Ох, Евлампия
Ох, Евлампия. Где же ты расцветаешь, прелесть моя ненаглядная? Когда же увижу тебя, лучезарная, и сини очи твои набожные? Где сок изливаешь свой ароматный и березку ласкаешь, что подарил тебе как-то я? Ох, Евлампия. А помнишь детство наше с тобой? Ты одна только у меня так и осталась. Все шесть лет думал и прижимал тебя к себе, к сердцу и прочему. Теперь вот возвращаюсь. Просветился, стало быть. Буду егерем. Но как же ты без меня все эти годы? Помню личико твоё закруглённое и пышки-булочки проказливые. Вот сейчас, видимо, ты и дивчина стала, налилась по-сочному. Но посмотрим, заценим и под венец. Ох, Евлампия.
А в городе всё по-другому, нежели здесь. Народ смешной, придурошный. Как отучился, не кумекаю. Тяжеловато было. Но зато и знаний прибыло. О тебе вспоминал, родная. Знаю, что неподатливая ты и верная. Но и мужиков-то у нас нет. Да и деревня тридцать домов всего-навсего. Каждую тама мышь помню. Вроде и есть двое. Да что они. Не мужики, а так, одно слово. Кузьма – пьяница несусветный, да Илюшка – инвалид хромоногий. Хотя Илюшка может, гад такой. Сам видел – по колено у него болтается. Но ведь ты не такая. Ох, Евлампия.
Привезу тебе бретелек разных, одежонок ситцевых. Приоденешься и станешь, как луна ясная в ночку светлую. Пора уж и в девоньки наряжаться. Как там матушка? Всё ли присмотрела старушка матершиная? Сберегла ли плод мой вкусеный? Ох, Евлампия. Вспомнилось, как она меня малого кочергой гоняла, и бывало иногда, догоняла ведь. А потом и ты родилась у Прохорушки соседского. Мне пять годиков тогда было, а ты красная на руках, таскал тебя лысеньку. Ох, Евлампия.
Вот и мчусь теперича в поезде быстроходном. Уже вёрст тыщу отмотал, наверное, и скоро в краю буду родненьком. Встретишь ты меня розовощёкая. Схвачу тебя на руки и понесу в поле, где раньше бегали малышнёй пузатою. Только теперь открою твой бутончик мягонький, и нарожаем деток сразу пятеро. Ох, Евлампия. Жди меня, радужная моя. Тоже вот мужчиной стал бородатым. Получил аттестат зрелости и теперь уже до старости. Век не брошу лесов наших мохеровых и полей ветровых. Буду надёжно охранять от скверны и браконьерщины. Да тебя любовать миловать. Ох, Евлампия.
А в городе всё по-другому, нежели здесь. Народ смешной, придурошный. Как отучился, не кумекаю. Тяжеловато было. Но зато и знаний прибыло. О тебе вспоминал, родная. Знаю, что неподатливая ты и верная. Но и мужиков-то у нас нет. Да и деревня тридцать домов всего-навсего. Каждую тама мышь помню. Вроде и есть двое. Да что они. Не мужики, а так, одно слово. Кузьма – пьяница несусветный, да Илюшка – инвалид хромоногий. Хотя Илюшка может, гад такой. Сам видел – по колено у него болтается. Но ведь ты не такая. Ох, Евлампия.
Привезу тебе бретелек разных, одежонок ситцевых. Приоденешься и станешь, как луна ясная в ночку светлую. Пора уж и в девоньки наряжаться. Как там матушка? Всё ли присмотрела старушка матершиная? Сберегла ли плод мой вкусеный? Ох, Евлампия. Вспомнилось, как она меня малого кочергой гоняла, и бывало иногда, догоняла ведь. А потом и ты родилась у Прохорушки соседского. Мне пять годиков тогда было, а ты красная на руках, таскал тебя лысеньку. Ох, Евлампия.
Вот и мчусь теперича в поезде быстроходном. Уже вёрст тыщу отмотал, наверное, и скоро в краю буду родненьком. Встретишь ты меня розовощёкая. Схвачу тебя на руки и понесу в поле, где раньше бегали малышнёй пузатою. Только теперь открою твой бутончик мягонький, и нарожаем деток сразу пятеро. Ох, Евлампия. Жди меня, радужная моя. Тоже вот мужчиной стал бородатым. Получил аттестат зрелости и теперь уже до старости. Век не брошу лесов наших мохеровых и полей ветровых. Буду надёжно охранять от скверны и браконьерщины. Да тебя любовать миловать. Ох, Евлампия.
Метки:
