Из цикла истории

?ДА, - вспоминает он, закуривая, - она была в моей жизни тоже,
являлась без звонка, без стука, ночью
или в осенний день погожий,
целовала так, как будто назавтра собралась умереть.
Её помаду, такую...алую, чёрт её дери, было ничем не стереть.

Была странная до сумасшествия:
пьянела от музыки, плакала, когда смотрела новости,
хохотала до хруста челюсти,
носила дурацкие кепи и мужские рубашки на выпуск,
а-ля кэжьюэл стиль.
Оставляла грязные чашки, мятые простыни
и полное смятение в душе после каждого своего нашествия...

У неё были вечно холодные пальцы,
глаза смородиновые, губы пухлые, способные с ума свести,
и мне так хотелось её спасти,
если бы только знал, от чего спасать...
А она всё уходила. Потом возвращалась опять.

Думал сперва: перебесится, пережует, да выплюнет,
станет серьёзной, реальной, более выпуклой,
прекратит нести околесицу
в те жизненно важные паузы, когда лучше бы помолчать.
А она только обволакивалась туманной дымкой,
набивала старый чемодан своими книгами,
и...уходила опять.

И я даже уже привык:
перестал закрывать двери на случай её прихода,
утешал себя тем, что такая вот у неё порода,
что случаются вещи более страшного рода,
чем резкая смена её настроений
от смертоносных катаклизм до полного штиля и ясного небосвода...

Да...здорово она меня тогда...
Не будь я таким мягкотелым, знаешь, дал бы сдачи!
вчера вон, видел её в какой-то тупой передаче!
Ну что за дурь у неё голове?!
Ведь каждый вздох её, каждый шаг — полнейшая ерунда!
Хотя...дурь как дурь, она, пожалуй, была там всегда?.

Он допивает кофе, морщится,
С силой давит бычком в пепельницу,
Слишком энергичные жесты его
поднимают в воздух пыльцу
серого пепла и сахарной пыли.
Он страдает.Это видно по его лицу.