Свет Леонидов

***

И снова стих мне баламутит кровь,
И вновь ко мне пришла шалунья-муза.
Поэзия для сердца не обуза —
Сравниться с нею может лишь любовь.

Проходят дни, похожие на счастье...
Нагнуть навстречу им иль не шагнуть,
Упасть в объятья, разрывая грудь,
Или уснуть под музыку ненастья?

Из всех волшебств я выбираю сон —
Великий мир надежды и обмана,
Страну Венеры, государство Пана,
Куда я только ночью приглашен.

А муза смотрит с нежностью в глазах,
И, улыбаясь россыпью жемчужин,
Мне шепчет: ?Ты поэзией простужен,
Ты болен ею, раб мой и монарх!?

Мой Витебск

Туман на улице Соломенной.
Слепое утро. Будет дождь.
В березе с веткою надломленной
Живет заутренняя дрожь.
Тоска прогулкой долгой лечиться...
Пойду по городу пройдусь.
И окон ржавая нелепица
Слегка развеет мою грусть.
С Шагалом встретимся
на площади, -

дождь
побежит
по спинам
крыш.
И прозвучат слова из прошлого:
-- Мой Витебск — маленький Париж!..


***

Ни движения, ни звука,
Все молчит в ночной тиши.
Мне не спится. Бродит скука
По окраинам души.
Встану. Выйду до рассвета,
Растворю себя в тиши.
Что со мною? Нет ответа...
Заблудилась скука где-то
На окраинах души...

***

Я фараон,
я грозный Сезострис.
Весь мир
передо мной
укрыт молчаньем.
И только писк
всё вездесущих крыс
Мне служит о земном напоминаньем.
Четыре грани
мой хранят чертог,
А там, за ними,
света обелиски.
Чуть слышно сфинкс
у ног моих прилег.
Пусть отдохнет,
Ведь в вечность
путь не близкий.

Женщина

Опять рассыпалась крупа...
Как эта спешка надоела!
И дочка снова плохо ела,
И муж мне не сказал: ?Пока?.
Весна... Опять любви хочу…
Любуюсь, как цветут сирени.
О, черт, забыла дома тени...
Куда бегу? Куда лечу?

На остановке суета.
Взглянул мужчина, что с бородкой...
Ах, не порвались бы колготки,
И в доме заперла кота..
Отчет — взяла, и завтрак тоже,
Журналы в сумке, для подруг.
Но отключила ли утюг?
И газ! Спаси меня, о Боже!..

Всегда в заботах и делах...
Но преуспела в жизни мало.
А прожито совсем чуть-чуть,
Но от всего уже устала.


***

Не чирикай мне вслед, воробей,
Перестань надо мной насмехаться,
Ты с друзьями — тебе веселей.
Ну, а мне даже не с кем расстаться.
Воробьиное счастье твое
Простирается дальше желаний:
Не тревожит тебя воронье,
Не печалит бремя скитаний.
Ночь тебя тишиной бережет,
Скрыв в одеждах горячую сушу,
И куда-то устало зовет,
И тревожит под перьями душу.
Не чирикай мне вслед, воробей.
Жизнь кометой проносится мимо.
Ты с друзьями — тебе веселей.
У меня же судьба пилигрима.

Танцующий Иисус

Горячий ветер снова дует с юга,
Куда ни глянь — пустынные места.
Но я ищу, зову земного друга —
Распятого, воскресшего Христа.

Он где-то здесь. Мне видеть довелось
(А может мне привиделось во сне),
Как, улыбаясь, танцевал Христос
И предлагал потанцевать и мне.

Среди холодных каменных твердынь,
В веселом танце, как живой ребенок,
Кружился света, мира властелин.
О, это чудо! — я шептал спросонок.

Стань в круг,—он звал,—
стань
в это безначало,
Со мною быть я предлагал не многим,
И ты поймешь, как бесконечно мало,
Нам надо верить, для союза с Богом!

Горел костер, зернились в небе звезды,
И ждал меня разорванный им круг.
Я сделал шаг, но вопросил серьезно:
—Тринадцатый апостол — разве друг?

Он отвечал, мне по-Иисусьи строго,
Как будто жизни предрекал итог.
—Тринадцатый — он тоже ведь от Бога,
И без него не сотворится Бог!


***

Вновь осень умирала на кострах,
На медленных кострах
из желтых листьев.
Жгли дворники костры
в глухих дворах,
Асфальт
от золота
дешевого
очистив.
Без слез,
без причитаний,
без обид,
Прося, как нищий,
дарового хлеба,
Не помня
чудодейственных
молитв,
Молила осень
о защите
небо.
А дворники,
довольные трудом,
Ругали
осень-ведьму
крепким словом,
Делились счастьем —
розовым вином,
И тешились о метлах
разговором...
Смеялись
дети звонко
во дворах,
Куда-то ехала,
не торопясь,
милиция..,
А осень
умирала на кострах —
В Москве
торжествовала
инквизиция.

***

Она ждала его, ждала,
Смотря с надеждой в даль дорог.
Она его во сне звала,
Изнемогая от тревог, —
А он не шел.

Она ждала его, ждала.
Чтоб ожиданье облегчить,
Себе гадалку завела,
Боялась встречу пропустить..
А он не шел.

Она ждала его, ждала.
Не закрывала на ночь дверь,
У ведьмы снадобья брала,
Стелила колдуну постель,
А он не шел.

Она ждала его, ждала.
И вот однажды стук в окно!
То старость нищенка была,
Но ей уж было всё равно.
Он не пришел!...


***

Я, как Адам, ребро свое отдам
(Мне лишнего от Господа не надо!),
Чтоб из него возникло существо,
Чтоб из него родилось божество
Для ада!
Пусть плоть моя послужит не добру!
Рай скучен, рай — больничная палата…
Я на кресте страстей весь мир распну,
И во сто крат в злодействе превзойду –
Пилата!


В порту

Я в порт зашел,
потешить
любопытство,
От скуки, сухопутной, отдохнуть,
Узнать, где море
с небом синим
слито, -
Как вдали,
уплывают
корабли.

В порту была обычная работа:
Смиренно
принимали
груз суда,
На лайнер восходили
пассажиры,
И докеры бранились,
между
прочим.

Я любовался,
как уходят в рейсы
Морские
горделивые
машины.
Как у причала
женщины стояли,-
Махая
на прощанье
кораблям.

И уходили корабли,
чтобы вернуться, -
А это труд кому,
кому судьба:
Несчастная – та
ниже ватерлиний,
Счастливая – в мерцаньях маяка.

…А солнце, опускаясь за три моря,
В порту
огни
на мачтах
зажигало.
?Семь футов вам под кили,
говорил я,-
Ушедшие
за солнцем
корабли?.


Инквизитор

Днем
Щекочу в носу травинкой
Другу, что уснул в ромашках.
Я брожу крутой тропинкой
Вдоль берез в косых рубашках
С тихой мыслью о Лауре,
О божественной Лауре...
Ночью
Ногти рву, ломаю кости,
Жгу железом ведьмам тело, —
(Дети ночи — злые гости!)
Сатанинский храм умело
Рушу с мыслью о Лауре.
О божественной Лауре...


***

У оврага,
одиноко,
подперев
ветвями
небо,
Въелось
дерево желаний
глубоко корнями
в землю.
Нет на нем
зеленых листьев,
и кору изъели черви,
Даже
черные вороны
не летят к нему
на отдых.
Слепо
следуя поверью,
ночью
в зарослях
крапивы
Люди
к дереву желаний
тайно ищут,
топчут
тропы.
И к стволу
прижавшись грудью,
и обвив
его руками,
Шепчут
мертвой древесине
сокровенные слова.

Кочевник

В колчане стрелы, дремлет лук,
Костры у края темноты.
Мой сокол мясо ест из рук,
Из рук, чьи в золоте персты.
Конь подо мной. Обширна степь.
Шуршит ковыль. Горчит полынь.
А надо мною лунный серп,
И холодит ночная стынь.
Туда, где солнце прячет луч,
Кочую я. Мне небо — кров.
Туда, где лес стоит у круч,
Иду, чтобы добыть рабов.
Заставу тайна обойду,
К селенью тихо подкрадусь.
Я в плен жестокий уведу
Врасплох захваченную Русь.
Игра — погоня для меня.
Степь для меня — родная мать.
Уйду. Чтоб повернуть коня —
Опять на Русь, на Русь опять.

***

...И сыпался под ноги белый снег,
И колокол хрипел, как бас гобоя,
И город, переполненный ковчег,
В кромешной тьме куда-то плыл
без Ноя...
Метель срывала радуги афиш.
Ее каприз — быть грозным хулиганом.
В испуге прижимались дети к мамам,
Когда сердитый ветер крыши грыз.
Спешили люди в теплоту домов
И, как в часы всемирного потопа,
С разбитым килем и без парусов
Плыла куда-то старая Европа.

Белорус и финка

Я путешествовать к северу еду,
Встреча со снегом мне не в новинку.
Только в диковинку мне, домоседу,
Встретить в пути беловласую финку.

Черный мой волос, глаза мои карие
Финке понравятся — здесь это редкость.
Спросит она: ?Вы из Италии?
Я там была — очень жаркая местность!?

В дом позовет и попросит остаться.
Месяц над лесом повиснет подковой.
Я соглашусь. А куда мне деваться?
Хоть познакомлюсь с финскою ?мовай?...

Утренним чаем начнем расставание.
Снег захрустит под ногами печеньем.
С грустью мне финка шепнет на прощание:
?Мабыць сустрэнемся? Да пабачэння?.


***

Мне говорили: "Пей до дна!
Живи без срока и печали!
Так, мол, живет твоя страна —
От дали к еще большей дали.
Я пил и ел. Любил сполна.
Был, как и все, рубаха-парень.
Но как-то женщина одна
Сказала: "Знаешь, ты бездарен!
В тот миг настал и мой черед
Безмолвно каяться в пустыне —
Всю ночь земную напролет
Я жег стихи свои в камине.