Исповедь Венок сонетов
Я в храм войду с покрытой головой
И душу обнажённую прикрою
Дрожащей ослабевшею рукою,
Желая обрести здесь лишь покой.
Не в силах знать, что станется со мной,
Когда в миры иные дверь открою,
Не в силах жить со страхом и тоскою,
Приду туда, где мир совсем другой.
И свет прольётся вдруг. И будет слово –
Знакомо, но неведомо и ново,
Всё верой озарив во мне и вне.
Но разум с сердцем снова вступит в битву,
Разрушив веру, оборвав молитву, –
И страх вернётся в липкой тишине.
I
Я в храм войду с покрытой головой,
Тихонько встану где-нибудь у двери.
Мерцает тусклый огонёк неверия,
Коптит стекло души моей пустой.
Иду… Иду дорогой непростой
И вру сама себе, как сивый мерин,
Что, отмеряя каждому по вере,
Хоть что-нибудь и мне дадут с собой.
Под маскою намерений благих
Грех в душу ослабевшую проник,
Как враг, в нутре коня проникший в Трою.
Застынет вдруг молитва на губах:
Почувствую давно знакомый страх
И душу обнажённую прикрою.
II
И душу обнажённую прикрою,
И сердце, что не смеет в унисон…
Я снова провалюсь в тяжёлый сон,
Где грязью наготу свою омою.
…Бреду, бреду, влекомая толпою,
Зажатая людьми со всех сторон.
Но чистый колокольный перезвон
Вдруг будит то, что раньше было мною.
Глаза открыв на очень краткий миг,
Как будто вижу чей-то добрый лик –
А вдруг?.. А вдруг и я чего-то стою?..
И в тишине отчаянно кричу,
И зажигаю тонкую свечу
Дрожащей ослабевшею рукою.
III
Дрожащей ослабевшею рукою
Бросаю строки на измятый лист,
Который был давно когда-то чист,
Пером сама себе могилу рою.
А на меня с усмешкой смотрят трое:
Смешон им несмышлёныша каприз,
Что лезет вверх, но вновь съезжает вниз
И на песке воздушный замок строит,
Что роет вглубь, не ведая простого,
В порожнее льёт из ведра пустого
И пестует безумный разум свой.
А я смотрю с надеждою наивной:
А вдруг простят, когда приду с повинной,
Желая обрести здесь лишь покой?..
IV
Желая обрести здесь лишь покой,
Я беспокойно бегаю по кругу,
Хватаю утопающих за руку,
Сама увязнув рядышком ногой…
Желая стать совсем, совсем другой,
Всё те ж ошибки делаю с испугу,
Люблю врага, не доверяя другу,
Пирую, заражённая чумой.
А на рассвете снова птичью стаю
Тоскливым взглядом в небо провожаю
И червем вновь вгрызаюсь в перегной.
А на закате безутешно вою
При мысли, что когда-то дверь закрою,
Не в силах знать, что станется со мной.
V
Не в силах знать, что станется со мной,
Читаю книги умные ночами,
Наук гранит прогнившими зубами
Грызу, в песок ныряя с головой.
Меня ведут, как хрюшку, на убой,
А я веду беседы с мясниками,
Которые не ведают и сами,
Кто съест бифштекс, когда-то бывший мной.
Годами истекаю и живу,
Не ведая, во сне, иль наяву,
Пытаясь сохранить в себе живое,
Но лишь затем, чтоб этот бренный тлен
Сберечь в круговороте стен,
Когда в миры иные дверь открою.
VI
Когда в миры иные дверь открою,
Смогу ли сохранить я там себя?
Смогу ли быть – не веря, не любя, –
Достойной встречи с тем, кого не стою?..
Смогу ли оставаться лишь смешною,
О всех своих деяниях скорбя,
Сама себя неверием губя,
Расставшись с оболочкою земною?
А будет ли за гробом эта дверь?
Мне говорят: не спрашивай, а верь!
Но не могу лишь верою одною
Я уничтожить ненасытный страх –
Душа трепещет в разума тисках,
Не в силах жить со страхом и тоскою.
VII
Не в силах жить со страхом и тоскою,
Я душу измождённую свою
Грехов водою допьяна пою,
Чтоб, охмелев, сдавалась не без боя.
?Смотри, какое небо голубое,
И где-то там местечко есть в раю!? –
Такие колыбельные пою…
Но нет, не спит душа, ей нет покоя.
Она не хочет, видите ли, в рай –
Ей эту жизнь навеки подавай,
Ей этот мир привычный и родной.
…Истерзанная стонами души,
Упавшей в бездну чёрную с вершин,
Приду туда, где мир совсем другой.
VIII
Приду туда, где мир совсем другой,
Где не повержены ещё святыни,
Где люди есть с глазами не пустыми,
Где есть ещё любви родник живой.
Не знаю, что там сделают со мной
Моё грехом израненное сердце,
И разум, что мешает мне согреться,
И зло, пятнавшее мой путь земной,
Не знаю… Но пути иного нет –
Я видела животворящий свет,
И я хочу его увидеть снова.
Приду… И вдруг покатится слеза,
И станут зрячими мои глаза,
И свет прольётся вдруг. И будет слово!
IX
И свет прольётся вдруг. И будет слово –
Одно, но слово первое из слов:
Основа, что в основе всех основ.
А я… А я принять его готова?..
Лишившись разума, лишившись крова,
Лишившись стен привычных и углов,
Смогу ли из иллюзий, сказок, снов
Свою реальность выстроить?.. Корова
Траву, не думая, весь день жуёт –
Она жуёт, и потому живёт.
Я ж той травой плевалась бестолково.
Теперь, на вкус попробовав её,
Язык твердит упрямо: ?Не моё!? –
Знакомо, но неведомо и ново…
X
Знакомо, но неведомо и ново:
Душе знакомо, а рассудку – в новь,
Рассудок знает – это есть любовь,
Но тело лишь к земной любви готово…
И тело снова, снова, снова, снова
Греховным ядом жаждет полнить кровь,
Рассудок уступает, вновь и вновь…
Душа ж в темнице заперта сурово,
Душе же молвить слова не дают,
Всё бьют её грехами, бьют и бьют…
И не летит она – гниёт на дне.
Но знаю: если дверцу приоткрыть,
Душа моя ещё сумеет всплыть,
Всё верой озарив во мне и вне.
XI
…Всё верой озарив во мне и вне,
Он говорит: ты сможешь, ты должна,
Ты не одна, поверь мне, не одна,
Ты лишь слаба, но сможешь. Веришь мне?
Я верю, только тени на стене,
Как прежде, пляшут, и дрожит Луна,
И страх дрожит в душе моей – она
Больна. Болит. Анестезии нет.
Причину боли мне не устранить:
Убит невинный – тот, кто должен жить,
А я – убийца. Не спасёт молитва.
Мне говорят, и это Бог простит,
Но вечным сном младенец милый спит,
Но разум с сердцем снова вступит в битву.
XII
Но разум с сердцем снова вступит в битву,
Он рвёт на части веры полотно –
Непрочное, порочное оно,
Из страха и раскаянья извито.
Вино в кувшин не может быть налито,
Когда разбито у кувшина дно –
В разбитом сердце выбито оно,
Любовь – виною страшною убита.
И страшен самосуд, крушащий душу.
Как тонущему выбраться на сушу,
Коль топит сам себя? Я слёзы вытру,
Но на щеках осталась борозда –
Разъела их солёная вода,
Разрушив веру, оборвав молитву.
XIII
Разрушив веру, оборвав молитву,
Стал явью самый страшный в мире сон –
В душе звучит безмолвный смертный стон…
Ребёнка смерть не может быть забыта –
Душа воспоминаньями изрыта
До всех глубин, со всех, со всех сторон…
Я слышу, слышу погребальный звон.
Душа – в крови, слезами не отмытой.
Могу ль сказать я: ?Господи, прости!??..
Мне эту ношу страшную нести
До гроба, иль за гробом, в каждом дне.
И снова я себя начну винить –
Не в силах умереть, не в силах жить…
И страх вернётся в липкой тишине.
XIV
И страх вернётся в липкой тишине.
Голодным зверем рыкнет злая боль.
И снова сыплю в эту рану соль –
Солёнее и горче соли нет.
И всё же… Боже, вспомни обо мне!
Сама я выбрала плохую роль,
Играю плохо… Пощади, уволь!
Театр жизни – лишь дурной сонет.
Я каждый вечер жду, что ты придёшь,
Прервёшь мои страдания, прервёшь,
Но утром вижу вновь себя живой.
Быть может, я ещё Тебе нужна?..
Быть может, что-то я ещё должна?..
Я в храм войду с покрытой головой…
1 августа 2010 г.
И душу обнажённую прикрою
Дрожащей ослабевшею рукою,
Желая обрести здесь лишь покой.
Не в силах знать, что станется со мной,
Когда в миры иные дверь открою,
Не в силах жить со страхом и тоскою,
Приду туда, где мир совсем другой.
И свет прольётся вдруг. И будет слово –
Знакомо, но неведомо и ново,
Всё верой озарив во мне и вне.
Но разум с сердцем снова вступит в битву,
Разрушив веру, оборвав молитву, –
И страх вернётся в липкой тишине.
I
Я в храм войду с покрытой головой,
Тихонько встану где-нибудь у двери.
Мерцает тусклый огонёк неверия,
Коптит стекло души моей пустой.
Иду… Иду дорогой непростой
И вру сама себе, как сивый мерин,
Что, отмеряя каждому по вере,
Хоть что-нибудь и мне дадут с собой.
Под маскою намерений благих
Грех в душу ослабевшую проник,
Как враг, в нутре коня проникший в Трою.
Застынет вдруг молитва на губах:
Почувствую давно знакомый страх
И душу обнажённую прикрою.
II
И душу обнажённую прикрою,
И сердце, что не смеет в унисон…
Я снова провалюсь в тяжёлый сон,
Где грязью наготу свою омою.
…Бреду, бреду, влекомая толпою,
Зажатая людьми со всех сторон.
Но чистый колокольный перезвон
Вдруг будит то, что раньше было мною.
Глаза открыв на очень краткий миг,
Как будто вижу чей-то добрый лик –
А вдруг?.. А вдруг и я чего-то стою?..
И в тишине отчаянно кричу,
И зажигаю тонкую свечу
Дрожащей ослабевшею рукою.
III
Дрожащей ослабевшею рукою
Бросаю строки на измятый лист,
Который был давно когда-то чист,
Пером сама себе могилу рою.
А на меня с усмешкой смотрят трое:
Смешон им несмышлёныша каприз,
Что лезет вверх, но вновь съезжает вниз
И на песке воздушный замок строит,
Что роет вглубь, не ведая простого,
В порожнее льёт из ведра пустого
И пестует безумный разум свой.
А я смотрю с надеждою наивной:
А вдруг простят, когда приду с повинной,
Желая обрести здесь лишь покой?..
IV
Желая обрести здесь лишь покой,
Я беспокойно бегаю по кругу,
Хватаю утопающих за руку,
Сама увязнув рядышком ногой…
Желая стать совсем, совсем другой,
Всё те ж ошибки делаю с испугу,
Люблю врага, не доверяя другу,
Пирую, заражённая чумой.
А на рассвете снова птичью стаю
Тоскливым взглядом в небо провожаю
И червем вновь вгрызаюсь в перегной.
А на закате безутешно вою
При мысли, что когда-то дверь закрою,
Не в силах знать, что станется со мной.
V
Не в силах знать, что станется со мной,
Читаю книги умные ночами,
Наук гранит прогнившими зубами
Грызу, в песок ныряя с головой.
Меня ведут, как хрюшку, на убой,
А я веду беседы с мясниками,
Которые не ведают и сами,
Кто съест бифштекс, когда-то бывший мной.
Годами истекаю и живу,
Не ведая, во сне, иль наяву,
Пытаясь сохранить в себе живое,
Но лишь затем, чтоб этот бренный тлен
Сберечь в круговороте стен,
Когда в миры иные дверь открою.
VI
Когда в миры иные дверь открою,
Смогу ли сохранить я там себя?
Смогу ли быть – не веря, не любя, –
Достойной встречи с тем, кого не стою?..
Смогу ли оставаться лишь смешною,
О всех своих деяниях скорбя,
Сама себя неверием губя,
Расставшись с оболочкою земною?
А будет ли за гробом эта дверь?
Мне говорят: не спрашивай, а верь!
Но не могу лишь верою одною
Я уничтожить ненасытный страх –
Душа трепещет в разума тисках,
Не в силах жить со страхом и тоскою.
VII
Не в силах жить со страхом и тоскою,
Я душу измождённую свою
Грехов водою допьяна пою,
Чтоб, охмелев, сдавалась не без боя.
?Смотри, какое небо голубое,
И где-то там местечко есть в раю!? –
Такие колыбельные пою…
Но нет, не спит душа, ей нет покоя.
Она не хочет, видите ли, в рай –
Ей эту жизнь навеки подавай,
Ей этот мир привычный и родной.
…Истерзанная стонами души,
Упавшей в бездну чёрную с вершин,
Приду туда, где мир совсем другой.
VIII
Приду туда, где мир совсем другой,
Где не повержены ещё святыни,
Где люди есть с глазами не пустыми,
Где есть ещё любви родник живой.
Не знаю, что там сделают со мной
Моё грехом израненное сердце,
И разум, что мешает мне согреться,
И зло, пятнавшее мой путь земной,
Не знаю… Но пути иного нет –
Я видела животворящий свет,
И я хочу его увидеть снова.
Приду… И вдруг покатится слеза,
И станут зрячими мои глаза,
И свет прольётся вдруг. И будет слово!
IX
И свет прольётся вдруг. И будет слово –
Одно, но слово первое из слов:
Основа, что в основе всех основ.
А я… А я принять его готова?..
Лишившись разума, лишившись крова,
Лишившись стен привычных и углов,
Смогу ли из иллюзий, сказок, снов
Свою реальность выстроить?.. Корова
Траву, не думая, весь день жуёт –
Она жуёт, и потому живёт.
Я ж той травой плевалась бестолково.
Теперь, на вкус попробовав её,
Язык твердит упрямо: ?Не моё!? –
Знакомо, но неведомо и ново…
X
Знакомо, но неведомо и ново:
Душе знакомо, а рассудку – в новь,
Рассудок знает – это есть любовь,
Но тело лишь к земной любви готово…
И тело снова, снова, снова, снова
Греховным ядом жаждет полнить кровь,
Рассудок уступает, вновь и вновь…
Душа ж в темнице заперта сурово,
Душе же молвить слова не дают,
Всё бьют её грехами, бьют и бьют…
И не летит она – гниёт на дне.
Но знаю: если дверцу приоткрыть,
Душа моя ещё сумеет всплыть,
Всё верой озарив во мне и вне.
XI
…Всё верой озарив во мне и вне,
Он говорит: ты сможешь, ты должна,
Ты не одна, поверь мне, не одна,
Ты лишь слаба, но сможешь. Веришь мне?
Я верю, только тени на стене,
Как прежде, пляшут, и дрожит Луна,
И страх дрожит в душе моей – она
Больна. Болит. Анестезии нет.
Причину боли мне не устранить:
Убит невинный – тот, кто должен жить,
А я – убийца. Не спасёт молитва.
Мне говорят, и это Бог простит,
Но вечным сном младенец милый спит,
Но разум с сердцем снова вступит в битву.
XII
Но разум с сердцем снова вступит в битву,
Он рвёт на части веры полотно –
Непрочное, порочное оно,
Из страха и раскаянья извито.
Вино в кувшин не может быть налито,
Когда разбито у кувшина дно –
В разбитом сердце выбито оно,
Любовь – виною страшною убита.
И страшен самосуд, крушащий душу.
Как тонущему выбраться на сушу,
Коль топит сам себя? Я слёзы вытру,
Но на щеках осталась борозда –
Разъела их солёная вода,
Разрушив веру, оборвав молитву.
XIII
Разрушив веру, оборвав молитву,
Стал явью самый страшный в мире сон –
В душе звучит безмолвный смертный стон…
Ребёнка смерть не может быть забыта –
Душа воспоминаньями изрыта
До всех глубин, со всех, со всех сторон…
Я слышу, слышу погребальный звон.
Душа – в крови, слезами не отмытой.
Могу ль сказать я: ?Господи, прости!??..
Мне эту ношу страшную нести
До гроба, иль за гробом, в каждом дне.
И снова я себя начну винить –
Не в силах умереть, не в силах жить…
И страх вернётся в липкой тишине.
XIV
И страх вернётся в липкой тишине.
Голодным зверем рыкнет злая боль.
И снова сыплю в эту рану соль –
Солёнее и горче соли нет.
И всё же… Боже, вспомни обо мне!
Сама я выбрала плохую роль,
Играю плохо… Пощади, уволь!
Театр жизни – лишь дурной сонет.
Я каждый вечер жду, что ты придёшь,
Прервёшь мои страдания, прервёшь,
Но утром вижу вновь себя живой.
Быть может, я ещё Тебе нужна?..
Быть может, что-то я ещё должна?..
Я в храм войду с покрытой головой…
1 августа 2010 г.
Метки:
