хлеб-70
Франциско Матеос – Письмо о хлебе
************
ХЛЕБ
Ои связан был с тяжелой нормой, С делянкой дальней и глухой, С покрытой инеем платформой, С гудящей дымною тайгой. Анатолий Жигулин ХЛЕБ
Хлебом -- деревня,\ работой -- дорога,\ гневом -- война,\ а поэзией -- чудо, --\ все поделились,\ кто мало, кто много...\ Все остальное -- я сам раздобуду. Глеб Горбовский
Евгений Евтушенко ?Зеленая калитка? 1990
ИЗ РАЗНЫХ КНИГ
122.ОСОБАЯ ДУША
Нас на шхуне двадцать восемь душ.
Мы на двадцать восемь делим куш,
а добычи нету — держим шик
и на двадцать восемь делим пшик.
Только между нами, кореша,
есть одна особая душа.
Рассказал нам знающий еврей:
парень был в охране лагерей.
Среди нас ни бога, ни судьи.
Он теперь матрос второй статьи.
Так же, как и мы, белуху бьет.
Так же, как и мы, бывает, пьет.
Как и все, имеет сундучок,
где носки, бельишко, табачок,
но у Пьехи — миль пардон! — Эдит
по игле в любом глазу сидит.
Шутка с фотографией странна,
даже жутковатенька она.
Но ведь не живая, а портрет.
Как ни уколи, а боли нет.
Может, парень и не виноват.
Просто дали в руки автомат,
вот он там на вышке и стоял
и, быть может, даже не стрелял.
А быть может, он исподтишка
хлеб совал упавшему ЗК,
не пуская в дело свой приклад...
И такие были, говорят.
Кто узнает — как он там служил...
Вроде бы наград не заслужил,
но чертой невидимою он
от команды нашей отделен.
Как-то были мы навеселе,
но а он стаканом на столе
вдруг накрыл беднягу прусака,
усмехнувшись криво: ?Стой, ЗК!?
Приподнялся над столом стакан.
Побежал счастливый таракан.
Но стакан был цепок — не зевал,—
он то отпускал, то накрывал.
Парень тем стаканом — хлоп да хлоп! —
так, что вдруг прошел по всем озноб,
и, прервав нечистый странный смех,
вырвал у него стакан стармех.
Парень заюлил и зашустрил:
?Что вы, братцы... Я же так, шутил...?
Но молчали хмуро кореша.
Что сказать? Особая душа...
***
Сораспявшись варварке-стране,
Равной мерой – другу и врагу,
Господи, спаси Себя во мне.
Как Тебя один спасти смогу?
Ран Твоих себе не попущу,
Терном острой совести гоним,
Зная, что в крови Твоей гощу,
Вызволен дыханием Твоим.
Здесь, в юдоли временного зла,
Сколько боли должно перенесть,
Чтобы Дух-голубка принесла
В эту чудь и мерю Неба весть?
Ждешь ее, к разбойничьей судьбе
Плоти-хлеба крошками маня.
Господи, спаси меня в Себе, –
Если мир неполон без меня. Евгений Кольчужкин НОВЫЙ БЕРЕГ 2018
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ФРАНЦИСК БОГУШЕВИЧ
ХУДО БУДЕТ
? Перевод П. Семынин
Как на свет я появился,
Батька молвил: ?Худо будет!?
Так и вышло: век томился,
Обижали бог и люди.
Чем же худо? Тем, что в марте
Я родился (пост великий,
Тяжкий месяц, в каждой хате
Стонут люди-горемыки).
Хлеб поели весь до крошки,
И картошки — лишь посеять.
И приварка нет ни ложки,
И скотина вся болеет;
Тут не то что горстки сена —
Нет соломки животине,
Нет дровишек ни полена,—
И в такой-то час — родины!
Бабке хлеба дай ковригу
И вина хоть шкалик тоже,
А крестить не будешь в риге…
Что тут делать — то ль одежу
Под залог нести сначала,
То ль продать сперва конягу?
***
дочери Маше
Пережитки быта небогатого —
деревянных домиков уют…
Голуби на улочках Саратова
крошки хлеба чёрствого клюют.
Полон воздух запахами пьяными:
месяц май взошёл на пьедестал.
Праздник любования каштанами,
словно день прозрения, настал.
В книге жизни сбита рубрикация…
Что осталось? Только ночь и день,
жёлтая и белая акация,
белая и сизая сирень.
Пьёт японец крепкий чай без сахара,
скучный, как роман Эжена Сю,
и цветёт классическая сакура
где-то там, на острове Хонсю. Светлана Кекова НОВЫЙ БЕРЕГ 2014 ЦИКЛ В глубине времён
Арабская поэзия средних веков БВЛ 1975 серия 1 том 20
ПОЭЗИЯ ЭПОХИ РАСЦВЕТА
Середина VIII века — начало IX века
Ибн аль-Мутазз
?Сколько храбрых юношей…?
Перевод А. Голембы
Сколько храбрых юношей, чьи души никогда не ведали сомнений,
Что могли б решимости решимость научить без всяческих смятений,
Сдержанною рысью подвигались на конях средь сумрака ночного
В миг, когда созвездья погружались в предрассветный сумрак вновь и снова.
И заря своим дыханьем свежим войско Ночи в бегство обратила:
Зарумянившись от упоенья, воздымаются ее ветрила!
Крыльями захлопал ранний кочет, он охрип от горя и досады,
Кажется, он ночь оплакать хочет, будто просит для нее пощады!
По-петушьи он взывает трубно, захмелев от сновидений черных,
Словно бы карабкаясь по бубну, заплясавшему в руках проворных!
Так сломи ж, сломи ж печать, которой горлышко кувшина знаменито, —
Где вино, наследье давних предков, век хранимо и почти забыто!
Знаешь, от одной такой бутыли сколько горя и отрады, если,
Отхлебнув, живые опочили, ну а полумертвые — воскресли!
Как насущного прошу я хлеба у всемилостивого Аллаха
О любви газелеокой девы, чье кокетство гибельно, как плаха!
Есть любовь в моей безмерной боли и в слезами ослепленном взоре,
Так, дружок, не спрашивай же боле, что со мной стряслось, какое горе…
4
празднично и легко
по пятницам приезжает повозка
мы идём за хлебом и молоком
колхозным
может ли быть лучше
солнце нас освещает
звук черпака в бидоне и льющегося
молока меня восхищает
даже как люди в очереди
переговариваясь стоят
вдыхая пыльной травы обочины
и хлебной мякоти аромат Владимир Гандельсман Стихи дочери Из книги ?Король лир? Новый Берег, номер 44, 2014
* * *
Помнишь, не было хлеба, крова,
А казалось – все ерунда?
Ныне жизнь не менее пустякова,
Чем тогда.
Лето. Лодка. Высокий берег.
Странноприимный сарай.
Правда клюет! Но никто не верит.
Чем не рай?
Помню, как рыбу роняли на пол,
Как мыли речной водой,
Как дождь грибной за окошком капал –
Солнечный, но седой;
И как мы клялись без тени смущенья
Навек забыть свои города…
А дальше вся жизнь была – возвращенье
Оттуда сюда,
Где люди, превозмогая ужас и шум.
Как умели, боролись с небытиём
И жили, в общем, как мы живем –
Наспех, насмерть, начерно, наобум. Анна ГЕДЫМИН НЕВА 2011
Божия коровка
Р
1
Лист кленовый в виде заголовка
Прячется в осеннем дневнике.
Ищет молча Божия коровка
крошки хлеба на твоей руке.
Девочка, принцесса Навзикая,
медленно старается ползти
по твоей руке, пересекая
длинный след от Млечного Пути.
И потоком слёз благословенных
льются листья цвета янтаря:
мир охвачен пламенем мгновенным
в первой половине октября.
Я слежу, дрожа и замирая.
за коровкой Божьей, чтоб опять
на твоей руке в преддверье рая
лёгкий след её поцеловать. Светлана Кекова НОВЫЙ БЕРЕГ 2015 ЦИКЛ Расскажи мне о жизни в пустыне…
13 октября 2008 г.
***
Место во времени – не тянет и на заплатку.
То хлеб всухомятку, то сахар вприглядку,
Жизнь всегда перешагивает через тебя и дует дальше.
Кто ты ей вообще? А раньше
Думала, будет, о чем вспоминать в монаршей
Старости, чай, в мезозой не была монашкой,
То и дело влюблялась. Но оказалось,
Медленно, методично все забывалось.
Жалкий удел эволюции – зарастая скарбом,
Поступаться извилинами под скальпом.
Память теряет свойства жести
И эластичности, рвется на видном месте.
И через прореху, пока идешь облегчиться на ночь,
Половину любовников забываешь напрочь.
Так лакей в поместье по одному предмету
Тырит столовое серебро и, увольняясь к лету,
Поджигает дом и барыню. Память горит, горит,
Не читает описи, никого не корит.
Вот и настали годы, когда я уже не помню,
Почему нас так тянуло на живодерню,
Кто входил, кто выходил в потемках,
О материях рассуждая тонких.
Помню только – были любови, были.
Помню еще остатками боли: били.
Помню, шкуру где-то как-то сдирали,
Но нарастала новая, из чугуна, из стали.
Вот тебе и развлеченье ; пальцы совать в розетку,
Вспоминая силу тока, именную метку:
Кто в тенистых складках скал, там, на заднем плане?
Кто на троне, кто на осле в нисане?
Кто представший во всей красе человечьим стаям?
Кто они мне все? Кто я им? Мария Ватутина НОВЫЙ БЕРЕГ 2016
Арабская поэзия средних веков БВЛ 1975 серия 1 том 20
ПОЭЗИЯ ЭПОХИ РАСЦВЕТА
X–XII века
Абу Дулаф аль-Хазраджи
Перевод Б. Шидфар
Кто спросит, тому я отвечу: у нас ремесло непростое,
Но хлеба насущного ради ему научиться стоит:
На землю бросаться в корчах средь тех, кто в шелка одеты,
На шее носить вериги и кожаные амулеты,
Выпрашивать миску похлебки и ползать за черствой коркой,
Дрожать нагишом на рынках и клянчить подачки горькой.
По финику с каждой лавчонки и по грошу с динара —
Мы данью купцов облагаем у каждого базара.
Мы лица в зелень красим настойкой чечевичной,
Из-под повязки гноем течет желток яичный,
Лиловым соком ягод умелый спину метит —
И жалость вызывают рубцы от жгучей плети.
2
Шмель пролетает, любуясь цветочками,
но появляется вдруг
в небе
украшенный чёрными точками
красно-коричневый жук.
То над полянами, солнцем согретыми,
то над холмами летит
красного лака шкатулка с секретами
зеркальце наших обид.
Мы забываем обиды, как водится,
просим, как дети во сне:
?Жук Богородицы, жук Богородицы,
сядь на ладошку ко мне!?
– Жизнь не раскрашивай, хлеб не выпрашивай,
жди не обид, а побед!
Видишь – горит на мизинце оранжевый,
лёгкий оранжевый след… Светлана Кекова НОВЫЙ БЕРЕГ 2015 ЦИКЛ Расскажи мне о жизни в пустыне…
13 октября 2014 г.
***
Люди как себя поднимут,
вот себя, на крепость ту?
Люди так себя подвигнут –
на неправду, пустоту:
люди скажут – нужно неба,
нужно праведной земли,
а еще недавно хлеба
в магазин не завезли.
Люди скажут много-много.
Скажут даже – ё-мое.
И полягут все за Бога,
за Отечество свое. Сергей Комлев НОВЫЙ БЕРЕГ 2018 ЦИКЛ Что там у русских?
ШАБАТ
Реб Натан худощав. В шевелюре полно седины.
Аккуратно подстрижен, надушен. Рубашка чиста.
Он следит за собой; ни детей у него, ни жены;
трубку разве что на ночь согласен убрать изо рта.
Вечер пятницы. Спущен навес, отзвенели ключи.
В старый город, в харчевню теперь отправляется реб,
где накрыты столы, где как раз в этот миг из печи
извлекается хала, субботний, торжественный хлеб.
Фаршированной рыбой Натан угоститься горазд,
с перцем, с луком, с коринкой – мечтать ли о чем-то ином?
Он тушеной говядине должное тоже воздаст,
и закончится трапеза красным испанским вином.
Приближается ночь, и становится грустен Натан,
одиноко ему возвращаться в пустое жилье,
побродив, выбирает одну из дешевых путан
и по лестнице грязной ведет осторожно ее.
На матраце без сна он лежит в онеменье тупом;
бесполезные мысли в потемках по кругу ползут;
на постель со стены осыпаются клоп за клопом;
вся искусана кожа и не унимается зуд.
Так, во тьме непроглядной, привычною мучась тоской,
он лежит до утра, престарелой девице не рад,
но приходит рассвет, к счастью, трубка всегда под рукой,
и тогда вспоминает Натан, что сегодня – шабат. Теодор Крамер Перевод Евгения Витковского Артикль 2019 ШАБАТ
новый анчар
они приползли к властителю на коленях
и умоляли дай нам карту пустыни
той где укрылся анчар смертоносное древо
полное сладким ядом сладостным ядом
дай нам карту пустыни всесильный властитель
дай по ковриге хлеба посохи воду
и допусти напоить этим ядом стрелы
чтобы твоих врагов разить беспощадно
нет у меня врагов произнёс властитель
пряча радостный взгляд от рабов простёртых
но вот вам карта возьмите воду и стрелы
и луки на которых грозное имя Рафаэль Шустерович ИНТЕРПОЭЗИЯ 2015 ЦИКЛ Новый Анчар
* * *
Просыпаюсь от запаха снега
в путах осени, в липком поту,
одиноческий холод ночлега
пробуравил насквозь духоту.
Так, небрежно, бесстрастен, бесплотен,
свой безграмотно пишет диктант
репортер дождевых подворотен,
желтоглазой тоски адьютант.
Это музыка, это реприза,
это старой любви сухогруз,
это клапан от сердца отгрызан,
как от хлеба горячего кус.
Незаметно готовится к бою
новобранцев кленовых редут.
Хочешь, горы придут за тобою
и в конечную даль уведут?
Посмотри, мельтешит на заборе
дактилических знаков толпа,
прочитай: ?Так всевидяще горе,
как случайная радость слепа?.
Этой осенью пиковой масти
я навстречу иду к сентябрю,
молчалив, к языку непричастен,
только кажется, что говорю.
С облаков опускаются сходни,
и такая скулит тишина,
будто жизнь – это только сегодня,
будто краткая, будто одна. Юлия Драбкина ИНТЕРПОЭЗИЯ 2015 ЦИКЛ Темнеет божий окоем
Письмо IV
– Я лью на землю сладкое вино,
На блюде оставляя ломоть хлеба
Для тех, кому судьбою не дано,
Как нам с тобой, глядеть в пустое небо…
Фералии – не праздник для живых,
А нынешние для меня тем боле,
Так что прости за безыскусный стих,
Которому б назваться криком боли!
Фералии – для слез и тишины.
Плутоновы владения пустеют,
И павшие отечества сыны
Стремятся, наподобье Одиссея,
В родные стены, в отчие дома…
Алким, кого ты встретил на пороге?
Что до меня, то я схожу с ума
И только повторяю: – Боги! Боги!
Чужая тень беседует со мной –
Зачем?! – и сообщает мне такое
Из прошлого империи родной,
Что я согласен стать её изгоем!
Я узнаю, – о, что я узнаю! –
Я негодую, плачу, проклинаю!
Алким, я думал, что живу в Раю,
А это Ад я Раем называю!
И ничего не в силах изменить, –
Забыться не могу, забыть не смею! –
Хватаюсь за единственную нить
И петлей обвиваю свою шею…
Алким, скажи, что это страшный сон,
Что будущее наше будет ясным,
Таким, как и предсказывал Пизон,
Под знаменем великим и прекрасным! Николай Романенко КРЕЩАТИК 2016 ЦИКЛ Римские письма
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ТЕТКА
ВЕРА БЕЛОРУСА
? Перевод А. Прокофьев
Верю, братцы: скоро станем
Мы людьми и сбросим сон;
На; свет божий ясно взглянем,
Век напишет нам закон.
Не чернилами он пишет
И в архивы не сдает, —
Нет, он к ниве нашей вышел
И наш пот на ниву льет.
И землица плодородит,
Рожь зернится, будет хлеб!
Так живем, а всё ж в народе
Кто-то шепчет: ?Встань, кто слеп!?
Верю, братцы, в нашу долю,
В нашу силу верю я,
Закалилась наша воля
И в сердцах огонь, друзья!
Мы — из камня, с волей твердой,
Из железа мы, из стали,
Нас огнем калили в горнах,
Чтоб еще сильней мы стали.
И теперь мы из гранита,
А сердца из динамита,
Руки сильны, грудь сильнее,
Надо цепи рвать скорее!
Октябрь или ноябрь 1905
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ТЕТКА
МОИ ДУМЫ
? Перевод М. Шехтер
Хочу я быть зерном пшеницы,
Взойти на сельском поле,
Зазолотиться, без метлицы,
Дать людям хлеба вволю!
Хочу я быть рекою быстрой,
Родной измерить край,
Тех — напоить, тех — искупать,
А где — укрыться в гай!
То зашуметь, то зашептать,
То смолкнуть в сладком сне,
Сорваться с места, вновь гулять,
Огнем кипеть на дне.
Да так взыграть и разъяриться,
Чтоб до неба достать,
Снять с неба солнце, вниз спуститься
И света людям дать.
Пролагая путь к свободе,
К счастью звать, борясь с судьбой,
Думать всюду о народе,
Видеть всюду край родной;
Иль сверкающей росою
Каждый тронуть стебелек,
Иль обняться так с землею,
Чтоб никто разнять не смог!
Ну, а если ветром стану, —
Над морями полечу,
Мчаться бурей не устану
И на месяц вдруг вскочу.
Или, к звездам взмыв с размаху,
Как кресалом проведу,—
Месяц задрожит от страха,
Словно чувствуя беду.
?Ты откуда, что ты хочешь,
Чего воешь и шумишь??
— ?Я — посланец, вольный ветер,
Прилетел на суд вас звать!
Край сиротский наш не светел,
Там доколе людям спать?
Я там бился и кружился,
Много хаток развалил,
Но доныне не добился,
Чтоб народ заговорил!?
1905 или 1906
БЫЛО СЛОВО
И всё-таки было слово –
Слово всегда в начале….
В поступи дня былого –
Отсвет твоей печали…
Хлебом сухим и ломким
Вознагради другого;
Лопнули перепонки,
Мы оглушили Бога….
Тихо бессилье плачет
Осенью на погосте;
Если бы всё – иначе…
Если бы всё – и после… Анна Тураносова КРЕЩАТИК 2016 ЦИКЛ ?Мы всё о мертвых плачем…?
* *
*
Грусть-тоска (пускай и идет к концу
третья серия) молодцу не к лицу.
Дисциплина, сержант мой твердил. И снова,
заглядевшись с похмелья на тающие снега,
призадумаюсь, вспомнив, что жизнь долга,
словно строчка Дельвига молодого,
словно белый свет, словно черный хлеб,
словно тот, кто немощен был и слеп
от щедрот Всевышнего. Значит, время
собираться в путь. Перед баулом пора
разложить пожитки, летучей воды с утра
отхлебнуть для храбрости вместе с теми,
кто мою обступал колыбель, кто пел
над бездумной бездной, во сне храпел,
почечуем ли, бронхиальной астмой
исходя. Еще поживем, жена,
дожидаясь, пока за стеной окна
стает снег, единственный и прекрасный. БАХЫТ КЕНЖЕЕВ НОВЫЙ МИР 2012 ЦИКЛ Еще поживем
* *
ДМИТРИЙ БЫКОВ ?Последнее время? стихи, поэмы (1986-2005)
Декларация независимости
6
Ладно б гений, пускай хоть изгой,
Но с рожденья ни тот, ни другой,
Обживаясь в своей подворотне,
Жил как тысячи, думал как сотни —
А не прячется шило в мешке!
И жуешь на своем пятачке
Черствый хлеб круговой обороны,
Черной участи белой вороны.
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ТЕТКА
НАД МОГИЛОЙ
? Перевод М. Шехтер
Над могилой встану дубом,
Расскажу собратьям лю;бым
О судьбе их, о свободе, —
Песней стану я в народе!
Стану дудкою пастушьей,
Песней растревожу души;
Спросят все в родимом крае:
?Что за музыка такая?
Что же будет, что же будет,
Коль подхватят песню люди!..?
Остры зубы, точно пилы,
Колют, режут, тянут жилы,
Раскаляют, мигом студят,
Кличут старых, малых будят.
Вскрикнут все, душой пылая:
?Что за музыка такая?
Что же будет, что же будет,
Коль подхватят песню люди!..?
Лист дубовый — под хлебами,
Желудь мелют жерновами,
А где с дуба хоть пылинка —
Затрясешься, что осинка;
А где дудочки звучанье —
Люд спешит, как на гулянье,
Удивленно вопрошая:
?Что за музыка такая?
Что же будет, что же будет,
Коль подхватят песню люди!..?
1905 или 1906
*
Что-то случилось с пчелами и со мной,
мы танцуем над турочкой — каждый свою
?зззз?, а потом они тонут под тоненький вой
под сердцем, и я их пью, пью, пью…
Что-то случилось. Ни рай цветущий
не нужен им, ни насущный хлеб.
Вязкий погост их в кофейной гуще —
черный, горячий семейный склеп.
Я его пью, а они танцуют у губ, рисуют
то ли смерть свою, то ли мое лицо,
вглядываясь, замирая вдруг на весу, и
падая, падая… Как Васнецов
с лесов, когда писал Прахову-Богородицу.
Или сознанье, как девочка на краю…
А они все летят, эти пчелы-утопленницы,
и поют, поют с того света, пока их пью… СЕРГЕЙ СОЛОВЬЕВ НОВЫЙ МИР 2014 ЦИКЛ У обочины слов
Арабская поэзия средних веков БВЛ 1975 серия 1 том 20
ПОЭЗИЯ ЭПОХИ РАСЦВЕТА
X–XII века
Абу Дулаф аль-Хазраджи
Перевод Б. Шидфар
Лопочет безъязыкий — на все ведь нужна сноровка!
Он за щекою левой язык упрятал ловко.
Кричим мы на площади людной: ?К оружью, вперед, на границу!?
Но тихо мы будем ночью пожертвованным делиться.
Из братии доблестной нашей — и старец благообразный,
Что мускусом в лавке торгует, душистой водицей разной,
Что бесноватых врачует плодами дикой ююбы,
Умеет читать заклинанья и заговаривать зубы,
И слепые чтецы Корана, рассказчики древней были
О том, как израильтяне море переходили{228}.
Кто по дорогам бродит в монашеском одеянье,
Кто, как паломник смиренный, просит на пропитанье,
Кто мясо вкушает украдкой во время поста Рамадана{229},
Кто грубою власяницей спину стирает до раны,
Кто, плача, просит на выкуп жены и детишек милых,
Что пленниками у румийцев томятся в краях постылых,
Кто, горб приделав тряпичный, постиг безделья науку,
Кто кажет свою за кражу отрубленную руку,
А кто в пыли и навозе сидит у проезжей дороги
И, видом своим устрашая, хватает прохожих за ноги.
Бесстрашные всадники наши на львов отважных похожи —
С врага на скаку одежду сорвут они вместе с кожей.
У нас проходил науку кто, понаторевши в Торе,
На людях ислам принимает и иудеев позорит,
Кто, будто чудом прозревший, снимает одежду монаха
И громогласно взывает: ?Нет бога, кроме Аллаха?,
Из наших — слепец поддельный, что, веки намазав глиной,
На кошельки подающих бросает взгляд соколиный,
Кто утром и после полудня сидит у мечетей соборных
И проповедует слезно о грешниках непокорных,
Кто у дверей возглашает, когда ты сидишь за едою:
?Пророк повелел нам делиться хлебом и водою!?,
************
ХЛЕБ
Ои связан был с тяжелой нормой, С делянкой дальней и глухой, С покрытой инеем платформой, С гудящей дымною тайгой. Анатолий Жигулин ХЛЕБ
Хлебом -- деревня,\ работой -- дорога,\ гневом -- война,\ а поэзией -- чудо, --\ все поделились,\ кто мало, кто много...\ Все остальное -- я сам раздобуду. Глеб Горбовский
Евгений Евтушенко ?Зеленая калитка? 1990
ИЗ РАЗНЫХ КНИГ
122.ОСОБАЯ ДУША
Нас на шхуне двадцать восемь душ.
Мы на двадцать восемь делим куш,
а добычи нету — держим шик
и на двадцать восемь делим пшик.
Только между нами, кореша,
есть одна особая душа.
Рассказал нам знающий еврей:
парень был в охране лагерей.
Среди нас ни бога, ни судьи.
Он теперь матрос второй статьи.
Так же, как и мы, белуху бьет.
Так же, как и мы, бывает, пьет.
Как и все, имеет сундучок,
где носки, бельишко, табачок,
но у Пьехи — миль пардон! — Эдит
по игле в любом глазу сидит.
Шутка с фотографией странна,
даже жутковатенька она.
Но ведь не живая, а портрет.
Как ни уколи, а боли нет.
Может, парень и не виноват.
Просто дали в руки автомат,
вот он там на вышке и стоял
и, быть может, даже не стрелял.
А быть может, он исподтишка
хлеб совал упавшему ЗК,
не пуская в дело свой приклад...
И такие были, говорят.
Кто узнает — как он там служил...
Вроде бы наград не заслужил,
но чертой невидимою он
от команды нашей отделен.
Как-то были мы навеселе,
но а он стаканом на столе
вдруг накрыл беднягу прусака,
усмехнувшись криво: ?Стой, ЗК!?
Приподнялся над столом стакан.
Побежал счастливый таракан.
Но стакан был цепок — не зевал,—
он то отпускал, то накрывал.
Парень тем стаканом — хлоп да хлоп! —
так, что вдруг прошел по всем озноб,
и, прервав нечистый странный смех,
вырвал у него стакан стармех.
Парень заюлил и зашустрил:
?Что вы, братцы... Я же так, шутил...?
Но молчали хмуро кореша.
Что сказать? Особая душа...
***
Сораспявшись варварке-стране,
Равной мерой – другу и врагу,
Господи, спаси Себя во мне.
Как Тебя один спасти смогу?
Ран Твоих себе не попущу,
Терном острой совести гоним,
Зная, что в крови Твоей гощу,
Вызволен дыханием Твоим.
Здесь, в юдоли временного зла,
Сколько боли должно перенесть,
Чтобы Дух-голубка принесла
В эту чудь и мерю Неба весть?
Ждешь ее, к разбойничьей судьбе
Плоти-хлеба крошками маня.
Господи, спаси меня в Себе, –
Если мир неполон без меня. Евгений Кольчужкин НОВЫЙ БЕРЕГ 2018
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ФРАНЦИСК БОГУШЕВИЧ
ХУДО БУДЕТ
? Перевод П. Семынин
Как на свет я появился,
Батька молвил: ?Худо будет!?
Так и вышло: век томился,
Обижали бог и люди.
Чем же худо? Тем, что в марте
Я родился (пост великий,
Тяжкий месяц, в каждой хате
Стонут люди-горемыки).
Хлеб поели весь до крошки,
И картошки — лишь посеять.
И приварка нет ни ложки,
И скотина вся болеет;
Тут не то что горстки сена —
Нет соломки животине,
Нет дровишек ни полена,—
И в такой-то час — родины!
Бабке хлеба дай ковригу
И вина хоть шкалик тоже,
А крестить не будешь в риге…
Что тут делать — то ль одежу
Под залог нести сначала,
То ль продать сперва конягу?
***
дочери Маше
Пережитки быта небогатого —
деревянных домиков уют…
Голуби на улочках Саратова
крошки хлеба чёрствого клюют.
Полон воздух запахами пьяными:
месяц май взошёл на пьедестал.
Праздник любования каштанами,
словно день прозрения, настал.
В книге жизни сбита рубрикация…
Что осталось? Только ночь и день,
жёлтая и белая акация,
белая и сизая сирень.
Пьёт японец крепкий чай без сахара,
скучный, как роман Эжена Сю,
и цветёт классическая сакура
где-то там, на острове Хонсю. Светлана Кекова НОВЫЙ БЕРЕГ 2014 ЦИКЛ В глубине времён
Арабская поэзия средних веков БВЛ 1975 серия 1 том 20
ПОЭЗИЯ ЭПОХИ РАСЦВЕТА
Середина VIII века — начало IX века
Ибн аль-Мутазз
?Сколько храбрых юношей…?
Перевод А. Голембы
Сколько храбрых юношей, чьи души никогда не ведали сомнений,
Что могли б решимости решимость научить без всяческих смятений,
Сдержанною рысью подвигались на конях средь сумрака ночного
В миг, когда созвездья погружались в предрассветный сумрак вновь и снова.
И заря своим дыханьем свежим войско Ночи в бегство обратила:
Зарумянившись от упоенья, воздымаются ее ветрила!
Крыльями захлопал ранний кочет, он охрип от горя и досады,
Кажется, он ночь оплакать хочет, будто просит для нее пощады!
По-петушьи он взывает трубно, захмелев от сновидений черных,
Словно бы карабкаясь по бубну, заплясавшему в руках проворных!
Так сломи ж, сломи ж печать, которой горлышко кувшина знаменито, —
Где вино, наследье давних предков, век хранимо и почти забыто!
Знаешь, от одной такой бутыли сколько горя и отрады, если,
Отхлебнув, живые опочили, ну а полумертвые — воскресли!
Как насущного прошу я хлеба у всемилостивого Аллаха
О любви газелеокой девы, чье кокетство гибельно, как плаха!
Есть любовь в моей безмерной боли и в слезами ослепленном взоре,
Так, дружок, не спрашивай же боле, что со мной стряслось, какое горе…
4
празднично и легко
по пятницам приезжает повозка
мы идём за хлебом и молоком
колхозным
может ли быть лучше
солнце нас освещает
звук черпака в бидоне и льющегося
молока меня восхищает
даже как люди в очереди
переговариваясь стоят
вдыхая пыльной травы обочины
и хлебной мякоти аромат Владимир Гандельсман Стихи дочери Из книги ?Король лир? Новый Берег, номер 44, 2014
* * *
Помнишь, не было хлеба, крова,
А казалось – все ерунда?
Ныне жизнь не менее пустякова,
Чем тогда.
Лето. Лодка. Высокий берег.
Странноприимный сарай.
Правда клюет! Но никто не верит.
Чем не рай?
Помню, как рыбу роняли на пол,
Как мыли речной водой,
Как дождь грибной за окошком капал –
Солнечный, но седой;
И как мы клялись без тени смущенья
Навек забыть свои города…
А дальше вся жизнь была – возвращенье
Оттуда сюда,
Где люди, превозмогая ужас и шум.
Как умели, боролись с небытиём
И жили, в общем, как мы живем –
Наспех, насмерть, начерно, наобум. Анна ГЕДЫМИН НЕВА 2011
Божия коровка
Р
1
Лист кленовый в виде заголовка
Прячется в осеннем дневнике.
Ищет молча Божия коровка
крошки хлеба на твоей руке.
Девочка, принцесса Навзикая,
медленно старается ползти
по твоей руке, пересекая
длинный след от Млечного Пути.
И потоком слёз благословенных
льются листья цвета янтаря:
мир охвачен пламенем мгновенным
в первой половине октября.
Я слежу, дрожа и замирая.
за коровкой Божьей, чтоб опять
на твоей руке в преддверье рая
лёгкий след её поцеловать. Светлана Кекова НОВЫЙ БЕРЕГ 2015 ЦИКЛ Расскажи мне о жизни в пустыне…
13 октября 2008 г.
***
Место во времени – не тянет и на заплатку.
То хлеб всухомятку, то сахар вприглядку,
Жизнь всегда перешагивает через тебя и дует дальше.
Кто ты ей вообще? А раньше
Думала, будет, о чем вспоминать в монаршей
Старости, чай, в мезозой не была монашкой,
То и дело влюблялась. Но оказалось,
Медленно, методично все забывалось.
Жалкий удел эволюции – зарастая скарбом,
Поступаться извилинами под скальпом.
Память теряет свойства жести
И эластичности, рвется на видном месте.
И через прореху, пока идешь облегчиться на ночь,
Половину любовников забываешь напрочь.
Так лакей в поместье по одному предмету
Тырит столовое серебро и, увольняясь к лету,
Поджигает дом и барыню. Память горит, горит,
Не читает описи, никого не корит.
Вот и настали годы, когда я уже не помню,
Почему нас так тянуло на живодерню,
Кто входил, кто выходил в потемках,
О материях рассуждая тонких.
Помню только – были любови, были.
Помню еще остатками боли: били.
Помню, шкуру где-то как-то сдирали,
Но нарастала новая, из чугуна, из стали.
Вот тебе и развлеченье ; пальцы совать в розетку,
Вспоминая силу тока, именную метку:
Кто в тенистых складках скал, там, на заднем плане?
Кто на троне, кто на осле в нисане?
Кто представший во всей красе человечьим стаям?
Кто они мне все? Кто я им? Мария Ватутина НОВЫЙ БЕРЕГ 2016
Арабская поэзия средних веков БВЛ 1975 серия 1 том 20
ПОЭЗИЯ ЭПОХИ РАСЦВЕТА
X–XII века
Абу Дулаф аль-Хазраджи
Перевод Б. Шидфар
Кто спросит, тому я отвечу: у нас ремесло непростое,
Но хлеба насущного ради ему научиться стоит:
На землю бросаться в корчах средь тех, кто в шелка одеты,
На шее носить вериги и кожаные амулеты,
Выпрашивать миску похлебки и ползать за черствой коркой,
Дрожать нагишом на рынках и клянчить подачки горькой.
По финику с каждой лавчонки и по грошу с динара —
Мы данью купцов облагаем у каждого базара.
Мы лица в зелень красим настойкой чечевичной,
Из-под повязки гноем течет желток яичный,
Лиловым соком ягод умелый спину метит —
И жалость вызывают рубцы от жгучей плети.
2
Шмель пролетает, любуясь цветочками,
но появляется вдруг
в небе
украшенный чёрными точками
красно-коричневый жук.
То над полянами, солнцем согретыми,
то над холмами летит
красного лака шкатулка с секретами
зеркальце наших обид.
Мы забываем обиды, как водится,
просим, как дети во сне:
?Жук Богородицы, жук Богородицы,
сядь на ладошку ко мне!?
– Жизнь не раскрашивай, хлеб не выпрашивай,
жди не обид, а побед!
Видишь – горит на мизинце оранжевый,
лёгкий оранжевый след… Светлана Кекова НОВЫЙ БЕРЕГ 2015 ЦИКЛ Расскажи мне о жизни в пустыне…
13 октября 2014 г.
***
Люди как себя поднимут,
вот себя, на крепость ту?
Люди так себя подвигнут –
на неправду, пустоту:
люди скажут – нужно неба,
нужно праведной земли,
а еще недавно хлеба
в магазин не завезли.
Люди скажут много-много.
Скажут даже – ё-мое.
И полягут все за Бога,
за Отечество свое. Сергей Комлев НОВЫЙ БЕРЕГ 2018 ЦИКЛ Что там у русских?
ШАБАТ
Реб Натан худощав. В шевелюре полно седины.
Аккуратно подстрижен, надушен. Рубашка чиста.
Он следит за собой; ни детей у него, ни жены;
трубку разве что на ночь согласен убрать изо рта.
Вечер пятницы. Спущен навес, отзвенели ключи.
В старый город, в харчевню теперь отправляется реб,
где накрыты столы, где как раз в этот миг из печи
извлекается хала, субботний, торжественный хлеб.
Фаршированной рыбой Натан угоститься горазд,
с перцем, с луком, с коринкой – мечтать ли о чем-то ином?
Он тушеной говядине должное тоже воздаст,
и закончится трапеза красным испанским вином.
Приближается ночь, и становится грустен Натан,
одиноко ему возвращаться в пустое жилье,
побродив, выбирает одну из дешевых путан
и по лестнице грязной ведет осторожно ее.
На матраце без сна он лежит в онеменье тупом;
бесполезные мысли в потемках по кругу ползут;
на постель со стены осыпаются клоп за клопом;
вся искусана кожа и не унимается зуд.
Так, во тьме непроглядной, привычною мучась тоской,
он лежит до утра, престарелой девице не рад,
но приходит рассвет, к счастью, трубка всегда под рукой,
и тогда вспоминает Натан, что сегодня – шабат. Теодор Крамер Перевод Евгения Витковского Артикль 2019 ШАБАТ
новый анчар
они приползли к властителю на коленях
и умоляли дай нам карту пустыни
той где укрылся анчар смертоносное древо
полное сладким ядом сладостным ядом
дай нам карту пустыни всесильный властитель
дай по ковриге хлеба посохи воду
и допусти напоить этим ядом стрелы
чтобы твоих врагов разить беспощадно
нет у меня врагов произнёс властитель
пряча радостный взгляд от рабов простёртых
но вот вам карта возьмите воду и стрелы
и луки на которых грозное имя Рафаэль Шустерович ИНТЕРПОЭЗИЯ 2015 ЦИКЛ Новый Анчар
* * *
Просыпаюсь от запаха снега
в путах осени, в липком поту,
одиноческий холод ночлега
пробуравил насквозь духоту.
Так, небрежно, бесстрастен, бесплотен,
свой безграмотно пишет диктант
репортер дождевых подворотен,
желтоглазой тоски адьютант.
Это музыка, это реприза,
это старой любви сухогруз,
это клапан от сердца отгрызан,
как от хлеба горячего кус.
Незаметно готовится к бою
новобранцев кленовых редут.
Хочешь, горы придут за тобою
и в конечную даль уведут?
Посмотри, мельтешит на заборе
дактилических знаков толпа,
прочитай: ?Так всевидяще горе,
как случайная радость слепа?.
Этой осенью пиковой масти
я навстречу иду к сентябрю,
молчалив, к языку непричастен,
только кажется, что говорю.
С облаков опускаются сходни,
и такая скулит тишина,
будто жизнь – это только сегодня,
будто краткая, будто одна. Юлия Драбкина ИНТЕРПОЭЗИЯ 2015 ЦИКЛ Темнеет божий окоем
Письмо IV
– Я лью на землю сладкое вино,
На блюде оставляя ломоть хлеба
Для тех, кому судьбою не дано,
Как нам с тобой, глядеть в пустое небо…
Фералии – не праздник для живых,
А нынешние для меня тем боле,
Так что прости за безыскусный стих,
Которому б назваться криком боли!
Фералии – для слез и тишины.
Плутоновы владения пустеют,
И павшие отечества сыны
Стремятся, наподобье Одиссея,
В родные стены, в отчие дома…
Алким, кого ты встретил на пороге?
Что до меня, то я схожу с ума
И только повторяю: – Боги! Боги!
Чужая тень беседует со мной –
Зачем?! – и сообщает мне такое
Из прошлого империи родной,
Что я согласен стать её изгоем!
Я узнаю, – о, что я узнаю! –
Я негодую, плачу, проклинаю!
Алким, я думал, что живу в Раю,
А это Ад я Раем называю!
И ничего не в силах изменить, –
Забыться не могу, забыть не смею! –
Хватаюсь за единственную нить
И петлей обвиваю свою шею…
Алким, скажи, что это страшный сон,
Что будущее наше будет ясным,
Таким, как и предсказывал Пизон,
Под знаменем великим и прекрасным! Николай Романенко КРЕЩАТИК 2016 ЦИКЛ Римские письма
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ТЕТКА
ВЕРА БЕЛОРУСА
? Перевод А. Прокофьев
Верю, братцы: скоро станем
Мы людьми и сбросим сон;
На; свет божий ясно взглянем,
Век напишет нам закон.
Не чернилами он пишет
И в архивы не сдает, —
Нет, он к ниве нашей вышел
И наш пот на ниву льет.
И землица плодородит,
Рожь зернится, будет хлеб!
Так живем, а всё ж в народе
Кто-то шепчет: ?Встань, кто слеп!?
Верю, братцы, в нашу долю,
В нашу силу верю я,
Закалилась наша воля
И в сердцах огонь, друзья!
Мы — из камня, с волей твердой,
Из железа мы, из стали,
Нас огнем калили в горнах,
Чтоб еще сильней мы стали.
И теперь мы из гранита,
А сердца из динамита,
Руки сильны, грудь сильнее,
Надо цепи рвать скорее!
Октябрь или ноябрь 1905
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ТЕТКА
МОИ ДУМЫ
? Перевод М. Шехтер
Хочу я быть зерном пшеницы,
Взойти на сельском поле,
Зазолотиться, без метлицы,
Дать людям хлеба вволю!
Хочу я быть рекою быстрой,
Родной измерить край,
Тех — напоить, тех — искупать,
А где — укрыться в гай!
То зашуметь, то зашептать,
То смолкнуть в сладком сне,
Сорваться с места, вновь гулять,
Огнем кипеть на дне.
Да так взыграть и разъяриться,
Чтоб до неба достать,
Снять с неба солнце, вниз спуститься
И света людям дать.
Пролагая путь к свободе,
К счастью звать, борясь с судьбой,
Думать всюду о народе,
Видеть всюду край родной;
Иль сверкающей росою
Каждый тронуть стебелек,
Иль обняться так с землею,
Чтоб никто разнять не смог!
Ну, а если ветром стану, —
Над морями полечу,
Мчаться бурей не устану
И на месяц вдруг вскочу.
Или, к звездам взмыв с размаху,
Как кресалом проведу,—
Месяц задрожит от страха,
Словно чувствуя беду.
?Ты откуда, что ты хочешь,
Чего воешь и шумишь??
— ?Я — посланец, вольный ветер,
Прилетел на суд вас звать!
Край сиротский наш не светел,
Там доколе людям спать?
Я там бился и кружился,
Много хаток развалил,
Но доныне не добился,
Чтоб народ заговорил!?
1905 или 1906
БЫЛО СЛОВО
И всё-таки было слово –
Слово всегда в начале….
В поступи дня былого –
Отсвет твоей печали…
Хлебом сухим и ломким
Вознагради другого;
Лопнули перепонки,
Мы оглушили Бога….
Тихо бессилье плачет
Осенью на погосте;
Если бы всё – иначе…
Если бы всё – и после… Анна Тураносова КРЕЩАТИК 2016 ЦИКЛ ?Мы всё о мертвых плачем…?
* *
*
Грусть-тоска (пускай и идет к концу
третья серия) молодцу не к лицу.
Дисциплина, сержант мой твердил. И снова,
заглядевшись с похмелья на тающие снега,
призадумаюсь, вспомнив, что жизнь долга,
словно строчка Дельвига молодого,
словно белый свет, словно черный хлеб,
словно тот, кто немощен был и слеп
от щедрот Всевышнего. Значит, время
собираться в путь. Перед баулом пора
разложить пожитки, летучей воды с утра
отхлебнуть для храбрости вместе с теми,
кто мою обступал колыбель, кто пел
над бездумной бездной, во сне храпел,
почечуем ли, бронхиальной астмой
исходя. Еще поживем, жена,
дожидаясь, пока за стеной окна
стает снег, единственный и прекрасный. БАХЫТ КЕНЖЕЕВ НОВЫЙ МИР 2012 ЦИКЛ Еще поживем
* *
ДМИТРИЙ БЫКОВ ?Последнее время? стихи, поэмы (1986-2005)
Декларация независимости
6
Ладно б гений, пускай хоть изгой,
Но с рожденья ни тот, ни другой,
Обживаясь в своей подворотне,
Жил как тысячи, думал как сотни —
А не прячется шило в мешке!
И жуешь на своем пятачке
Черствый хлеб круговой обороны,
Черной участи белой вороны.
Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ТЕТКА
НАД МОГИЛОЙ
? Перевод М. Шехтер
Над могилой встану дубом,
Расскажу собратьям лю;бым
О судьбе их, о свободе, —
Песней стану я в народе!
Стану дудкою пастушьей,
Песней растревожу души;
Спросят все в родимом крае:
?Что за музыка такая?
Что же будет, что же будет,
Коль подхватят песню люди!..?
Остры зубы, точно пилы,
Колют, режут, тянут жилы,
Раскаляют, мигом студят,
Кличут старых, малых будят.
Вскрикнут все, душой пылая:
?Что за музыка такая?
Что же будет, что же будет,
Коль подхватят песню люди!..?
Лист дубовый — под хлебами,
Желудь мелют жерновами,
А где с дуба хоть пылинка —
Затрясешься, что осинка;
А где дудочки звучанье —
Люд спешит, как на гулянье,
Удивленно вопрошая:
?Что за музыка такая?
Что же будет, что же будет,
Коль подхватят песню люди!..?
1905 или 1906
*
Что-то случилось с пчелами и со мной,
мы танцуем над турочкой — каждый свою
?зззз?, а потом они тонут под тоненький вой
под сердцем, и я их пью, пью, пью…
Что-то случилось. Ни рай цветущий
не нужен им, ни насущный хлеб.
Вязкий погост их в кофейной гуще —
черный, горячий семейный склеп.
Я его пью, а они танцуют у губ, рисуют
то ли смерть свою, то ли мое лицо,
вглядываясь, замирая вдруг на весу, и
падая, падая… Как Васнецов
с лесов, когда писал Прахову-Богородицу.
Или сознанье, как девочка на краю…
А они все летят, эти пчелы-утопленницы,
и поют, поют с того света, пока их пью… СЕРГЕЙ СОЛОВЬЕВ НОВЫЙ МИР 2014 ЦИКЛ У обочины слов
Арабская поэзия средних веков БВЛ 1975 серия 1 том 20
ПОЭЗИЯ ЭПОХИ РАСЦВЕТА
X–XII века
Абу Дулаф аль-Хазраджи
Перевод Б. Шидфар
Лопочет безъязыкий — на все ведь нужна сноровка!
Он за щекою левой язык упрятал ловко.
Кричим мы на площади людной: ?К оружью, вперед, на границу!?
Но тихо мы будем ночью пожертвованным делиться.
Из братии доблестной нашей — и старец благообразный,
Что мускусом в лавке торгует, душистой водицей разной,
Что бесноватых врачует плодами дикой ююбы,
Умеет читать заклинанья и заговаривать зубы,
И слепые чтецы Корана, рассказчики древней были
О том, как израильтяне море переходили{228}.
Кто по дорогам бродит в монашеском одеянье,
Кто, как паломник смиренный, просит на пропитанье,
Кто мясо вкушает украдкой во время поста Рамадана{229},
Кто грубою власяницей спину стирает до раны,
Кто, плача, просит на выкуп жены и детишек милых,
Что пленниками у румийцев томятся в краях постылых,
Кто, горб приделав тряпичный, постиг безделья науку,
Кто кажет свою за кражу отрубленную руку,
А кто в пыли и навозе сидит у проезжей дороги
И, видом своим устрашая, хватает прохожих за ноги.
Бесстрашные всадники наши на львов отважных похожи —
С врага на скаку одежду сорвут они вместе с кожей.
У нас проходил науку кто, понаторевши в Торе,
На людях ислам принимает и иудеев позорит,
Кто, будто чудом прозревший, снимает одежду монаха
И громогласно взывает: ?Нет бога, кроме Аллаха?,
Из наших — слепец поддельный, что, веки намазав глиной,
На кошельки подающих бросает взгляд соколиный,
Кто утром и после полудня сидит у мечетей соборных
И проповедует слезно о грешниках непокорных,
Кто у дверей возглашает, когда ты сидишь за едою:
?Пророк повелел нам делиться хлебом и водою!?,
Метки:
