Ты говоришь, что я идеал средневековья...

Ты говоришь, что я идеал средневековья:
С округлой попой, рыжей гривой, тело цвета молококровья…
И я
Почти отождествляя,
Что я такая,
Как греческая вакханалия,
Выплясывая
Какие-то движенья в этой жизни,
Немного опираясь на глас Всевышний,
Задумываюсь...
Знаешь, я тоже считаю, что я не отсюда,
Далеко до богини, но не Чудо-Юдо,
Скорей всего, я какое-то блюдо,
Которое едет куда-то на горбе верблюда!
Но вот куда оно едет?
Куда оно прётся?
Оно наебнётся и разобьётся!
Потом растечётся...
И тарелка, которая была телом,
И еда, которая была душой,
Одно станет стекольным пеплом,
Другое мозаичной игрой!
Не соберёшь ведь…
Но оно всё же едет,
Но оно всё же прётся,
Пускай наебнётся, и может поймётся,
Что эти дороги и эти паденья,
( Пускай, мы считаем их наважденьем,
А кто-то прозреньем и освобожденьем)
Никогда не кончаются!
Считай себя блюдом,
Или ублюдком,
Но надо идти,
И надо падать,
Вставать,
Можно немного поплакать,
А дальше встать
И идти!