Юзеф Чехович. Бумажная корона...
ТЕАТР В ДУШЕ
ПЕРВАЯ СЦЕНА
Хэнрык король.
А именно: стоит он в вавельском соборе в день коронации. Множество паласов попирают ноги епископов и князей в ладных, богатых ботинках. У Хэнрыкова королевского брата, кой герба дикой розы, на сапогах чудесные серебряные, точёные шпоры.
Проблески... сияние атласа... пронзительные, колкие переливы бриллиантов... пастораль архиепископа пылает что меч архангельский. Всё на солнечной полосе.
Хэнрык машинально вторит словам присяги. Чувствует, как плечо его и виски помазают толстые пальцы сановника Христова.
И меж тем непокой на сердце: помазанник божий?.. монарх?..
Наконец тяжесть самоцветов угнетает его макушку: это корона.
Не ждя финала церемонии, он встаёт с коленей, идёт ко вратам собора, распахнутым на солнце. Тяжело ступает. За ним– тысячи шагов.
Вся огромная толпа пэров и графов, свита в позолоте, бархатах, шелках и атласах.
Пред ним– двумя раядами двенадцать пажей в голубых шелках. И один, тринадцатый– в пурпуре.
— Уйдите все!
Король в замке.
Смеркается. Огромные окна уже наполнены серостью вечера. Из них видны крыши собора и силуэты разнообразных башен.
Мраморный пол блестит как вода... Некая тень на нём...
Король плещет ладонями.
Шелест в дверях. Является пурпурный паж, тет-а-тет с Хэнрыком.
Боже! Это лицо! Бездонные ореховые глаза– два мира! Блестящая тёмная чёлка. Кого я знал? Где были глаза эти?!
— Диадумий!!!
Сбегает король в мантии к нему, плачет и падает...
Очнувшийся от обморока, лежит он на горностаях в пустой комнате...
Мрак... некие лица...
А на мраморе покоится корона,
корона из золотой бумаги.
Стон...
Пробуждение.
АНТРАКТ– ЯВЬ
Над Хэнрыком клонится Ядвига, его печальная любящая сестра. Она поправляет его измученную голову...рядом с ней– лицо священника, смуглое и резное. Они всю ночь провели у ложа, передумали всю Хэнрыкову жизнь... Вот и повержен могучий властелин– трухлявый ствол на виду. Ни он, ни она не знает, что гнетёт его одинокую душу. Они просидели у изголовья всю ночь, всё утро– пасмурное, безмолвное.
... — Корона, о паж, корона...
Кляр заламывает руки:
— Что с тобой, что тебе, мастер?..
И встаёт перед ним видение луга под Люблиным и тех светлевших глаз, кои вот краснеют в лихорадке.
Лихорадочный Хэнрык отворачивается к стене. Молчит. Приунывшие на ветках воробьи печально щебечут. Дождит. Хэнрык снова галлюцинирует, на этот раз долго, неспокойно, навязчиво...
ВТОРАЯ СЦЕНА
Снится ему бедлам.
Говор... гам... гам...
Крики, свист вдоль узкой улочки. Погоня! Задыхаясь, из последних сил бежит куда глаза глядят. За ним– толпа. Свищут камни, сыплются проклятья, катится вдогонку ему одержимый смех голытьбы.
...Ату его!!! Гони оленя!! Улю-лю! Хватай его!
А он с разбегу падает на брусчатку.
Затем– минутное изумление. Кипение над ним вскоре тихнет, затем отдаляется... стынет. Темяча стоп перемахнула над ним. Остался незамечен– триумф!
Но эта проклятая тишина вслед общественной какофонии. Слышно как звенит сердце... Кровь пульсирует в напрягшихся капиллярах мозга– прилив за отливом океана крови покалывает в кончиках пальцев.
Сердце не изволит успокоиться...
... Вы не танцуете?...
... Увы ...
... Тогда пройдёмтесь-ка садом...
... К вашим услугам ...
Они идут тихой аллеей движущихся деревьев. Каштаны поспешно сбегают в тыл– точно вид из окон вагона. Хэнрык непокоится, но длит беседу:
— А вы любите музыку?
— Страстно. Особенно Баха, Пелестрину и Генделя...
Прекрасная Хэлена с презрением надувает губки:
— А я Скрябина и Шимановского...
— Одним словом, вам по душе новинки с пылу прямо из Парижа...
- Ах, господин!..
Нахмурясь, она идёт рядом– красивая, благоухающая, только его сердце залито волной страха. Ибо деревья сбегают в тыл и там, за его плечами, громоздятся грозной ордой... Он отвернулся.
Крик! Снова суматоха вдоль узкой улочки. Он мчится, мчится сжимая ручку красивой куколки, творения не Господа Бога, а Мелкого Беса. Они бегут на площадь перед каким-то готическим монастырём.
И вдруг вместо молниеносного полёта ноги путаются в танцевальном ритме. Ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля...
Юзеф Чехович
перевод с польского Терджимана Кырымлы
ПЕРВАЯ СЦЕНА
Хэнрык король.
А именно: стоит он в вавельском соборе в день коронации. Множество паласов попирают ноги епископов и князей в ладных, богатых ботинках. У Хэнрыкова королевского брата, кой герба дикой розы, на сапогах чудесные серебряные, точёные шпоры.
Проблески... сияние атласа... пронзительные, колкие переливы бриллиантов... пастораль архиепископа пылает что меч архангельский. Всё на солнечной полосе.
Хэнрык машинально вторит словам присяги. Чувствует, как плечо его и виски помазают толстые пальцы сановника Христова.
И меж тем непокой на сердце: помазанник божий?.. монарх?..
Наконец тяжесть самоцветов угнетает его макушку: это корона.
Не ждя финала церемонии, он встаёт с коленей, идёт ко вратам собора, распахнутым на солнце. Тяжело ступает. За ним– тысячи шагов.
Вся огромная толпа пэров и графов, свита в позолоте, бархатах, шелках и атласах.
Пред ним– двумя раядами двенадцать пажей в голубых шелках. И один, тринадцатый– в пурпуре.
— Уйдите все!
Король в замке.
Смеркается. Огромные окна уже наполнены серостью вечера. Из них видны крыши собора и силуэты разнообразных башен.
Мраморный пол блестит как вода... Некая тень на нём...
Король плещет ладонями.
Шелест в дверях. Является пурпурный паж, тет-а-тет с Хэнрыком.
Боже! Это лицо! Бездонные ореховые глаза– два мира! Блестящая тёмная чёлка. Кого я знал? Где были глаза эти?!
— Диадумий!!!
Сбегает король в мантии к нему, плачет и падает...
Очнувшийся от обморока, лежит он на горностаях в пустой комнате...
Мрак... некие лица...
А на мраморе покоится корона,
корона из золотой бумаги.
Стон...
Пробуждение.
АНТРАКТ– ЯВЬ
Над Хэнрыком клонится Ядвига, его печальная любящая сестра. Она поправляет его измученную голову...рядом с ней– лицо священника, смуглое и резное. Они всю ночь провели у ложа, передумали всю Хэнрыкову жизнь... Вот и повержен могучий властелин– трухлявый ствол на виду. Ни он, ни она не знает, что гнетёт его одинокую душу. Они просидели у изголовья всю ночь, всё утро– пасмурное, безмолвное.
... — Корона, о паж, корона...
Кляр заламывает руки:
— Что с тобой, что тебе, мастер?..
И встаёт перед ним видение луга под Люблиным и тех светлевших глаз, кои вот краснеют в лихорадке.
Лихорадочный Хэнрык отворачивается к стене. Молчит. Приунывшие на ветках воробьи печально щебечут. Дождит. Хэнрык снова галлюцинирует, на этот раз долго, неспокойно, навязчиво...
ВТОРАЯ СЦЕНА
Снится ему бедлам.
Говор... гам... гам...
Крики, свист вдоль узкой улочки. Погоня! Задыхаясь, из последних сил бежит куда глаза глядят. За ним– толпа. Свищут камни, сыплются проклятья, катится вдогонку ему одержимый смех голытьбы.
...Ату его!!! Гони оленя!! Улю-лю! Хватай его!
А он с разбегу падает на брусчатку.
Затем– минутное изумление. Кипение над ним вскоре тихнет, затем отдаляется... стынет. Темяча стоп перемахнула над ним. Остался незамечен– триумф!
Но эта проклятая тишина вслед общественной какофонии. Слышно как звенит сердце... Кровь пульсирует в напрягшихся капиллярах мозга– прилив за отливом океана крови покалывает в кончиках пальцев.
Сердце не изволит успокоиться...
... Вы не танцуете?...
... Увы ...
... Тогда пройдёмтесь-ка садом...
... К вашим услугам ...
Они идут тихой аллеей движущихся деревьев. Каштаны поспешно сбегают в тыл– точно вид из окон вагона. Хэнрык непокоится, но длит беседу:
— А вы любите музыку?
— Страстно. Особенно Баха, Пелестрину и Генделя...
Прекрасная Хэлена с презрением надувает губки:
— А я Скрябина и Шимановского...
— Одним словом, вам по душе новинки с пылу прямо из Парижа...
- Ах, господин!..
Нахмурясь, она идёт рядом– красивая, благоухающая, только его сердце залито волной страха. Ибо деревья сбегают в тыл и там, за его плечами, громоздятся грозной ордой... Он отвернулся.
Крик! Снова суматоха вдоль узкой улочки. Он мчится, мчится сжимая ручку красивой куколки, творения не Господа Бога, а Мелкого Беса. Они бегут на площадь перед каким-то готическим монастырём.
И вдруг вместо молниеносного полёта ноги путаются в танцевальном ритме. Ля, ля, ля, ля, ля, ля, ля...
Юзеф Чехович
перевод с польского Терджимана Кырымлы
Метки:
