Конец света
Исходит год, уж скоро новый, зима сменяется дождем. Конец всему, но только клевый, мы с каждым годом ждем и ждем... Бетон, паркет, ковер в прихожей и телевизор на стене нам намекают, что похоже мы вновь остаемся в дерьме.
Я жил себе, не зная - минет тот день, событиями полн, когда история воздвигнет всех нас к себе на небосклон. Но годы шли и радость тихо ко мне на цырлах подошла, и не связав как прежде лыка, пристала благостно мила. И в первый раз взглянув сквозь призму, угрюмой рожею косясь, узрел я голую отчизну у края бездны, там где вязь.
Уж не могу припомнить время, когда собою молод, свеж, я попадал ногою в стремя и испаржнял покой и нежь. Стал важен, как и все, кто в август вошли путчистам вопреки под гусениц асфальтный лакмус и чьи-то злые языки. Но путч прошел, убрали танки и Ельцин оказался плут, мы пили спирт без валерьянки, и ждали беспробудно суд. Но суд купил какой-то хитрый, Фемида подалась в бега. Задорный, молодой и бритый забрался вверх, и с высока всем объявил о том, что ждали, и замочив в сортире тлю, которую не опознали, забрался выше - к алтарю. Назначил старшего, дал волю народам дальних волостей, оттяпал куш, раздал всем долю и соизволил ждать вестей.
Я уж не мальчик, чтобы помнить какой тогда был год, но в раз желудок водкою заполнить я литром мог всего за час. Сейчас ни водки нет, ни пива, а в спирте зиждется метил. Мы все заложники розлива каких-то сказочных чудил. Весна прошла, пройдет и лето, за осенью придет зима. Конец не виден, нету света, примета видимо не та. Ведь грянет свет в конце туннеля, хотя не долог его путь. И веря под конец, не веря, - не знаю я, не знает суть.
Живешь себе, не чуя хлада, как впрочем и тепла уже... Бармен, давай-ка жахнем йада! Опять херово на душе.
МН
Максим Новиковский, 2011
Я жил себе, не зная - минет тот день, событиями полн, когда история воздвигнет всех нас к себе на небосклон. Но годы шли и радость тихо ко мне на цырлах подошла, и не связав как прежде лыка, пристала благостно мила. И в первый раз взглянув сквозь призму, угрюмой рожею косясь, узрел я голую отчизну у края бездны, там где вязь.
Уж не могу припомнить время, когда собою молод, свеж, я попадал ногою в стремя и испаржнял покой и нежь. Стал важен, как и все, кто в август вошли путчистам вопреки под гусениц асфальтный лакмус и чьи-то злые языки. Но путч прошел, убрали танки и Ельцин оказался плут, мы пили спирт без валерьянки, и ждали беспробудно суд. Но суд купил какой-то хитрый, Фемида подалась в бега. Задорный, молодой и бритый забрался вверх, и с высока всем объявил о том, что ждали, и замочив в сортире тлю, которую не опознали, забрался выше - к алтарю. Назначил старшего, дал волю народам дальних волостей, оттяпал куш, раздал всем долю и соизволил ждать вестей.
Я уж не мальчик, чтобы помнить какой тогда был год, но в раз желудок водкою заполнить я литром мог всего за час. Сейчас ни водки нет, ни пива, а в спирте зиждется метил. Мы все заложники розлива каких-то сказочных чудил. Весна прошла, пройдет и лето, за осенью придет зима. Конец не виден, нету света, примета видимо не та. Ведь грянет свет в конце туннеля, хотя не долог его путь. И веря под конец, не веря, - не знаю я, не знает суть.
Живешь себе, не чуя хлада, как впрочем и тепла уже... Бармен, давай-ка жахнем йада! Опять херово на душе.
МН
Максим Новиковский, 2011
Метки: