Воздух, который обитает в тебе
Я хотела бы быть воздухом, что наполняет тебя, стать им только на мгновение, быть незамеченной…
Они превосходны в своей нити несказанности. Взгляд, дыхание, прикосновения, гораздо богаче, чем разговор. Но она никогда не обманывает себя, думая, что этот язык станет ей родным, нет, этот язык для нее второй, он же свободен в разговоре на этом языке…
Иногда она мечтает о нем.
Нет, это не те сны, хотя она бы солгала, сказав, что никогда не думала о мягкости его голоса, его нежных пальцах скользящих по ее бледной коже, это сны в которых она может смотреть на него, изучать его и видеть мир, как видит его он.
Говорить на его языке понимая его странности и молчаливые монологи. Иногда когда он смотрит на нее - она думает, что он произносит свой монолог на ее родном языке. Глаза, скользящие ласки, пауза на четыре такта, что бы взглянуть в правый угол ее губ, поднимаясь выше и выше, до ее левого виска и снова вниз рисуя тень под подбородком. Это вальс, почти не сводя глаз с ее лица, и она думает, что все это должно означать что-то неосязаемое, что она просто еще не перевела, но она пробует, пробует так отчаянно.
Она хотела бы проникнуть в его мысли, мечтая и представляя на что похож его мир. Мощные всплески цвета, вкрапленные небольшими участками серебряного, зеленого и коричневого цвета. В ее мечтах эти участки похожи на лес, где царит спокойствие и мир, где она может сидеть с ним и слышат, то, что он не произносит вслух.
Она видит поток воды, быстрый и тихий, шум пронзающий звуки заполняющие тишину, что перекликается вокруг них…
Иногда она одна на поляне. В его голове он не с ней, а она сидит у этого потока в напряжении моля и желая услышать этот шум, лишь бы перестать слышать его тишину.
Иногда она не слышит ничего кроме звука собственного плача.
Иногда она даже не может найти ту поляну, бархатистый мох, освещенный лунным светом.
Иногда она просто попадает в ловушку в сердитые черты его лица воображаемые в уме, и нет ничего кроме горячего сердитого ветра, который непрерывно дует, хлещет по лицу волосами и жалит глаза. Когда он гуляет с ней там, его лицо всегда далеко от нее и его тело тоже. Она идет сквозь этот ветер, зажимая рот и глаза, сквозь темноту и бурю. Она идет к нему…
В последнее время она мечтает об этом месте чаще, чем, о чем другом … возможно это-знак.
Иногда она воображает, что его ум-это тьма и чернота, которая заслоняет все вокруг нее, и она даже не может найти себя в нем. Она стоит окруженная ничем, окруженная абсолютной тишиной, которая является ничем иным, как его молчанием. Это пустота вакуум, где ее не ждут. И она перестаем существовать в тех темных уголках его мыслей.
Слова не имею значения, - никогда, никогда не будут.
Иногда когда он говорит, она даже не может слышать, что он произносит, потому что он молчит… Пробелы и трещины и щели вклинивающиеся между его словами, между молчанием его слов. Она видит все это – и отчаянно желает понять.
Она часто думает, что если бы она могла наблюдать за ним достаточно долго, если бы она могла погрузить себя в эту чужую культуру, могла ли она там акклиматизироваться. Стала бы она там принятой. И став патриотом крошечной нации расположенной южнее от ?некуда?. Только один из них знает наверняка возможно ли это...
Этот мир мог бы стать для нее домом, он мог бы стать ее домом, если бы она сидела и смотрела и смотрела, смотрела и видела и прежде всего, смогла понять… Его взгляд может быть теплым как одеялом, в которое она сворачивается, оборачивая его вокруг плеч. Его покачивающаяся бровь, смех после шутки – это его изюминки.
Она мечтает получить гражданство в его мире, а не просто рабочую или гостевую визу, которая требует кипы документов и доказательств, бесконечные доказательства и причины для продления этих виз.
Когда он говорит, она хочет, он просто не сможет.
Она спрашивает себя разве они не могут вернуться к тому безмолвному танцу, тихому молчанию его языка, она еще не так быстра в переводе, но она уже достаточно хорошо знакома с его языком, она даже способна найти значение в его молчании, вместо того чтобы хлопнуть по лицу громкостью резких слов.
Это жалит.
Она всегда умела управлять своими слезами. Они плавают только под поверхностью, они покрывают ее глаза словно линза – и она думает, что это все искажает ее видение. То что она видит это очень важно, потому что если она не может видеть его - не сможет наблюдать за всеми вещами что он говорит, она никогда не получит право на гражданство в его мире. Она будет скучать по негласности слов, если она пропустит подергивание его руки, сжатие пальцев, весь перевод его слов не будет иметь никакого смысла.
Она моргает, моргает в желании стереть его образ из своей головы, но он не уходит. Она задается вопросом, возможно ли все это когда либо.
Он жалуется, поднимая ладони вверх, мягкие глаза, говорят и рассказывают ей истории вместе с каждой черточкой его лица. Она смотрит, так тщательно, но ей все же не удается расшифровать его, она - так любит каждую крошечную мышцу, каждую морщинку, каждую линию его лица. Его лицо как авангардистка поэзия. Прекрасное.
Он настолько хитер, что она никогда не распознает его.
Его тело всегда говорит с ней.
Можно проследить искренность его извинений по степени угла, под которым он наклоняет голову. Она не может прочитать тот стих, что он несет с собой подходя ближе к ней, держа ее за руку, но она уверенна, что он прекрасен.
Когда он признает, что не может прочитать ее язык, что ее язык так же нужен ему, как его ей, она предполагает, она искренне хочет, чтобы они взяли однажды и просто вместе придумали новый язык.
Она хочет проскользнуть в его мечты, не блуждать там, в одиночку, и, взявшись за руки бродить, по фантастическому ландшафту его мира.
Она задается вопросом, на что был бы похож их союз?
Чернильно-черное ночное небо, взрывающейся фейерверк, синий и красный и оранжевый, зеленые цвета, краски, весь холст неба в свечении.
Пейзажи настолько яркие и насыщенные, видя каждую деталь, каждый миг совершенства этого мира, ты понимаешь, что тебе больно смотреть на это…
Возможно, их новый мир был похож на темную пещеру, где никакой свет не кровоточит сквозь щели, темнота в которой они могли бы найти друг друга и чувствовать.
Может быть, он будет там ночью, она будет днем, в сумраках и рассветах они будут красть друг друга, он поглотит ее, она поглотит его…
Она всегда хотела задать ему эти вопросы, сто тысяч раз, не спрашивать у его взгляда, она хотела слов, но она боялась этого прямого перевода, он, пользуясь ее колебаниями и нерешительностью ускользает в тишину.
Она думает, что была бы воздухом, прошедшим весь циклический процесс повторяющихся движений, который был необходим его организму…
Он будет водой, его молекулы водорода, связанны с ней все время. Они будут жидкими и твердыми, но самое главное, они неотличимы друг от друга.
Всегда, хотя, нет, все же всегда они были бы вместе.
И это звучит всегда одинокого, не важно, на каком языке это сказано. Сказала ли она это или он.
Ведь знание того, что там, в мире их грез они всегда вместе, это самое прекрасное ощущение…
Они превосходны в своей нити несказанности. Взгляд, дыхание, прикосновения, гораздо богаче, чем разговор. Но она никогда не обманывает себя, думая, что этот язык станет ей родным, нет, этот язык для нее второй, он же свободен в разговоре на этом языке…
Иногда она мечтает о нем.
Нет, это не те сны, хотя она бы солгала, сказав, что никогда не думала о мягкости его голоса, его нежных пальцах скользящих по ее бледной коже, это сны в которых она может смотреть на него, изучать его и видеть мир, как видит его он.
Говорить на его языке понимая его странности и молчаливые монологи. Иногда когда он смотрит на нее - она думает, что он произносит свой монолог на ее родном языке. Глаза, скользящие ласки, пауза на четыре такта, что бы взглянуть в правый угол ее губ, поднимаясь выше и выше, до ее левого виска и снова вниз рисуя тень под подбородком. Это вальс, почти не сводя глаз с ее лица, и она думает, что все это должно означать что-то неосязаемое, что она просто еще не перевела, но она пробует, пробует так отчаянно.
Она хотела бы проникнуть в его мысли, мечтая и представляя на что похож его мир. Мощные всплески цвета, вкрапленные небольшими участками серебряного, зеленого и коричневого цвета. В ее мечтах эти участки похожи на лес, где царит спокойствие и мир, где она может сидеть с ним и слышат, то, что он не произносит вслух.
Она видит поток воды, быстрый и тихий, шум пронзающий звуки заполняющие тишину, что перекликается вокруг них…
Иногда она одна на поляне. В его голове он не с ней, а она сидит у этого потока в напряжении моля и желая услышать этот шум, лишь бы перестать слышать его тишину.
Иногда она не слышит ничего кроме звука собственного плача.
Иногда она даже не может найти ту поляну, бархатистый мох, освещенный лунным светом.
Иногда она просто попадает в ловушку в сердитые черты его лица воображаемые в уме, и нет ничего кроме горячего сердитого ветра, который непрерывно дует, хлещет по лицу волосами и жалит глаза. Когда он гуляет с ней там, его лицо всегда далеко от нее и его тело тоже. Она идет сквозь этот ветер, зажимая рот и глаза, сквозь темноту и бурю. Она идет к нему…
В последнее время она мечтает об этом месте чаще, чем, о чем другом … возможно это-знак.
Иногда она воображает, что его ум-это тьма и чернота, которая заслоняет все вокруг нее, и она даже не может найти себя в нем. Она стоит окруженная ничем, окруженная абсолютной тишиной, которая является ничем иным, как его молчанием. Это пустота вакуум, где ее не ждут. И она перестаем существовать в тех темных уголках его мыслей.
Слова не имею значения, - никогда, никогда не будут.
Иногда когда он говорит, она даже не может слышать, что он произносит, потому что он молчит… Пробелы и трещины и щели вклинивающиеся между его словами, между молчанием его слов. Она видит все это – и отчаянно желает понять.
Она часто думает, что если бы она могла наблюдать за ним достаточно долго, если бы она могла погрузить себя в эту чужую культуру, могла ли она там акклиматизироваться. Стала бы она там принятой. И став патриотом крошечной нации расположенной южнее от ?некуда?. Только один из них знает наверняка возможно ли это...
Этот мир мог бы стать для нее домом, он мог бы стать ее домом, если бы она сидела и смотрела и смотрела, смотрела и видела и прежде всего, смогла понять… Его взгляд может быть теплым как одеялом, в которое она сворачивается, оборачивая его вокруг плеч. Его покачивающаяся бровь, смех после шутки – это его изюминки.
Она мечтает получить гражданство в его мире, а не просто рабочую или гостевую визу, которая требует кипы документов и доказательств, бесконечные доказательства и причины для продления этих виз.
Когда он говорит, она хочет, он просто не сможет.
Она спрашивает себя разве они не могут вернуться к тому безмолвному танцу, тихому молчанию его языка, она еще не так быстра в переводе, но она уже достаточно хорошо знакома с его языком, она даже способна найти значение в его молчании, вместо того чтобы хлопнуть по лицу громкостью резких слов.
Это жалит.
Она всегда умела управлять своими слезами. Они плавают только под поверхностью, они покрывают ее глаза словно линза – и она думает, что это все искажает ее видение. То что она видит это очень важно, потому что если она не может видеть его - не сможет наблюдать за всеми вещами что он говорит, она никогда не получит право на гражданство в его мире. Она будет скучать по негласности слов, если она пропустит подергивание его руки, сжатие пальцев, весь перевод его слов не будет иметь никакого смысла.
Она моргает, моргает в желании стереть его образ из своей головы, но он не уходит. Она задается вопросом, возможно ли все это когда либо.
Он жалуется, поднимая ладони вверх, мягкие глаза, говорят и рассказывают ей истории вместе с каждой черточкой его лица. Она смотрит, так тщательно, но ей все же не удается расшифровать его, она - так любит каждую крошечную мышцу, каждую морщинку, каждую линию его лица. Его лицо как авангардистка поэзия. Прекрасное.
Он настолько хитер, что она никогда не распознает его.
Его тело всегда говорит с ней.
Можно проследить искренность его извинений по степени угла, под которым он наклоняет голову. Она не может прочитать тот стих, что он несет с собой подходя ближе к ней, держа ее за руку, но она уверенна, что он прекрасен.
Когда он признает, что не может прочитать ее язык, что ее язык так же нужен ему, как его ей, она предполагает, она искренне хочет, чтобы они взяли однажды и просто вместе придумали новый язык.
Она хочет проскользнуть в его мечты, не блуждать там, в одиночку, и, взявшись за руки бродить, по фантастическому ландшафту его мира.
Она задается вопросом, на что был бы похож их союз?
Чернильно-черное ночное небо, взрывающейся фейерверк, синий и красный и оранжевый, зеленые цвета, краски, весь холст неба в свечении.
Пейзажи настолько яркие и насыщенные, видя каждую деталь, каждый миг совершенства этого мира, ты понимаешь, что тебе больно смотреть на это…
Возможно, их новый мир был похож на темную пещеру, где никакой свет не кровоточит сквозь щели, темнота в которой они могли бы найти друг друга и чувствовать.
Может быть, он будет там ночью, она будет днем, в сумраках и рассветах они будут красть друг друга, он поглотит ее, она поглотит его…
Она всегда хотела задать ему эти вопросы, сто тысяч раз, не спрашивать у его взгляда, она хотела слов, но она боялась этого прямого перевода, он, пользуясь ее колебаниями и нерешительностью ускользает в тишину.
Она думает, что была бы воздухом, прошедшим весь циклический процесс повторяющихся движений, который был необходим его организму…
Он будет водой, его молекулы водорода, связанны с ней все время. Они будут жидкими и твердыми, но самое главное, они неотличимы друг от друга.
Всегда, хотя, нет, все же всегда они были бы вместе.
И это звучит всегда одинокого, не важно, на каком языке это сказано. Сказала ли она это или он.
Ведь знание того, что там, в мире их грез они всегда вместе, это самое прекрасное ощущение…
Метки:
