Кто-то смеётся в актовом зале
Кто-то смеётся в актовом зале, роняя кассеты.
Третий год, опускаю лот, измеряю море.
Внесюжетный поворот – погода летом
Относительно прекрасна. Но не боле.
Не более трёх лет. Не более трёх зим.
Не более двух осеней. В наличии.
Скрежет тормозящих шин.
Ножики - не правила приличия.
Кто-то смеётся в актовом зале, должно быть, актёры.
Дверь не закрыта – за ней пустота и ряды реквизита.
Наверно, просто, горит проводка. Кричат гримёры.
Что-то случилось. А я играю в раковине аммонита.
Я измеряю море третий год.
Там синева такая, даже страшно ночью.
Но получается – иду я вброд.
К северу. Где льды кладутся блочно.
Кто-то смеётся в актовом зале, эхо замолкло.
Кто-то танцует за шторами из коридора.
Короны и скипетры, всё из бумаги, застыли на полках.
Уши и горла танцующих в зале – собственность ЛОРа.
А у меня море. Его молчание. Его прибой.
Пристань и камни, чайки в пике над волной.
Возможно даже, отчасти вместе со мной Пинк Флойд.
Пауки на окнах – сплошной энджой, энджой.
Что-то исчезло в актовом зале. Над крышей пилоты.
Заменили чаек. Заполнили воздухом мрак.
Синева моря – часть эмблемы Аэрофлота.
Лоты ушли в кружево древних саг.
Но у меня всё ещё остался синий север.
Он в радужках прохожих, живущих отдельно от этого.
Пчёлы слетаются на расцветающий клевер.
Они унесут меня. На поиски прежнего ответа.
Актовый зал. Иллюминация.
Шпинелевый отблеск свечи.
Каждая новая станция.
На платформах стоят врачи.
Третий год, опускаю лот, измеряю море.
Внесюжетный поворот – погода летом
Относительно прекрасна. Но не боле.
Не более трёх лет. Не более трёх зим.
Не более двух осеней. В наличии.
Скрежет тормозящих шин.
Ножики - не правила приличия.
Кто-то смеётся в актовом зале, должно быть, актёры.
Дверь не закрыта – за ней пустота и ряды реквизита.
Наверно, просто, горит проводка. Кричат гримёры.
Что-то случилось. А я играю в раковине аммонита.
Я измеряю море третий год.
Там синева такая, даже страшно ночью.
Но получается – иду я вброд.
К северу. Где льды кладутся блочно.
Кто-то смеётся в актовом зале, эхо замолкло.
Кто-то танцует за шторами из коридора.
Короны и скипетры, всё из бумаги, застыли на полках.
Уши и горла танцующих в зале – собственность ЛОРа.
А у меня море. Его молчание. Его прибой.
Пристань и камни, чайки в пике над волной.
Возможно даже, отчасти вместе со мной Пинк Флойд.
Пауки на окнах – сплошной энджой, энджой.
Что-то исчезло в актовом зале. Над крышей пилоты.
Заменили чаек. Заполнили воздухом мрак.
Синева моря – часть эмблемы Аэрофлота.
Лоты ушли в кружево древних саг.
Но у меня всё ещё остался синий север.
Он в радужках прохожих, живущих отдельно от этого.
Пчёлы слетаются на расцветающий клевер.
Они унесут меня. На поиски прежнего ответа.
Актовый зал. Иллюминация.
Шпинелевый отблеск свечи.
Каждая новая станция.
На платформах стоят врачи.
Метки: