И мне когда-то дарили розы
Мемуарная новогодняя сказка
Конечно, в жизни редко бывают такие уникальные и “судьбоносные” совпадения, как во всенародно любимой комедии Эльдара Рязанова “Ирония судьбы”. Но в новогоднюю ночь случаются порой удивительные события, круто меняющие человеческие судьбы. Или просто меняющие, пусть медленно, но верно. Как случилось со мной двадцать пять лет тому назад. Господи, уже двадцать пять?
Но мне до сих пор страшно подумать о том, что всего этого вполне могло и не быть. Потому, что этого просто не должно было быть. Во всяком случае, как говорят теперь, “не в этой жизни”. Тем не менее, когда я перечитываю дневник того времени, я и смеюсь, и плачу, и заново переживаю тот високосный год. И даже не знаю, кого благодарить за все то, что случилось…
?1 января. Сколько я себя помню, этот день всегда был удивительно грустен. А последние годы — вообще сплошные слезы. Казалось бы, логичнее наоборот: плакать 31 декабря и на что-то надеяться в первый день Нового года. Нет.
Так вот — сегодня все наоборот. В кои-то веки нас с мужем пригласили встретить Новый год в компании. И... “в лесу сдох большой серый волк”: муж согласился. Хотя честно предупредил, что предстоит не самый веселый вечер в моей жизни, поскольку он рядом со мной постоянно сидеть не намерен, а такой серенькой и глупенькой мышке, как я, лучше вообще из своей норки не высовываться. Засмеют.
Обычно все это кончалось моими слезами, и муж шел один. Или не шел совсем. Но здесь в меня точно какой-то бес вселился. “Пойду!— сказала я себе.— Хлопну для храбрости шампанского и буду веселиться. Чем я хуже других?”
Насчет “серой мышки” муж преувеличивает. Конечно, я не красавица, но до выхода замуж поклонники у меня были. Как у всех – не больше и не меньше. Да, ноги у меня растут не из шеи, а оттуда, откуда им положено расти, глаза нормальных размеров, а не с блюдце величиной, да и талия могла бы быть потоньше, но многим я нравилась. И глупенькой никто не считал, хотя до Спинозы явно не дотягиваю. В конце концов, муж на меня не с луны свалился: увидел – влюбился – ухаживал – добился и… успокоился. Любовная лодка о быт не разбилась, просто заплыла в тихую-тихую бухту. Да так в ней и застряла.
Если бы еще у нас были дети… Но вот этого-то как раз муж категорически не хотел. То есть хотел, но – во благовременье. После того, как будет заложена прочная основа карьеры, приобретены все материальные блага и испробованы все радости жизни. Первый этап – квартира – мы уже преодолели: трехкомнатные апартаменты в “доме улучшенной планировки” были оплачены и отремонтированы почти по классу “люкс”. Теперь на повестке дня стоял вопрос о приобретении коттеджа. И вот тогда…
Было у меня, правда, смутное подозрение, что после приобретения коттеджа нужно будет менять машину на более престижную, Обычную, пусть и итальянскую, сантехнику – на новомодную “навороченную”, телевизор – на домашний кинотеатр и так далее, и тому подобное. Предела совершенству, как известно, нет. Но пока я тихо сидела в нашей квартире, посильно создавая в ней уют, работала программистом в небольшой, но достаточно респектабельной фирме, и все чаще чувствовала себя не двадцатисемилетней молодой женщиной, а пятидесятилетней зрелой матроной, у которой все – позади, кроме чисто бытового комфорта. Любовь? Не смешите меня, умоляю…
ЕГО я заметила сразу. Во-первых, когда он вошел, все уже собирались садиться за стол. А во-вторых, рядом с ним была та-а-кая красотка, что народ даже как-то притих на время. Блондинка с глазами и ногами, загорелая, как в августе месяце.
-Вот,— шепнул мне муж,— учись, как надо появляться на людях. Скромно, но эффектно.
Логично. Я только не поняла, кого он имел в виду — его или ее.
После боя курантов начались танцы. А на меня шампанское подействовало как-то странно. Захотелось, чтобы меня оставили в покое, выключили музыку, погасили свет и дали всласть пореветь над растоптанной жизнью. Что поделаешь — серая мышь.
— Разрешите?— прозвучал мужской голос над моей головой.
Я подумала, что мешаю кому-то пройти, и подвинулась. Потом все-таки взглянула на говорившего и обомлела. МЕНЯ ПРИГЛАШАЛИ ТАНЦЕВАТЬ! Мало того, приглашал танцевать не старый знакомый, в котором возникло чувство жалости к невостребованной женщине, а молодой, высокий, невероятно обаятельный мужчина. Не красавец, нет, но… Таким, наверное, был капитан Грей из “Алых парусов” Грина.
- Вы – мне? – ошеломленно спросила я.
- Вам, конечно. Что вас так удивило?
Признаваться я не стала. Комплексы – дело сугубо личное, делиться ими можно только с психоаналитиком… если такой имеется.
Мы танцевали, пили шампанское, снова танцевали. Потом сидели на диване и говорили о жизни вообще. Я почувствовала себя так легко и непринужденно, будто знала Алешу сто лет. Даже парочку своих стихотворений ему прочитала. И вдруг он спросил меня:
— А вы, наверное, поете?— и с этими словами достал откуда-то из-за спины, словно фокусник, гитару. Достал и протянул мне.
Я опешила, хотя умела с этой штукой обращаться. Но об этом моем “таланте” мало кто знал. Хозяева дома уж наверняка не были в курсе. Мы с ними познакомились во время очередного отпуска, в пансионате, а тогда я уже не рисковала петь. “Ты же опозоришься!— мгновенно пронеслось в голове.— Лет восемь не пела даже для себя!” Но пьяной ведь море по колено. Минуту спустя уже изображала Жанну Бичевскую (мой голос примерно такого же тембра, хотя во всем остальном заметно отличается). И МЕНЯ СЛУШАЛИ!
Да как слушали! Даже муж оторвался от хорошенькой и аппетитной — как вафельная трубочка с ванильным кремом!— блондинки и замер с обалделым видом. Но остальные внимали с удовольствием, во всяком случае без раздражения. С полчаса я была “гвоздем вечера” и центром всеобщего внимания...
Хозяйка дома, улучив минутку, шепнула мне:
- Вот уж и не думала, что ты такая. Теперь буду своего мужика держать от тебя подальше. На всякий случай.
Вот-вот, пусть держит свое сокровище подальше: во время танцев как слон наступает на ноги, а рот открывает, чтобы в лучшем случае пересказать передачу “С добрым утром!” двадцатилетней давности. С младенчества, наверное, запала в душу.
Мы уходили, и в передней... Алеша поцеловал мне руку. “Вы позволите вам звонить?”— услышала я и кивнула. А сегодня сообразила, что он не знает номера моего телефона. Ну что ж, сказка кончилась, наступают суровые трудовые будни. Муж с утра пораньше куда-то сбежал, сказав, что “будет поздно”. Так что жизнь продолжается. Но я впервые в жизни была счастлива в новогоднюю ночь...
Март. Я ошиблась. Жизнь продолжается, но совсем не так, как представлялось в начале года. Даже дневник некогда было открыть, так что сейчас восстанавливаю события по памяти. Вечером, под старый Новый год сидела дома одна — муж утек играть в свой обожаемый преферанс. До этого две недели по поводу и без повода намекал, что “некоторые напрасно зарывают свой талант шансонье в землю и служат неизвестно кем непонятно где”. Дружелюбно объяснял, что пить надо поменьше, особенно если человеку под тридцать, и не выставлять себя на посмешище, пытаясь соперничать с куда более красивыми и молодыми женщинами.
- Вот Рая, жена твоего кавалера,— заканчивал каждый раз муж свои “разборки”,— олимпийская чемпионка по бегу, мастер спорта, танцует, как бабочка порхает, говорит — заслушаешься... Учись.
За годы нашей супружеской жизни я научилась отмалчиваться, а половину нотаций мужа пропускать мимо ушей. Но все равно было обидно. Конечно, не мастер спорта, не красавица. Ну и что теперь — вешаться? Мелькала мысль пойти и завербоваться куда-нибудь на Северный полюс или в Центральную Африку, чтобы там никто не пилил и не нудил. Да куда уж мне!
Так вот, вечером 13 января раздался телефонный звонок. Не первый за этот день. Звонили родственники, звонили знакомые и я бы покривила душой, если бы сказала, что “сразу почувствовала" Ничего я уже не почувствовала, кроме раздражения: посуда не домыта, в ванной работает стиральная машина, пылесос капризничает, по телевизору в кои веки показывают один из моих любимых фильмов, а я, как нанятая, бегаю к телефону.
— Добрый вечер,— услышала абсолютно незнакомый голос. - Поздравляю вас, желаю вам всегда оставаться такой же молодой и прекрасной...
— Спасибо,— машинально отреагировала я, соображая, что человек явно ошибся номером.— А кто вам собственно нужен? Поздравляю вас тоже, кстати.
— Спасибо. Мне нужны вы. Мне нужно, чтобы вы улыбнулись, чтобы у вас заблестели глаза, чтобы жизнь стала для вас прекрасной...
— Кто это?
— Мне нужно, чтобы вы каждое утро просыпались с улыбкой и думали о чем-то хорошем. Чтобы у вас все получалось в жизни. Чтобы вам хотелось петь всегда, а не только в праздники...
— Алеша,— шепотом выдохнула я и почувствовала, что сердце, как в юности, затрепыхалось, застучало, рванулось.— Это вы, Алеша?
— Так вы меня помните?..
На следующий день он ждал меня около выхода с моей работы...
И понеслось, и закружилось, и завертелось... Мне трудно описывать события хотя бы потому, что... ничего, собственно говоря, не происходило. То есть в общепринятом понимании этого слова. Не было “современного романа”. Мы встречались раз или два в неделю. Алеша всегда приносил цветы — хоть одну розочку. Мы гуляли, если позволяла погода — или заходили в какое-нибудь кафе в центре Москвы и сидели там. Мы ходили в кино — хотя я не помню, какие фильмы там показывали. И главное — мы разговаривали. Ни о чем — и обо всем. А когда не виделись — я писала стихи. Чтобы отдать их Алеше при следующей встрече. И чтобы в очередной раз увидеть его заблестевшие глаза, почувствовать его губы на своей руке и услышать:
- Вы чудо, Ланюшка. Вы самая удивительная женщина, которую я когда-либо видел. Для меня каждая встреча с вами — глоток родниковой воды.
Да, он продолжает говорить мне “вы”. До сих пор. Мы ни разу не поцеловались, он даже не делал такой попытки. Хотя пару раз заезжал ко мне домой, и мы были одни... Но я совершенно счастлива, я действительно часто пою, а стихи льются потоком. На работе говорят, что я похорошела и помолодела, многозначительно улыбаются, когда звонит Алеша, просит меня к телефону. А у меня кружится голова от счастья, когда я слышу его обращение ко мне: “Ланюшка”. Меня так никто никогда не называл. Мне никто не целовал руки. А уж мои стихи и вовсе никого никогда не интересовали.
Здесь себе могу признаться: кажется, я его люблю. И совсем не представляю себе, что будет, если эти встречи и звонки прекратятся, и я вернусь в прежнее существование “серой мыши в норке”. Даже думать об этом боюсь...
Июнь. Завтра в последний раз увижу Алешу: он уезжает в отпуск. По иронии судьбы завтра же в отпуск уезжает и муж — первый раз без меня.
- Нам нужно отдохнуть друг от друга, — объяснил он мне такую перемену.— Тебе и без меня, как я вижу, весело, ты вся ушла стихотворчество, вертишься перед зеркалом... И вообще тебя можно слушать вместо радио. Жаль только, что иной раз выключить невозможно…
В общем, поговорили. А у меня отпуск в августе. И ехать я никуда не собираюсь – Алеша к этому времени уже должен вернуться в Москву. Возможно, все продолжится. Возможно…
Наверное, правы те, кто утверждает: “Говорите человеку почаще о том, что он хороший — он таким и будет”. За полгода Алеша, похоже, убедил меня в том, что никакая я не “серая мышка”, а нормальная, привлекательная женщина. А для него — так и вообще красивая. Ему не лень найти в книге описание глаз, которые, как он утверждает, похожи на мои, и принести мне это описание. Да и стихи он тоже начал писать.
Один раз только мне было плохо, причем почти физически. Алеша обещал заехать за мной после обеда на работу, чтобы мы могли погулять в нашем любимом Нескучном саду. Я прождала его до семи часов вечера — он не приехал и не позвонил. Мне же звонить было некуда: рабочего телефона у меня нет, Алеша сказал, что это бессмысленно, он все равно на месте никогда не сидит, а звонить ему домой... Только объяснения с Раей мне и не хватало!
Пришла домой, проплакала всю ночь. А утром — через силу — поехала на работу. И первое, что я заметила у входа — это знакомую высокую фигуру. Как ни странно, я схватилась не за сердце, а за висок и замерла “соляным столпом” на глазах у изумленной публики. Не помню, что я наплела начальству, но в результате очнулась я окончательно уже тогда, когда Алеша вез меня куда-то за город и объяснял, что вот эту самую машину, в которой мы с ним находимся, он дожидался два года, a купил вчера, и у него физически не было времени со всеми этими заморочками позвонить и предупредить, поскольку и домой-то добрался глубоко за полночь.
Все хорошо, что хорошо кончается. А этот день был просто волшебным. Мы гуляли в Архангельском, обедали в каком-то кафе, снова гуляли, и весь этот длинный майский день был одной сплошной сказкой. Со сказочным финалом. Уже на обратном пути Алеша вдруг резко затормозил, поставил машину на обочину, повернулся ко мне и сказал:
-Ланюшка, я люблю вас...
И поцеловал меня...
А завтра он уезжает, я целый месяц его не увижу и не услышу. Наверное, жаль, что у нас так ничего с Алешей и не было, кроме одного поцелуя. А может быть, это и к лучшему. Все равно я так благодарна судьбе за то, что эти полгода — стихов, нежности, любви — были у меня. И никто не отнимет воспоминаний об этом счастье. Даже если оно больше не повторится.
Сентябрь. Давно кончился отпуск Алеши, кончился и мой, который я провела в Москве... Алеша больше не появился. Даже не позвонил. Почему? Не знаю... Сначала, в июле, ждала его звонка каждую минуту, дома и на работе. Потом — дома — каждый час. Сейчас жду каждый день, но что-то говорит мне: это конец. Мальчик поиграл в красивый платонический роман, получил кучу стихов... Нельзя же всю жизнь изображать из себя Рыцаря без страха и упрека.
Он ведь не обманывал меня, поскольку ничего мне не обещал и ничего у нас с ним не было. Но мне тоскливо, одиноко и... больно. Неужели прав муж, когда говорит, что ни один нормальный мужчина меня дольше недели не выдержит — со всеми моими романтическими бреднями и заскоками?
Да и потом – он же военный. Его могли срочно куда-то отправить… Лучше было даже не думать, куда и зачем: телевизор с каждым днем смотреть все страшнее. И в столице люди гибнут средь бела дня, а уж в “горячих точках”… Но мог же предупредить! Сказать: я уезжаю в командировку, не знаю, когда вернусь, ждите. И я бы ждала… А что я сейчас делаю, интересно? В общем, то же самое, только даже не знаю: откуда жду. И сколько мне еще предстоит ждать…
Ноябрь. Только что выписалась из больницы, куда лучше было бы и не попадать. И операция-то дурацкая — аппендицит, но осложнения вокруг нее были хуже, чем она сама. Приехала домой, посмотрела в зеркало — и заплакала. Худая, желтая, глаза ввалились. Но это еще не самое смешное.
От меня ушел муж. То есть формально он уехал в командировку. Но в тот же вечер позвонила наша общая знакомая — хозяйка того дома, где мы праздновали самый счастливый в моей жизни Новый год, и “открыла мне глаза”. Оказывается, у моего супруга с того вечера начался африканский роман с женой Алеши — “олимпийской чемпионкой и мастером спорта”. Знали об этом, естественно, все, кроме меня. Интересно, а Алеша? Или его предупредили в предпоследнюю очередь, а меня оставили уж совсем на закуску?
- А что муж Раи? – безразлично (так мне, во всяком случае, казалось) поинтересовалась я. – Они ведь производили впечатление вполне благополучной пары.
- Вы, между прочим, тоже производили такое впечатление. Но я тебе скажу, что Алеше не позавидуешь. Раиса — женщина дорогая и с бо-ольшими претензиями. Так что ты особенно не огорчайся: через пару месяцев твои благоверный приползет на коленях. Она его выжмет, как лимон, и бросит. Не случайно же он подстраховался — побоялся тебе всю правду сказать. Раиса сейчас свободна — Алешу ее в очередной раз услали дальние гарнизоны инспектировать. Он же военный, без пяти минут полковник, между прочим. Обеспечивает безопасность Родины. А Рае скучно, нужен паж, воздыхатель, чичероне. Так что не горюй, вернется твое сокровище. Будет поспокойнее и полюбезнее...
Я и не горевала, но настроение было — хуже некуда. Во-первых, муж от меня уходит не каждый день и даже не каждый месяц. Во-вторых, было четкое ощущение предательства: ну, разлюбил, ну, полюбил другую — так и скажи. Детей у нас нет, сложности с разводом — минимальные. Но ощущать себя “запасным парашютом” было противно. И не хотела я, чтобы муж возвращался — у меня скулы сводило от тоски при одной мысли о такой возможности.
Муж сбежал, возлюбленный — бросил. Тоже, между прочим, мог бы предупредить о командировке. И ведь надо же мне было эти самые распрекрасные полгода с Алешей твердить себе: “Правильная примета: как встретишь Новый год, так весь год пройдет”. Размечталась! Хотя, если вдуматься, элемент истины все-таки сохранялся: мы же после праздника разъехались с Алешей по разным точкам. Он — к себе, я — к себе. Так что все в принципе совпадало.
Декабрь. А жить все равно не хочется, хотя все вокруг почему-то говорят: надо. Кому надо? Я живу, как автомат с реле времени: встаю по будильнику, готовлю себе завтрак, одеваюсь, чтобы идти на работу, причесываюсь, подкрашиваюсь. Не потому, что мне хочется есть или я собираюсь кому-то понравиться, а потому, что “так положено”. Куда положено? Кем?
Из этой ситуации есть три выхода. Первый — это проглотить пачку снотворного и уже ни о чем не беспокоиться. Но этот вариант не подходит потому, что еще в молодости знакомый врач-реаниматор популярно разъяснил: дозу должен рассчитывать специалист. Потому что и перебор, и недобор одинаково страшны. Недоберешь — придется лечиться от лекарственного отравления. Переберешь — организм начнет бурно сопротивляться, и в результате этой борьбы можно остаться калекой. А специалиста — посоветоваться — у меня уже нет. Так что первый выход для меня закрыт. Заколочен наглухо, как парадная дверь нашего дома.
Второй — это накраситься “под большое декольте”, надеть платье пошикарнее и пойти на поиски приключений. Где-то должен быть мужчина, способный все это оценить. В крайнем случае, можно встать с гитарой в подземном переходе и петь песни о любви. Еще и денег заработаю. Но этот вариант не проходит по многим причинам. В декабре холодно, платья никто не заметит, а простудиться — раз плюнуть. Останусь и без денег, и без голоса. Да и мужчина мне нужен один-единственный — Алеша. А я ему не нужна. Тогда зачем все это?
Остается третий выход, который я и выбрала. Уйти в работу. Садиться в отделе за компьютер в девять часов утра и вставать в девять вечера, когда все остальные сотрудники давно дома. Сгореть на этой самой работе. Изобрести новую систему компьютерной связи и прославиться: пусть все потом обзавидуются, В крайнем случае можно набирать собственные стихи... Что я в основном и делала, хотя в рабочее время все-таки работала. Дома же пила чай, принимала полтаблетки снотворного и засыпала. Боялась я только одного: новогоднего вечера...
Боялась еще и потому, что нервы сдавали прямо на глазах. Один раз услышала по радио песню – примитивнее не придумаешь, причем слова и музыка друг другу соответствовали, как стандартный болт – стандартной же гайке. Но одна фраза врезалась мне в память практически намертво: “И мне когда-то дарили розы…” Да, и мне когда-то дарили розы. При каждой встрече. А я была настолько сентиментальна, что не выбросила ни одного засохшего цветочка, а аккуратно собирала лепестки в полотняный мешочек и прятала в комод. И мне когда-то дарили розы, так что теперь можно использовать накопившиеся лепестки, причем вариантов существует масса. Например, сварить розовое варенье. Или добавлять лепестки в чайную заварку – для аромата. Или сделать розовый лосьон – для улучшения кожи лица. Или просто высыпать все в ванну и улечься туда же, наслаждаясь красивой жизнью.
И мне когда-то дарили розы… Господи, зачем это делали? И что мне теперь делать с мешочком сухих лепестков?…
На этой – не самой веселой ноте – я и заканчиваю записи. Через несколько часов – Новый Год. Не високосный. Уже хорошо.?
В тот новогодний вечер, часа в четыре, мне вдруг позвонил мой все еще муж и предложил помириться. А в знак примирения — встретиться с ним в том же доме, где они встречали прошлый Новый год. И потом вернуться домой и начать жизнь с того места, на котором она находилась ровно год назад. Как бы ничего не было. Вычеркнуть из памяти год, кстати, високосный, и сделать вид, что ничего не произошло.
— Рая тебя бросила?— спросила я, не очень-то рассчитывая на конкретный ответ.
— Не говори мне об этой женщине! Ничего человеческого, сплошной расчет и корысть! К тому же не признает прав другого человека на полноценную жизнь.
“То есть не дает возможности поиграть в преферанс и досыта трепаться с друзьями “за жизнь”,— привычно перевела я для себя. По моим воспоминаниям о семейной жизни именно в этом и заключалась “полноценность”. Сама я эти права уважала, было дело.
— Ты согласна? Ну, виноват, извини, бес попутал. Но и ты не святая, если разобраться. На ровном месте романсы на поют и стихов не пишут... Давай простим друг другу ошибки.
— Простим,— легко согласилась я и положила трубку.
Никуда ехать я не собиралась, возвращаться в прежнее состояние семейной жизни хотелось еще меньше, чем принимать пачку снотворного. И вообще не хотелось ничего, если честно. И мне когда-то дарили розы... Зачем?
К одиннадцати вечера я накрыла стол — на двоих, хотя это и было достаточно глупо. Поставила все, что было съестного в холодильнике. Плюс бутылку загодя припасенного шампанского: раз положено — значит, положено. Сейчас надену лучшее платье, потрачу максимум имеющейся французской косметики, чтобы было хоть какое-то лицо, сяду за стол и встречу Новый год. А потом позвоню домой Алеше, поздравлю его с Новым годом (если, конечно, Алеша дома) и задам только один вопрос: “Ты счастлив?”. В первый раз назвав его на “ты". И скорее всего — в последний.
Но в последнюю минуту я сделала то, чего не делала никогда в жизни: встала на колени и начала молиться. Молитв я толком не знала, в церкви была только как в музее, да и то в юности. Но молилась, можно сказать, истово. И об одном. “Господи, сделай так, чтобы этот мрак кончился. Что-нибудь сделай, пока я не сошла с ума. Пусть он будет дома, пусть он меня узнает, пусть ответит: "Я несчастен без тебя, виноват, что уехал, не прощаясь, завтра же приеду к тебе просить прощения...”
И в этот момент раздался звонок в дверь. Одновременно с боем новогодних курантов.
Я открыла, не спросив даже, кто там, не посмотрев в глазок – так была уверена в том, что приехал муж налаживать семейную жизнь, и что это – судьба. Карма, если угодно. Но увидела за дверью… огромный букет роз, который, как мне показалось, сказал человеческим и таким знакомым голосом. Алешиным голосом:
— Ланюшка, с Новым годом. Простите меня, чуть-чуть не опоздал, самолет приземлился час назад. Я хотел сказать, что все время люблю Вас. Я не могу без Вас. Будьте моей женой.
Я села прямо на пол в коридоре и заплакала. В первый раз в жизни заплакала от счастья и чувствовала, как вместе со слезами уходят боль, тоска, обида, горечь. Мне не хотелось думать ни о чем: я так и сидела на полу в обнимку с букетом, вдыхала аромат роз и плакала, плакала, плакала, не заботясь о том, что вся краска с ресниц уже размазана по щекам и выгляжу я… Какая разница, как я выгляжу!
Наконец я подняла глаза и посмотрела на Алешу. Он сидел на полу рядом со мной, привалившись к стене, и… спал. Это был совсем не тот человек, с которым полгода назад я гуляла по Москве и поцеловалась: он похудел, был небрит, из-под расстегнутого полушубка выглядывала камуфляжная куртка, которую не мешало бы постирать. И все-таки это был Алеша! Он вернулся – ко мне. Я его дождалась.
Его – и розы.
Конечно, в жизни редко бывают такие уникальные и “судьбоносные” совпадения, как во всенародно любимой комедии Эльдара Рязанова “Ирония судьбы”. Но в новогоднюю ночь случаются порой удивительные события, круто меняющие человеческие судьбы. Или просто меняющие, пусть медленно, но верно. Как случилось со мной двадцать пять лет тому назад. Господи, уже двадцать пять?
Но мне до сих пор страшно подумать о том, что всего этого вполне могло и не быть. Потому, что этого просто не должно было быть. Во всяком случае, как говорят теперь, “не в этой жизни”. Тем не менее, когда я перечитываю дневник того времени, я и смеюсь, и плачу, и заново переживаю тот високосный год. И даже не знаю, кого благодарить за все то, что случилось…
?1 января. Сколько я себя помню, этот день всегда был удивительно грустен. А последние годы — вообще сплошные слезы. Казалось бы, логичнее наоборот: плакать 31 декабря и на что-то надеяться в первый день Нового года. Нет.
Так вот — сегодня все наоборот. В кои-то веки нас с мужем пригласили встретить Новый год в компании. И... “в лесу сдох большой серый волк”: муж согласился. Хотя честно предупредил, что предстоит не самый веселый вечер в моей жизни, поскольку он рядом со мной постоянно сидеть не намерен, а такой серенькой и глупенькой мышке, как я, лучше вообще из своей норки не высовываться. Засмеют.
Обычно все это кончалось моими слезами, и муж шел один. Или не шел совсем. Но здесь в меня точно какой-то бес вселился. “Пойду!— сказала я себе.— Хлопну для храбрости шампанского и буду веселиться. Чем я хуже других?”
Насчет “серой мышки” муж преувеличивает. Конечно, я не красавица, но до выхода замуж поклонники у меня были. Как у всех – не больше и не меньше. Да, ноги у меня растут не из шеи, а оттуда, откуда им положено расти, глаза нормальных размеров, а не с блюдце величиной, да и талия могла бы быть потоньше, но многим я нравилась. И глупенькой никто не считал, хотя до Спинозы явно не дотягиваю. В конце концов, муж на меня не с луны свалился: увидел – влюбился – ухаживал – добился и… успокоился. Любовная лодка о быт не разбилась, просто заплыла в тихую-тихую бухту. Да так в ней и застряла.
Если бы еще у нас были дети… Но вот этого-то как раз муж категорически не хотел. То есть хотел, но – во благовременье. После того, как будет заложена прочная основа карьеры, приобретены все материальные блага и испробованы все радости жизни. Первый этап – квартира – мы уже преодолели: трехкомнатные апартаменты в “доме улучшенной планировки” были оплачены и отремонтированы почти по классу “люкс”. Теперь на повестке дня стоял вопрос о приобретении коттеджа. И вот тогда…
Было у меня, правда, смутное подозрение, что после приобретения коттеджа нужно будет менять машину на более престижную, Обычную, пусть и итальянскую, сантехнику – на новомодную “навороченную”, телевизор – на домашний кинотеатр и так далее, и тому подобное. Предела совершенству, как известно, нет. Но пока я тихо сидела в нашей квартире, посильно создавая в ней уют, работала программистом в небольшой, но достаточно респектабельной фирме, и все чаще чувствовала себя не двадцатисемилетней молодой женщиной, а пятидесятилетней зрелой матроной, у которой все – позади, кроме чисто бытового комфорта. Любовь? Не смешите меня, умоляю…
ЕГО я заметила сразу. Во-первых, когда он вошел, все уже собирались садиться за стол. А во-вторых, рядом с ним была та-а-кая красотка, что народ даже как-то притих на время. Блондинка с глазами и ногами, загорелая, как в августе месяце.
-Вот,— шепнул мне муж,— учись, как надо появляться на людях. Скромно, но эффектно.
Логично. Я только не поняла, кого он имел в виду — его или ее.
После боя курантов начались танцы. А на меня шампанское подействовало как-то странно. Захотелось, чтобы меня оставили в покое, выключили музыку, погасили свет и дали всласть пореветь над растоптанной жизнью. Что поделаешь — серая мышь.
— Разрешите?— прозвучал мужской голос над моей головой.
Я подумала, что мешаю кому-то пройти, и подвинулась. Потом все-таки взглянула на говорившего и обомлела. МЕНЯ ПРИГЛАШАЛИ ТАНЦЕВАТЬ! Мало того, приглашал танцевать не старый знакомый, в котором возникло чувство жалости к невостребованной женщине, а молодой, высокий, невероятно обаятельный мужчина. Не красавец, нет, но… Таким, наверное, был капитан Грей из “Алых парусов” Грина.
- Вы – мне? – ошеломленно спросила я.
- Вам, конечно. Что вас так удивило?
Признаваться я не стала. Комплексы – дело сугубо личное, делиться ими можно только с психоаналитиком… если такой имеется.
Мы танцевали, пили шампанское, снова танцевали. Потом сидели на диване и говорили о жизни вообще. Я почувствовала себя так легко и непринужденно, будто знала Алешу сто лет. Даже парочку своих стихотворений ему прочитала. И вдруг он спросил меня:
— А вы, наверное, поете?— и с этими словами достал откуда-то из-за спины, словно фокусник, гитару. Достал и протянул мне.
Я опешила, хотя умела с этой штукой обращаться. Но об этом моем “таланте” мало кто знал. Хозяева дома уж наверняка не были в курсе. Мы с ними познакомились во время очередного отпуска, в пансионате, а тогда я уже не рисковала петь. “Ты же опозоришься!— мгновенно пронеслось в голове.— Лет восемь не пела даже для себя!” Но пьяной ведь море по колено. Минуту спустя уже изображала Жанну Бичевскую (мой голос примерно такого же тембра, хотя во всем остальном заметно отличается). И МЕНЯ СЛУШАЛИ!
Да как слушали! Даже муж оторвался от хорошенькой и аппетитной — как вафельная трубочка с ванильным кремом!— блондинки и замер с обалделым видом. Но остальные внимали с удовольствием, во всяком случае без раздражения. С полчаса я была “гвоздем вечера” и центром всеобщего внимания...
Хозяйка дома, улучив минутку, шепнула мне:
- Вот уж и не думала, что ты такая. Теперь буду своего мужика держать от тебя подальше. На всякий случай.
Вот-вот, пусть держит свое сокровище подальше: во время танцев как слон наступает на ноги, а рот открывает, чтобы в лучшем случае пересказать передачу “С добрым утром!” двадцатилетней давности. С младенчества, наверное, запала в душу.
Мы уходили, и в передней... Алеша поцеловал мне руку. “Вы позволите вам звонить?”— услышала я и кивнула. А сегодня сообразила, что он не знает номера моего телефона. Ну что ж, сказка кончилась, наступают суровые трудовые будни. Муж с утра пораньше куда-то сбежал, сказав, что “будет поздно”. Так что жизнь продолжается. Но я впервые в жизни была счастлива в новогоднюю ночь...
Март. Я ошиблась. Жизнь продолжается, но совсем не так, как представлялось в начале года. Даже дневник некогда было открыть, так что сейчас восстанавливаю события по памяти. Вечером, под старый Новый год сидела дома одна — муж утек играть в свой обожаемый преферанс. До этого две недели по поводу и без повода намекал, что “некоторые напрасно зарывают свой талант шансонье в землю и служат неизвестно кем непонятно где”. Дружелюбно объяснял, что пить надо поменьше, особенно если человеку под тридцать, и не выставлять себя на посмешище, пытаясь соперничать с куда более красивыми и молодыми женщинами.
- Вот Рая, жена твоего кавалера,— заканчивал каждый раз муж свои “разборки”,— олимпийская чемпионка по бегу, мастер спорта, танцует, как бабочка порхает, говорит — заслушаешься... Учись.
За годы нашей супружеской жизни я научилась отмалчиваться, а половину нотаций мужа пропускать мимо ушей. Но все равно было обидно. Конечно, не мастер спорта, не красавица. Ну и что теперь — вешаться? Мелькала мысль пойти и завербоваться куда-нибудь на Северный полюс или в Центральную Африку, чтобы там никто не пилил и не нудил. Да куда уж мне!
Так вот, вечером 13 января раздался телефонный звонок. Не первый за этот день. Звонили родственники, звонили знакомые и я бы покривила душой, если бы сказала, что “сразу почувствовала" Ничего я уже не почувствовала, кроме раздражения: посуда не домыта, в ванной работает стиральная машина, пылесос капризничает, по телевизору в кои веки показывают один из моих любимых фильмов, а я, как нанятая, бегаю к телефону.
— Добрый вечер,— услышала абсолютно незнакомый голос. - Поздравляю вас, желаю вам всегда оставаться такой же молодой и прекрасной...
— Спасибо,— машинально отреагировала я, соображая, что человек явно ошибся номером.— А кто вам собственно нужен? Поздравляю вас тоже, кстати.
— Спасибо. Мне нужны вы. Мне нужно, чтобы вы улыбнулись, чтобы у вас заблестели глаза, чтобы жизнь стала для вас прекрасной...
— Кто это?
— Мне нужно, чтобы вы каждое утро просыпались с улыбкой и думали о чем-то хорошем. Чтобы у вас все получалось в жизни. Чтобы вам хотелось петь всегда, а не только в праздники...
— Алеша,— шепотом выдохнула я и почувствовала, что сердце, как в юности, затрепыхалось, застучало, рванулось.— Это вы, Алеша?
— Так вы меня помните?..
На следующий день он ждал меня около выхода с моей работы...
И понеслось, и закружилось, и завертелось... Мне трудно описывать события хотя бы потому, что... ничего, собственно говоря, не происходило. То есть в общепринятом понимании этого слова. Не было “современного романа”. Мы встречались раз или два в неделю. Алеша всегда приносил цветы — хоть одну розочку. Мы гуляли, если позволяла погода — или заходили в какое-нибудь кафе в центре Москвы и сидели там. Мы ходили в кино — хотя я не помню, какие фильмы там показывали. И главное — мы разговаривали. Ни о чем — и обо всем. А когда не виделись — я писала стихи. Чтобы отдать их Алеше при следующей встрече. И чтобы в очередной раз увидеть его заблестевшие глаза, почувствовать его губы на своей руке и услышать:
- Вы чудо, Ланюшка. Вы самая удивительная женщина, которую я когда-либо видел. Для меня каждая встреча с вами — глоток родниковой воды.
Да, он продолжает говорить мне “вы”. До сих пор. Мы ни разу не поцеловались, он даже не делал такой попытки. Хотя пару раз заезжал ко мне домой, и мы были одни... Но я совершенно счастлива, я действительно часто пою, а стихи льются потоком. На работе говорят, что я похорошела и помолодела, многозначительно улыбаются, когда звонит Алеша, просит меня к телефону. А у меня кружится голова от счастья, когда я слышу его обращение ко мне: “Ланюшка”. Меня так никто никогда не называл. Мне никто не целовал руки. А уж мои стихи и вовсе никого никогда не интересовали.
Здесь себе могу признаться: кажется, я его люблю. И совсем не представляю себе, что будет, если эти встречи и звонки прекратятся, и я вернусь в прежнее существование “серой мыши в норке”. Даже думать об этом боюсь...
Июнь. Завтра в последний раз увижу Алешу: он уезжает в отпуск. По иронии судьбы завтра же в отпуск уезжает и муж — первый раз без меня.
- Нам нужно отдохнуть друг от друга, — объяснил он мне такую перемену.— Тебе и без меня, как я вижу, весело, ты вся ушла стихотворчество, вертишься перед зеркалом... И вообще тебя можно слушать вместо радио. Жаль только, что иной раз выключить невозможно…
В общем, поговорили. А у меня отпуск в августе. И ехать я никуда не собираюсь – Алеша к этому времени уже должен вернуться в Москву. Возможно, все продолжится. Возможно…
Наверное, правы те, кто утверждает: “Говорите человеку почаще о том, что он хороший — он таким и будет”. За полгода Алеша, похоже, убедил меня в том, что никакая я не “серая мышка”, а нормальная, привлекательная женщина. А для него — так и вообще красивая. Ему не лень найти в книге описание глаз, которые, как он утверждает, похожи на мои, и принести мне это описание. Да и стихи он тоже начал писать.
Один раз только мне было плохо, причем почти физически. Алеша обещал заехать за мной после обеда на работу, чтобы мы могли погулять в нашем любимом Нескучном саду. Я прождала его до семи часов вечера — он не приехал и не позвонил. Мне же звонить было некуда: рабочего телефона у меня нет, Алеша сказал, что это бессмысленно, он все равно на месте никогда не сидит, а звонить ему домой... Только объяснения с Раей мне и не хватало!
Пришла домой, проплакала всю ночь. А утром — через силу — поехала на работу. И первое, что я заметила у входа — это знакомую высокую фигуру. Как ни странно, я схватилась не за сердце, а за висок и замерла “соляным столпом” на глазах у изумленной публики. Не помню, что я наплела начальству, но в результате очнулась я окончательно уже тогда, когда Алеша вез меня куда-то за город и объяснял, что вот эту самую машину, в которой мы с ним находимся, он дожидался два года, a купил вчера, и у него физически не было времени со всеми этими заморочками позвонить и предупредить, поскольку и домой-то добрался глубоко за полночь.
Все хорошо, что хорошо кончается. А этот день был просто волшебным. Мы гуляли в Архангельском, обедали в каком-то кафе, снова гуляли, и весь этот длинный майский день был одной сплошной сказкой. Со сказочным финалом. Уже на обратном пути Алеша вдруг резко затормозил, поставил машину на обочину, повернулся ко мне и сказал:
-Ланюшка, я люблю вас...
И поцеловал меня...
А завтра он уезжает, я целый месяц его не увижу и не услышу. Наверное, жаль, что у нас так ничего с Алешей и не было, кроме одного поцелуя. А может быть, это и к лучшему. Все равно я так благодарна судьбе за то, что эти полгода — стихов, нежности, любви — были у меня. И никто не отнимет воспоминаний об этом счастье. Даже если оно больше не повторится.
Сентябрь. Давно кончился отпуск Алеши, кончился и мой, который я провела в Москве... Алеша больше не появился. Даже не позвонил. Почему? Не знаю... Сначала, в июле, ждала его звонка каждую минуту, дома и на работе. Потом — дома — каждый час. Сейчас жду каждый день, но что-то говорит мне: это конец. Мальчик поиграл в красивый платонический роман, получил кучу стихов... Нельзя же всю жизнь изображать из себя Рыцаря без страха и упрека.
Он ведь не обманывал меня, поскольку ничего мне не обещал и ничего у нас с ним не было. Но мне тоскливо, одиноко и... больно. Неужели прав муж, когда говорит, что ни один нормальный мужчина меня дольше недели не выдержит — со всеми моими романтическими бреднями и заскоками?
Да и потом – он же военный. Его могли срочно куда-то отправить… Лучше было даже не думать, куда и зачем: телевизор с каждым днем смотреть все страшнее. И в столице люди гибнут средь бела дня, а уж в “горячих точках”… Но мог же предупредить! Сказать: я уезжаю в командировку, не знаю, когда вернусь, ждите. И я бы ждала… А что я сейчас делаю, интересно? В общем, то же самое, только даже не знаю: откуда жду. И сколько мне еще предстоит ждать…
Ноябрь. Только что выписалась из больницы, куда лучше было бы и не попадать. И операция-то дурацкая — аппендицит, но осложнения вокруг нее были хуже, чем она сама. Приехала домой, посмотрела в зеркало — и заплакала. Худая, желтая, глаза ввалились. Но это еще не самое смешное.
От меня ушел муж. То есть формально он уехал в командировку. Но в тот же вечер позвонила наша общая знакомая — хозяйка того дома, где мы праздновали самый счастливый в моей жизни Новый год, и “открыла мне глаза”. Оказывается, у моего супруга с того вечера начался африканский роман с женой Алеши — “олимпийской чемпионкой и мастером спорта”. Знали об этом, естественно, все, кроме меня. Интересно, а Алеша? Или его предупредили в предпоследнюю очередь, а меня оставили уж совсем на закуску?
- А что муж Раи? – безразлично (так мне, во всяком случае, казалось) поинтересовалась я. – Они ведь производили впечатление вполне благополучной пары.
- Вы, между прочим, тоже производили такое впечатление. Но я тебе скажу, что Алеше не позавидуешь. Раиса — женщина дорогая и с бо-ольшими претензиями. Так что ты особенно не огорчайся: через пару месяцев твои благоверный приползет на коленях. Она его выжмет, как лимон, и бросит. Не случайно же он подстраховался — побоялся тебе всю правду сказать. Раиса сейчас свободна — Алешу ее в очередной раз услали дальние гарнизоны инспектировать. Он же военный, без пяти минут полковник, между прочим. Обеспечивает безопасность Родины. А Рае скучно, нужен паж, воздыхатель, чичероне. Так что не горюй, вернется твое сокровище. Будет поспокойнее и полюбезнее...
Я и не горевала, но настроение было — хуже некуда. Во-первых, муж от меня уходит не каждый день и даже не каждый месяц. Во-вторых, было четкое ощущение предательства: ну, разлюбил, ну, полюбил другую — так и скажи. Детей у нас нет, сложности с разводом — минимальные. Но ощущать себя “запасным парашютом” было противно. И не хотела я, чтобы муж возвращался — у меня скулы сводило от тоски при одной мысли о такой возможности.
Муж сбежал, возлюбленный — бросил. Тоже, между прочим, мог бы предупредить о командировке. И ведь надо же мне было эти самые распрекрасные полгода с Алешей твердить себе: “Правильная примета: как встретишь Новый год, так весь год пройдет”. Размечталась! Хотя, если вдуматься, элемент истины все-таки сохранялся: мы же после праздника разъехались с Алешей по разным точкам. Он — к себе, я — к себе. Так что все в принципе совпадало.
Декабрь. А жить все равно не хочется, хотя все вокруг почему-то говорят: надо. Кому надо? Я живу, как автомат с реле времени: встаю по будильнику, готовлю себе завтрак, одеваюсь, чтобы идти на работу, причесываюсь, подкрашиваюсь. Не потому, что мне хочется есть или я собираюсь кому-то понравиться, а потому, что “так положено”. Куда положено? Кем?
Из этой ситуации есть три выхода. Первый — это проглотить пачку снотворного и уже ни о чем не беспокоиться. Но этот вариант не подходит потому, что еще в молодости знакомый врач-реаниматор популярно разъяснил: дозу должен рассчитывать специалист. Потому что и перебор, и недобор одинаково страшны. Недоберешь — придется лечиться от лекарственного отравления. Переберешь — организм начнет бурно сопротивляться, и в результате этой борьбы можно остаться калекой. А специалиста — посоветоваться — у меня уже нет. Так что первый выход для меня закрыт. Заколочен наглухо, как парадная дверь нашего дома.
Второй — это накраситься “под большое декольте”, надеть платье пошикарнее и пойти на поиски приключений. Где-то должен быть мужчина, способный все это оценить. В крайнем случае, можно встать с гитарой в подземном переходе и петь песни о любви. Еще и денег заработаю. Но этот вариант не проходит по многим причинам. В декабре холодно, платья никто не заметит, а простудиться — раз плюнуть. Останусь и без денег, и без голоса. Да и мужчина мне нужен один-единственный — Алеша. А я ему не нужна. Тогда зачем все это?
Остается третий выход, который я и выбрала. Уйти в работу. Садиться в отделе за компьютер в девять часов утра и вставать в девять вечера, когда все остальные сотрудники давно дома. Сгореть на этой самой работе. Изобрести новую систему компьютерной связи и прославиться: пусть все потом обзавидуются, В крайнем случае можно набирать собственные стихи... Что я в основном и делала, хотя в рабочее время все-таки работала. Дома же пила чай, принимала полтаблетки снотворного и засыпала. Боялась я только одного: новогоднего вечера...
Боялась еще и потому, что нервы сдавали прямо на глазах. Один раз услышала по радио песню – примитивнее не придумаешь, причем слова и музыка друг другу соответствовали, как стандартный болт – стандартной же гайке. Но одна фраза врезалась мне в память практически намертво: “И мне когда-то дарили розы…” Да, и мне когда-то дарили розы. При каждой встрече. А я была настолько сентиментальна, что не выбросила ни одного засохшего цветочка, а аккуратно собирала лепестки в полотняный мешочек и прятала в комод. И мне когда-то дарили розы, так что теперь можно использовать накопившиеся лепестки, причем вариантов существует масса. Например, сварить розовое варенье. Или добавлять лепестки в чайную заварку – для аромата. Или сделать розовый лосьон – для улучшения кожи лица. Или просто высыпать все в ванну и улечься туда же, наслаждаясь красивой жизнью.
И мне когда-то дарили розы… Господи, зачем это делали? И что мне теперь делать с мешочком сухих лепестков?…
На этой – не самой веселой ноте – я и заканчиваю записи. Через несколько часов – Новый Год. Не високосный. Уже хорошо.?
В тот новогодний вечер, часа в четыре, мне вдруг позвонил мой все еще муж и предложил помириться. А в знак примирения — встретиться с ним в том же доме, где они встречали прошлый Новый год. И потом вернуться домой и начать жизнь с того места, на котором она находилась ровно год назад. Как бы ничего не было. Вычеркнуть из памяти год, кстати, високосный, и сделать вид, что ничего не произошло.
— Рая тебя бросила?— спросила я, не очень-то рассчитывая на конкретный ответ.
— Не говори мне об этой женщине! Ничего человеческого, сплошной расчет и корысть! К тому же не признает прав другого человека на полноценную жизнь.
“То есть не дает возможности поиграть в преферанс и досыта трепаться с друзьями “за жизнь”,— привычно перевела я для себя. По моим воспоминаниям о семейной жизни именно в этом и заключалась “полноценность”. Сама я эти права уважала, было дело.
— Ты согласна? Ну, виноват, извини, бес попутал. Но и ты не святая, если разобраться. На ровном месте романсы на поют и стихов не пишут... Давай простим друг другу ошибки.
— Простим,— легко согласилась я и положила трубку.
Никуда ехать я не собиралась, возвращаться в прежнее состояние семейной жизни хотелось еще меньше, чем принимать пачку снотворного. И вообще не хотелось ничего, если честно. И мне когда-то дарили розы... Зачем?
К одиннадцати вечера я накрыла стол — на двоих, хотя это и было достаточно глупо. Поставила все, что было съестного в холодильнике. Плюс бутылку загодя припасенного шампанского: раз положено — значит, положено. Сейчас надену лучшее платье, потрачу максимум имеющейся французской косметики, чтобы было хоть какое-то лицо, сяду за стол и встречу Новый год. А потом позвоню домой Алеше, поздравлю его с Новым годом (если, конечно, Алеша дома) и задам только один вопрос: “Ты счастлив?”. В первый раз назвав его на “ты". И скорее всего — в последний.
Но в последнюю минуту я сделала то, чего не делала никогда в жизни: встала на колени и начала молиться. Молитв я толком не знала, в церкви была только как в музее, да и то в юности. Но молилась, можно сказать, истово. И об одном. “Господи, сделай так, чтобы этот мрак кончился. Что-нибудь сделай, пока я не сошла с ума. Пусть он будет дома, пусть он меня узнает, пусть ответит: "Я несчастен без тебя, виноват, что уехал, не прощаясь, завтра же приеду к тебе просить прощения...”
И в этот момент раздался звонок в дверь. Одновременно с боем новогодних курантов.
Я открыла, не спросив даже, кто там, не посмотрев в глазок – так была уверена в том, что приехал муж налаживать семейную жизнь, и что это – судьба. Карма, если угодно. Но увидела за дверью… огромный букет роз, который, как мне показалось, сказал человеческим и таким знакомым голосом. Алешиным голосом:
— Ланюшка, с Новым годом. Простите меня, чуть-чуть не опоздал, самолет приземлился час назад. Я хотел сказать, что все время люблю Вас. Я не могу без Вас. Будьте моей женой.
Я села прямо на пол в коридоре и заплакала. В первый раз в жизни заплакала от счастья и чувствовала, как вместе со слезами уходят боль, тоска, обида, горечь. Мне не хотелось думать ни о чем: я так и сидела на полу в обнимку с букетом, вдыхала аромат роз и плакала, плакала, плакала, не заботясь о том, что вся краска с ресниц уже размазана по щекам и выгляжу я… Какая разница, как я выгляжу!
Наконец я подняла глаза и посмотрела на Алешу. Он сидел на полу рядом со мной, привалившись к стене, и… спал. Это был совсем не тот человек, с которым полгода назад я гуляла по Москве и поцеловалась: он похудел, был небрит, из-под расстегнутого полушубка выглядывала камуфляжная куртка, которую не мешало бы постирать. И все-таки это был Алеша! Он вернулся – ко мне. Я его дождалась.
Его – и розы.
Метки:
