Его не ждали...

Его не ждали.Он вспорхнул
На ряд ступеней.
Сердце перебилось…
“С чего б” – подумал
и рукой потрогал – “Нет,живой”.
Еще живее,чем тогда –
под саблей и картечью.
Его не ждали,
но друзья побед
старательно припомнили былое –
побудку,кашу,барабан…
“Медлительное облако.В тумане горы…” –
он добавил.
И выпил меньше,чем того желал бокал.
…Свеча несла свое горенье.
И тени
за нею следовали, по полу пока…
Плечом друг дружку задевали.
Смотришь –
поднимались кулаки!
………………………..
Пока кружился разговор
вокруг турецкого похода
ему уже наскучил он.
“О,боже – я устал.С дороги лишь вчера!” –
откланялся и выбежал на воздух.
Еще не понимая ни черта,
задумался
и “к дому” только молвил.
………………………………
Строка к утру клонилась и к надежде.
“Скупа история на подвиг” – записал.
Простил историю.Поярче букву надписал.
И спать улегся…
А во сне мерещился клинок.
И руки милой были так похожи на венок,
что и не надо тратиться на похороны…
Пошло:
с утра – перо…
…Шаги.В дверях – пятно.
Одел очки – жена
в голубо-белом пеньюаре.
“Что рано?Что не спишь?”
“Вчера на бале тот наглец…”
“Не помню..Нет всё вспомнил…”
“Как я рада…”
Ушла подняв упрямо подбородок…
Что наглец?Их глупо замечать.
когда того скрывать они не могут…
А вечером смутился –
к ужину она не подошла…
………………………….
Ему еще казался мил
и Невского разлет
и Исаакия паренье…
Нева простёртая.
Ходил по набережной.Думал.
Истертая печать светила
растворялась на волне.
Он шел домой…
И снова медлил над бумагой,
жену поцеловав.
…И так казались далеки
восточные слепые ночи.
Муэдзин
наколот на мечети кол
и воет пять раз до полночи.
И подвывают псы.
И как руины черен и вонюч мангал.
Его окликнули однажды в переулке.
Потом снова.
Женский голос.
…Кипящий волос.
Грубый вдох.
Молитва рук на твердом стане.
Он должен,кажется,обнять её
и,опускаясь в пыль,
как руку сунуть в пламя…
…”как глупо” – он решил тот раз.
Теперь же думал и искал ошибки.
Причудливо текла улыбка
от носа к уху
как кривая кровь.
И била бровь
открытый близоруко глаз
как бьют за нищету еврея его скрипкой…
…………………………………………….
Вечор за картами его бесили споры.
Не умиляла кротость мужика.
Европа не казалась раем.
“Глупа – сказал,Москва”,-
смешал колоду и пригубил херес.
“А Питер еще боле,господа…”
………………………………..
В церковной кислой тесноте,
храня карманы,
он молился.
Кланялся едва.
Перстами сердце покрывал
и щурился на золотую жижу.
Выше
кряхтел безумец под крестом.
Казались его губы дики.
Торчала щепка под ногтем.
Вертелся глаз в глазнице…
…………………………..
“Отвык молиться.
Бусурмане отучили.Смешно и слышать.
Думать страшно и тревожно.”
…Так тошно стало на балу.
Так дико и бесцельно.
Так ярко врезались ливреи под виски,
а розовое мясо псиной дало…
Сесть успел.Отставить руку попытался…
…Вдаль
зрение сносило силуэты.
Взамен – овал лица.
Глаза как луч на капле.
Вспомнил – Йена.Полуподвал.
Залитый воском край сукна.
На “Wilchelm Meisters...” горстка шпилек.
Молочный запах рук и опьяненье болью.
Вдруг тело оказалось так глубоким,
что не сумел дышать.
…………………….
“Довольно” – оттолкнул флакон
с вонючей солью.
Встал…
………….
На равноудаленьи лес и небо.
Чуть горько,чуть светло от них было.
Отдушины язычной язык искал.
Глаза желали простоты,
а рифма звала вместе “Русь” и “пусто”…
…Он отъезжал.
Бодал кого под пение возницы.
Монокль разбил России посреди.
…К западу сползли столицы.
Россия начиналась впереди…


Метки:
Предыдущий: в телевизоре тела будто тёлки у села
Следующий: Трактатъ о дороге. Гл. 3. ч3