Дворницкое
Зарево в небе, жирная грязь под пятой,
Круче рассола – соли не пожалел
Пасынок Туркестана, спрятавший взор пустой
И потерявшийся в этом потоке тел.
Где его солнце, такыр, пахлава, кишмиш?
Голос верблюда на выкрик такси похож....
Так он и ходит – тихий и злой как мышь,
Так он боится, и прячет в кармане нож.
В этом пространстве не быть никогда собой,
Если запомнить, что каждый второй – палач...
В глотке его задавленно бьётся вой,
Там, где по правде должен прорваться плач.
Круче рассола – соли не пожалел
Пасынок Туркестана, спрятавший взор пустой
И потерявшийся в этом потоке тел.
Где его солнце, такыр, пахлава, кишмиш?
Голос верблюда на выкрик такси похож....
Так он и ходит – тихий и злой как мышь,
Так он боится, и прячет в кармане нож.
В этом пространстве не быть никогда собой,
Если запомнить, что каждый второй – палач...
В глотке его задавленно бьётся вой,
Там, где по правде должен прорваться плач.
Метки: