Свеченье Амура, детство и аборт

Амур величественный издалека,
После каменистой дороги,
И заброшенных дач,
Чей скромный вид возвышенно придавлен
Нежно-голубым куполом с переменной облачностью,
Разлившейся ватой, незаметно движущейся
с запада на восток.

Молодые деревья флиртуют робко
с металлической оградой,
И слышно как хохочет вода,
где-то под старым колодцем.

Речная гладь идеально симметрично
Отражает скованную палитру бурых островов:
Их озеленяющаяся текстура
Через мокрый воздух кажется недосягаемой.
Но я знаю, там кладбище скрыто берёзами,
и с наступлением ночи,
Когда деревья почернеют,
Сопротивляясь лунной подсветке,
Его кресты раздвинут руки,
Приветствуя оцепенением
из обители вечной тишины.

Свечение режущими линиями очаровывает
уставший от города взор,
И уши так дико поглощают отдалённых коров,
тишине покорились,
Нарушенной кукурузником,
Моторка зеркало разбила,
Машина очнулась у соседей.
Ох, край цивилизации, распадаешься
В осколках душ и луже бензина
На берегу, омываемых отравленной водой
для рыб и детей там купающихся,
Не слушая знак предупреждения об опасности…

И вот ветер освирепевший привел грозную тьму,
Ослепляющими раскатами извергло небо кольца
На уже холмистую гладь – утопла эйфория!
Вибрация громовая угоняла меня в сторону Площадки…
В надежде укрыться в продуктовом магазине;
тянули вглубь немногочисленных домов
Зыбкие воспоминания о первых годах жизни
в этой Богом забытой дыре.

Как будто время здесь остановилось;
Всё тот же двор, мрачный подъезд,
Безлюдное окно, где осияет моргающий свет
забавные картинки:
У дивана, ещё советского, катал грузовик,
Фотался с обезьянами в обнимку,
И зимним вечером с родителем хоккейной клюшкой
игриво доставал звезду.
А потом неловко бродил на катке за домом,
Ожидая лета, чтобы повазюкать в грязи ?КамАЗ?.
И во сне удивлялся пустыне,
Зареву в неохватной дали
на закате от райского Солнца.

А сейчас на окраине Дзёмог
Неумолимо втягивает сумрачная короткометражка,
Где в здание ?50-и лет Октября?
иду на чтение стихов перед сомнительной публикой.
У роскошного крыльца заметил друзей в тени,
хихикающих негодяйски за спиной.
Во дворе за 41-ой школой,
где чудовища из меня выбили наивность,
формы школьниц-проституток,
Нереально вызывающих в чёрно-белых тонах,
Полуголые ноги в колготках незначительных
Тянут к себе толи от распущенности
или по-детски нечаянно…
В их неопределённых речах,
сквозь безликую похоть,
Расслышал хвастовство
от проведённой с одноклассником ночи.
Как ублажаясь в подобие взрослых,
Без средств защиты наплодили детей
На выходных снесённых абортом…

Метки:
Предыдущий: Петербургское лето
Следующий: Каждому своё