Двадцать первый

Шёл новый век, как с трапа Ельцин
и мы, герои Фермопил,
хватали бусы, как индейцы,
которых старый подпоил.

Слюны и шерсти не жалея,
как баскервильский бульмастиф,
он прорычал: - От страсти млею, -
к нам в души лапы запустив.

Каннабис ли ударил в рыльце,
а может, в голову моча,
он не того назвал убийцей,
из Вашингтона хохоча.

И как фонтан артезианский,
нёс свой пропагандистский бред,
и клал предмет нехристианский
на бородинский чёрный хлеб.

Ни убежать, ни склеить ласты,
ни справки взять, что дурачок,
бессильны даже педерасты,
не говоря про "Новичок".

Свобода выползла на сушу
и Мишка Шифман вдруг затих,
министру рвал культуры душу
"Клеветникам России" стих.

Век прошлый парился на нарах,
отряд ссексотившихся гнид
грыз гранты, как хохлы в Санжарах
распространителей говид.

Страной наевшийся от пуза,
в ладоши хлопал горячо
неприкасаем, как медуза
Михал Сергеич Горбачёв.