50 лет с правом переписки - старость
СТАРОСТЬ
(вторая половина 90-х)
“Пусть то не так, и се не так,
И даже это пусть не этак,
Дай Бог, побольше нам, чувак,
Прожить таких десятилеток.
Чтоб в дружбе дружбу сторожить,
Чтоб в жизни жизнью дорожить.
Разлуку нужно пережить
И наступленье смерти.
О первом я узнал теперь,
Насчет второго - сам проверь,
А лучше - на слово поверь,
И все, друзья, поверьте!
(А.Шабад. Из письма В.К-ру)
Поздравленье себя
Поздравляю себя с днем рождения!
Мне исполнилось шестьдесят пять.
На пути своем жизнесхожденья
Веху новую ставлю опять.
Прикрывая печальные веки,
Обращаюсь я памятью вспять:
Вехи прошлые - как они ветхи!
Их отсюда почти не видать.
Что ж, роптать на судьбу не годится.
За нее подниму я бокал!
Хоть и нечем особо гордиться,
Но и неча стыдиться, Бог дал.
Мимо рифов и мрачных излучин
Жизнь удачно меня пронесла.
Этот мир я ничем не улучшил,
Но зато не умножил и зла.
В.Ф.
В.И.К-ру: Разговор с зеркалом
По утрам, лик свой заспанный брея
Перед плоскостью зеркала, в ней
Вижу лик пожилого еврея,
Недовольного рожей моей.
Мне она неприятна не менее,
Но, суровую правду любя,
Подавляю я недоумение,
В том лице признавая себя.
Вижу лик некрасавца-мужчины,
Столь знакомый и где-то родной.
Но откуда же эти морщины?
Их же не было там ни одной!
Плешь, где некогда волосы вились,
Под глазами два вялых мешка...
Как коварно они появились,
Тихой сапою, исподтишка.
Время мчится, как лошадь, которой
Между ляжек попала шлея.
Что ж ты, морда, стареешь покорней
И податливей, нежели я?
Мы же, морда, с тобой однолетки.
Не бери ты пример с образин
И разгладь ты морщин этих клетки,
Облик внутренний мой отрази!
Несмотря на твои недостатки,
Я следил за тобою, старик,
Умывал тебя, брил и остатки
Шевелюры подолгу не стриг.
Я был честью твоей озабочен,
И тебя, не щадя живота,
Защищал от плевков и пощечин,
Открывая другие места.
Сбрось с себя перестарка личину,
Под глазами мешки иссуши
И яви молодого мужчину
По его состоянью души!
Ты, лицо, отражай мою душу,
Только договоримся давай:
Если где-то сорвусь или струшу,
Этих слабостей не выдавай.
И, мою восприняв идею,
Согласилась добрая морда:
?Я разглажусь и помолодею,
Только позже – в покоях морга?.
В.Ф.
Разговор с позвоночником
Позвоночник ты мой, позвоночник -
Шея, грудь, поясница и копчик, -
Почему ты такой полуночник:
Будишь болью меня, как звоночек?
Отчего ты болишь при лежанье,
Отчего ты болишь при стоянье,
При вставанье и при сгибанье
И особенно при разгибанье?
Отвечает мне мой позвоночник,
Содержатель болезненных точек:
“Ах ты, глупенький мой сыночек,
Вспомни, милый, какой нам годочек?
Хочешь знать твоих болей источник? -
Это старости первый звоночек,
Это возраста, друг мой, приметы,
Это старость нам шлет приветы”
В.Ф.
* *
*
Ум наш тверд, только сердце не камень -
Промокает слезами насквозь.
Мы не чаяли стать стариками,
А судьба повелела - пришлось.
Я ли в зеркале? Ниже и ростом,
И фигура, и морда не та...
Но, не правда ли, было б уродством
Юным выглядеть в наши лета?
Жизнь течет, как сквозь сито водица.
Вот уже показалось и дно,
Но роптать на судьбу не годится,
Что пока не прорвалось оно.
Как ни плавай, а время утопит,
Как ни ерзай, хоть этак, хоть так,
Но, как танк на солдата в окопе,
Надвигается старости танк.
А окопы, что рядом, - пустые:
Там взорвались снаряды его,
И земля, пухом ставшая, стынет.
Хрясь! Не станет и здесь ничего.
В.Ф.
О законе судьбы
Закон судьбы неумолим,
И в этом парадокс и странность:
Тот, кто не умер молодым,
Тем самым обречен на старость.
Но старость - это Рим, в котором
Руины цирков и арен,
И занесенный сором Форум,
И щебень вместо мощных стен.
И, как копуша-археолог,
Я роюсь в памяти своей,
Ища в ней сколки светлых дней,
И каждый черепок мне дорог.
Когда я стану черепком,
Никем не буду я иском.
В.Ф.
В.А.Ф-му
.
“А что года идут - на это плюнем,
Печалиться друг другу не дадим:
Ведь невозможно оставаться вечно юным,
Кому-то надо быть и просто молодым”.
(А.Шабад)
“Там блещет девушкам на страх,
К ребятам относясь по-шефски,
При галстуке и при усах
Поэт Владимир Файвишевский”.
(А.Шабад)
Кривые нынче зеркала:
Еще ты крепок, как скала,
А эта сука - зеркало
Всю рожу исковеркало.
Еще нам многое дано -
В мозгах сноровка есть.
Пусть не играть в двадцать одно -
Сыграй в шестьдесят шесть!
В глаза мои гляди, старик,
(И все друзья глядите):
В них как стоял, так и стоит
Поэт и победитель!
Ты в них сверкаешь, как сверкал,
Когда был центром круга.
Нет объективнее зеркал,
Чем роговица друга.
В.К.
В.И.К-ру
?Давайте говорить
друг другу комплименты?
(Б.Окуджава)
“Я постепенно вымираю”
(В.К.)
Переживи меня, голубчик,
За труд тяжелый не сочти.
Ты - мой читатель самый лучший,
Притом, единственный, учти.
Коль есть читатель - есть поэт,
А без него поэта нет.
И ты - мои читавший главы -
Гарант моей посмертной славы.
Поэт велик, замечу кстати,
Не качеством своих стихов,
А тем, каков его читатель:
Талантлив тот, - и он таков.
И ты большой поэт, поскольку,
В отличие от малых сих,
Читателем имеешь Вольку,
Который ценит сильный стих.
Переживи меня, голубчик,
Прошу тебя, переживи!
Ты в этой жизни - светлый лучик,
А жизнь во мраке. Се ля ви!
В.Ф.
В.А.Ф-му
“Марфо, Марфо! О многом печешешься...”
,
Зачем о посмертной заботиться славе
И друга в соблазн нехороший вводить?
Лишь были бы рифмы не слишком корявы,
А там - обойдемся стаканом воды.
Меня не заботит - поэт ли я истый
Иль просто поэзии чувствую гнет.
Вот Сашка - насколько поэтом был чистым,
А умер - и кто, кроме нас, вспомянет?
Не будем желать хоронить нам друг друга:
Нет участи горше (ты мне уж поверь!),
И как бы порою нам ни было туго,
Другие тугую за нами пусть дверь
Захлопнут. К тому ж на меня нет расчета:
Проклятая почка опять барахлит.
А дважды нельзя оперировать что-то,
Как как-то сказал старина Гераклит.
Опять же и легкие стали мне в тягость
(Прости, что я спер у тебя каламбур):
Чуть-чуть похожу и скорее прилягу;
Чуть-чуть полежу и обратно ажур.
Курю слишком много, а это опасно -
Не зря папиросы зовут “Беломор”.
Пытался бросать, но попытки напрасны,
Когда убежденности нет до сих пор.
Не рак, а ячмень - вот бич нашего века,
За что же курящих так сильно корить?
К тому же ведь нет на земле человека,
Который когда-то не бросит курить!
Прости, Вольдемар, но, боюсь, не пришлось бы
Тебе горевать, что ты с другом поврозь...
Я б с радостью выполнил все твои просьбы,
Но только не самую злую из просьб.
* *
*
Я, друже, готовый с тобой согласиться:
Читаем друг друга, разинувши рты.
И в рамках и вашей, и нашей столицы
Мы оба таланты. Особенно ты.
В.К.
В.И.К-ру
Недавно вспомнился мне случай,
Который в самом деле был.
И вдруг я понял: смысл могучий
В нем заключен. Итак, вот быль.
Баллада о тщетной нашей предосторожности
(притча-быль)
В Москве возле Птичьего рынка
В диспансере для психбольных
Лечилась дебилочка Зинка
В его трудовых мастерских.
А к рынку утрами субботними
Насупленные, за рулем,
Съезжались торговцы животными
В погоне за длинным рублем.
Но там на стояночном месте
Такая была теснота,
Что каждый боялся при въезде
Свои поцарапать борта.
А двор диспансера всегда
Был пуст, ибо был защищен
Стоп-знаком, что въезд, мол, сюда
Машинам чужим запрещен.
И в том диспансере у рынка,
В котором работала Зинка,
Работал и я, но врачом,
И выше ее этажом.
И в том диспансере, где Зинку
Уму обучали трудом,
Я видел нередко картинку
В пустынном дворе за окном.
Там хитрые люди-грузины,
Презрев указание “Стой!”,
Нахально вводили машины
Во двор диспансера пустой.
Они из машин выходили, смеясь,
Что им не в убыток и штраф.
Они и в доходе, не вляпавшись в грязь
И порчи машин избежав.
Однако не ведали эти грузины
Того, что я видел сто раз из окон,
Как выйдет во дворик дебилочка Зина,
Которая чтила полезный закон.
И руки той Зины, держащие шило,
У каждой машины проколют все шины,
И шилом на дверцах, нахмурясь сурово,
Она нацарапает хульное слово.
Не так ли и мы, все обдумав заранее
Планируем сложные наши деяния,
Не мысля подумать, что наши старания
Заранее обречены на заклание?
А кто-то, как я из окна, только выше,
Смеется над нами: - Не вышло! Не вышло!
На вид незатейлива эта историйка,
Но есть в ней вопрос для философа-стоика.
Пускай поразмыслит философ и стоик:
Расчетливость наша – чего она стоит?
В.Ф.
В.А.Ф-му
Философ и стоик, измученный ленью,
Не стал предаваться пустым размышленьям.
Он знает и так, без дебилочки Зинки,
Что жизнь - порождение рваной резинки.
И что до сурового хульного слова,
Не им ли отмечена жизни основа?
И я не боюсь просчитаться настолько,
Чтоб им заклеймили философа-стоика.
Все сложности жизни учесть мы могли ли?
Возможно ль расчесть, когда будешь в могиле?
Но коль неизбежно рассчитывать что-то,
Давай не грузинским, а гамбургским счетом!
В.К.
В.И.К-ру: Вздох
Я двигаюсь инерцией движенья
от импульса, что был мне дан с рожденья.
Устали дух и плоть от напряженья,
чтоб воздуха осилить торможенье
и превозмочь земное притяженье.
Лоб расшибу, но не пробью мишень я!
Увы, я выбываю из сраженья
и сам к себе теряю уваженье.
Печальней нет для духа и для плоти,
чем быть летящей пулей на излете.
А ты, мой друг и сверстник, ты каков?
Волнует ли тебя жизнесхожденье?
В чем для себя находишь утешенье?
Поведай мне, хотя б и без стихов.
В.А.Ф.
В.А.Ф-му: Выдох
Вероятно, нам не так уж много
Топать по поверхности земли.
Все хотим мы подвести итоги -
Как бы нас они не подвели!
(Очередная нетленка)
Зачем нам следить за своим умираньем
И видеть, что годы, как злые пираньи,
От тела и духа съедают куски?
Нет, я не любитель таких наблюдений
И предпочитаю (возможно, от лени)
Фантомы видений реальям тоски.
Мне ночью и днем наша молодость мнится.
Меня окружают любимые лица.
Я с ними страдаю и с ними живу.
И должен тебе, психиатру, признаться,
Что чувства, которым намного за двадцать,
Гораздо живее, чем жизнь наяву.
Все смертны на этой несчастной планете.
Меня перспектива отправиться в нети
Уже много лет как совсем не страшит.
Хотелось бы, правда, уйти без мучений,
Хотя и мучения - тож развлеченья.
Я еду к тебе. Погоди, не спеши!
В.К.
В.И.К-ру
Я брожу по берегу залива
Мимо Гранд-отелей Тель-Авива,
И сидит в башке моей вопрос:
Что за черт меня сюда занес?
Как я очутился здесь нелепо!
Не искал ни колбасы, ни хлеба,
И не чересчур томился, вроде,
Я по братству-равенству-свободе:
Не люблю я фрукты-апельсины,
(Ем порой маслины, да бог с ними!),
Не нужны купанья мне морские.
Может, зря уехал из Москвы я?
Но броди я улицей московской,
Где меня гуляли в детстве с соской,
Где теперь совсем другой режим,
Я теперь и там бы был чужим.
В.Ф.
Мои впечатления от ХХ века
Я живу, как пишу, не спеша,
Но конец моих записей близок:
Остается от карандаша,
Как от жизни, корявый огрызок.
От усилья устала рука
Так, что кисть ее спазмою сводит.
Жизнь и вправду не так коротка,
Как отчаянно быстро проходит.
Век кончается, будь он неладен!
Нет довольных им ни одного.
К счастью, нас он не бил и не гладил -
Не испачкались мы об него.
В.Ф.
В.А.Ф-му
На том краю земли, на энтом -
Повсюду смертен человек.
Не суетиться под клиентом
Меня учил ХХ век.
В.К.
В.И.К-ру
Воспоминание и провидение
Давай взволнуем наши души
воспоминанием о том,
как были молоды мы, друже,
и как состарились потом,
как жизнь казалась приключеньем
с концом, не видным вдалеке,
а путь - нехоженным, ничейным,
а, оказалось, он к реке,
название которой – Лета,
и вот уж мы на берегу,
и миновало жизни лето.
Вот осень. Надо ждать пургу.
Она сметет нас в эту реку –
Уже в ней многие друзья.
Пути иного человеку
придумать и пройти нельзя.
В.А.Ф.
8.12.98
Дипломов круглая печать,
Печать ума на наших лицах
В могиле с нами опочат..
И лишь печатные страницы
Останутся одни, мой друг,
Останутся навек на свете.
Жаль только, слишком узкий круг
О них узнает на планете.
А.Шабад, 1955 г.
(вторая половина 90-х)
“Пусть то не так, и се не так,
И даже это пусть не этак,
Дай Бог, побольше нам, чувак,
Прожить таких десятилеток.
Чтоб в дружбе дружбу сторожить,
Чтоб в жизни жизнью дорожить.
Разлуку нужно пережить
И наступленье смерти.
О первом я узнал теперь,
Насчет второго - сам проверь,
А лучше - на слово поверь,
И все, друзья, поверьте!
(А.Шабад. Из письма В.К-ру)
Поздравленье себя
Поздравляю себя с днем рождения!
Мне исполнилось шестьдесят пять.
На пути своем жизнесхожденья
Веху новую ставлю опять.
Прикрывая печальные веки,
Обращаюсь я памятью вспять:
Вехи прошлые - как они ветхи!
Их отсюда почти не видать.
Что ж, роптать на судьбу не годится.
За нее подниму я бокал!
Хоть и нечем особо гордиться,
Но и неча стыдиться, Бог дал.
Мимо рифов и мрачных излучин
Жизнь удачно меня пронесла.
Этот мир я ничем не улучшил,
Но зато не умножил и зла.
В.Ф.
В.И.К-ру: Разговор с зеркалом
По утрам, лик свой заспанный брея
Перед плоскостью зеркала, в ней
Вижу лик пожилого еврея,
Недовольного рожей моей.
Мне она неприятна не менее,
Но, суровую правду любя,
Подавляю я недоумение,
В том лице признавая себя.
Вижу лик некрасавца-мужчины,
Столь знакомый и где-то родной.
Но откуда же эти морщины?
Их же не было там ни одной!
Плешь, где некогда волосы вились,
Под глазами два вялых мешка...
Как коварно они появились,
Тихой сапою, исподтишка.
Время мчится, как лошадь, которой
Между ляжек попала шлея.
Что ж ты, морда, стареешь покорней
И податливей, нежели я?
Мы же, морда, с тобой однолетки.
Не бери ты пример с образин
И разгладь ты морщин этих клетки,
Облик внутренний мой отрази!
Несмотря на твои недостатки,
Я следил за тобою, старик,
Умывал тебя, брил и остатки
Шевелюры подолгу не стриг.
Я был честью твоей озабочен,
И тебя, не щадя живота,
Защищал от плевков и пощечин,
Открывая другие места.
Сбрось с себя перестарка личину,
Под глазами мешки иссуши
И яви молодого мужчину
По его состоянью души!
Ты, лицо, отражай мою душу,
Только договоримся давай:
Если где-то сорвусь или струшу,
Этих слабостей не выдавай.
И, мою восприняв идею,
Согласилась добрая морда:
?Я разглажусь и помолодею,
Только позже – в покоях морга?.
В.Ф.
Разговор с позвоночником
Позвоночник ты мой, позвоночник -
Шея, грудь, поясница и копчик, -
Почему ты такой полуночник:
Будишь болью меня, как звоночек?
Отчего ты болишь при лежанье,
Отчего ты болишь при стоянье,
При вставанье и при сгибанье
И особенно при разгибанье?
Отвечает мне мой позвоночник,
Содержатель болезненных точек:
“Ах ты, глупенький мой сыночек,
Вспомни, милый, какой нам годочек?
Хочешь знать твоих болей источник? -
Это старости первый звоночек,
Это возраста, друг мой, приметы,
Это старость нам шлет приветы”
В.Ф.
* *
*
Ум наш тверд, только сердце не камень -
Промокает слезами насквозь.
Мы не чаяли стать стариками,
А судьба повелела - пришлось.
Я ли в зеркале? Ниже и ростом,
И фигура, и морда не та...
Но, не правда ли, было б уродством
Юным выглядеть в наши лета?
Жизнь течет, как сквозь сито водица.
Вот уже показалось и дно,
Но роптать на судьбу не годится,
Что пока не прорвалось оно.
Как ни плавай, а время утопит,
Как ни ерзай, хоть этак, хоть так,
Но, как танк на солдата в окопе,
Надвигается старости танк.
А окопы, что рядом, - пустые:
Там взорвались снаряды его,
И земля, пухом ставшая, стынет.
Хрясь! Не станет и здесь ничего.
В.Ф.
О законе судьбы
Закон судьбы неумолим,
И в этом парадокс и странность:
Тот, кто не умер молодым,
Тем самым обречен на старость.
Но старость - это Рим, в котором
Руины цирков и арен,
И занесенный сором Форум,
И щебень вместо мощных стен.
И, как копуша-археолог,
Я роюсь в памяти своей,
Ища в ней сколки светлых дней,
И каждый черепок мне дорог.
Когда я стану черепком,
Никем не буду я иском.
В.Ф.
В.А.Ф-му
.
“А что года идут - на это плюнем,
Печалиться друг другу не дадим:
Ведь невозможно оставаться вечно юным,
Кому-то надо быть и просто молодым”.
(А.Шабад)
“Там блещет девушкам на страх,
К ребятам относясь по-шефски,
При галстуке и при усах
Поэт Владимир Файвишевский”.
(А.Шабад)
Кривые нынче зеркала:
Еще ты крепок, как скала,
А эта сука - зеркало
Всю рожу исковеркало.
Еще нам многое дано -
В мозгах сноровка есть.
Пусть не играть в двадцать одно -
Сыграй в шестьдесят шесть!
В глаза мои гляди, старик,
(И все друзья глядите):
В них как стоял, так и стоит
Поэт и победитель!
Ты в них сверкаешь, как сверкал,
Когда был центром круга.
Нет объективнее зеркал,
Чем роговица друга.
В.К.
В.И.К-ру
?Давайте говорить
друг другу комплименты?
(Б.Окуджава)
“Я постепенно вымираю”
(В.К.)
Переживи меня, голубчик,
За труд тяжелый не сочти.
Ты - мой читатель самый лучший,
Притом, единственный, учти.
Коль есть читатель - есть поэт,
А без него поэта нет.
И ты - мои читавший главы -
Гарант моей посмертной славы.
Поэт велик, замечу кстати,
Не качеством своих стихов,
А тем, каков его читатель:
Талантлив тот, - и он таков.
И ты большой поэт, поскольку,
В отличие от малых сих,
Читателем имеешь Вольку,
Который ценит сильный стих.
Переживи меня, голубчик,
Прошу тебя, переживи!
Ты в этой жизни - светлый лучик,
А жизнь во мраке. Се ля ви!
В.Ф.
В.А.Ф-му
“Марфо, Марфо! О многом печешешься...”
,
Зачем о посмертной заботиться славе
И друга в соблазн нехороший вводить?
Лишь были бы рифмы не слишком корявы,
А там - обойдемся стаканом воды.
Меня не заботит - поэт ли я истый
Иль просто поэзии чувствую гнет.
Вот Сашка - насколько поэтом был чистым,
А умер - и кто, кроме нас, вспомянет?
Не будем желать хоронить нам друг друга:
Нет участи горше (ты мне уж поверь!),
И как бы порою нам ни было туго,
Другие тугую за нами пусть дверь
Захлопнут. К тому ж на меня нет расчета:
Проклятая почка опять барахлит.
А дважды нельзя оперировать что-то,
Как как-то сказал старина Гераклит.
Опять же и легкие стали мне в тягость
(Прости, что я спер у тебя каламбур):
Чуть-чуть похожу и скорее прилягу;
Чуть-чуть полежу и обратно ажур.
Курю слишком много, а это опасно -
Не зря папиросы зовут “Беломор”.
Пытался бросать, но попытки напрасны,
Когда убежденности нет до сих пор.
Не рак, а ячмень - вот бич нашего века,
За что же курящих так сильно корить?
К тому же ведь нет на земле человека,
Который когда-то не бросит курить!
Прости, Вольдемар, но, боюсь, не пришлось бы
Тебе горевать, что ты с другом поврозь...
Я б с радостью выполнил все твои просьбы,
Но только не самую злую из просьб.
* *
*
Я, друже, готовый с тобой согласиться:
Читаем друг друга, разинувши рты.
И в рамках и вашей, и нашей столицы
Мы оба таланты. Особенно ты.
В.К.
В.И.К-ру
Недавно вспомнился мне случай,
Который в самом деле был.
И вдруг я понял: смысл могучий
В нем заключен. Итак, вот быль.
Баллада о тщетной нашей предосторожности
(притча-быль)
В Москве возле Птичьего рынка
В диспансере для психбольных
Лечилась дебилочка Зинка
В его трудовых мастерских.
А к рынку утрами субботними
Насупленные, за рулем,
Съезжались торговцы животными
В погоне за длинным рублем.
Но там на стояночном месте
Такая была теснота,
Что каждый боялся при въезде
Свои поцарапать борта.
А двор диспансера всегда
Был пуст, ибо был защищен
Стоп-знаком, что въезд, мол, сюда
Машинам чужим запрещен.
И в том диспансере у рынка,
В котором работала Зинка,
Работал и я, но врачом,
И выше ее этажом.
И в том диспансере, где Зинку
Уму обучали трудом,
Я видел нередко картинку
В пустынном дворе за окном.
Там хитрые люди-грузины,
Презрев указание “Стой!”,
Нахально вводили машины
Во двор диспансера пустой.
Они из машин выходили, смеясь,
Что им не в убыток и штраф.
Они и в доходе, не вляпавшись в грязь
И порчи машин избежав.
Однако не ведали эти грузины
Того, что я видел сто раз из окон,
Как выйдет во дворик дебилочка Зина,
Которая чтила полезный закон.
И руки той Зины, держащие шило,
У каждой машины проколют все шины,
И шилом на дверцах, нахмурясь сурово,
Она нацарапает хульное слово.
Не так ли и мы, все обдумав заранее
Планируем сложные наши деяния,
Не мысля подумать, что наши старания
Заранее обречены на заклание?
А кто-то, как я из окна, только выше,
Смеется над нами: - Не вышло! Не вышло!
На вид незатейлива эта историйка,
Но есть в ней вопрос для философа-стоика.
Пускай поразмыслит философ и стоик:
Расчетливость наша – чего она стоит?
В.Ф.
В.А.Ф-му
Философ и стоик, измученный ленью,
Не стал предаваться пустым размышленьям.
Он знает и так, без дебилочки Зинки,
Что жизнь - порождение рваной резинки.
И что до сурового хульного слова,
Не им ли отмечена жизни основа?
И я не боюсь просчитаться настолько,
Чтоб им заклеймили философа-стоика.
Все сложности жизни учесть мы могли ли?
Возможно ль расчесть, когда будешь в могиле?
Но коль неизбежно рассчитывать что-то,
Давай не грузинским, а гамбургским счетом!
В.К.
В.И.К-ру: Вздох
Я двигаюсь инерцией движенья
от импульса, что был мне дан с рожденья.
Устали дух и плоть от напряженья,
чтоб воздуха осилить торможенье
и превозмочь земное притяженье.
Лоб расшибу, но не пробью мишень я!
Увы, я выбываю из сраженья
и сам к себе теряю уваженье.
Печальней нет для духа и для плоти,
чем быть летящей пулей на излете.
А ты, мой друг и сверстник, ты каков?
Волнует ли тебя жизнесхожденье?
В чем для себя находишь утешенье?
Поведай мне, хотя б и без стихов.
В.А.Ф.
В.А.Ф-му: Выдох
Вероятно, нам не так уж много
Топать по поверхности земли.
Все хотим мы подвести итоги -
Как бы нас они не подвели!
(Очередная нетленка)
Зачем нам следить за своим умираньем
И видеть, что годы, как злые пираньи,
От тела и духа съедают куски?
Нет, я не любитель таких наблюдений
И предпочитаю (возможно, от лени)
Фантомы видений реальям тоски.
Мне ночью и днем наша молодость мнится.
Меня окружают любимые лица.
Я с ними страдаю и с ними живу.
И должен тебе, психиатру, признаться,
Что чувства, которым намного за двадцать,
Гораздо живее, чем жизнь наяву.
Все смертны на этой несчастной планете.
Меня перспектива отправиться в нети
Уже много лет как совсем не страшит.
Хотелось бы, правда, уйти без мучений,
Хотя и мучения - тож развлеченья.
Я еду к тебе. Погоди, не спеши!
В.К.
В.И.К-ру
Я брожу по берегу залива
Мимо Гранд-отелей Тель-Авива,
И сидит в башке моей вопрос:
Что за черт меня сюда занес?
Как я очутился здесь нелепо!
Не искал ни колбасы, ни хлеба,
И не чересчур томился, вроде,
Я по братству-равенству-свободе:
Не люблю я фрукты-апельсины,
(Ем порой маслины, да бог с ними!),
Не нужны купанья мне морские.
Может, зря уехал из Москвы я?
Но броди я улицей московской,
Где меня гуляли в детстве с соской,
Где теперь совсем другой режим,
Я теперь и там бы был чужим.
В.Ф.
Мои впечатления от ХХ века
Я живу, как пишу, не спеша,
Но конец моих записей близок:
Остается от карандаша,
Как от жизни, корявый огрызок.
От усилья устала рука
Так, что кисть ее спазмою сводит.
Жизнь и вправду не так коротка,
Как отчаянно быстро проходит.
Век кончается, будь он неладен!
Нет довольных им ни одного.
К счастью, нас он не бил и не гладил -
Не испачкались мы об него.
В.Ф.
В.А.Ф-му
На том краю земли, на энтом -
Повсюду смертен человек.
Не суетиться под клиентом
Меня учил ХХ век.
В.К.
В.И.К-ру
Воспоминание и провидение
Давай взволнуем наши души
воспоминанием о том,
как были молоды мы, друже,
и как состарились потом,
как жизнь казалась приключеньем
с концом, не видным вдалеке,
а путь - нехоженным, ничейным,
а, оказалось, он к реке,
название которой – Лета,
и вот уж мы на берегу,
и миновало жизни лето.
Вот осень. Надо ждать пургу.
Она сметет нас в эту реку –
Уже в ней многие друзья.
Пути иного человеку
придумать и пройти нельзя.
В.А.Ф.
8.12.98
Дипломов круглая печать,
Печать ума на наших лицах
В могиле с нами опочат..
И лишь печатные страницы
Останутся одни, мой друг,
Останутся навек на свете.
Жаль только, слишком узкий круг
О них узнает на планете.
А.Шабад, 1955 г.
Метки:
