Николай Колычев Мурманский поэт
Новые стихи
Николай Колычев
* * *
В словоблудии смысла не выскребешь.
В скудословии чувств не найдёшь.
Истина мертва – коль не искренна.
Искренность без истины – ложь.
* * *
В поле трава увяданием выжжена
В небе бескрылом пусто и мглисто.
Падает снег. Но его не слышно.
Слышно – последние листья.
Так говорят, не заботясь –
слушают или не слушают,
Спрашивают, не задумываясь:
ответят – не ответят…
Сбивчивый шелест все реже, все глуше…
Так говорят перед смертью.
Обнажается небо. Обнажается истина.
Если всё лишнее рвать, перелистывая,
Лепет становится афоризмами.
В последних листьях так много смысла.
Так много смысла. Так много горечи.
Листья по белому снегу – черные,
Словно слова на бумаге корчатся
Мудрые, но никчемные.
Стылой осины тело нагое…
Как омерзительна истина голая!
Чёрное…
Белое…
Сахар покоя.
Горечь безмолвия.
ЗВЕЗДОЧКА.
Прошлой ночью, (не знаю, рассказывать надо ли),
Почти все спали, но некоторые – видели,
Как маленькая звездочка, с неба ночного падая,
Кричала людям: ?Ловите меня! Ловите меня!?.
?Скорее! Ну, что же вы! Подставляйте ладошки!
Кого из вас выберу – тому счастье будет!?.
Но, усмехаясь горько, тысячу раз облапошенные,
В чудеса не верили эти неспящие люди.
Маленькую звездочку охватил большой ужас:
Все ближе земля – и не одной человечьей ладошки.
Для счастливой звезды ничего не может быть хуже,
Чем бездарно о землю расплющиться синей лепешкой.
И зашлась она в крике – визгливом, пронзительном:
?Слышите!?
Неужели я не нужна никому в этом мире?!?
…Проснулся бомж, и звякнув чугунною крышкою,
Из канализации вытянул руку, ладонь растопырив.
Сгреб звездочку в теплый вонючий кулак,
Сунул за пазуху, где вшей больше, чем звезд у неба.
И получил то, что давно желал –
Целую буханку теплого черного хлеба.
…А наутро люди, у которых сна всю ночь не было,
Опечалили улицы невыспавшимися кислыми лицами,
И олигарх, накануне купивший небо,
О пропаже звезды написал заявленье в милицию.
* * *
Трудно быть женой поэта…
Ну и что же?
Не жалей! Ведь я об этом не жалею.
Ты меня недосягаемо моложе.
Ты меня непостигаемо мудрее.
У меня такие редкие получки.
У тебя такие редкие подарки.
Я большой и толстый чемодан без ручки.
И тащить невмочь, и бросить вроде жалко.
А на свете мужиков различных – тыщи.
Самых разных – рослых, стройных, жарких, ярких...
Но таких, как я, стихов поющих нищих –
Даже меньше, чем отпетых олигархов.
Сколько женщин! Сколько юбок! Сколько платьев!
Но любовных не ищу импровизаций.
Ни одной из них ума вовек не хватит
С дураком таким пожизненно связаться.
Я до гроба за тебя молиться буду,
Если хочешь – я порву себя на части!
За твою непроходимейшую мудрость,
За моё невыразимейшее счастье!
УГОЛОК СЧАСТЬЯ.
Далеко – далёко
В мира потайной части
Теплит огоньки окон
Тихий уголок счастья.
Света от любви – много,
Потому и не гаснут
Эти угольки окон
В тихом уголке счастья.
В подполе ворчит строгость
В горнице царит ласка.
К нежным огонькам окон
Льнут, как мотыльки – сказки.
В озере поёт окунь,
Кони в облаках мчатся
Мимо огоньков окон
В тихом уголке счастья.
Думал я: пройдут сроки,
Верил, что скажу: ?Здрасте!?
Добрым огонькам окон
В тихом уголке счастья.
Только где она – та дорога
По которой можно добраться
К теплым огонькам окон
В тихом уголке счастья.
…Мысли мои, мысли.
Горечь да жалость.
То, что искал в жизни –
В детстве осталось.
ЧИХ.
В узкую протискиваясь форточку
Набухает вешней почкой улица.
Солнечно. Лучи в носу щекочутся,
Заставляя добродушно щуриться.
Все обиды, горести и сложности
Как сугробы, тая – растекаются.
Я чихнуть хочу – до невозможности,
Только ?чих? никак не собирается.
Не дышу, чтоб воздух не растрачивать,
Как мне сладко этот чих вынашивать!
Вот чихну – и удеру на дачу я.
Дача у меня под Кандалакшею.
Надо только посильнее сморщиться
И чихну на всё пренепременно я…
Не чихнулось.
Даже плакать хочется.
Будто бы украли что-то ценное.
* * *
Поезд замер, словно вкопанный
И – ни с места. Вот беда!
Рядом Мурманск. Вот он. Вот он – он!
Рядом. Ну – рукой подать!
Ждём. Чего? Какого… встречного?
Я глаза все проглядел.
За окном – как будто вечер.
На часах – как будто день.
На ветру деревья корчатся
Дождь на стеклах… Боже мой!
Очи осени. Мне очень,
Очень хочется домой!
…Тронулись? Неужто тронулись!?
Ну, давай, быстрей, быстрей!
Я гляжу в окно вагонное
На Фадеев, на ручей.
Захлебнувшись удовольствием
И от чувств почти без чувств
Птицей вдоль проспекта Кольского
Я лечу, лечу, лечу!
Здравствуй слякоть! Здравствуй, грязь моя!
Гниль листвы на мостовой.
Я вернулся! Мурманск, с праздником!
Мурманск! Я опять с тобой!
Кажется, вокруг все кружится.
Я спешу – на всех парах –
Отразиться в каждой лужице
Сквера на Пяти углах.
Мне не жаль ботинки новые,
Этих луж не обойду.
То ль шагаю пританцовывая,
То ль танцую на ходу.
И от счастья невозможного
Так, чтоб слышал весь народ
Я пою. Пускай прохожие
Думают, что идиот.
СУМАСШЕДШИЕ СТИХИ.
1.
Сумасшедшие небеса.
Облаков полоротых глыбы…
Мрачный дождь заворочался
Ископаемой древней рыбой.
Кистеперо простерлась тень,
Осеняя земную осень.
В ней – березьим костям кистень,
В ней – осинам – перо под кости.
В ней – громадный прощальный гром,
Что, созрев, в этот мир сорвется,
Грохоча, словно в сруб ведро
Так, чтоб сузились душ колодцы.
Смирный мир уставал неметь
С замиранием небу внемля,
Словно там воскресала смерть,
Чтоб низвергнуться вниз, на землю.
И смеялся во мне, в глуши
Отраженный природой ужас…
Как аукнется из души,
Так откликнется мир снаружи.
2.
…Так не раз, на носки привстав,
С хрустом в чурку врубал колун я…
Рваной трещиной в небесах
Полыхнуло перо перунье.
В небе корчится рыбья плоть
Неудавшийся Божий опыт.
Эту рыбу отверг Господь,
Но не смог погубить потопом.
Страх срывает молитву с уст.
Сам не знаю – чего боюсь я.
Рыбой нищих кормил Иисус.
Эта рыба – не от Иисуса.
Кистеперая тварь из мглы
Размывает пером и кистью
И остатки времен былых
И зачатки грядущей жизни.
3.
Вострубил сумасшедший рог,
Сжатый мертвенными губами
Весть о том, что не нужен Бог,
Тем, чьих предков придумал Дарвин.
Тьма, свистя, из последних ламп
Дососала остатки света.
И расправила два крыла,
Унося в никуда планету.
Не Эйнштейн ли – гриваст и лыс,
Язычищем дразнящий Вечность,
Властно кисти вздымает ввысь
Перед хором незримых певчих.
И дрожал комаром простор,
Разбиваясь на ноты брызг
И захлебывался хор,
Запредельно высок и низок.
Падал мерный тяжелый стук
В скорбь всемирного похоронья.
И летел молодняк на звук,
Громко каркая по-вороньи.
Дикий ор нарастал в толпе
Облекая весь мир в бессветье.
Так кричат, чтобы смерть воспеть,
Заболев красотою смерти.
4.
Сумасшедший аккордеонист
Звукорядью полуприкушен,
Заюлил сумасшедший твист,
В пух и прах растирая души.
Вот! – растет дураков толпа,
Пополняется дураками.
И свистит шепелявый пар
Над раскисшими вдрызг мехами.
И дурак исторгает визг
И визжит от восторга дура,
Видя, как музыканту кисть
Отгрызает клавиатура.
Только вдруг – утешеньем мук
Льнут к культе музыканта листья.
Это хочет замазать звук
Пейзажист – сумасшедшей кистью.
Никому никого не жаль.
Каждый, каждый другого стоит…
Так смывают бедой печаль,
Или малую боль большою.
Я не спорю, талант велик,
Если муками гасишь муки…
Написал бы Пречистой лик,
Вдруг другими бы стали звуки.
Гений кисти! Он знает сам
Что он стоит и что умеет.
Он размазал бы все и вся,
Для того, чтобы стать виднее.
Он искусством своим не врет,
Такова есть картина мира!
И в восторге толпа ревет,
Вознося над собой кумира.
Гаснут россыпи нот вокруг.
Тут – щепотками, там – горстями.
Добивают рябины звук
Окровавленными кистями.
На другой стороне земли
Гениальный и полоумный
На мгновенье воскрес Дали
И от страшных видений умер.
5.
Ах, художник! Чему ты рад?
Да не мни ты себя героем.
Проще намалевать квадрат –
Бездуховность слегка прикроешь.
Ты сегодня такой крутой!
Ты в своей правоте неистов!
?Мир спасается красотой?.
Ты воспел красоту
Убийства.
Мажь, художник, входи в экстаз!
Можно всё, там, где нет закона.
Неудавшийся богомаз…
Ненаписанные иконы…
6.
Ах, не то всё! Не то! Не то!
Тяжело, словно на душу слон сел.
Нарывает из туч – кистой
Обезумевшее солнце.
И глядит оно сверху вниз:
До чего же смешны и жалки:
Полоумный аккордеонист
И Эйнштейн с дирижерской палкой.
И толпа дураков и дур,
И художник – любитель водки…
Я отсюда уйду. Уйду!
Но, куда я с подводной лодки.
Солнце, солнышко… Ё – моё!
Под тобою нельзя согреться.
И больное лицо твоё
Так похоже на Билла Гейтса.
Ну, а может, всё так и есть?
Верим в Бога и грезим Раем.
А какой-нибудь супер-Гейтс
Словно в кости – в людей играет.
И давно все – по номерам,
От покойника - до младенца.
Мы – программы. Весь мир – игра
Гениального вырожденца.
…Я усну. Лучше – сны глядеть.
Лучше пусть мне приснятся снова
То ли кости былых кистей,
То ли кисти костей былого.
Николай Колычев
* * *
В словоблудии смысла не выскребешь.
В скудословии чувств не найдёшь.
Истина мертва – коль не искренна.
Искренность без истины – ложь.
* * *
В поле трава увяданием выжжена
В небе бескрылом пусто и мглисто.
Падает снег. Но его не слышно.
Слышно – последние листья.
Так говорят, не заботясь –
слушают или не слушают,
Спрашивают, не задумываясь:
ответят – не ответят…
Сбивчивый шелест все реже, все глуше…
Так говорят перед смертью.
Обнажается небо. Обнажается истина.
Если всё лишнее рвать, перелистывая,
Лепет становится афоризмами.
В последних листьях так много смысла.
Так много смысла. Так много горечи.
Листья по белому снегу – черные,
Словно слова на бумаге корчатся
Мудрые, но никчемные.
Стылой осины тело нагое…
Как омерзительна истина голая!
Чёрное…
Белое…
Сахар покоя.
Горечь безмолвия.
ЗВЕЗДОЧКА.
Прошлой ночью, (не знаю, рассказывать надо ли),
Почти все спали, но некоторые – видели,
Как маленькая звездочка, с неба ночного падая,
Кричала людям: ?Ловите меня! Ловите меня!?.
?Скорее! Ну, что же вы! Подставляйте ладошки!
Кого из вас выберу – тому счастье будет!?.
Но, усмехаясь горько, тысячу раз облапошенные,
В чудеса не верили эти неспящие люди.
Маленькую звездочку охватил большой ужас:
Все ближе земля – и не одной человечьей ладошки.
Для счастливой звезды ничего не может быть хуже,
Чем бездарно о землю расплющиться синей лепешкой.
И зашлась она в крике – визгливом, пронзительном:
?Слышите!?
Неужели я не нужна никому в этом мире?!?
…Проснулся бомж, и звякнув чугунною крышкою,
Из канализации вытянул руку, ладонь растопырив.
Сгреб звездочку в теплый вонючий кулак,
Сунул за пазуху, где вшей больше, чем звезд у неба.
И получил то, что давно желал –
Целую буханку теплого черного хлеба.
…А наутро люди, у которых сна всю ночь не было,
Опечалили улицы невыспавшимися кислыми лицами,
И олигарх, накануне купивший небо,
О пропаже звезды написал заявленье в милицию.
* * *
Трудно быть женой поэта…
Ну и что же?
Не жалей! Ведь я об этом не жалею.
Ты меня недосягаемо моложе.
Ты меня непостигаемо мудрее.
У меня такие редкие получки.
У тебя такие редкие подарки.
Я большой и толстый чемодан без ручки.
И тащить невмочь, и бросить вроде жалко.
А на свете мужиков различных – тыщи.
Самых разных – рослых, стройных, жарких, ярких...
Но таких, как я, стихов поющих нищих –
Даже меньше, чем отпетых олигархов.
Сколько женщин! Сколько юбок! Сколько платьев!
Но любовных не ищу импровизаций.
Ни одной из них ума вовек не хватит
С дураком таким пожизненно связаться.
Я до гроба за тебя молиться буду,
Если хочешь – я порву себя на части!
За твою непроходимейшую мудрость,
За моё невыразимейшее счастье!
УГОЛОК СЧАСТЬЯ.
Далеко – далёко
В мира потайной части
Теплит огоньки окон
Тихий уголок счастья.
Света от любви – много,
Потому и не гаснут
Эти угольки окон
В тихом уголке счастья.
В подполе ворчит строгость
В горнице царит ласка.
К нежным огонькам окон
Льнут, как мотыльки – сказки.
В озере поёт окунь,
Кони в облаках мчатся
Мимо огоньков окон
В тихом уголке счастья.
Думал я: пройдут сроки,
Верил, что скажу: ?Здрасте!?
Добрым огонькам окон
В тихом уголке счастья.
Только где она – та дорога
По которой можно добраться
К теплым огонькам окон
В тихом уголке счастья.
…Мысли мои, мысли.
Горечь да жалость.
То, что искал в жизни –
В детстве осталось.
ЧИХ.
В узкую протискиваясь форточку
Набухает вешней почкой улица.
Солнечно. Лучи в носу щекочутся,
Заставляя добродушно щуриться.
Все обиды, горести и сложности
Как сугробы, тая – растекаются.
Я чихнуть хочу – до невозможности,
Только ?чих? никак не собирается.
Не дышу, чтоб воздух не растрачивать,
Как мне сладко этот чих вынашивать!
Вот чихну – и удеру на дачу я.
Дача у меня под Кандалакшею.
Надо только посильнее сморщиться
И чихну на всё пренепременно я…
Не чихнулось.
Даже плакать хочется.
Будто бы украли что-то ценное.
* * *
Поезд замер, словно вкопанный
И – ни с места. Вот беда!
Рядом Мурманск. Вот он. Вот он – он!
Рядом. Ну – рукой подать!
Ждём. Чего? Какого… встречного?
Я глаза все проглядел.
За окном – как будто вечер.
На часах – как будто день.
На ветру деревья корчатся
Дождь на стеклах… Боже мой!
Очи осени. Мне очень,
Очень хочется домой!
…Тронулись? Неужто тронулись!?
Ну, давай, быстрей, быстрей!
Я гляжу в окно вагонное
На Фадеев, на ручей.
Захлебнувшись удовольствием
И от чувств почти без чувств
Птицей вдоль проспекта Кольского
Я лечу, лечу, лечу!
Здравствуй слякоть! Здравствуй, грязь моя!
Гниль листвы на мостовой.
Я вернулся! Мурманск, с праздником!
Мурманск! Я опять с тобой!
Кажется, вокруг все кружится.
Я спешу – на всех парах –
Отразиться в каждой лужице
Сквера на Пяти углах.
Мне не жаль ботинки новые,
Этих луж не обойду.
То ль шагаю пританцовывая,
То ль танцую на ходу.
И от счастья невозможного
Так, чтоб слышал весь народ
Я пою. Пускай прохожие
Думают, что идиот.
СУМАСШЕДШИЕ СТИХИ.
1.
Сумасшедшие небеса.
Облаков полоротых глыбы…
Мрачный дождь заворочался
Ископаемой древней рыбой.
Кистеперо простерлась тень,
Осеняя земную осень.
В ней – березьим костям кистень,
В ней – осинам – перо под кости.
В ней – громадный прощальный гром,
Что, созрев, в этот мир сорвется,
Грохоча, словно в сруб ведро
Так, чтоб сузились душ колодцы.
Смирный мир уставал неметь
С замиранием небу внемля,
Словно там воскресала смерть,
Чтоб низвергнуться вниз, на землю.
И смеялся во мне, в глуши
Отраженный природой ужас…
Как аукнется из души,
Так откликнется мир снаружи.
2.
…Так не раз, на носки привстав,
С хрустом в чурку врубал колун я…
Рваной трещиной в небесах
Полыхнуло перо перунье.
В небе корчится рыбья плоть
Неудавшийся Божий опыт.
Эту рыбу отверг Господь,
Но не смог погубить потопом.
Страх срывает молитву с уст.
Сам не знаю – чего боюсь я.
Рыбой нищих кормил Иисус.
Эта рыба – не от Иисуса.
Кистеперая тварь из мглы
Размывает пером и кистью
И остатки времен былых
И зачатки грядущей жизни.
3.
Вострубил сумасшедший рог,
Сжатый мертвенными губами
Весть о том, что не нужен Бог,
Тем, чьих предков придумал Дарвин.
Тьма, свистя, из последних ламп
Дососала остатки света.
И расправила два крыла,
Унося в никуда планету.
Не Эйнштейн ли – гриваст и лыс,
Язычищем дразнящий Вечность,
Властно кисти вздымает ввысь
Перед хором незримых певчих.
И дрожал комаром простор,
Разбиваясь на ноты брызг
И захлебывался хор,
Запредельно высок и низок.
Падал мерный тяжелый стук
В скорбь всемирного похоронья.
И летел молодняк на звук,
Громко каркая по-вороньи.
Дикий ор нарастал в толпе
Облекая весь мир в бессветье.
Так кричат, чтобы смерть воспеть,
Заболев красотою смерти.
4.
Сумасшедший аккордеонист
Звукорядью полуприкушен,
Заюлил сумасшедший твист,
В пух и прах растирая души.
Вот! – растет дураков толпа,
Пополняется дураками.
И свистит шепелявый пар
Над раскисшими вдрызг мехами.
И дурак исторгает визг
И визжит от восторга дура,
Видя, как музыканту кисть
Отгрызает клавиатура.
Только вдруг – утешеньем мук
Льнут к культе музыканта листья.
Это хочет замазать звук
Пейзажист – сумасшедшей кистью.
Никому никого не жаль.
Каждый, каждый другого стоит…
Так смывают бедой печаль,
Или малую боль большою.
Я не спорю, талант велик,
Если муками гасишь муки…
Написал бы Пречистой лик,
Вдруг другими бы стали звуки.
Гений кисти! Он знает сам
Что он стоит и что умеет.
Он размазал бы все и вся,
Для того, чтобы стать виднее.
Он искусством своим не врет,
Такова есть картина мира!
И в восторге толпа ревет,
Вознося над собой кумира.
Гаснут россыпи нот вокруг.
Тут – щепотками, там – горстями.
Добивают рябины звук
Окровавленными кистями.
На другой стороне земли
Гениальный и полоумный
На мгновенье воскрес Дали
И от страшных видений умер.
5.
Ах, художник! Чему ты рад?
Да не мни ты себя героем.
Проще намалевать квадрат –
Бездуховность слегка прикроешь.
Ты сегодня такой крутой!
Ты в своей правоте неистов!
?Мир спасается красотой?.
Ты воспел красоту
Убийства.
Мажь, художник, входи в экстаз!
Можно всё, там, где нет закона.
Неудавшийся богомаз…
Ненаписанные иконы…
6.
Ах, не то всё! Не то! Не то!
Тяжело, словно на душу слон сел.
Нарывает из туч – кистой
Обезумевшее солнце.
И глядит оно сверху вниз:
До чего же смешны и жалки:
Полоумный аккордеонист
И Эйнштейн с дирижерской палкой.
И толпа дураков и дур,
И художник – любитель водки…
Я отсюда уйду. Уйду!
Но, куда я с подводной лодки.
Солнце, солнышко… Ё – моё!
Под тобою нельзя согреться.
И больное лицо твоё
Так похоже на Билла Гейтса.
Ну, а может, всё так и есть?
Верим в Бога и грезим Раем.
А какой-нибудь супер-Гейтс
Словно в кости – в людей играет.
И давно все – по номерам,
От покойника - до младенца.
Мы – программы. Весь мир – игра
Гениального вырожденца.
…Я усну. Лучше – сны глядеть.
Лучше пусть мне приснятся снова
То ли кости былых кистей,
То ли кисти костей былого.
Метки:
