Трезубец
Трезубец
Под обрывом трезубец взрезает кипучие волны: в островерхих камнях воды тёмные плещутся и зовут голосами штормов и ударивших молний, и поют песнь недобрую, древнюю, вещую. Испокон и поныне вверху простирается город, где хоромы с глухими оконными рамами, а пороги и двери похожи единым узором.
Ты другой попросила исполнить, упрямая...
Мастера пожимали плечами, считая монеты, но молчали. Не принято ссориться с травницей, а старуха тебя назвала таковою по лету, прохрипев, что готова... И к ночи преставилась.
Каждый год выбирают в невесты невинную деву — им всегда достаётся в подобных сказаниях — и жрецы заплетают ей косы, прощаясь напевно. С каждой свадебной лентою взор — оловяннее. Но не смотришь в глаза, а завидуешь красному платью. Никому не нужна — ты хромая, горбатая... Не таких дочерей оберегами принято прятать, не к таким океанского бога посватают.
Беспокойнее море, моложе и краше невесты, и всё горше рыдают по девушкам матери. С каждым годом всё больше ладей погибает в безвестье. Ты печалишься шумно и смотришь внимательно. Безымянному богу не нравятся крики и слёзы, а подводные реки давно пересолены. Он поёт нереиде, живущей в божественных грёзах, что, услышав, к нему бы спуститься изволила. Отчего-то стоишь над обрывом, слова разбирая.
Не жрецы, оглушённые собранным золотом, слышат голос, зовущий поближе к опасному краю. Не жрецы не боятся наверший расколотых. Ты шагаешь в объятья, забыв о положенной ленте. Добровольно. Танцуешь легко, морю нравится.
Шторм не вечен.
Кипите, о волны, бурлите и пеньтесь, но отныне не троньте ладью и красавицу.
Под обрывом трезубец взрезает кипучие волны: в островерхих камнях воды тёмные плещутся и зовут голосами штормов и ударивших молний, и поют песнь недобрую, древнюю, вещую. Испокон и поныне вверху простирается город, где хоромы с глухими оконными рамами, а пороги и двери похожи единым узором.
Ты другой попросила исполнить, упрямая...
Мастера пожимали плечами, считая монеты, но молчали. Не принято ссориться с травницей, а старуха тебя назвала таковою по лету, прохрипев, что готова... И к ночи преставилась.
Каждый год выбирают в невесты невинную деву — им всегда достаётся в подобных сказаниях — и жрецы заплетают ей косы, прощаясь напевно. С каждой свадебной лентою взор — оловяннее. Но не смотришь в глаза, а завидуешь красному платью. Никому не нужна — ты хромая, горбатая... Не таких дочерей оберегами принято прятать, не к таким океанского бога посватают.
Беспокойнее море, моложе и краше невесты, и всё горше рыдают по девушкам матери. С каждым годом всё больше ладей погибает в безвестье. Ты печалишься шумно и смотришь внимательно. Безымянному богу не нравятся крики и слёзы, а подводные реки давно пересолены. Он поёт нереиде, живущей в божественных грёзах, что, услышав, к нему бы спуститься изволила. Отчего-то стоишь над обрывом, слова разбирая.
Не жрецы, оглушённые собранным золотом, слышат голос, зовущий поближе к опасному краю. Не жрецы не боятся наверший расколотых. Ты шагаешь в объятья, забыв о положенной ленте. Добровольно. Танцуешь легко, морю нравится.
Шторм не вечен.
Кипите, о волны, бурлите и пеньтесь, но отныне не троньте ладью и красавицу.
Метки:
