Сборник жасминный ветер, часть 2
Андрей Акуличев
Ж А С М И Н Н Ы Й В Е Т Е Р
Стихотворения
Vol. № 2
Часть вторая
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
Свечной фитиль колеблется уже.
Ночь истекает звёздною росою.
И утро в предрассветном неглиже
подкралось осторожною лисою.
ДопИт коньяк, закончен разговор.
Вопросы решены, затихли споры.
А в зале, как нарочно, до сих пор
распахнуты увесистые шторы.
В окно скребётся реденький рассвет, –
он робок и пока что деликатен;
проблем и смут дневных в помине нет,
и нет на солнце выморочных пятен.
Но день придёт, и канут в пустоту
ночные задушевные беседы –
мы так живём, чтоб чуять за версту
наживы запах, отзвуки победы.
ТУЧА
(шутливое)
Туча в небе, дозревая,
пухла, точно на дрожжах,
чтобы ярость грозовая
нагналА повсюду страх.
Хмарь свинцовая в лиловом –
будто с траурной каймой –
два часа сплошным покровом
нависала надо мной.
Но – прорвало бедолагу
с громким выхлопом: ба-бах!
И – небесной выси влагу
ощутил я на губах.
БАЛЕТ
Огромный зал. По стенам зеркала.
Паркетный пол поскрипывает глухо.
И свечи – догоревшие дотла.
И девушки – в одеждах легче пуха.
Протяжный вальс, мелодия вот-вот
затихнет или снова возродится.
Полупоклон, изящный поворот…
И кажется, что всё это лишь снится.
***
Твой сон всегда как будто зазеркален:
огни потушены, молчит свирель.
Но из лиловых, лунно-душных спален
в тот час открыт единственный туннель.
И ты уходишь, лёгкая как гелий,
и к солнцу воспаряешь впопыхах…
а я из зябких, пыльных подземелий
пытаюсь удержать тебя в руках…
РАЗГОВОР ?ЗА ЖИЗНЬ?
ПО-РУССКИ
(философское)
Потреплемся о странностях погодки,
о новостях, случившихся ?в миру?…
А после – обожрёмся морем водки,
и ей же обблюёмся поутру.
***
Оттаяла льдинка на бархатной коже,
слезой заструилась она по щеке.
Но плакать сегодня, ей-богу, негоже –
сегодня мы снова с тобой вдалеке.
Мы так далеко от всего остального,
что нас окружало в привычной среде.
Мы только вдвоём – и не надо иного!
Пусть время плывёт, как круги по воде.
***
Остепенившись, умудрённые,
на жизнь по-новому глядим…
Да только – взоры измождённые,
в глазах – печаль, а не экстрим.
О ПРЕДНАЗНАЧЕННОСТИ ПОЭТА
Поэты – все больные на головку,
адепты добровольной нищеты:
растрачивают удаль и сноровку
на глупые печатные листы.
Но и без них, поверьте, стала б кИсла
среда дельцов, ведь в обществе хапуг
разменивать эмоции на числа –
любимый и престижнейший досуг.
Поэт, он как юродивый – дан свыше,
чтоб на себя людские брать грехи,
чтоб жить в подвале… или жить на крыше,
но – как молитвы – сотворять стихи!
***
Затмило даль листвою облетелой –
кружащейся и падающей вниз…
и спотыкаясь, поступью несмелой
забредший с моря удалялся бриз.
И рвались к солнцу птичьи караваны,
почувствовав первейший холодок,
и стлались пОнизу дремучие туманы,
в которых иней вызревал – на зИму, впрок…
НАЗИДАНИЕ ИЗДАТЕЛЯ
МОЛОДЫМ АВТОРАМ
(чистое издевательство)
Сумерки загадочно-сиреневы,
диск закатный в горизонт увяз.
Где ж вы – паустовские? тургеневы?
Звёздный час, писатели, для вас.
Опишите эту ширь пейзажную,
матушку-природу возлюбя,
и продать продукцию бумажную
сможете с прибытком для себя.
ПОЭТ В РОССИИ
?Поэт в России больше, чем поэт…?
Евгений Евтушенко.
Поэт в России меньше, чем дерьмо –
при жизни; так, раскисшая гнилушка!
От общества проставлено клеймо:
Нахлебник! Неудачник! Побирушка!
Поэт в России свят, когда умолк,
когда погиб иль спился в безнадёге, –
тогда он нежен, как китайский шёлк,
ему со всеми – как бы! – по дороге.
Тогда не брякнет власти поперёк –
с гарантией – ни слова, ни полслова!!!
И можно толковать на годы впрок
его стихи… и душу – снова, снова.
Поэт в России выброшен на дно.
Поэт лишь мёртвым обществу угоден.
Ведь люди не простят ему одно:
за всех за них он истинно свободен!
***
Вызвездило небушко крещенское
искорками льда и хрусталя,
чтоб в Крещенье – таинство вселенское –
вся в огнях купалася земля.
НЕСООТВЕТСТВИЯ
Вельветов сумрак не преодолеть,
когда он тёмно-сер иль фиолетов…
и проза для поэтов – та же плеть,
которой нужно чаще драть поэтов.
Несоответствий в мире – пруд пруди.
Поэты пишут прозу – что ж, забавно:
не им ли знать, что будет впереди!
А то, что есть, им ведомо подавно.
***
Степень риска тем и широка,
что одних вспугнёт внезапный шорох,
а другим – уже нюхнувшим порох –
нипочём свист пули у виска.
МУДРЕЦАМ И ЛОГИКАМ
Жизнь свои являет парадоксы,
словно бы в насмешку мудрецам,
и в больницах заполняют боксы
те, кто верил логикам-отцам.
Только жизнь – пестра и многолика.
Ей законы ваши – не указ!
Правят в жизни, достигая пика, –
вдохновенье, творчество, экстаз.
***
Пускай в ЯЗЫК вторгается, грубя,
шалея, беспардонность наша дурья, –
заставит СЛОВО уважать себя!
Не сгинет в мясорубке бескультурья!
ВИСОКОСНЫЙ ГОД
Високосный год.
Жгучие метели.
В снежной канители
ветер ищет брод.
Бледен фон ночной –
снегом всё забито.
Веет, как сквозь сито,
крошкой ледяной.
И во все углы
с мощью неуклюжей
ночь швыряет стужей,
что острей иглы…
Вздрогнешь, не шутя,
аж – мороз по коже:
будет точно то же
двадцать лет спустя.
Дублем – эпизод:
ночь в конце недели…
жгучие метели…
високосный год.
***
Пути предательства извилисты, но строги:
намечен чётко основной ориентир –
уж если встал на путь, то не свернёшь с дороги.
И эта истина – стара как мир.
ЛИСТ СМОРОДИНЫ
?Лист смородины груб и матерчат…?
Борис Пастернак
Лист смородины нежен, духмянен,
чуть игольчат и чуть шелковист.
Изумрудной резьбою изранен
настоящий смородинный лист.
От весны и до бабьего лета
кружит голову запах хмельной:
нота свежести, нота кларета
аромат создают неземной.
БРОДЯГА
Когда идёшь, не ведая маршрута,
не сильно беспокоишься о том,
где ляжешь спать… Но каждая минута
спустя полжизни вспомнится потом.
ИНИЦИАТИВА НАКАЗУЕМА
Будь ты поэт или торгуй на рынке вишней,
один закон убережёт нас от вреда:
за проявление активности излишней –
инициатора накажут. Как всегда!
СТАРЫЙ ИЗВЕСТНЯК
Выкрошится старый известняк:
ветром выдуваем по крупице…
он как пыль разнёсся по станице
и осел на лицах у гуляк…
Время сортирует каждый миг
не для звона башен в атмосферу, –
чтобы известняк крошился в меру
и… послушно умирал тростник.
***
По капельке выдавливать раба
из собственного рабского сознанья –
какая незавидная судьба
для тех, кто раб по воле Мирозданья.
ЕЖЕВИЧНЫЕ КУСТЫ
Пирамидальны ели и густы,
торжественно-махровы, неохватны;
под ними ежевичные кусты
так беззащитны, даже – деликатны.
Казалось – им не выжить в этой мгле:
внизу – туман и запахи озона;
на непрогретой солнышком земле
им зарождаться вовсе нет резона.
Но жизнь изыщет тысячи путей:
и к солнцу вновь потянутся росточки,
плоды нальются соком, от корней
набухнут пробуждённой силой почки.
И новые побеги – целый рой –
из почвы брызнут, словно метеоры.
Над хвоей – перепревшей и сырой –
восторжествуют жизненные споры!
***
Оранжевой слюдой
обвисло солнце марта,
ещё в тисках зимы,
в объятиях пурги,
не греет нас оно,
в нём летнего нет фарта,
но цвет приобрело –
душистой кураги.
ОГНИ НОЧНЫЕ
Огни ночные городов –
крикливы… но и одиноки:
за ними прячутся пороки
всех видов, рангов и родов.
Огонь рекламы – словно лёд,
в котором солнце расплескалось:
тепла там точно не осталось,
но светом полнится диод.
Ах, эти яркие огни!
Но в колготе ночного царства,
среди разврата и коварства, –
кого порадуют они?..
***
Племена вымирали как мухи –
мать-история не без затей…
Только горестно выли старухи,
хороня уходящих детей…
ПОЛЫНЬ-ТРАВА
Полынь-трава, как хинная настойка,
врачует лихорадку за момент.
А если намечается попойка,
она нам преподносит свой абсент.
Полынь-трава – древнейшее из зелий,
настоянных на таинствах веков:
где пустота пещерных подземелий
напитана нектаром облаков;
где дикий мёд, стекая вниз – от кроны, –
мешался с проступившею смолой,
а мошки, источая феромоны,
в нём застывали синею икрой;
где звёзды, испугавшись снегопада,
покорно слепли и летели прочь;
где от любви оглохшая цикада
с ума сводила стрёкотом всю ночь;
где чуткий сон притихшего подлеска
покачивала утренняя мгла…
и таяла от солнечного блеска… –
Полынь-трава там густо проросла.
***
Память – избирательная дама,
эдакий бездонный сундучок:
насуёшь туда немало хлама,
а достать попробуешь – молчок.
***
Когда ночные холода
на сердце лягут, – на морозе,
покрывшись корочкою льда,
оно замрёт в анабиозе.
И не полюбит до поры,
и не забьётся, как бывало,
от прежней – истовой – игры
оно, наверное, устало.
Но стоит искорке упасть
на панцирь льдистого покрова, –
как снова в сердце вспыхнет страсть.
К любви оно готово…. Снова!
КУМУШКА-СОСЕДКА
НА ЛАВОЧКЕ У ПОДЪЕЗДА
Не взирая порою на личности,
позитива не видя ни в ком,
и несла, и несла околичности,
не гнушаясь их затхлым душком.
Словно связкой баранок – увешана
слухом, сплетней: что? как? во дворе;
и во всех-то скандалах замешана,
и затычка – ну в каждой дыре!
***
Разночтенье истин прописных
некто, не без скепсиса, замыслил –
это хлеб насущный для иных,
тех, кто в мудрецы себя зачислил.
ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ
История – полухимера,
надуманный пласт бытия,
где факт не ценнее, чем вера
в истлевшую груду хламья.
Прикидки и просто догадки
порою вплетают в канву.
А как оно там? – до лампадки!
… И множится бред наяву.
Где дух фетишизма в почёте –
фантазмы дадут свой приплод;
а истина там на излёте:
она не приносит доход.
Легенды рождая и мифы,
историки – чёрт им не брат! –
наценки свои и тарифы
имеют на фальсификат.
***
Апофеоз пытливого ума –
постигнув всю изнанку мирозданья,
не захлебнуться тоннами дерьма,
а сверху плыть… давя в себе рыданья.
Я ПОМНЮ
Я помню: пыль на ободке бокала,
десяток книг, лежащих на столе,
и лунный свет, и бой часов из зала,
и угольки в седеющей золе,
и на камине – бронзовой Венеры
играющий тенЯми силуэт,
и мягкое свеченье полусферы
свечных огней, и старый менуэт,
и отовсюду - ?Лунная соната?…
потом звучал таинственный Шопен…
и терпкое дыханье аромата, –
им веяло от тёмных, древних стен…
Я помню всё: былое не со мною,
и всё-таки пережитое мной
какой-то осенью… а может быть, весною…
в какой-то век… наверно, золотой…
***
Ты уходила много раз,
но почему-то возвращалась.
И вряд ли там любовь осталась:
всё было словно напоказ.
Нам не дано идти вдвоём.
К чему же эти возвращенья!
Не мы, а жизнь сулит прощенья.
Всё остальное – ни при чём.
ОСЕННИЙ СОН
Посверкивали искорки в вуали.
За блёклой пеленой сгорал закат.
И лужи стылые с оттенком сизой стали
опушивались в иневый халат.
И скомкано, как будто между делом,
прощались мы… был вечер так тосклив…
ты – отрешённо, вся в атласно-белом,
я – в красно-чёрном, хмур и молчалив…
***
Поэты сгорают как свечи,
забытые на алтаре, –
ненужные в мире предтечи
и пешки в ферзёвой игре.
Диктаторы, фюреры, дуче
и прочий ублюдочный сброд
по рейтингам многажды круче –
шутов обожает народ.
Ничтожества странами правят –
обманом, насилием! Жесть!!!
Льстецы их отчаянно славят
и гимны слагают в их честь.
Поэтов же (кроме придворных!) –
на плаху, в петлЮ, на убой!
Чтоб не было песенок вздорных,
где власти предстанут СОБОЙ!
И всё же поэты не сгинут!
Дано им сквозь время взглянуть.
Ведь к Вечности мостик прокинут,
который венчает их Путь!
ЭКЗИСТЕНЦИЯ
Существовать ВОВНЕ и ВНЕ себя –
различные по сути состоянья.
Жить можно долго – дольше Мирозданья!
Но каждый миг – влюбляясь и скорбя…
***
Сцепленье дней – как зубья в шестерёнке –
наматывает нудные года:
не отойдёшь, не постоишь в сторонке…
И проникают в кровь кристаллы льда.
И пульс трепещет, ёкая от дрожи,
и радужки мутнеют по ночам,
и – злой скорняк не выдубит так кожи,
как время отрихтует лица нам.
Уходят дни, вплетаясь в шлейф эпохи,
вплавляясь в вековечный нимб зари…
Так на ветру и выдохи и вдохи
в секунду гаснут… что ни говори.
ИМЕНА
Посланы, наверно, небесами
данные с рожденья имена.
А наполнить их должны мы сами
тем, что в нас заложено сполна.
***
Осень в густо-рубиновой тоге,
с золотистой волною волос
(что не знали с рождения кос),
обернувшись, стоит на дороге.
Ей пора уже с миром уйти,
уступивши зиме полновластье,
и уже изогнулось запястье
в пожеланьи удачи в пути.
Но… замешкалась осень с уходом.
Ей хотелось бы и в декабре
править бал и кружить во дворе,
поздравляя себя с Новым годом.
РЕКА ВРЕМЁН
Когда уходят имена –
уходят с ними и эпохи.
Река времён не знает дна,
в ней тонут жалобы и вздохи.
Земной тщеты не призову,
ведь мир иллюзий очень хрупок,
но чтоб остаться на плаву,
нам надо совершить Поступок.
***
И если Я – не Я, а только тень
того, кем мог бы стать, то что я стою?!
Я – только прах, который каждый день
готов накрыться скорбною плитою.
Я – только шорох сгинувших громов,
отрыжка переевшего гурмана,
я не связал прилично пары слов,
я заблудился в сумерках тумана.
Я был таким, каким я стать сумел,
и не пытался прыгнуть выше крыши,
всю жизнь искал я собственный предел,
но… в том подвале – шевелились мыши!
И понял я, что вовсе не герой,
а пошлый представитель биомассы,
счастливый перекушаться икрой
и денежек взыскующий из кассы.
Надежды нет, есть только серый рок,
мы на себе волочим тень исхода –
нам предначертан весь наш путь и срок…
И как горька улыбка Кукловода!
СИРЕНЬ
Нахохлившийся куст сирени
продрог под проливным дождём,
почти невидимые тени
шептались в нём.
Но дождь прошёл. Завечерело…
Закат был нестерпимо ал…
И куст – совсем другое дело! –
заполыхал.
ВЗГЛЯД ПРОВИНЦИАЛА
НА МОСКОВСКИХ АВТОЛЮБИТЕЛЕЙ
И беспаспортно и безвизово
всюду шастают москвичи:
эти – в Выхино, те – в Черкизово,
и все скопом – под ?кирпичи?.
А гаишники сердобольные
регулируют, хоть бы хны,
лица сытые и довольные:
лишь бы не было, блин, войны!
***
И кромка леса вдалеке застекленела,
и горизонт осел, под тучами провис, –
всё потому, что первый снег, белее мела,
чертил на небе прототипы биссектрис.
И падал, падал снег – стремительно, отвесно.
Порою – затихал, порой – валил стеной…
И всё казалось – в поднебесье снегу тесно,
и он мигрировал с небес на план земной.
НА ЖИЗНЕННОМ ПЕРЕПУТЬЕ
Перепутье, бездорожье,
позарос большак травой.
И лишь провиденье Божье
над моею головой.
Указатели посбиты,
посворочены столбы,
вьются тучами москиты
на распутице судьбы.
Хоть налево, хоть направо,
хоть пойдёшь ты прямиком,
только все тропинки, право,
обернутся тупиком.
Но – плевать на наважденье!
Путь найду в тумане свой –
если Божье провиденье
над моею головой!
***
Когда-то в детстве, помнится, босой,
я по лугам носился очумело,
пропитываясь утренней росой
и бодростью накачивая тело.
С тех пор прошло уже так много лет,
я позабыл о шалостях, забавах,
но помню я про каждый свой рассвет,
когда купался – щедро – в росных травах.
ТУПИК
Не то, чтоб я предчувствовал тупик,
я просто знал о странностях дороги,
и всё же шёл… покуда не возник
объезда знак, который ставят боги.
Мол, не сойдёшь с пути, считай – погиб:
положим за обочиной на грядке!
А сбоку, видишь, славненький изгиб,
воспользуйся – и будет всё в порядке.
Совет из категории таких,
которыми пренебрегать нелепо:
тут или слушать, исполняя их,
иль, вопреки им, вдаль тащится слепо.
Альтернативой выбор не богат:
не разбежишься, случай словно в сказке.
Я постоял и… повернул назад,
но чуждой не последовал указке.
Вернусь через полгода, отрастив
могучие, размашистые крылья, –
мой путь над тупиком не будет крив!
А вы, внизу, рыдайте от бессилья.
Продолжение – в третьей части.
Ж А С М И Н Н Ы Й В Е Т Е Р
Стихотворения
Vol. № 2
Часть вторая
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
Свечной фитиль колеблется уже.
Ночь истекает звёздною росою.
И утро в предрассветном неглиже
подкралось осторожною лисою.
ДопИт коньяк, закончен разговор.
Вопросы решены, затихли споры.
А в зале, как нарочно, до сих пор
распахнуты увесистые шторы.
В окно скребётся реденький рассвет, –
он робок и пока что деликатен;
проблем и смут дневных в помине нет,
и нет на солнце выморочных пятен.
Но день придёт, и канут в пустоту
ночные задушевные беседы –
мы так живём, чтоб чуять за версту
наживы запах, отзвуки победы.
ТУЧА
(шутливое)
Туча в небе, дозревая,
пухла, точно на дрожжах,
чтобы ярость грозовая
нагналА повсюду страх.
Хмарь свинцовая в лиловом –
будто с траурной каймой –
два часа сплошным покровом
нависала надо мной.
Но – прорвало бедолагу
с громким выхлопом: ба-бах!
И – небесной выси влагу
ощутил я на губах.
БАЛЕТ
Огромный зал. По стенам зеркала.
Паркетный пол поскрипывает глухо.
И свечи – догоревшие дотла.
И девушки – в одеждах легче пуха.
Протяжный вальс, мелодия вот-вот
затихнет или снова возродится.
Полупоклон, изящный поворот…
И кажется, что всё это лишь снится.
***
Твой сон всегда как будто зазеркален:
огни потушены, молчит свирель.
Но из лиловых, лунно-душных спален
в тот час открыт единственный туннель.
И ты уходишь, лёгкая как гелий,
и к солнцу воспаряешь впопыхах…
а я из зябких, пыльных подземелий
пытаюсь удержать тебя в руках…
РАЗГОВОР ?ЗА ЖИЗНЬ?
ПО-РУССКИ
(философское)
Потреплемся о странностях погодки,
о новостях, случившихся ?в миру?…
А после – обожрёмся морем водки,
и ей же обблюёмся поутру.
***
Оттаяла льдинка на бархатной коже,
слезой заструилась она по щеке.
Но плакать сегодня, ей-богу, негоже –
сегодня мы снова с тобой вдалеке.
Мы так далеко от всего остального,
что нас окружало в привычной среде.
Мы только вдвоём – и не надо иного!
Пусть время плывёт, как круги по воде.
***
Остепенившись, умудрённые,
на жизнь по-новому глядим…
Да только – взоры измождённые,
в глазах – печаль, а не экстрим.
О ПРЕДНАЗНАЧЕННОСТИ ПОЭТА
Поэты – все больные на головку,
адепты добровольной нищеты:
растрачивают удаль и сноровку
на глупые печатные листы.
Но и без них, поверьте, стала б кИсла
среда дельцов, ведь в обществе хапуг
разменивать эмоции на числа –
любимый и престижнейший досуг.
Поэт, он как юродивый – дан свыше,
чтоб на себя людские брать грехи,
чтоб жить в подвале… или жить на крыше,
но – как молитвы – сотворять стихи!
***
Затмило даль листвою облетелой –
кружащейся и падающей вниз…
и спотыкаясь, поступью несмелой
забредший с моря удалялся бриз.
И рвались к солнцу птичьи караваны,
почувствовав первейший холодок,
и стлались пОнизу дремучие туманы,
в которых иней вызревал – на зИму, впрок…
НАЗИДАНИЕ ИЗДАТЕЛЯ
МОЛОДЫМ АВТОРАМ
(чистое издевательство)
Сумерки загадочно-сиреневы,
диск закатный в горизонт увяз.
Где ж вы – паустовские? тургеневы?
Звёздный час, писатели, для вас.
Опишите эту ширь пейзажную,
матушку-природу возлюбя,
и продать продукцию бумажную
сможете с прибытком для себя.
ПОЭТ В РОССИИ
?Поэт в России больше, чем поэт…?
Евгений Евтушенко.
Поэт в России меньше, чем дерьмо –
при жизни; так, раскисшая гнилушка!
От общества проставлено клеймо:
Нахлебник! Неудачник! Побирушка!
Поэт в России свят, когда умолк,
когда погиб иль спился в безнадёге, –
тогда он нежен, как китайский шёлк,
ему со всеми – как бы! – по дороге.
Тогда не брякнет власти поперёк –
с гарантией – ни слова, ни полслова!!!
И можно толковать на годы впрок
его стихи… и душу – снова, снова.
Поэт в России выброшен на дно.
Поэт лишь мёртвым обществу угоден.
Ведь люди не простят ему одно:
за всех за них он истинно свободен!
***
Вызвездило небушко крещенское
искорками льда и хрусталя,
чтоб в Крещенье – таинство вселенское –
вся в огнях купалася земля.
НЕСООТВЕТСТВИЯ
Вельветов сумрак не преодолеть,
когда он тёмно-сер иль фиолетов…
и проза для поэтов – та же плеть,
которой нужно чаще драть поэтов.
Несоответствий в мире – пруд пруди.
Поэты пишут прозу – что ж, забавно:
не им ли знать, что будет впереди!
А то, что есть, им ведомо подавно.
***
Степень риска тем и широка,
что одних вспугнёт внезапный шорох,
а другим – уже нюхнувшим порох –
нипочём свист пули у виска.
МУДРЕЦАМ И ЛОГИКАМ
Жизнь свои являет парадоксы,
словно бы в насмешку мудрецам,
и в больницах заполняют боксы
те, кто верил логикам-отцам.
Только жизнь – пестра и многолика.
Ей законы ваши – не указ!
Правят в жизни, достигая пика, –
вдохновенье, творчество, экстаз.
***
Пускай в ЯЗЫК вторгается, грубя,
шалея, беспардонность наша дурья, –
заставит СЛОВО уважать себя!
Не сгинет в мясорубке бескультурья!
ВИСОКОСНЫЙ ГОД
Високосный год.
Жгучие метели.
В снежной канители
ветер ищет брод.
Бледен фон ночной –
снегом всё забито.
Веет, как сквозь сито,
крошкой ледяной.
И во все углы
с мощью неуклюжей
ночь швыряет стужей,
что острей иглы…
Вздрогнешь, не шутя,
аж – мороз по коже:
будет точно то же
двадцать лет спустя.
Дублем – эпизод:
ночь в конце недели…
жгучие метели…
високосный год.
***
Пути предательства извилисты, но строги:
намечен чётко основной ориентир –
уж если встал на путь, то не свернёшь с дороги.
И эта истина – стара как мир.
ЛИСТ СМОРОДИНЫ
?Лист смородины груб и матерчат…?
Борис Пастернак
Лист смородины нежен, духмянен,
чуть игольчат и чуть шелковист.
Изумрудной резьбою изранен
настоящий смородинный лист.
От весны и до бабьего лета
кружит голову запах хмельной:
нота свежести, нота кларета
аромат создают неземной.
БРОДЯГА
Когда идёшь, не ведая маршрута,
не сильно беспокоишься о том,
где ляжешь спать… Но каждая минута
спустя полжизни вспомнится потом.
ИНИЦИАТИВА НАКАЗУЕМА
Будь ты поэт или торгуй на рынке вишней,
один закон убережёт нас от вреда:
за проявление активности излишней –
инициатора накажут. Как всегда!
СТАРЫЙ ИЗВЕСТНЯК
Выкрошится старый известняк:
ветром выдуваем по крупице…
он как пыль разнёсся по станице
и осел на лицах у гуляк…
Время сортирует каждый миг
не для звона башен в атмосферу, –
чтобы известняк крошился в меру
и… послушно умирал тростник.
***
По капельке выдавливать раба
из собственного рабского сознанья –
какая незавидная судьба
для тех, кто раб по воле Мирозданья.
ЕЖЕВИЧНЫЕ КУСТЫ
Пирамидальны ели и густы,
торжественно-махровы, неохватны;
под ними ежевичные кусты
так беззащитны, даже – деликатны.
Казалось – им не выжить в этой мгле:
внизу – туман и запахи озона;
на непрогретой солнышком земле
им зарождаться вовсе нет резона.
Но жизнь изыщет тысячи путей:
и к солнцу вновь потянутся росточки,
плоды нальются соком, от корней
набухнут пробуждённой силой почки.
И новые побеги – целый рой –
из почвы брызнут, словно метеоры.
Над хвоей – перепревшей и сырой –
восторжествуют жизненные споры!
***
Оранжевой слюдой
обвисло солнце марта,
ещё в тисках зимы,
в объятиях пурги,
не греет нас оно,
в нём летнего нет фарта,
но цвет приобрело –
душистой кураги.
ОГНИ НОЧНЫЕ
Огни ночные городов –
крикливы… но и одиноки:
за ними прячутся пороки
всех видов, рангов и родов.
Огонь рекламы – словно лёд,
в котором солнце расплескалось:
тепла там точно не осталось,
но светом полнится диод.
Ах, эти яркие огни!
Но в колготе ночного царства,
среди разврата и коварства, –
кого порадуют они?..
***
Племена вымирали как мухи –
мать-история не без затей…
Только горестно выли старухи,
хороня уходящих детей…
ПОЛЫНЬ-ТРАВА
Полынь-трава, как хинная настойка,
врачует лихорадку за момент.
А если намечается попойка,
она нам преподносит свой абсент.
Полынь-трава – древнейшее из зелий,
настоянных на таинствах веков:
где пустота пещерных подземелий
напитана нектаром облаков;
где дикий мёд, стекая вниз – от кроны, –
мешался с проступившею смолой,
а мошки, источая феромоны,
в нём застывали синею икрой;
где звёзды, испугавшись снегопада,
покорно слепли и летели прочь;
где от любви оглохшая цикада
с ума сводила стрёкотом всю ночь;
где чуткий сон притихшего подлеска
покачивала утренняя мгла…
и таяла от солнечного блеска… –
Полынь-трава там густо проросла.
***
Память – избирательная дама,
эдакий бездонный сундучок:
насуёшь туда немало хлама,
а достать попробуешь – молчок.
***
Когда ночные холода
на сердце лягут, – на морозе,
покрывшись корочкою льда,
оно замрёт в анабиозе.
И не полюбит до поры,
и не забьётся, как бывало,
от прежней – истовой – игры
оно, наверное, устало.
Но стоит искорке упасть
на панцирь льдистого покрова, –
как снова в сердце вспыхнет страсть.
К любви оно готово…. Снова!
КУМУШКА-СОСЕДКА
НА ЛАВОЧКЕ У ПОДЪЕЗДА
Не взирая порою на личности,
позитива не видя ни в ком,
и несла, и несла околичности,
не гнушаясь их затхлым душком.
Словно связкой баранок – увешана
слухом, сплетней: что? как? во дворе;
и во всех-то скандалах замешана,
и затычка – ну в каждой дыре!
***
Разночтенье истин прописных
некто, не без скепсиса, замыслил –
это хлеб насущный для иных,
тех, кто в мудрецы себя зачислил.
ИСТОРИЯ И ИСТОРИКИ
История – полухимера,
надуманный пласт бытия,
где факт не ценнее, чем вера
в истлевшую груду хламья.
Прикидки и просто догадки
порою вплетают в канву.
А как оно там? – до лампадки!
… И множится бред наяву.
Где дух фетишизма в почёте –
фантазмы дадут свой приплод;
а истина там на излёте:
она не приносит доход.
Легенды рождая и мифы,
историки – чёрт им не брат! –
наценки свои и тарифы
имеют на фальсификат.
***
Апофеоз пытливого ума –
постигнув всю изнанку мирозданья,
не захлебнуться тоннами дерьма,
а сверху плыть… давя в себе рыданья.
Я ПОМНЮ
Я помню: пыль на ободке бокала,
десяток книг, лежащих на столе,
и лунный свет, и бой часов из зала,
и угольки в седеющей золе,
и на камине – бронзовой Венеры
играющий тенЯми силуэт,
и мягкое свеченье полусферы
свечных огней, и старый менуэт,
и отовсюду - ?Лунная соната?…
потом звучал таинственный Шопен…
и терпкое дыханье аромата, –
им веяло от тёмных, древних стен…
Я помню всё: былое не со мною,
и всё-таки пережитое мной
какой-то осенью… а может быть, весною…
в какой-то век… наверно, золотой…
***
Ты уходила много раз,
но почему-то возвращалась.
И вряд ли там любовь осталась:
всё было словно напоказ.
Нам не дано идти вдвоём.
К чему же эти возвращенья!
Не мы, а жизнь сулит прощенья.
Всё остальное – ни при чём.
ОСЕННИЙ СОН
Посверкивали искорки в вуали.
За блёклой пеленой сгорал закат.
И лужи стылые с оттенком сизой стали
опушивались в иневый халат.
И скомкано, как будто между делом,
прощались мы… был вечер так тосклив…
ты – отрешённо, вся в атласно-белом,
я – в красно-чёрном, хмур и молчалив…
***
Поэты сгорают как свечи,
забытые на алтаре, –
ненужные в мире предтечи
и пешки в ферзёвой игре.
Диктаторы, фюреры, дуче
и прочий ублюдочный сброд
по рейтингам многажды круче –
шутов обожает народ.
Ничтожества странами правят –
обманом, насилием! Жесть!!!
Льстецы их отчаянно славят
и гимны слагают в их честь.
Поэтов же (кроме придворных!) –
на плаху, в петлЮ, на убой!
Чтоб не было песенок вздорных,
где власти предстанут СОБОЙ!
И всё же поэты не сгинут!
Дано им сквозь время взглянуть.
Ведь к Вечности мостик прокинут,
который венчает их Путь!
ЭКЗИСТЕНЦИЯ
Существовать ВОВНЕ и ВНЕ себя –
различные по сути состоянья.
Жить можно долго – дольше Мирозданья!
Но каждый миг – влюбляясь и скорбя…
***
Сцепленье дней – как зубья в шестерёнке –
наматывает нудные года:
не отойдёшь, не постоишь в сторонке…
И проникают в кровь кристаллы льда.
И пульс трепещет, ёкая от дрожи,
и радужки мутнеют по ночам,
и – злой скорняк не выдубит так кожи,
как время отрихтует лица нам.
Уходят дни, вплетаясь в шлейф эпохи,
вплавляясь в вековечный нимб зари…
Так на ветру и выдохи и вдохи
в секунду гаснут… что ни говори.
ИМЕНА
Посланы, наверно, небесами
данные с рожденья имена.
А наполнить их должны мы сами
тем, что в нас заложено сполна.
***
Осень в густо-рубиновой тоге,
с золотистой волною волос
(что не знали с рождения кос),
обернувшись, стоит на дороге.
Ей пора уже с миром уйти,
уступивши зиме полновластье,
и уже изогнулось запястье
в пожеланьи удачи в пути.
Но… замешкалась осень с уходом.
Ей хотелось бы и в декабре
править бал и кружить во дворе,
поздравляя себя с Новым годом.
РЕКА ВРЕМЁН
Когда уходят имена –
уходят с ними и эпохи.
Река времён не знает дна,
в ней тонут жалобы и вздохи.
Земной тщеты не призову,
ведь мир иллюзий очень хрупок,
но чтоб остаться на плаву,
нам надо совершить Поступок.
***
И если Я – не Я, а только тень
того, кем мог бы стать, то что я стою?!
Я – только прах, который каждый день
готов накрыться скорбною плитою.
Я – только шорох сгинувших громов,
отрыжка переевшего гурмана,
я не связал прилично пары слов,
я заблудился в сумерках тумана.
Я был таким, каким я стать сумел,
и не пытался прыгнуть выше крыши,
всю жизнь искал я собственный предел,
но… в том подвале – шевелились мыши!
И понял я, что вовсе не герой,
а пошлый представитель биомассы,
счастливый перекушаться икрой
и денежек взыскующий из кассы.
Надежды нет, есть только серый рок,
мы на себе волочим тень исхода –
нам предначертан весь наш путь и срок…
И как горька улыбка Кукловода!
СИРЕНЬ
Нахохлившийся куст сирени
продрог под проливным дождём,
почти невидимые тени
шептались в нём.
Но дождь прошёл. Завечерело…
Закат был нестерпимо ал…
И куст – совсем другое дело! –
заполыхал.
ВЗГЛЯД ПРОВИНЦИАЛА
НА МОСКОВСКИХ АВТОЛЮБИТЕЛЕЙ
И беспаспортно и безвизово
всюду шастают москвичи:
эти – в Выхино, те – в Черкизово,
и все скопом – под ?кирпичи?.
А гаишники сердобольные
регулируют, хоть бы хны,
лица сытые и довольные:
лишь бы не было, блин, войны!
***
И кромка леса вдалеке застекленела,
и горизонт осел, под тучами провис, –
всё потому, что первый снег, белее мела,
чертил на небе прототипы биссектрис.
И падал, падал снег – стремительно, отвесно.
Порою – затихал, порой – валил стеной…
И всё казалось – в поднебесье снегу тесно,
и он мигрировал с небес на план земной.
НА ЖИЗНЕННОМ ПЕРЕПУТЬЕ
Перепутье, бездорожье,
позарос большак травой.
И лишь провиденье Божье
над моею головой.
Указатели посбиты,
посворочены столбы,
вьются тучами москиты
на распутице судьбы.
Хоть налево, хоть направо,
хоть пойдёшь ты прямиком,
только все тропинки, право,
обернутся тупиком.
Но – плевать на наважденье!
Путь найду в тумане свой –
если Божье провиденье
над моею головой!
***
Когда-то в детстве, помнится, босой,
я по лугам носился очумело,
пропитываясь утренней росой
и бодростью накачивая тело.
С тех пор прошло уже так много лет,
я позабыл о шалостях, забавах,
но помню я про каждый свой рассвет,
когда купался – щедро – в росных травах.
ТУПИК
Не то, чтоб я предчувствовал тупик,
я просто знал о странностях дороги,
и всё же шёл… покуда не возник
объезда знак, который ставят боги.
Мол, не сойдёшь с пути, считай – погиб:
положим за обочиной на грядке!
А сбоку, видишь, славненький изгиб,
воспользуйся – и будет всё в порядке.
Совет из категории таких,
которыми пренебрегать нелепо:
тут или слушать, исполняя их,
иль, вопреки им, вдаль тащится слепо.
Альтернативой выбор не богат:
не разбежишься, случай словно в сказке.
Я постоял и… повернул назад,
но чуждой не последовал указке.
Вернусь через полгода, отрастив
могучие, размашистые крылья, –
мой путь над тупиком не будет крив!
А вы, внизу, рыдайте от бессилья.
Продолжение – в третьей части.
Метки:
