Ш у т

На всё смотрю как есть,
Всяк человек, пленённый страстью,
Свободы в этом мире нет,
Обложен всякий непомерной данью.

Я вижу лица, грустные они,
Сомненья в каждом взгляде,
А над Москвой вечерние огни,
Как будто теплятся лампады.

Струится дым с кадильных труб,
Идёт вечернее служение,
Над городом беснует шут,
Одевший маску развлеченья.

Ревёт толпа, вобравши дури,
Не слышит крик своей души,
Вокруг горят, дымятся урны,
За стойкой шут стоит в тени.

Вы те, что прячутся от света,
Во тьму укрывшие свои дела,
Вы верите и в дьявола и в Бога,
Но всё же вам удобна тьма.

А шут так мило обнимает,
В объятьях держит как удав,
Всех зазывает, приходите,
Здесь власть моя, благословенье с вами.

И так до самого утра,
Прощается душа с душою,
Горит вечерняя Москва,
Кадильный дым стоит свечою.

И мериться безумство с дурью,
Пока темно, пока толпа,
Светает быстро, тьма отступит,
Жалеет шут, что ночь прошла.

С рассветом тишина придёт,
Накроет город утренним туманом,
Разгульный гул до вечера уснёт,
Шут увлечёт доверчивых обманом.

И зашумит, забулькает Москва,
Вдруг деловою, снова станет,
Разбудят всех колокола,
Реклама по рукам всех свяжет.

И пилят, делят всю страну,
И десятину рвут на части,
В агонии злобою плюют,
Таращат красными глазами.

Кто там? Что там?
Дыханье зверя и врага?
А может просто глупость, жадность,
Не благодарность беглого раба.

Кто рассуждает, понимает,
Кто в Бога верит, твёрдо знает,
Душа живая плоть мертва,
Мертва душа, но плоть живая.

Потом, приходит горькое похмелье,
Притихнет шут, уйдёт на время,
Покуда, суд всё совершит,
Среди плевел посеют семя.