поддавшиеся мутации, и бояться остаться, но оставаться…
***
Вдох после вдоха,
И стало теснее тесного
Треснули стёкла,
Когда я шагал по лестнице
Вглубь,
К центру чёрных витков наутилуса
Треснули стёкла,
Дёрнулись и разбились
Льдинки осколков,
Хрусталики в сжатом воздухе
Вдох после вдоха,
Вдох и ещё раз вдох.
***
На рассвете, когда в голове звенит,
И упругое эхо поёт в пустоте канон,
Книги мёртвых сжимаются в монолит
И сочатся в подкорку живой водой
Память, память, и сколько ещё терпеть?
Капли сока стекают по коже вдоль
И питают дубового стула твердь,
И въедаются в прочный бетонный пол,
Облаков ледоход, точно дрейф литосферных плит,
Рассечённый рисунок на коже босых подошв,
Над оставленным городом солнечно и парит,
И о пыльные рельсы земля разбивает дождь,
И чернильным потёком по небу плывёт гроза,
И латунными шрамами льются-блестят ручьи,
На облупленном подоконнике стрекоза,
В закутках под отмосткой до вечера спят сверчки.
***
Под чёрностью тёплых век
Пустота и неясность мысли,
А в чернеющем парке снег,
И застывшая тень без листьев…
И молчание в ноябре,
Как неслышный доселе свист,
Непрерывисто-серебристый…
***
То ли целое, то ли осколок,
То ли теплится, то ли занозой сидит
Душа.
***
Белокрыльником,
Рук изгибом,
Лоском цветка похорон,
Обещанием жить недолго,
С грохотом пасть
На рассохшийся пол танцевального зала,
Пуанты разбив и замаслив атласные ленты.
Где ты, душа? Где ты?
И всё кажется, далеко.
***
Звёзды – холодные капли
В небе осыпался иней
С крыла перелётной ласточки
Аспидно-чёрной
И птица в груди сжалась
Царапнула клювом
Мало
Свободы
В воздухе
Чтобы
Падать
***
Вода будет стремиться вниз,
Лизать камни, сползая на дно канала,
Фреза – выгрызать и под шелест искр
Уступы очерчивать по лекалу,
Всё глубже врезаясь в болящий зуб,
Визжа и шлифуя изломы края,
Вода
Будет
Петлять и льнуть,
И, охнув, осядет земля сырая,
Сминая скульптурный изгиб кривых,
Раскрыв рвы и пещеры в недрах,
Где слой оказался изрыт и рыхл,
Туда просочится, сверля каверны,
Живучая влага,
И крепость стен
Обрушится,
Щедро раскинув веер
Венериных локонов,
Наг и сер,
Подставленный солнцу
Умытый погреб
Почует коснувшийся трещин свет
И запах осок над притихшей топью,
С неслышным шипением капли вверх
Потянет по окаменелой плоти,
Блеснут, высыхая,
Так в складках век
Сверкает,
И слезы смывают копоть
Со щёк.
***
Ступени изрезаны солью,
Следами испарины моря,
Слетаются чайки на запахи спящего корабля,
Рассохлись опоры,
И нити веретена
Распались,
Рассыпался парус
Под ноги нам
Обмелевшая глубина.
Небо утопит прошлое
Синие тени флота
Тёмным лучом
Мёртвых коснутся лодок,
Тронут плечо,
И, собирая телом
Мелкие пузырьки,
С тёплого дна кальдеры
Следом за нами кит
Ляжет на курс.
***
Засыпай же, лихо, засыпай,
Широка река, да чует край,
Рябью поведет, да снова тишь,
Да густой вдоль берега камыш,
Гладко зеркало – лишь небо и видать,
И течет поток в сиреневую даль,
И ни капли мимо, всё туда,
Где нужнее чистая вода.
Равноденствие.
И когда в окна полыми горошинами дождь,
И где-то в пепельно-фиолетовом мареве по-китовому кличет подъёмный кран,
И в карьерах на стройках белёсо-зелёная мокнет глина,
Стекая в швы на временном дорожном полотне,
Ветер всё плотнее льнёт к стене,
Вжимаяясь в кирпича шершаво-рыжий бок,
Мгла
Свернулась в клубок
Гладь
Спит мать
Ворота о скользкий амбарный замок
Скрипят
Всё
Вспять
Все
Спят.
Елань.
Пуховым платком туман,
Луна в облаках как в надутом целлофановом мешке жёлтый светлячок,
Серое небо накрыло мутным стеклом,
Мир – запотевший парник, я смотрю из него вверх.
Зябкая ночь – стылая болотная трясина,
Русалки в ней безмолвные, бледнокожие, в бусах из тусклых огоньков,
Сидят на деревьях полуприкрыв тёмные веки, тихо шурша чешуёй,
И готовят паутину к бабьему лету.
И кажется, наступит оно лет через сто, если вообще наступит.
Медленно размешивает вязкий воздух ленивое веретено,
Сплетает липкие нити, ма;нит белёсым сиропом,
Мы дышим временем.
Скатертью тонких волокон
Оно же сплетается в кокон вокруг и внутри,
И уже никуда не деться из этого мягкого плена.
Льётся оно из-под нежных русалочьих рук невесомой бесцветностью,
Незаметно сжигая.
Камыши в тумане, как зёрнышки в тополином пухе,
Лёгкое макраме всё плотнее кутает,
Ночь удивляет прохладой и траурной монохромностью,
Глянцево-плоская, принт на живой поверхности,
Хрупкое фото июня на чёрном гранитном зеркале.
Стелется призрак тепла жемчужными дымными гребнями,
Во;лнами мороси.
Память о лете – морок, взлелеянный топью,
Сила, в которой едва ли есть смысл,
И это "едва ли" ещё держит на плаву наш дрейфующий остров
На пути к сентябрю через полночь,
К чистым ручьям по прозрачному воздуху,
Там под паучьими лапками время становится видимым.
Нам бы пройти по его потаённым тропам,
Где-то внутри, между формой и содержанием.
Мы же ведём своё тело от люльки до гроба,
Ровный отрезок, бездумная дань традиции,
Чёрным по белому вбиты в тома законы,
Что-то родное под коркой и над страницами,
То, что ищу, после выдоха, перед вдохом.
Вьются незримые вихри с неистовой злобой,
Время всё так же невидно течёт рекою.
Мавки его уберут в сундуки к рассвету,
Спрячут до осени, крышкой укрыв резною.
Будут лежать до тепла сентябристые паутинки,
Вот бы доплыть, вот бы выжить и не заблудиться.
Сотни потерянных скоро начнут охоту.
Воет где-то в лесу одинокое что-то
Тихо вздыхает еловая ветка под чьим-то тяжёлым взглядом,
Сплетается над головой, оживая, промозглая чаща,
Не обойдёшь стороной и не спрячешься –
Примешь участие,
Не нападёшь, будешь глухо держать оборону,
Все против всех,
Есть ли шансы, найти соратника
Где-то среди баррикад?
Нам бы быть по одну сторону,
Мне бы
остаться
с тобой
по одну
сторону.
В этой ночи каждый из нас бездомен.
Двигаюсь. Верю, что к свету, может быть – к чёрному.
***
Тихому грому в поле долго ещё звучать
Эхо зарницы – серебряная парча,
Блики на лицах, небо – всего лишь часть
Общего плана.
Сыпется алыча.
В час,
Когда белый остынет чай,
Буду молчать.
Город дохнул в основание шеи сзади;
Под эстакадой, с севера на восток,
Поток
Льётся из фар
На мокрый асфальт,
На скользкий трамвайный путь,
Где-то, когда-нибудь.
***
Тень птицы скользит по воде,
Меняя рельеф дна,
Руки мои чисты,
Мысль ясна
Саван ветра рябит на траве,
Приминая земли пласт,
Каплет из рук стих,
В пыль холстин
Стебли леса растут вверх,
Преломляет листва свет,
Сливаются в гул слова,
По головам
Гуляет пустой звук –
Капли с моих рук.
***
Верба – моя вера,
Мягкие почки, гибкий ствол.
Серна – моя верность
В дымке над горным хребтом.
И мысли мои – ртуть,
Рассыпались – не вернуть,
И память моя – куст
Рябиновых рыжих бус.
Сквозь пальцы холодных рук
Застыла, пока текла,
Звенящая на ветру,
Я – статуя из стекла.
Ч.
Черчу пальцем стопы; круг в перетертом в муку песке.
Руки в дыму, нос мокрый.
По крохам ищу, отражаю свет и теряю след.
Глохну, пою наугад,
Клич улетает в сад –
Синяя полоса
Лентами в волоса тянутся голоса,
Вьются по шее злы,
Тенью черней золы,
Вяжут свои узлы.
Мне ли их разрубать?
Мне ли ножи точить?
Ветра летят клочки,
Бьют из земли ключи,
Гнется к воде трава,
Чистая голова вымыта и мертва –
Выщерблена.
Внутри – в ней – пустота горит,
И не родится рожь.
Что ж.
Танца тревожных дум тамтам,
Ходуном ходун,
Топчет тугую мглу,
Гул тело моё трясёт,
Нервы мои не лгут,
Чуя грунтовых вод
Ход.
Если с места мне не сойти,
Если путы сошлись пути,
Если я зарасту корой,
Вой будет гудеть в ветвях
Музыкой для зверья,
Вестью о том, что я
Есть.
***
А здесь,
Где не место порывам, шквалам,
Где лунные краски рисуют на стенах шпалы
И синие лестницы белых оконных рам,
Ночной хризантемой запахнет моя усталость,
И тихой прохладой калёной стали
Повеет от стен, и пустая спальня
Укроет спокойствием
До утра.
***
Между лопаток
Тёплой дорожкой,
Следом пера,
Мысли твои
Мою кожу
Тронули.
Ночь отвечала дрожью
Озера,
Нитей ивовых
Дрожью.
***
Стихи без музыки,
Как наждак.
***
Обручение с пустотой
Распахнуло тугие двери,
И расчерченный пылью стол
Затянул серебристый вереск,
Отощавший в тени росток
Дышит ветром сквозь щели в крыше,
И калины кровавый сок
Окропляет четверостишья
Алой буквой живых чернил
Через полосы мёртвых линий;
Над стерильным морозом штиль,
Неподвижная паутина
Кристаллически белых вен
Обескровленных снегом клёнов,
И по венам гуляет свет
Звонкой болью в хрустальных кронах;
Подарить поцелуй коре,
Впиться в мёрзлую тьму корнями
И по чёрным виткам колец,
Растворяясь, плутать с огнями
Проливаться из леса в лес,
Рассыпаясь о каждый шорох,
Через полый древесный треск
Я лечу, набирая скорость,
Я лечу, и летит во мне
Всё, что видела, всё, что вижу,
Сквозь сплетения тополей,
Узловатые ветки вишен,
Со слезами густой смолы
Замерзая в канавках трещин,
Согреваясь в стекле золы,
Проникая под лак столешниц,
И со мной, как второй сигнал,
Как другая река, петляя,
Та, с которой меня спаял,
Та, которой меня отчаял,
Та, которой теперь служу,
И которая мне послушна,
Та, чей голос - бесцветный шум.
Памяти В.
Неслышно касаясь одежды и лиц прохожих,
Я белой пушинкой лечу над согретым городом.
Мой нынешний облик с их внешностью так не схожи,
Встречаюсь на миг, торопливо и очень коротко.
Спокойные взгляды и тихие вспышки радости,
Свобода в глазах невесомая, многогранная,
Я снова, кружась на ветру, продолжаю странствие
В порту, среди стройных и робких подъёмных кранов,
В темнеющих парках, и запахах сладко-прелых
Полночного августа с небом давяще-звёздным,
Беспечно раскрытым в безжалостно близкий космос,
Забуду, что я для кого-то теперь потеря,
Что я полыхнула засвеченным кадром в ленте,
Оставила цепенеть, оборвав беседу,
И воды сомкнулись над омутом чёрной Леты
В сгущённом тумане смотрящего в осень лета.
Колоть перестанет, и боли утихнет трепет,
И силы найдутся, и вера, и нервы стерпят,
Наполнится пустота, и утихнут шаги за дверью,
Немножко неловко, что кто-то уходит первым.
Оригами.
… в новой, смягчённой, палитре ловить запрещённые ритмы в пальцах, не поддавшиеся мутации, и бояться остаться, но оставаться прежней и заново зарождённой в привычном теле, сжаться в негреющей тесноте коробка; лепестков растения, в крошечной комнате, в алых стенах оригами, биться, пульсировать, нервно сучить ногами, жадно вскрывать силой вдоха грудную клетку, где-то удар отзовётся, и каплей сорвётся с ветки странный бутон, понесётся на шкуре ветра, вместе с другими вопросами, брошенными без ответа, тёплый маяк, неприкаянный пинг Вселенной. Только бы не забыть для чего создавались стены, только бы уцелеть, получив долгожданный отклик, влившись в тончайшую нить золотого клубка историй пылью коллапса сверхновой – просто космическим сором, ждёшь миллионы столетий, случается слишком скоро. Новый воздушный поток обернётся крылу опорой, небо смеётся и плавится мельхиором, падает в воду, вонзается гулкой дробью, рвёт океана утробно-тугие стоны. Тонким пером пелерины волны касаться, чёрным дамаском нырять в пелену пространства, нежно скользя, становиться частицей танца, в новой, смягчённой палитре ловить запрещённые ритмы в пальцах, не поддавшиеся мутации, и бояться остаться, но оставаться…
***
Вдох после вдоха,
И стало теснее тесного
Треснули стёкла,
Когда я шагал по лестнице
Вглубь,
К центру чёрных витков наутилуса
Треснули стёкла,
Дёрнулись и разбились
Льдинки осколков,
Хрусталики в сжатом воздухе
Вдох после вдоха,
Вдох и ещё раз вдох.
***
На рассвете, когда в голове звенит,
И упругое эхо поёт в пустоте канон,
Книги мёртвых сжимаются в монолит
И сочатся в подкорку живой водой
Память, память, и сколько ещё терпеть?
Капли сока стекают по коже вдоль
И питают дубового стула твердь,
И въедаются в прочный бетонный пол,
Облаков ледоход, точно дрейф литосферных плит,
Рассечённый рисунок на коже босых подошв,
Над оставленным городом солнечно и парит,
И о пыльные рельсы земля разбивает дождь,
И чернильным потёком по небу плывёт гроза,
И латунными шрамами льются-блестят ручьи,
На облупленном подоконнике стрекоза,
В закутках под отмосткой до вечера спят сверчки.
***
Под чёрностью тёплых век
Пустота и неясность мысли,
А в чернеющем парке снег,
И застывшая тень без листьев…
И молчание в ноябре,
Как неслышный доселе свист,
Непрерывисто-серебристый…
***
То ли целое, то ли осколок,
То ли теплится, то ли занозой сидит
Душа.
***
Белокрыльником,
Рук изгибом,
Лоском цветка похорон,
Обещанием жить недолго,
С грохотом пасть
На рассохшийся пол танцевального зала,
Пуанты разбив и замаслив атласные ленты.
Где ты, душа? Где ты?
И всё кажется, далеко.
***
Звёзды – холодные капли
В небе осыпался иней
С крыла перелётной ласточки
Аспидно-чёрной
И птица в груди сжалась
Царапнула клювом
Мало
Свободы
В воздухе
Чтобы
Падать
***
Вода будет стремиться вниз,
Лизать камни, сползая на дно канала,
Фреза – выгрызать и под шелест искр
Уступы очерчивать по лекалу,
Всё глубже врезаясь в болящий зуб,
Визжа и шлифуя изломы края,
Вода
Будет
Петлять и льнуть,
И, охнув, осядет земля сырая,
Сминая скульптурный изгиб кривых,
Раскрыв рвы и пещеры в недрах,
Где слой оказался изрыт и рыхл,
Туда просочится, сверля каверны,
Живучая влага,
И крепость стен
Обрушится,
Щедро раскинув веер
Венериных локонов,
Наг и сер,
Подставленный солнцу
Умытый погреб
Почует коснувшийся трещин свет
И запах осок над притихшей топью,
С неслышным шипением капли вверх
Потянет по окаменелой плоти,
Блеснут, высыхая,
Так в складках век
Сверкает,
И слезы смывают копоть
Со щёк.
***
Ступени изрезаны солью,
Следами испарины моря,
Слетаются чайки на запахи спящего корабля,
Рассохлись опоры,
И нити веретена
Распались,
Рассыпался парус
Под ноги нам
Обмелевшая глубина.
Небо утопит прошлое
Синие тени флота
Тёмным лучом
Мёртвых коснутся лодок,
Тронут плечо,
И, собирая телом
Мелкие пузырьки,
С тёплого дна кальдеры
Следом за нами кит
Ляжет на курс.
***
Засыпай же, лихо, засыпай,
Широка река, да чует край,
Рябью поведет, да снова тишь,
Да густой вдоль берега камыш,
Гладко зеркало – лишь небо и видать,
И течет поток в сиреневую даль,
И ни капли мимо, всё туда,
Где нужнее чистая вода.
Равноденствие.
И когда в окна полыми горошинами дождь,
И где-то в пепельно-фиолетовом мареве по-китовому кличет подъёмный кран,
И в карьерах на стройках белёсо-зелёная мокнет глина,
Стекая в швы на временном дорожном полотне,
Ветер всё плотнее льнёт к стене,
Вжимаяясь в кирпича шершаво-рыжий бок,
Мгла
Свернулась в клубок
Гладь
Спит мать
Ворота о скользкий амбарный замок
Скрипят
Всё
Вспять
Все
Спят.
Елань.
Пуховым платком туман,
Луна в облаках как в надутом целлофановом мешке жёлтый светлячок,
Серое небо накрыло мутным стеклом,
Мир – запотевший парник, я смотрю из него вверх.
Зябкая ночь – стылая болотная трясина,
Русалки в ней безмолвные, бледнокожие, в бусах из тусклых огоньков,
Сидят на деревьях полуприкрыв тёмные веки, тихо шурша чешуёй,
И готовят паутину к бабьему лету.
И кажется, наступит оно лет через сто, если вообще наступит.
Медленно размешивает вязкий воздух ленивое веретено,
Сплетает липкие нити, ма;нит белёсым сиропом,
Мы дышим временем.
Скатертью тонких волокон
Оно же сплетается в кокон вокруг и внутри,
И уже никуда не деться из этого мягкого плена.
Льётся оно из-под нежных русалочьих рук невесомой бесцветностью,
Незаметно сжигая.
Камыши в тумане, как зёрнышки в тополином пухе,
Лёгкое макраме всё плотнее кутает,
Ночь удивляет прохладой и траурной монохромностью,
Глянцево-плоская, принт на живой поверхности,
Хрупкое фото июня на чёрном гранитном зеркале.
Стелется призрак тепла жемчужными дымными гребнями,
Во;лнами мороси.
Память о лете – морок, взлелеянный топью,
Сила, в которой едва ли есть смысл,
И это "едва ли" ещё держит на плаву наш дрейфующий остров
На пути к сентябрю через полночь,
К чистым ручьям по прозрачному воздуху,
Там под паучьими лапками время становится видимым.
Нам бы пройти по его потаённым тропам,
Где-то внутри, между формой и содержанием.
Мы же ведём своё тело от люльки до гроба,
Ровный отрезок, бездумная дань традиции,
Чёрным по белому вбиты в тома законы,
Что-то родное под коркой и над страницами,
То, что ищу, после выдоха, перед вдохом.
Вьются незримые вихри с неистовой злобой,
Время всё так же невидно течёт рекою.
Мавки его уберут в сундуки к рассвету,
Спрячут до осени, крышкой укрыв резною.
Будут лежать до тепла сентябристые паутинки,
Вот бы доплыть, вот бы выжить и не заблудиться.
Сотни потерянных скоро начнут охоту.
Воет где-то в лесу одинокое что-то
Тихо вздыхает еловая ветка под чьим-то тяжёлым взглядом,
Сплетается над головой, оживая, промозглая чаща,
Не обойдёшь стороной и не спрячешься –
Примешь участие,
Не нападёшь, будешь глухо держать оборону,
Все против всех,
Есть ли шансы, найти соратника
Где-то среди баррикад?
Нам бы быть по одну сторону,
Мне бы
остаться
с тобой
по одну
сторону.
В этой ночи каждый из нас бездомен.
Двигаюсь. Верю, что к свету, может быть – к чёрному.
***
Тихому грому в поле долго ещё звучать
Эхо зарницы – серебряная парча,
Блики на лицах, небо – всего лишь часть
Общего плана.
Сыпется алыча.
В час,
Когда белый остынет чай,
Буду молчать.
Метки:
