Еврейская печаль

*Эти строки я от всего сердца посвящаю замечательному человеку, ветерану и душе Клуба Бардовской Песни города Нетании - Аркадию Апрасовскому (для близких - Аркаше)! Он сейчас в больнице на грани жизни и смерти, и мы все молим Господа за его здоровье!*

Персидская сирень и запах спелых вишен,
в открытое окно еврейская печаль,
мамаша на балкон и там всей грудью дышит,
папаша на бегу заварит крепкий чай…

Куда пойти с утра, закрыты магазины,
да и карман не жмёт, не греет медный грош;
а может мне украсть у толстой тёти Зины,
сорвав с её груди серебряную брошь…

Но, мальчик мой, постой, не порти своё детство,
я разожгу костёр под вечер во дворе;
ты скрипочку возьми, чтоб музыкой согреться,
хотя так далеко до грусти в январе…

Персидская сирень, концерт чердачных кошек,
и первый поцелуй – нелёгкая печать;
от взглядов дочерей из расписных лукошек,
под ложечкой сосёт, и хочется кричать…

Томатный выпью сок, его разбавив солью,
по камешку в стекло, я имя настучу;
так часто слово боль рифмуется с любовью,
теперь я стал врачом и тех больных лечу…

Ах, мальчик мой, постой, давай вернёмся в детство,
где наш горит костёр под вечер во дворе;
ты скрипочку возьми, чтоб музыкой согреться,
хотя так далеко до грусти в январе…

Персидская сирень, тоскую, то и дело,
по улочкам брожу среди ненужных лиц;
мне помнится, рука упорно не хотела
на карте отмечать слияние границ…

Зайду в ночной вокзал, в последний сяду поезд,
ты где-то через день меня уже встречай;
пробили мой билет, и заткнута за пояс,
как важный документ – еврейская печаль…

Эй, мальчик мой, постой, я помню, ты из детства,
мы весело росли с тобой в одном дворе;
а скрипочка твоя мне согревала сердце,
замёрзшее чуть-чуть от грусти в январе…