Девушка из голубого рассвета
Солнце глумилось в сероватом тумане, утопая в мягких пастельных тонах; разливался закат. Облака, так яро желавшие столкнуться днем, по-видимому, всей кучей (сливаясь при этом в обрамленный ужасом и страхом грохот), уже отступали, и на небе постепенно становилось прозрачнее от рассеивающихся облаков. Грозы не предвещалось, а потому закат плавно опускался нежными мазками на еще не остывшую землю, все больше и больше пряча за горизонтом величавое солнце. Уже давно потухло горячее пламя, и всё вокруг засыпало под нежную заунывную песню проносящегося ветра, певшего об уходе тепла и наступлении ночи. Мелкая рябь была видна на небольшом озере; вода его была настолько прозрачной, что дно можно было разглядеть на большом расстоянии от водоема. Камыши ласково и безмятежно покачивались под музыку ветра, как будто прислушиваясь к каждому шороху. Вся живность прекращала всякую жизнь и готовилась ко сну; лишь немногие все еще копошились и ползали в поисках жилья.
Легкий ветерок обдувал ее волосы, и, казалось, будто именно его ждала она в этот вечер – он непринужденно дополнял итак созревший дуэт неясного смятения и унылого негодования, которые так смутно были прорисованы на ее лице. Ее уверенный взгляд был направлен вдаль, она смотрела то ли с жалостью, то ли с недоверием и негодованием. А тем временем закат уже был готов представить свое произведение искусства на всеобщее обозрение - горизонт сиял невообразимыми красками всевозможных цветов и оттенков. Солнце практически скрылось, и, вскоре, исчезло из виду совсем. На его место постепенно поднималась луна, которую все еще трудно было разглядеть из-за яркости разлившегося разноцветного полотна. Звезды появлялись на небе довольно неохотно, но их количество было настолько велико, что даже сейчас можно было увидеть, как небесный свод за считанные минуты был дивно украшен. Зарево заката еще долгое время не исчезало из виду, и с каждой секундой менялось и сливалось так, что граней между отдельными цветами и оттенками было не видно. Власть над небом была полностью взята закатом.
Она не любила закат. Ни пестрота цветов, ни наличие всех оттенков не радовали ее глаз. Ее не вдохновлял отточенный до мелочей за много лет грациозный уход светила. Ее напрягала пустота. Пустота, исходящая от этого грустного представления; пустота, что настигала все окружающее после этого действа. Пустота, чье присутствие было никчемным, глупым, бесполезным. Закат всегда был ее нелюбимой ассоциацией – конца; с уходом солнца наступала тьма, поглощая все вокруг своей бесконечной темнотой. Вот и сейчас она глядела туда, далеко-далеко, но как будто смотря сквозь закат, как будто мечтая о чем-то своем, не замечая вовсе того, что происходило прямо перед нею… она не видела того торжества, что творилось у нее на глазах, была будто в прострации, и, вскоре, не находя эту картину интересной, покидала дивное место.
Когда ночь отступала и передавала эстафету утру, она приходила на свое излюбленное местечко и садилась, всегда волнуясь и переживая настолько, что стук ее сердца можно было услышать за милю. Мелкая дрожь била все ее тело, она боялась каждого вздоха, каждого скрипа, каждого звука. Она замирала на каждом вздохе своем, и вдыхала чудный аромат свежего утра. Приходила она всё время вовремя, чаще даже ранее нужного, но всегда испытывала непонятную дрожь, будто боясь пропустить самое главное. Оно было на подходе, рядом, она чувствовала; то событие, что было для нее чем-то важным, нужным; тем, чем она дорожила больше всего, что заставляло сердце биться чаще, от чего кипела кровь по венам. И вот, ступая как можно осторожнее, в свои права входил долгожданный рассвет; тот могущественный момент, который с нетерпением ждала девушка. Невозможно было описать, что чувствовала она тогда; то действо, от которого хотелось то взлететь со скоростью света высоко в бескрайнее небо, то броситься камнем вниз, лишь иногда останавливаясь и паря в воздухе, нежно приземляясь на мягкую подстилку из молодой травки и звонко шуршащих листьев. Глаза ее были наполнены страстью и нежностью; она жадно смотрела на раскрывающееся перед нею представление, выученное ею наизусть, но такое новое и фантастическое все время и такое необычное сейчас.
Она любила рассвет. Он ассоциировался в ее представлении с началом; начало начал, начало всего сущего на земле, начало жизни. Хотя сам по себе рассвет уже был наделен главным началом – началом дня. Она очень радовалась и гордилась тем, что такая честь выпала именно ему, а ни чему-то другому, что за такой подарок рассвет должен был быть благодарен. Глаза ее переполняла радость; счастье светилось из-под ее улыбки; глаза выражали восторг. Цветущее выражение лица очень украшало девушку; улыбка больше шла ей к лицу, нежели хмурость и слабость. Тоскливости не было в глазах ее, наоборот, все больше и больше набирал обороты интерес. Она, казалось, была на вершине блаженства, образ ее был неповторим и изящен; она выглядела будто по-другому, по-новому, будто преобразившись и заново родившись, девушка сияла и ликовала. Она любила рассвет; каждой клеточкой любила его, каждой молекулой, наслаждалась каждым его мгновением, каждым поистине волшебным выходом его. Он затмевал ей все на свете, и сейчас ничего лучше этого она не желала. Он был как на ладони, но в то же время находился довольно далеко от нее. Не знала она, что любила бы так, как любила рассвет; ничто больше так не воодушевляло ее, ничто больше так не радовало, не улыбало. Она ощущала одно лишь блаженство, казалось, для счастья ей ничего не надо было больше, но…
Она не любила красный. Он не нравился ей; ее раздражали яркие краски, теплые тона ядовитых цветов. Она любила голубой. Темный-темный. Такой, примеров которого было мало на земле; такой, который был намного темнее водоемов, но светлее неба; тот, что находился посредине ночного полотна, но который было бы сложно на нем разглядеть; голубой, который был абсолютным совершенством. Но рассвет к великому ее сожалению не обладал такой возможностью - быть покрашенным в голубой цвет. Поэтому каждое утро, несмотря на все великолепие, на лице ее всегда присутствовала маленькая грустинка. Вот и сейчас она стояла, впечатленная уже в который раз невообразимо потрясающим действом, и плакала. Да. Это было незаменимой частью ее маленькой церемонии, которая вот уже в который раз на протяжении недолгих лет исполнялась ею. Она не рыдала на всю округу, не истерила, не кричала, она просто пускала долгую и яркую.. красную струю. Капля за каплей, и вот уже маленькая, но длинная струйка текла по ее щеке. Она не любила красный. Всем сердцем ненавидела его, всей душой. Он был ей противен. Но сущность ее не позволяла испускать ей голубых слез.. все, что она могла – это смотреть на ненавистный ею красный со всевозможными оттенками рассвет, и плакать алой струею. Но каждый раз при виде рассвета она улыбалась. Улыбалась искренне; улыбалась так, словно видела перед собою что-то очень милое. А после на ее лице всегда появлялось равнодушие, смешанное с грустью, после которого она и пускала слезу. Слезу горя. Слезу ненависти. Слезу печали и злости. Слезу, которая никогда уже не превратится в голубую струю. Которая навсегда останется красной, такой, как закат, такой, цвет которой она яростно проклинала, такой, какую она никогда не сможет исправить…
Она стояла на небольшом холме. Вдалеке неясными красками начинал блистать рассвет; брезжил едва заметный свет, исходящий от поднимающегося солнца. Девушка с длинными волосами внимательно наблюдала за горизонтом, изредка пуская красные тонкие линии, исходящие из глаз. Она следила за каждым движением, стараясь запечатлеть в памяти каждое мгновение наступающего утра…
Внезапное непонятное вмешательство немного испортило картинку происходящего, пошатнув долгое спокойствие, стоявшее на протяжении многого времени. Чье-то нежное дыхание сначала смутило девушку, но после она почувствовала ласковое прикосновение на своей талии; кто-то аккуратно обнял ее и прижал к себе. Глаза ее были немножко прикрыты, но разум до сих пор находился в помутнении и непонятном состоянии между сном и реальностью. Она потихоньку начала выходить из состояния полусна и вскоре, еще не четко, но уже вполне осознаваемо, могла оценить ситуацию. Забыв на мгновение о том, что происходило с нею буквально несколько минут назад, она почувствовала на себе чей-то ясный взгляд и поняла, где она. Так и не успев раскрыть глаза полностью, она лежала так же робко и безмятежно, и вмиг почувствовала прикосновение чьих-то губ, а минуту спустя ее и чьи-то другие губы уже сливались в страстном поцелуе, таком родном, таком нежном…
00:16 26.01.2014
Легкий ветерок обдувал ее волосы, и, казалось, будто именно его ждала она в этот вечер – он непринужденно дополнял итак созревший дуэт неясного смятения и унылого негодования, которые так смутно были прорисованы на ее лице. Ее уверенный взгляд был направлен вдаль, она смотрела то ли с жалостью, то ли с недоверием и негодованием. А тем временем закат уже был готов представить свое произведение искусства на всеобщее обозрение - горизонт сиял невообразимыми красками всевозможных цветов и оттенков. Солнце практически скрылось, и, вскоре, исчезло из виду совсем. На его место постепенно поднималась луна, которую все еще трудно было разглядеть из-за яркости разлившегося разноцветного полотна. Звезды появлялись на небе довольно неохотно, но их количество было настолько велико, что даже сейчас можно было увидеть, как небесный свод за считанные минуты был дивно украшен. Зарево заката еще долгое время не исчезало из виду, и с каждой секундой менялось и сливалось так, что граней между отдельными цветами и оттенками было не видно. Власть над небом была полностью взята закатом.
Она не любила закат. Ни пестрота цветов, ни наличие всех оттенков не радовали ее глаз. Ее не вдохновлял отточенный до мелочей за много лет грациозный уход светила. Ее напрягала пустота. Пустота, исходящая от этого грустного представления; пустота, что настигала все окружающее после этого действа. Пустота, чье присутствие было никчемным, глупым, бесполезным. Закат всегда был ее нелюбимой ассоциацией – конца; с уходом солнца наступала тьма, поглощая все вокруг своей бесконечной темнотой. Вот и сейчас она глядела туда, далеко-далеко, но как будто смотря сквозь закат, как будто мечтая о чем-то своем, не замечая вовсе того, что происходило прямо перед нею… она не видела того торжества, что творилось у нее на глазах, была будто в прострации, и, вскоре, не находя эту картину интересной, покидала дивное место.
Когда ночь отступала и передавала эстафету утру, она приходила на свое излюбленное местечко и садилась, всегда волнуясь и переживая настолько, что стук ее сердца можно было услышать за милю. Мелкая дрожь била все ее тело, она боялась каждого вздоха, каждого скрипа, каждого звука. Она замирала на каждом вздохе своем, и вдыхала чудный аромат свежего утра. Приходила она всё время вовремя, чаще даже ранее нужного, но всегда испытывала непонятную дрожь, будто боясь пропустить самое главное. Оно было на подходе, рядом, она чувствовала; то событие, что было для нее чем-то важным, нужным; тем, чем она дорожила больше всего, что заставляло сердце биться чаще, от чего кипела кровь по венам. И вот, ступая как можно осторожнее, в свои права входил долгожданный рассвет; тот могущественный момент, который с нетерпением ждала девушка. Невозможно было описать, что чувствовала она тогда; то действо, от которого хотелось то взлететь со скоростью света высоко в бескрайнее небо, то броситься камнем вниз, лишь иногда останавливаясь и паря в воздухе, нежно приземляясь на мягкую подстилку из молодой травки и звонко шуршащих листьев. Глаза ее были наполнены страстью и нежностью; она жадно смотрела на раскрывающееся перед нею представление, выученное ею наизусть, но такое новое и фантастическое все время и такое необычное сейчас.
Она любила рассвет. Он ассоциировался в ее представлении с началом; начало начал, начало всего сущего на земле, начало жизни. Хотя сам по себе рассвет уже был наделен главным началом – началом дня. Она очень радовалась и гордилась тем, что такая честь выпала именно ему, а ни чему-то другому, что за такой подарок рассвет должен был быть благодарен. Глаза ее переполняла радость; счастье светилось из-под ее улыбки; глаза выражали восторг. Цветущее выражение лица очень украшало девушку; улыбка больше шла ей к лицу, нежели хмурость и слабость. Тоскливости не было в глазах ее, наоборот, все больше и больше набирал обороты интерес. Она, казалось, была на вершине блаженства, образ ее был неповторим и изящен; она выглядела будто по-другому, по-новому, будто преобразившись и заново родившись, девушка сияла и ликовала. Она любила рассвет; каждой клеточкой любила его, каждой молекулой, наслаждалась каждым его мгновением, каждым поистине волшебным выходом его. Он затмевал ей все на свете, и сейчас ничего лучше этого она не желала. Он был как на ладони, но в то же время находился довольно далеко от нее. Не знала она, что любила бы так, как любила рассвет; ничто больше так не воодушевляло ее, ничто больше так не радовало, не улыбало. Она ощущала одно лишь блаженство, казалось, для счастья ей ничего не надо было больше, но…
Она не любила красный. Он не нравился ей; ее раздражали яркие краски, теплые тона ядовитых цветов. Она любила голубой. Темный-темный. Такой, примеров которого было мало на земле; такой, который был намного темнее водоемов, но светлее неба; тот, что находился посредине ночного полотна, но который было бы сложно на нем разглядеть; голубой, который был абсолютным совершенством. Но рассвет к великому ее сожалению не обладал такой возможностью - быть покрашенным в голубой цвет. Поэтому каждое утро, несмотря на все великолепие, на лице ее всегда присутствовала маленькая грустинка. Вот и сейчас она стояла, впечатленная уже в который раз невообразимо потрясающим действом, и плакала. Да. Это было незаменимой частью ее маленькой церемонии, которая вот уже в который раз на протяжении недолгих лет исполнялась ею. Она не рыдала на всю округу, не истерила, не кричала, она просто пускала долгую и яркую.. красную струю. Капля за каплей, и вот уже маленькая, но длинная струйка текла по ее щеке. Она не любила красный. Всем сердцем ненавидела его, всей душой. Он был ей противен. Но сущность ее не позволяла испускать ей голубых слез.. все, что она могла – это смотреть на ненавистный ею красный со всевозможными оттенками рассвет, и плакать алой струею. Но каждый раз при виде рассвета она улыбалась. Улыбалась искренне; улыбалась так, словно видела перед собою что-то очень милое. А после на ее лице всегда появлялось равнодушие, смешанное с грустью, после которого она и пускала слезу. Слезу горя. Слезу ненависти. Слезу печали и злости. Слезу, которая никогда уже не превратится в голубую струю. Которая навсегда останется красной, такой, как закат, такой, цвет которой она яростно проклинала, такой, какую она никогда не сможет исправить…
Она стояла на небольшом холме. Вдалеке неясными красками начинал блистать рассвет; брезжил едва заметный свет, исходящий от поднимающегося солнца. Девушка с длинными волосами внимательно наблюдала за горизонтом, изредка пуская красные тонкие линии, исходящие из глаз. Она следила за каждым движением, стараясь запечатлеть в памяти каждое мгновение наступающего утра…
Внезапное непонятное вмешательство немного испортило картинку происходящего, пошатнув долгое спокойствие, стоявшее на протяжении многого времени. Чье-то нежное дыхание сначала смутило девушку, но после она почувствовала ласковое прикосновение на своей талии; кто-то аккуратно обнял ее и прижал к себе. Глаза ее были немножко прикрыты, но разум до сих пор находился в помутнении и непонятном состоянии между сном и реальностью. Она потихоньку начала выходить из состояния полусна и вскоре, еще не четко, но уже вполне осознаваемо, могла оценить ситуацию. Забыв на мгновение о том, что происходило с нею буквально несколько минут назад, она почувствовала на себе чей-то ясный взгляд и поняла, где она. Так и не успев раскрыть глаза полностью, она лежала так же робко и безмятежно, и вмиг почувствовала прикосновение чьих-то губ, а минуту спустя ее и чьи-то другие губы уже сливались в страстном поцелуе, таком родном, таком нежном…
00:16 26.01.2014
Метки:
