Тайная любовь. Расказ
?Любовь - побудительная сила духовного восхождения?
Платон
Тайная любовь.
Рассказ.
- Откуда такая злоба ко мне, Игнат, а? – закуривая пахитоску, начал было чиновник 6 – го класса, полковник, потомственный дворянин Костров Лев Иванович, недружелюбно смотря на своего сослуживца Игната Семёновича, - каким-то злыднем стал, и не пойму за что на меня так осерчал, постоянно косо смотришь на меня, будто я твой должник, али из-за Веры Игнатьевны, которая мне люба?
– Ты, Лев Иванович, поимей совесть-то, Вера еще дитя, моложе тебя аж на пятнадцать лет, вряд ли, в любви что-то смыслит, она хрупкая, легкоранима, ведь, без матери росла, ей надобно закончить учебу в пансионе, а ты дурманишь ей голову своим похотливым желанием, - не унимался Игнат Семёнович Крылов, бывший штабной офицер.
– Совесть - наш внутренний голос, Игнат, - затягиваясь пахитоской, медленно продолжил полковник Костров, - говорящий о нашем достоинстве, и откуда ты взял, что она у меня порочная, подвержена пороку, безнравственная, а? слова-то какие, похотливое желание, ты, небось, профан в вопросах любви, чудак этакий, это зов сердца, и она поселилась в его тайнике, я бессилен перед этим недугом, что ты можешь ей дать? ведь, сам-то живешь на пенсион.
– Оставь ты ее, Лев Иванович, не доводи меня до греха, ради Бога, а то…, - не договорил Игнат Семёнович, вставая.
– Ты че, мне угрожаешь, хорёк штабной? мы с ней встречаемся, и когда она постигнет совершеннолетие, мы поженимся, а тебе совет мой, не дури Игнат, плохо кончишь, – уже с раздражением ответил полковник. Но Игнат Семёнович больше его не слушал и поплелся к воротам, где его ждал фаэтон. Огорченный беседой, Лев Иванович окликнул денщика: Филька, вечереет, поставь-ка самовар, будем чаевничать, а завтра спозаранок двинемся в Тифлис, пусть, кучер подготовит экипажец.
– Будет исполнено, Ваше высокоблагородие,- четко отчеканил денщик.
Дневное Светило, несмотря на раннюю весну, лениво собирая свои палящие лучи, спешило спрятаться за лесистыми горами, на селение Ермоловск с гор опускался прохладный туман, медленно стелясь над долиной и над Псоу. Двухэтажный особняк с садом, поместье с живностью, рисовыми полями, земельные угодья с лесом и несметное богатство досталось Кострову от предков - столбовых дворян, которое он приумножил и, после смерти родителей продолжая службу, постоянно обосновался в родовом имени и жил с прислугой. Рядом текла река Псоу, в нескольких шагах от особняка был слышен шум прибоя, грохот бьющихся о берег волн моря. Он, энтот Лев Иванович, родился и вырос на абазгской земле, где обосновался еще его дед, воевавший с персами и турками под командованием Паскевича, и ему за заслуги перед российской короной было пожаловано поместье на окраине Ермоловска, которое он унаследовал после смерти родителей, а сам он командовал полком, дислоцированным под Тифлисом. Огромным хозяйством управлял его приказчик-эконом Филимонов Борис Ильич, тоже из офицеров-отставников. Да, нехорошо закончился разговор с отцом Веры,- наливая в хрустальный фужер коньяка, размышлял он, - упрям же он, энтот Игнат Семёнович-то, и я напрасно обозвал его, теперь он обозлен и способен на всё. Костров еще находился на побывке, но оставаться не мог, его какое-то таинственное чувство манило в Тифлис, где в благородном пансионе училась и жила его возлюбленная семнадцатилетняя Вера, и он спешил увидеться с ней. Как только расселись утренние сумерки, смешанные с туманом, его экипаж, запряженный тремя резвыми лошадьми карабахской породы, направился по горной дороге в сторону Тифлиса.
– Ваше высокоблагородие, мы заедем в крепость али прямо в Тифлис? – осмелился спросить кучер, понукая лошадей.
- Нет, Ерофей, гони прямо к пансиону, хочу убедиться, всё ли в порядке с Верой Игнатьевной, а то ее отец беспокоится,- слукавил полковник, закуривая пахитоску. У деревянного моста через Куру скопилось множество повозок, мажар с людьми, чтоб попасть на большой городской рынок, на окраине Тифлиса.
– Тут долгая история, - мотая головой, свистнул полковник Костров, выходя из экипажа, - пройдусь пешком. Денщик Филька вышел следом и поплелся за полковником в целях его безопасности.
– Ишь, как шумит, Ехидна кровожадная, жертву требует, а Филька? В конце моста навстречу шел старик высокого роста, весь покрытый сединой, держа в руке длинный посох: не желает ли Ваше высокоблагородие, слушать песню собственного сочинения в стиле древних рапсодов, например, того же кифареда Фамира, ослепленного аполлонскими музами?
- Ты анахорет или бродячий поэт?- оглядывая его, внимательно спросил полковник. Старик не ответил, полковник, пошарив в кармане шинели, достал серебряный пятачок и протянул старику. Наконец-то, мост начал освобождаться, и экипаж Кострова продолжил путь, переезжая мост, промчался мимо храма Метехи. Женский пансион размещался в двухэтажном доме, который был огражден металлическим забором. Сторож, признав Кострова, поклонившись, молча открыл калитку, пропуская его во двор.
– Ты, братец, позови-ка воспитательницу Эльзу Францевну, доложи, что полковник Костров ждет, а ты, Филька, приготовь мой подарочек - духи из дикого жасмина, - велел Костров. К воротам подошла молодая худощавая женщина в очках, в вязаной кофточке надетая поверх ситцевого платья и протянула руку для поцелуя, и тихо произнесла: я к вашим услугам, полковник Костров.
– Благодарю вас, Эльза Францевна, позвольте преподнести вам этот скромный подарок, - протягивая ей духи в цветной подарочной упаковке.
– Ах, какой же вы хитрец, Лев Иванович, наверняка, что-то замышляете, так? а вы помните древнюю пословицу, бойся данайцев, дары приносящих?
– Помню, Эльза Францевна, но уверяю вас, тут никакого подвоха, я просто хотел просить вас, отпустить вашу воспитанницу Веру Игнатьевну для обновления ее гардероба, конечно, если это возможно, - улыбаясь, произнес Костров.
– Конечно, голубчик, только вы, пожалуйста, верните ее в пансион, ведь летом ей исполняется восемнадцать годков, и она покинет наш благородный пансион, как благородная барышня, я ее щас позову, - певчим голосом ответила Эльза Францевна. Она, эта Вера, конечно же, была красавицей, была влюблена в этого великана и, увидев полковника, бросилась в его объятия.
- Боже мой, как тебя долго не было, я тут, в этих стенах задыхаюсь, когда кончится мои муки, а?- переливчатым голосом, как у пеночки, произнесла она.
- Потерпи, моя голубка, летом всё кончится, ты поедешь со мной в охотничий домик у водопада, у слияния рек Чорохи и Ачарисцкали? я хочу поохотиться, пока на побывке, - помогая ей садиться в экипаж, произнес Костров.
– Конечно, - радостно ответила Вера,- значит, ты меня похитил, как горец, следуя традициям горцев, и я твоя пленница, как Брисеида у Ахилла, да?
– Я, ведь, тоже горец, Вера, кстати, придется мне так и поступать, так как отец твой не согласится на наш брак,- серьезно произнес полковник. – С чего ты взял?
– Да, был такой разговор, он требовал, что я оставил тебя, грозился, ума не приложу, чем же я ему не угодил,- расстроено произнес он, - трогайся, Ерофей, отвези нас до ущелья, там мы спустимся к охотничьему домику, а ты возвращайся в город и устройся в караван-сарае, вот тебе сороковка, не забудь посещать духан, только не напивайся, а через неделю приедешь за нами, - велел полковник Костров. Охотничий домик Кострова, где еще почивали его предки, охранялся пожилым грузином, который жил в древне у подножия горы и пас своих овец тут же, у домика.
- Приветствую тебя, генацвале, друг мой, - обнимая Нугзара, пафосно произнес полковник Костров,- мы с Филькой спустимся в ущелье, добудем дичь, а ты ознакомь даму с домиком и соберите на стол.
– Пока вам следует отдохнуть, Ваше высокоблагородие, имеется несколько туш куропаток, баранина для кебава, - дружелюбно ответил Нугзар. Он из-под снега достал половину бараньей туши, туши куропаток, быстро развел огонь. Стоял полуденный зной, даже рядом лежащий ослепительно белый снег не приносил желаемую прохладу. Внизу в ущелье грохотал водопад, смешивая свои воды с талыми водами множества ручейков, со склонов образуя бурные потоки.
– Если, по преданию, существовали семь чудес, то одно из них точно здесь, боже мой, какая лепота, аж дух захватывает, - с восхищением говорила Вера.
– Да, Вера, ты права, этой красотой всегда восхищались великие русские поэты, а Лермонтов почти все свои произведения посвятил Кавказу, это его мцыри у подножия этих белоснежных гор боролся с ирбисом, и, если подняться вверх, то можно увидеть его следы, он, как дух гор, невидим, таинственный хищник, - поэтично, с вдохновением продолжил полковник Костров.
Тем временем, Игнат Семёнович Крылов на фаэтоне держал путь в Тифлис, в пансион, чтоб проведать дочь Веру. - Я не позволю тебе, Лев Иванович, поиграть в любовь с моей единственной дочерью, - размышлял он, - соблазнить девочку, и напомню тебе заповедь из Евангелия: горе человеку тому, имже соблазн приходит, даже по Библии, соблазнять, значит, сбивать с пути истинного, и ты, как православный христианин, об этом должен знать, а, если переступишь оную заповедь, то будешь неотвратимо наказан.
– Ваше благородие, прикажете подъехать прямо к пансиону, – осмелился спросить конюх.
- Да, - коротко ответил Игнат Семёнович. Он, не обращая внимания на сторожа, на ходу бросил ему пятачок и через калитку быстро прошелся во двор, а затем в сад, где воспитанницы пансиона гуляли, но среди них Веры не было. – Захворала, что ли, - подумал было Игнат Семёнович, подойдя к корпусу. На встречу шла воспитательница Эльза Францевна. – А где Вера Игнатьевна, Эльза Францевна, неужто захворала, моя девочка? – тревожно спросил Крылов.
– Нет, сударь, она здорова, ее забрал полковник Костров, чтоб обновить ее гардероб, - писклявым голосом ответила она.
– Ты что, старая карга, с чужим человеком отпускаешь мою дочь незнамо куда, а? – переходя все границы приличия, в ярости неистово закричал Крылов. Эльза Францевна настолько растерялась, что начала под нос невнятно шамкать, но Игнат Семёнович, едва справившись охватившим его гневом, не стал ее слушать, развернувшись быстрыми шагами, покинул двор.
– В ближайший духан, - велел он кучеру. Духанщик-худерьба, лысоватый, с бакенбардами, которые срослись с пышными усами, по виду уловил его настроение, встал и молча ждал.
- Цельный стакан коньяка, - коротко бросил он и, взяв початую бутылку, вернулся к фаэтону: домой,- велел он кучеру. Приехав в Ермоловск, Крылов отправил кучера к особняку Кострова с поручением узнать, не приехал ли тот.
После сытного ужина, денщик приготовил комнату для отдыха полковника, а сам ютился в соседней комнате.
- Нет, Вера, даже не думай, всё должно быть по божьему закону, - недовольно произнес он, легким движением отодвигая ее от себя.
- Боже мой, как я тебя люблю, исполин мой, я больше не желаю расставаться с тобой и не вернусь в пансион, поедем прямо к тебе, - лаская его, тихо прошептала Вера.
– Мне скоро на службу, Вера, надобно полк вывести в летние лагеря для тренировки и муштровки, а ты пока поживи с отцом и попробуй его убедить, идет?- как-то грустно произнес полковник. Кучер, которому было поручено сразу же уведомить хозяина о приезде Кострова и, увидев экипажец и сидящую там Веру, поспешил доложить Крылову в надежде сорвать с него серебряный пятачок за усердие. Игнат Семёнович, выпив полный фужер конька, со стены снял однозарядный дуэльный пистолет, засунув его за пазуху под рубашку, как заклинание, вслух произнес лермонтовские слова: в руке не дрогнет пистолет и направился к особняку полковника Кострова. Войдя во двор, у садовника уточнил, где Их Высокоблагородие изволят почивать, на что садовник не медлил с ответом и коротко произнес: они в гостиной, и Крылов медленно поднялся на второй этаж в гостиную, где находился полковник с Верой. Полковник Костров, был мужественным человеком, активный участник боеcтолкновений с персами, увидев направленный на него пистолет, не растерялся и, не обращая внимания на крики Веры, отодвинув ее от себя и встал. - Не дури, Игнат, убьешь меня, а сам попадешь на каторгу, где и кончишь свою жизнь, подумай, что же будет с Верой, а?
– Ты – соблазнитель-змей, ославил позором мою девочку и, подняв пистолет, взял полковника на мушку.
– Папа, молю тебя, остановись, он меня даже не трогал, не убивай во мне мою любовь к нему, не делай меня несчастной, - скороговоркой выговорила она. Но ее слова до Игната Семёновича не доходили, насколько он был обуян злобой, и он выстрелил. Пуля попала в плечо полковника, Вера с криком бросилась к Кострову, и прибежавшие на звук выстрела денщик и приказчик скрутили Игната Семёновича, не дав ему перезарядить пистолет.
- Я же говорил тебе, Игнат, ты штабной хорёк и хреново стреляешь, люблю я ее, дурья башка, собирались венчаться и получить твое благословение, а вы отпустите его и налейте ему выпить, - зажимая другой рукой рану, произнес полковник Костров. Игната Семёновича трясло и он, сидя на диване со связанными руками, и истоурившись смотрел то на Кострова, то на Веру. Срочно доставленный военный фельдшер, который женившись на купчихе, остался в Ермоловске и лечил всех, впрыснул в руку полковника морфина, чтоб облегчить его страдание и принялся вынимать пулю, которая застряла в мышце руки полковника…
Конец. 07-12.01.2012г. м.м.Б.
Платон
Тайная любовь.
Рассказ.
- Откуда такая злоба ко мне, Игнат, а? – закуривая пахитоску, начал было чиновник 6 – го класса, полковник, потомственный дворянин Костров Лев Иванович, недружелюбно смотря на своего сослуживца Игната Семёновича, - каким-то злыднем стал, и не пойму за что на меня так осерчал, постоянно косо смотришь на меня, будто я твой должник, али из-за Веры Игнатьевны, которая мне люба?
– Ты, Лев Иванович, поимей совесть-то, Вера еще дитя, моложе тебя аж на пятнадцать лет, вряд ли, в любви что-то смыслит, она хрупкая, легкоранима, ведь, без матери росла, ей надобно закончить учебу в пансионе, а ты дурманишь ей голову своим похотливым желанием, - не унимался Игнат Семёнович Крылов, бывший штабной офицер.
– Совесть - наш внутренний голос, Игнат, - затягиваясь пахитоской, медленно продолжил полковник Костров, - говорящий о нашем достоинстве, и откуда ты взял, что она у меня порочная, подвержена пороку, безнравственная, а? слова-то какие, похотливое желание, ты, небось, профан в вопросах любви, чудак этакий, это зов сердца, и она поселилась в его тайнике, я бессилен перед этим недугом, что ты можешь ей дать? ведь, сам-то живешь на пенсион.
– Оставь ты ее, Лев Иванович, не доводи меня до греха, ради Бога, а то…, - не договорил Игнат Семёнович, вставая.
– Ты че, мне угрожаешь, хорёк штабной? мы с ней встречаемся, и когда она постигнет совершеннолетие, мы поженимся, а тебе совет мой, не дури Игнат, плохо кончишь, – уже с раздражением ответил полковник. Но Игнат Семёнович больше его не слушал и поплелся к воротам, где его ждал фаэтон. Огорченный беседой, Лев Иванович окликнул денщика: Филька, вечереет, поставь-ка самовар, будем чаевничать, а завтра спозаранок двинемся в Тифлис, пусть, кучер подготовит экипажец.
– Будет исполнено, Ваше высокоблагородие,- четко отчеканил денщик.
Дневное Светило, несмотря на раннюю весну, лениво собирая свои палящие лучи, спешило спрятаться за лесистыми горами, на селение Ермоловск с гор опускался прохладный туман, медленно стелясь над долиной и над Псоу. Двухэтажный особняк с садом, поместье с живностью, рисовыми полями, земельные угодья с лесом и несметное богатство досталось Кострову от предков - столбовых дворян, которое он приумножил и, после смерти родителей продолжая службу, постоянно обосновался в родовом имени и жил с прислугой. Рядом текла река Псоу, в нескольких шагах от особняка был слышен шум прибоя, грохот бьющихся о берег волн моря. Он, энтот Лев Иванович, родился и вырос на абазгской земле, где обосновался еще его дед, воевавший с персами и турками под командованием Паскевича, и ему за заслуги перед российской короной было пожаловано поместье на окраине Ермоловска, которое он унаследовал после смерти родителей, а сам он командовал полком, дислоцированным под Тифлисом. Огромным хозяйством управлял его приказчик-эконом Филимонов Борис Ильич, тоже из офицеров-отставников. Да, нехорошо закончился разговор с отцом Веры,- наливая в хрустальный фужер коньяка, размышлял он, - упрям же он, энтот Игнат Семёнович-то, и я напрасно обозвал его, теперь он обозлен и способен на всё. Костров еще находился на побывке, но оставаться не мог, его какое-то таинственное чувство манило в Тифлис, где в благородном пансионе училась и жила его возлюбленная семнадцатилетняя Вера, и он спешил увидеться с ней. Как только расселись утренние сумерки, смешанные с туманом, его экипаж, запряженный тремя резвыми лошадьми карабахской породы, направился по горной дороге в сторону Тифлиса.
– Ваше высокоблагородие, мы заедем в крепость али прямо в Тифлис? – осмелился спросить кучер, понукая лошадей.
- Нет, Ерофей, гони прямо к пансиону, хочу убедиться, всё ли в порядке с Верой Игнатьевной, а то ее отец беспокоится,- слукавил полковник, закуривая пахитоску. У деревянного моста через Куру скопилось множество повозок, мажар с людьми, чтоб попасть на большой городской рынок, на окраине Тифлиса.
– Тут долгая история, - мотая головой, свистнул полковник Костров, выходя из экипажа, - пройдусь пешком. Денщик Филька вышел следом и поплелся за полковником в целях его безопасности.
– Ишь, как шумит, Ехидна кровожадная, жертву требует, а Филька? В конце моста навстречу шел старик высокого роста, весь покрытый сединой, держа в руке длинный посох: не желает ли Ваше высокоблагородие, слушать песню собственного сочинения в стиле древних рапсодов, например, того же кифареда Фамира, ослепленного аполлонскими музами?
- Ты анахорет или бродячий поэт?- оглядывая его, внимательно спросил полковник. Старик не ответил, полковник, пошарив в кармане шинели, достал серебряный пятачок и протянул старику. Наконец-то, мост начал освобождаться, и экипаж Кострова продолжил путь, переезжая мост, промчался мимо храма Метехи. Женский пансион размещался в двухэтажном доме, который был огражден металлическим забором. Сторож, признав Кострова, поклонившись, молча открыл калитку, пропуская его во двор.
– Ты, братец, позови-ка воспитательницу Эльзу Францевну, доложи, что полковник Костров ждет, а ты, Филька, приготовь мой подарочек - духи из дикого жасмина, - велел Костров. К воротам подошла молодая худощавая женщина в очках, в вязаной кофточке надетая поверх ситцевого платья и протянула руку для поцелуя, и тихо произнесла: я к вашим услугам, полковник Костров.
– Благодарю вас, Эльза Францевна, позвольте преподнести вам этот скромный подарок, - протягивая ей духи в цветной подарочной упаковке.
– Ах, какой же вы хитрец, Лев Иванович, наверняка, что-то замышляете, так? а вы помните древнюю пословицу, бойся данайцев, дары приносящих?
– Помню, Эльза Францевна, но уверяю вас, тут никакого подвоха, я просто хотел просить вас, отпустить вашу воспитанницу Веру Игнатьевну для обновления ее гардероба, конечно, если это возможно, - улыбаясь, произнес Костров.
– Конечно, голубчик, только вы, пожалуйста, верните ее в пансион, ведь летом ей исполняется восемнадцать годков, и она покинет наш благородный пансион, как благородная барышня, я ее щас позову, - певчим голосом ответила Эльза Францевна. Она, эта Вера, конечно же, была красавицей, была влюблена в этого великана и, увидев полковника, бросилась в его объятия.
- Боже мой, как тебя долго не было, я тут, в этих стенах задыхаюсь, когда кончится мои муки, а?- переливчатым голосом, как у пеночки, произнесла она.
- Потерпи, моя голубка, летом всё кончится, ты поедешь со мной в охотничий домик у водопада, у слияния рек Чорохи и Ачарисцкали? я хочу поохотиться, пока на побывке, - помогая ей садиться в экипаж, произнес Костров.
– Конечно, - радостно ответила Вера,- значит, ты меня похитил, как горец, следуя традициям горцев, и я твоя пленница, как Брисеида у Ахилла, да?
– Я, ведь, тоже горец, Вера, кстати, придется мне так и поступать, так как отец твой не согласится на наш брак,- серьезно произнес полковник. – С чего ты взял?
– Да, был такой разговор, он требовал, что я оставил тебя, грозился, ума не приложу, чем же я ему не угодил,- расстроено произнес он, - трогайся, Ерофей, отвези нас до ущелья, там мы спустимся к охотничьему домику, а ты возвращайся в город и устройся в караван-сарае, вот тебе сороковка, не забудь посещать духан, только не напивайся, а через неделю приедешь за нами, - велел полковник Костров. Охотничий домик Кострова, где еще почивали его предки, охранялся пожилым грузином, который жил в древне у подножия горы и пас своих овец тут же, у домика.
- Приветствую тебя, генацвале, друг мой, - обнимая Нугзара, пафосно произнес полковник Костров,- мы с Филькой спустимся в ущелье, добудем дичь, а ты ознакомь даму с домиком и соберите на стол.
– Пока вам следует отдохнуть, Ваше высокоблагородие, имеется несколько туш куропаток, баранина для кебава, - дружелюбно ответил Нугзар. Он из-под снега достал половину бараньей туши, туши куропаток, быстро развел огонь. Стоял полуденный зной, даже рядом лежащий ослепительно белый снег не приносил желаемую прохладу. Внизу в ущелье грохотал водопад, смешивая свои воды с талыми водами множества ручейков, со склонов образуя бурные потоки.
– Если, по преданию, существовали семь чудес, то одно из них точно здесь, боже мой, какая лепота, аж дух захватывает, - с восхищением говорила Вера.
– Да, Вера, ты права, этой красотой всегда восхищались великие русские поэты, а Лермонтов почти все свои произведения посвятил Кавказу, это его мцыри у подножия этих белоснежных гор боролся с ирбисом, и, если подняться вверх, то можно увидеть его следы, он, как дух гор, невидим, таинственный хищник, - поэтично, с вдохновением продолжил полковник Костров.
Тем временем, Игнат Семёнович Крылов на фаэтоне держал путь в Тифлис, в пансион, чтоб проведать дочь Веру. - Я не позволю тебе, Лев Иванович, поиграть в любовь с моей единственной дочерью, - размышлял он, - соблазнить девочку, и напомню тебе заповедь из Евангелия: горе человеку тому, имже соблазн приходит, даже по Библии, соблазнять, значит, сбивать с пути истинного, и ты, как православный христианин, об этом должен знать, а, если переступишь оную заповедь, то будешь неотвратимо наказан.
– Ваше благородие, прикажете подъехать прямо к пансиону, – осмелился спросить конюх.
- Да, - коротко ответил Игнат Семёнович. Он, не обращая внимания на сторожа, на ходу бросил ему пятачок и через калитку быстро прошелся во двор, а затем в сад, где воспитанницы пансиона гуляли, но среди них Веры не было. – Захворала, что ли, - подумал было Игнат Семёнович, подойдя к корпусу. На встречу шла воспитательница Эльза Францевна. – А где Вера Игнатьевна, Эльза Францевна, неужто захворала, моя девочка? – тревожно спросил Крылов.
– Нет, сударь, она здорова, ее забрал полковник Костров, чтоб обновить ее гардероб, - писклявым голосом ответила она.
– Ты что, старая карга, с чужим человеком отпускаешь мою дочь незнамо куда, а? – переходя все границы приличия, в ярости неистово закричал Крылов. Эльза Францевна настолько растерялась, что начала под нос невнятно шамкать, но Игнат Семёнович, едва справившись охватившим его гневом, не стал ее слушать, развернувшись быстрыми шагами, покинул двор.
– В ближайший духан, - велел он кучеру. Духанщик-худерьба, лысоватый, с бакенбардами, которые срослись с пышными усами, по виду уловил его настроение, встал и молча ждал.
- Цельный стакан коньяка, - коротко бросил он и, взяв початую бутылку, вернулся к фаэтону: домой,- велел он кучеру. Приехав в Ермоловск, Крылов отправил кучера к особняку Кострова с поручением узнать, не приехал ли тот.
После сытного ужина, денщик приготовил комнату для отдыха полковника, а сам ютился в соседней комнате.
- Нет, Вера, даже не думай, всё должно быть по божьему закону, - недовольно произнес он, легким движением отодвигая ее от себя.
- Боже мой, как я тебя люблю, исполин мой, я больше не желаю расставаться с тобой и не вернусь в пансион, поедем прямо к тебе, - лаская его, тихо прошептала Вера.
– Мне скоро на службу, Вера, надобно полк вывести в летние лагеря для тренировки и муштровки, а ты пока поживи с отцом и попробуй его убедить, идет?- как-то грустно произнес полковник. Кучер, которому было поручено сразу же уведомить хозяина о приезде Кострова и, увидев экипажец и сидящую там Веру, поспешил доложить Крылову в надежде сорвать с него серебряный пятачок за усердие. Игнат Семёнович, выпив полный фужер конька, со стены снял однозарядный дуэльный пистолет, засунув его за пазуху под рубашку, как заклинание, вслух произнес лермонтовские слова: в руке не дрогнет пистолет и направился к особняку полковника Кострова. Войдя во двор, у садовника уточнил, где Их Высокоблагородие изволят почивать, на что садовник не медлил с ответом и коротко произнес: они в гостиной, и Крылов медленно поднялся на второй этаж в гостиную, где находился полковник с Верой. Полковник Костров, был мужественным человеком, активный участник боеcтолкновений с персами, увидев направленный на него пистолет, не растерялся и, не обращая внимания на крики Веры, отодвинув ее от себя и встал. - Не дури, Игнат, убьешь меня, а сам попадешь на каторгу, где и кончишь свою жизнь, подумай, что же будет с Верой, а?
– Ты – соблазнитель-змей, ославил позором мою девочку и, подняв пистолет, взял полковника на мушку.
– Папа, молю тебя, остановись, он меня даже не трогал, не убивай во мне мою любовь к нему, не делай меня несчастной, - скороговоркой выговорила она. Но ее слова до Игната Семёновича не доходили, насколько он был обуян злобой, и он выстрелил. Пуля попала в плечо полковника, Вера с криком бросилась к Кострову, и прибежавшие на звук выстрела денщик и приказчик скрутили Игната Семёновича, не дав ему перезарядить пистолет.
- Я же говорил тебе, Игнат, ты штабной хорёк и хреново стреляешь, люблю я ее, дурья башка, собирались венчаться и получить твое благословение, а вы отпустите его и налейте ему выпить, - зажимая другой рукой рану, произнес полковник Костров. Игната Семёновича трясло и он, сидя на диване со связанными руками, и истоурившись смотрел то на Кострова, то на Веру. Срочно доставленный военный фельдшер, который женившись на купчихе, остался в Ермоловске и лечил всех, впрыснул в руку полковника морфина, чтоб облегчить его страдание и принялся вынимать пулю, которая застряла в мышце руки полковника…
Конец. 07-12.01.2012г. м.м.Б.
Метки:
