Полнолуние. Сага

Сережа Волколаков рос тихим пацаном,
Терпя насмешки во дворе и школе.
Но вырос,в институт пошел, и на уроках в нем
Однажды повстречал красотку Олю.

Ах,Оленька Упырьева,сжимается душа
От взгляда глаз багровых с поволокой.
Умна,с людьми отзывчива,фигурка хороша,
Но до чего же,в целом,одинока.

Когда сердца несчастные втречаются вот так,
Как будто друг для друга рождены,
То быстро станет им родным и пенье птиц в кустах,
И лик румяной радостной луны.

Купаются в потоке теплых призрачных лучей,
Как в струях золотого водопада,
Друг друга истощают в страсти бешеных ночей,
Любви их голод так глубок и сладок.

Насколько к ним заботлива и благодатна ночь,
Настолько днем им тягостно и жутко.
В любые времена влюбленным трудно превозмочь
Хор зависти и глупых предрассудков.

Однажды Яша Зайцман неудачно пошутил:
Налив глаза на Дне Рождении Оли,
он с радостной ухмылкой ей вязанку подарил
Осиновых, как гвозди острых, кольев.

Ну и Серегу тоже,как сказал один пиит,
Гоняют в дышло,что весной скотину.
Ему учитель права не стесняясь говорит:
"Подите вон,от вас воняет псиной".

Бывает,сядут рядышком,и плачут- нету сил,
Серега от обиды разошелся-
Он преподу по праву нос на лекции разбил
И на вечернее,к любимой,перевелся.

Закончив институт им вроде жить- не горевать,
Нашли жилье на улочке глухой.
Но стали во дворе собаки часто пропадать,
И раздаваться по ночам протяжный вой.

В квартире номер семь жил испитой алкаш Митяй,
Он уверял,что о полночь на крыше
Увидел как- то девушку,присевшую на край,
И вдруг порхнувшею с него летучей мышью.

Детишки им зачем- то на дверях рисуют крест,
Чеснок к порогу кучами таскают.
Один из них на тополь перед окнами залез,
Царапал в стекла,выл: примите в стаю.

Короче,все к тому идет,что надо им
с' езжать,
Мотаться в поисках спокойного приюта.
И не было бы счастья,да несчастье поддержать
Решило их,возникнув ниоткуда.

Слепой предутренней порой дом вспыхнул как свеча,
Жильцы опасливо толпой к ограде жались.
Вдруг кто то в доме закричал,и голос мрачный проворчал:
"Там дети в третьей,кажется,остались.."

Услышав крики, бабы вмиг в истерике забились,
Огнем все стекла выбило и дунуло в глаза.
Вдруг от толпы фигуры две безмолвно отделились,
И в дом вошли,ни слова не сказав.

Они,как боги,на руках детишек выносили,
На землю во дворе кладя рядком.
Руками друг на дружке, торопясь,огонь гасили,
И раз за разом шли в горящий дом.

В прорехах тлеющих рубах дымилась кожа их,
Глаза багрянец пламени держали.
И многим показалось: за спиною тех двоих
Как будто крылья белые дрожали.

Спасти смогли не всех,двоих детей потом нашли:
Родители, уехав,дверь закрыли.
Мать в туже ночь в дурдом каретой отвезли,
Отца соседи с подоконника стащили.

А вскоре горю этому источник найден был,
Он никого не удивил совсем.
Как рассказал пожарный,на диване закурил
Бухой жилец квартиры номер семь.

"Я гадом буду"-, выл алкаш,"Христос свидетель мне,
То бесы, чтоб им пусто было!"
Он звал попов,молитвы пел,но вдруг исчез к весне,
Оставив кучу грязи и бутылок.

По осени Митяя отыскали кореша,
Точнее, то,что от него осталось.
Я улыбаюсь,представляя удивление алкаша:
Фига себе,все правдой оказалось!

В том городе с тех пор мерзавцев много померло
В под'ездах,парках,кое- кто в сортире,
И жило долго,весело,завистникам назло
Семейство Волколаковых- Упырьих.

С оказией случилось мне в краях тех побывать.
Притормозил,курю в автомобиле,
Вдруг из кустов чудовище ко мне хромает,глядь,
Топорща маленькие кожистые крылья.

Приблизилась опасливо мохнатая напасть,
Мурлом,которым на могилах выть,
Картаво прохрипело, расшепеля волчью пасть:
"Я Яша Зайцман,дайте закугыть".