хлеб-69

ХЛЕБ

Положил в котомку\сыр, печенье,\Положил для роскоши миндаль. Хлеб не взял. Ведь это же мученье Волочиться с ним в такую даль! — Все же бабка\сунула краюху! Все на свете зная наперед, Так сказала: — Слушайся старуху! Хлеб, родимый, сам себя несет... Николай Рубцов<1964>

Помни, что черствого хлеба кусок со стола своего Кажется слаще, чем розовый сахар с чужого стола. Бадраддин Хилали. Перевод К.Ликсперова

Послевоенная Россия, Буханка хлеба — сто рубле?. Но если бы сейчас спросили,— Дней не припомню веселей. Анатолий Жигулин1969





Осип Мандельштам (1891-1938) Кн. ?Немногие для вечности живут…? 2018
?Улыбнись, ягненок гневный – с Рафаэлева холста…?
Улыбнись, ягненок гневный – с Рафаэлева холста, –
На холсте уста вселенной, но она уже не та…
В легком воздухе свирели раствори жемчужин боль –
В синий, синий цвет синели океана въелась соль…
Цвет воздушного разбоя и пещерной густоты,
Складки бурного покоя на коленях разлиты.
На скале черствее хлеба – молодых тростинки рощ,
И плывет углами неба восхитительная мощь.
9 января 1937






Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
ФАЗЫЛ ХЮСНЮ ДАГЛАРДЖА. Перевод М.Ваксмахера
БЕЗРАБОТНЫЙ

?Уж такая судьба у меня?,— говорил
Тот, кто под небом открытым жил,
И работы три года уже не имел,
И хлеб во сне только ел.
От голода злого он мучился так,
Что собственный съел кулак.

Легкий ветерок прохладу принес,
Прохладе собака подставила нос,
Но голода людей, к сожаленью, пока
Утолять не умеет рука ветерка.
А он так мучительно есть хотел,
Что губы свои он съел.

В ужасе вздрогнула ночь сама,
И безработного скрыла тьма,
И ни люди, ни звери, ни даже Аллах
Не видали, как корчился он в кустах.
А он так яростно жить хотел,
Что свое он дыханье съел.






Осип Мандельштам (1891-1938) Кн. ?Немногие для вечности живут…? 2018
?Холодная весна. Бесхлебный робкий Крым…?
Холодная весна. Бесхлебный робкий Крым,
Как был при Врангеле – такой же виноватый.
Комочки на земле. На рубищах заплаты.
Всё тот же кисленький, кусающийся дым.
Всё так же хороша рассеянная даль.
Деревья, почками набухшие на малость,
Стоят как пришлые, и вызывает жалость
Пасхальной глупостью украшенный миндаль.
Природа своего не узнает лица,
И тени страшные Украйны и Кубани…
На войлочной земле голодные крестьяне
Калитку стерегут, не трогая кольца.
Лето 1933






Песни Матушки Гусыни (пер. Г. Варденга Антология поэзии - 2012)
VII
No Less than a Miracle and Other Wonders
Чудеса в решете и другие диковинки
* * *
There was an old woman,
And what do you think?
She lived upon nothing
But victuals and drink:
Victuals and drink
Were the chief of her diet;
Yet this little old woman
Could never keep quiet.
She went to the baker,
To buy her some bread,
And when she came home,
Her old husband was dead;
She went to the clerk
To toll the bell,
And when she came back
Her old husband was well.
* * *
Одна дама растолстела,
Хоть и сдержанна была —
Только то, что захотела,
Она ела и пила.
Эта строгая диета
Ей ничуть не помогла,
И, представьте, дама эта
Очень нервная была.
Раз пошла она за хлебом,
Но купила леденцы;
А вернулась, и — о небо! —
Муж ее отдал концы.
Побежала она спешно
Гроб для мужа заказать,
Возвратилась — а сердешный
И не думал умирать.




Михаил Луконин (1918-1976) Стихотворения и поэмы БП 1985
115. ГИМН СОЛНЦУ
Подражание ?Лилео? HYPERLINK "http://flibusta.site/b/311472/read" \l "n_37" \o " \?Лилео\? — древнейшая грузинская песня \?Гимн солнцу\?. " [37]
Славим восходы твои, закаты,
солнце.
Тобою счастливы и богаты,
солнце…
Ты завихренье огня и света,
солнце.
Твоей улыбкой земля согрета,
солнце.
В каждой несенной сванской строчке —
солнце.
В каждом зернышке, в каждой почке —
солнце.
С нашей радостью и бедою —
солнце.
И над хлебом, и над водою —
солнце.
В каждой косточке, в каждом семени —
солнце,
На младенческом мягком темени —
солнце.
В глазах любимой, в любом оконце —
солнце.
Юность силою неизбывной вздымает
солнце.
И в винограднике, и в травинке —
солнце.
В каждой нашей живой кровинке —
солнце.
Наше празднество и одоленье —
солнце.
Возобновляй на земле цветенье,
солнце!
Жизни, людям, земле смеется
солнце.
Род человеческий не прервется,
пока есть солнце!
Жизнь бесконечную дарит людям
солнце.
Славили, славим и славить будем
солнце!
1965




НАТАН АЛЬТЕРМАН (1910—1970)
Диалог
Пер. М. Ялан-Штекелис
— Где ты, Михаль?[38] Я шорох слышу, скрип ворот.
О, если б миг один еще побыть с тобою.
Зажги свечу, жена, и выйди на порог,
Дай свет, чтоб тьма была бессильна надо мною.
— О, Михаэль, открыта дверь перед тобой.
Я на пороге жду, и свет навек со мной, без счастья,
Пустынна ночь без слез, пустынна ночь
Но светит свет, и нет меж нами тьмы ненастья.
— Где ты, Михаль? Я в хаос выброшен слепой.
Я там, где нет огня и нет земли и неба.
Я пал, сражен. Но я услышал голос твой.
И я ищу тебя, как голод ищет хлеба.
— О, Михаэль, тела слепые сражены,
Но взоры чрез огонь и прах напряжены.
Мое лицо в твоих руках волной омыто,
И сквозь нее земля и небо нам открыты.
— Где ты, Михаль? В руках судьбы мы — словно нож
Слепой в руках жестоких, с непонятной целью.
Вынь нож из сердца, и его ты уничтожь,
Когда ты будешь петь, Михаль, над колыбелью.
— О, Михаэль, с тех пор, как стал меня ты звать —
Во мне жена ликует, и горюет мать.
Не меч сынов родит. Но иногда умели
И меч, и нож вставать на стражу колыбели.
— Где ты, Михаль? Я утром в смертный бой пошел,
И я сказал тебе: ?Пред вечером вернусь я?.
С тех пор, Михаль, как будто целый век прошел.
А я к тебе лицом еще не повернулся.
— О, Михаэль, ты в бой решающий пошел.
И после всех его решений ты меня нашел.
Гляди, любовь меж нами вся полна до края.
Хранили мы ее, ни капли не роняя.
— Где ты, Михаль? Где ты приют себе нашла?
Лишь это мне скажи, и я, как прах, рассеюсь:
Ты в доме слез, иль в дом ты к жениху вошла?
И что твой голос так звенит, зовет к веселью?
— О, Михаэль, приют себе уж я нашла.
Не в доме слез я, к жениху я не вошла.
Мой голос радостью звенит, поет ликуя, —
Ведь рядом тут с тобою, под землей, лежу я.




* * *



Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
ЖАН РУССЕЛО. Перевод М. Ваксмахера
Не одевайтесь в надежду —
Очень уж маркая вещь.
Правда, можно ее покрасить
В красный цвет, на манер гладиаторов,
Или в серый, на манер хлебопашцев.
А лучше чужую носите надежду,
Надежду всех в мире людей,
Но уж тогда не ропщите,
Мол, очень маркая вещь.






ИОСИФ УТКИН (1903-1944)
163. СОВЕТСКОЙ ЖЕНЩИНЕ
Делили радости и беды,
Теперь опять делиться нам,
Опять нелегкий труд победы,
Как хлеб, мы делим пополам.
Опять в шинели и в кожанке,
Как в дни, когда мы брали власть,
На голос родины: ?Гражданка!? —
Ты всей душой отозвалась.
Опять, знакомая до боли —
Товарищ, женщина и мать,
Ты, как на бой, выходишь в поле
Плоды бессмертья пожинать.
Спокоен взгляд, уверен голос,
И можно знать уже вперед,
Что ни один созревший колос
От наших дел не пропадет,
Что эти руки не устанут,
Как в поле рожь, косить врага,
Пока в родных полях не встанут
Победы тучные стога.
1941




***
Да, надбита крышка, но чайник-то нет,
И есть эпоксидка. Я вытащу, хочешь?
Не надо, надбитое – плохая примета.

Купим такой же,

Там есть такой же.


Остров

Душ смывающий сон
Лифт взмывающий
на одиннадцать неб
Кофе чай еще хлеб
насущный ;

Сон снесен
день запущен

Но лишние вещи тоже причем
Живая канва
Стоят неподвижно с ключом, с мечом
Святые по сторонам Рождества
С топором в голове, с головой на ладони
С грудью на оловянном блюдце
Я училась вере по их анатомии
Вырывала глаза
И смогла проснуться Юлия Немировская НОВЫЙ БЕРЕГ 2018 ЦИКЛ Выброшенные вещи





VIII.
А утром сети таяли,
И рыба
Из лунных лап выплескивалась
в реку.
…Вода и вера – много душ
спасли бы,
Хлебов и зрелищ мало
человеку…
И отцветал жасмин,
когда подолгу
Тянулся день в истоме ожиданий,
И, заскучав, на пыльную дорогу
Смотрел колодец,
вспоенный дождями. Елизавета Баранова КОВЧЕГ 2015 ЦИКЛ Высохший колодец




РАЗГОВОР С ДЕДОМ

Да, конечно, деревня мне ближе
И ее золотые поля.
Я живу, и поэтому вижу,
Как зовет красотою земля.
Я пройдусь по деревне родимой,
Брошу куртку свою на плетень –
Вот она!.. всех дороже и зримей
В этот солнечный, ласковый день.
Здесь черемуха пахнет дурманом,
Взор слепит белоснежный наряд.
Здесь березки с загадочным станом
Привлекают прохожего взгляд.
Пусть завязла она на ухабах,
Пусть калитки висят на боку.
Как живется в ней девкам и бабам
Мне расскажет гармонь на лугу.
Пусть пропахла веками навозом,
Пусть здесь дрался мужик за межу.
Пусть давно распрощалась с колхозом –
Я деревню за то не сужу.
Только жаль, что поля без потребы…
У калитки мне жаль мужика, –
Просит нищий у нищего хлеба,
Вместо плуга – бутылка в руках.
Я от солнца рукою прикроюсь –
Что-то птичек в лесу не слыхать…
И деревне я сердцем откроюсь –
Только сердцем поля не вспахать!..
Прохожу мимо деда – горюет:
– Ты бы дал мне, сынок, закурить…
Сколько вас, городских, тут гостюет…
Навсегда бы приехали жить…
?Слушай, дед, расскажи-ка на милость
Что толкает Россию на край?
– Это, паря, похоже на сырость,
Видишь, сгнил у болота сарай…
Прохудилась над Русью-то крыша.
Да не вам, городским, залатать…
Сколько лет уже только и слышно,
Что Россию пора возрождать…
?Слушай, дед, я же ваш – деревенский,
Банщиковский, Петра средний сын. Иннокентий Медведев КОВЧЕГ 2015 ЦИКЛ Разговор с дедом





Ирина Озерова (1934–1984) Память о мечте. Стихи и переводы 2013
Стихи разных лет
Деревня
Продаются избы за бесценок,
Продается речка, лес густой.
И хозяйки, бросив пятистенок,
Городской довольны теснотой.
И стремится, радуясь удаче,
По проселку частных шин пунктир
В модные бревенчатые дачи
Из просторных городских квартир.
Все закономерно и законно,
Кроме странной праздности земли…
Даже деревенские иконы
В моду у безбожников вошли.
За мешок картошки платят щедро,
И взамен гимнастики пешком
Ходят новоселы до райцентра
За консервами и молоком.
Только не парным, а порошковым,
Как позавчерашний черствый хлеб.
Больше места нет в хлеву коровам —
Ведь в гараж преобразился хлев.
Правда держат петуха покуда,
Хоть петух не вовремя кричит, —
Достоверной делает причуду
И подчеркивает колорит.
Видно, мир околдовали черти.
И над одиноким колоском
Бывшая деревня на мольберте
Застывает масляным мазком.





ДАВИД САМОЙЛОВ (1920-1990) ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ в 2 томах 1989 Т.1 Дни (1963-1979)
Балканские песни
5. Песнь о друзьях Милоша
Когда старый Милош слеп,
Кто ему вино и хлеб
Приносил
По мере сил?
Не соседние князья,
А старинные друзья —
Те, кого и не просил.
— Моря не видать с горы.
Утром не видать зари,
В полдень солнца нет!
— Нам не скоро уплывать.
Можно ночью пировать! —
Те ему в ответ.
— Иль тебе не сладок мед,
Иль не слышишь, как поет
Дева у ручья?
Иль не дышит ветром сад
И с тобою не сидят
Верные друзья?
Мы нальем тебе вина.
И давай-ка, старина,
Вспомним о былом!
Отдых дай своим мечам,
Отдых дай своим очам!..
Пировали по ночам.
Пели за столом.





Блажен, кто пал
Из поэмы ?Ева?
Блажен, кто пал в бою за пядь земную,
Но только в праведном бою святом,
Блажен, кто пал за сторону родную,
Как полагается, к врагу лицом.

Блажен, кто пал на поле страшной брани,
Стяжая дух пред ликом Божества
И восходя на высоту страданий
Среди великой скорби торжества.

Блажен, кто пал за города земные,
Что града Божьего и плоть, и кровь.
Блажен, кто пал за очаги родные,
За почести отеческих домов.

Поскольку дом есть запечатлеванье
Божественной обители одной,
Блажен, кто умер в этом целованье,
В объятьях чести и любви земной.

Поскольку честь есть запечатлеванье
Необычайной почести Творца,
Блажен, кто умер в этом бушеванье,
Обет земной исполнив до конца.

Земной обет есть запечатлеванье
Необычайной верности Тебе,
Блажен, кто умер в этом увенчанье,
В смиренье и покорности судьбе.

Блаженны павшие на прах кровавый:
Вернуться в глину — верная судьба.
Блаженны павшие в той битве правой:
Колосья сжаты, собраны хлеба. Шарль ПЕГИ. Перевод Евгения Лукина НЕВА 2014





Считалочка

сели обедать, а ей не дают пирога;
ты же хорошая, вот и хлеб;
встали играть, а ее не зовут;
ты умная, сделай домашку;
дали зарплату, а взяли налог:
ведомость верная: вычетов много;
премию дали, а ей ни копья:
ты очень ценный работник;

священник прошел и сказал:
это все к благодати,
она и не спорит;

мыла шар земной,
по чистому прошли соседи;
придумала имя,
посмеялась подруга;
влюбилась,
а он далеко,
улыбается, не обижает;

все неприятности на благодать
ложатся влюбленностью тихой;

только не думай, что будет платеж,
только не жди зачисления,
только не говори прежде всего себе:
как есть, так быть должно; Наталия Черных журнал ?ВОЛГА? 2020 ЦИКЛ На северо-запад\ Стихотворения 2019-2020 годов




Ремонт

Красили плоскости весь брадобрейный июнь.
Лили полы, церемонились, вяло курили.
Кот укатил под крыльцо, где слепцы наследили
солью протяжной, учёной звездою Полынь.

Боль моя, где ты, какие гнетёшь острова?
В чахлом колодце кораблик капризничал бравый.
Солнце казнит паруса средиземной отравой.
С милой Луною в когтях распахнётся сова.

Литий прописан. До ?Воццека? жизнь голосит,
из репродуктора кается озером в кровь лебединым.
Пашня — жена твоя греется хлебом единым.
Громкое облако в свой удаляется скит. Пётр Чейгин УРАЛ 2021 ЦИКЛ Горячий букварь





Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ФРАНЦИСК БОГУШЕВИЧ
9. ?Веселись, ходи ногами…?
? Перевод П. Дружинин
Веселись, ходи ногами,
Как по маслу всё идет;
Коль не хватит ржи в амбаре,
Мельник мучки подвезет!
Танцуй себе хоть до поту,
Кушай водочку в кредит!
Коса скосит луговину,
Вспашет полосу соха;
Под смычок танцуй, детина,
Пока целы потроха.
Борона всё заборонит,
А посеет ветер сам;
Пусть, кто хочет, землю роет,
А ты пой: ?Тарам-там-там!?
Есть топор, нарубит дров он,
Намолотит хлеба цеп…
Выпей, выпей на здоровье!
Были б зубы — будет хлеб.
Конь впряжется сам в подводу,
Напасется досыта,
А ты празднуй знай свободу,
Пой беспечно: ?Тра-та-та!?
О хозяйстве не печалься,
Хлеб-то, он и сам растет;
Лучше жарь себе, брат, вальсы,
А работа не уйдет!
Танцуй себе хоть до поту,
Кушай водочку в кредит!




***

Вот и мне примиренье —
скороход на том рубеже пустой аллеи,
в ее увенчанье и растворенье
в чужедальних сумерках предвечерних деревьев
в неохватных летах и степенях,
в плесневелых магических перстнях…
Пехотинский, что обогнал меня
на легион ветвей, пуансонов, гнездовий,
зарубок, расколов,
в правоверно преданной долу
чресполосице огненных мостковых
и тыльных и пепельных шестковых,
вытянутых с захлестом, если выйдет
много раз являться по мановенью свыше,
а не то по цыканью Аваддона —
и еще чей-то скорбный выкрик…

Кажется, точность клеймения не первых свойств —
так себе баловство:
предстоянья меж ремарок ущербнее и с размахом,
то из гари и черного хлеба,
то с почтовую марку,
с променад по обводному мху каземата,
что-то их томит и колеблет.
И чем дальше стволы, тем больше слепнут,
тем скорей опрощаются в кипарисы…
Ветер треплет всех по загривку,
а пяты сметает ятрышник.

Даже если я и не дошагаю
до того прогала, под которым зарыты
осколки с златыми клеймами зюйда,
все равно мне уже открылось
в трех мгновеньях отсюда
будущее… Юлия Кокошко УРАЛ 2021 ЦИКЛ Пастухи сумерек






Хотела рано встать и быть хорошей,
Но встала поздно, и опять стихи.
Любовь моя — восторженная лошадь —
На маяковской площади хрипит,
Ногами на весу перебирает,
То хлябь — то хлеб, то просо — то прозак.
И вороньё неутомимым граем,
И мальчики кровавые в глазах. Наталья Разувакина УРАЛ 2021 ЦИКЛ Окнами на север…ОКНАМИ НА СЕВЕР




***

…ищет решётка узника
нити ревнуют прях…

Хлебное место — музыка:
тонкому на ветвях
инею вторя синему,
корочку посоли.

Жив Господь,
наши сны Ему —
зеркало в полземли Евгения Изварина УРАЛ 2021 ЦИКЛ Дар осязания пустот невыразимых…




***
подушка для
извести: копродукция
зимнего света и списка нахлебников

маржа свечения раскрывает
изнаночный эммаус вдоль длинной нити

в контекстной деревне замена:
пенсионный улей
отпевает прямое высказывание

реагируй на синее
стреляй бумажными пулями
по слипшимся знакам отсутствия

до смеха осталось четыре буквы:
рассчитываешь на хлеб а получаешь
мамбу с терновым звуком
и запасных офицеров Станислав Бельский журнал ?ВОЛГА? 2020 Из серии ?И ещё?






Сова
Пылает над дорогою закат,
И холод пробирает до кости.
Я так замерз и был, конечно, рад,
Когда трактир увидел на пути.

Я взял вина, согрелся у огня
И задремал под мерный шум листвы,
Но среди ночи разбудил меня
Исполненный печали крик совы.

Казалось, он покинул темный дол
Напомнить мне про совестливый суд,
Что на ночь я пристанище обрел,
А вот другие вряд ли обретут.

И горек был мой хлеб и виноград,
Когда я слышал этот крик ночной
За всех убогих и за всех солдат,
Кто спит сегодня в поле под звездой. Эдвард ТОМАС. Перевод Евгения Лукина НЕВА 2014





Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ЯНКА ЛУЧИНА
Иван Люцианович Неслуховский (псевдоним ?Янка Лучина?) родился 6 июля 1851 года в Минске, в семье адвоката. В 1870 году, окончив курс в Минской классической гимназии, он уехал в Петербург и поступил на математический факультет университета. Сведений о пребывании Неслуховского в Петербурге сохранилось очень мало. Известно лишь, что материальное положение семьи вынудило его представить университетскому начальству ?свидетельство о бедности? и просить об освобождении от платы за слушание лекций. Известно также, что к концу первого курса юноша должен был заново решать вопрос о выборе профессии — он решил не сдавать переводных экзаменов и в августе 1871 года обратился к ректору с просьбой уволить его из университета, ссылаясь на желание поступить в число слушателей Технологического института[61].
В 1876 году Неслуховский окончил Технологический институт. Он получил диплом инженера-технолога, а в 1877-м — назначение в Закавказье. Вскоре ему было предоставлено место начальника Главных железнодорожных мастерских Закавказской дороги. Об этом периоде жизни Неслуховского свидетельств не осталось. Можно лишь предполагать, что в железнодорожных мастерских он познакомился с Горьким, который работал там в начале 1890-х годов. ?Я лично знал его?, — сказал о Лучине в 1929 году Горький членам встретившей его по приезде в Советский Союз белорусской рабочей делегации[62].
Неслуховский не потерял связи с Белоруссией, часто приезжал в Минск, сотрудничал в белорусских изданиях. Когда тяжелая болезнь вынудила его оставить службу в железнодорожных мастерских, он поселился в Минске, где получил работу в техническом бюро Либаво-Роменской железной дороги. Здесь прошли последние годы жизни поэта. Он скончался в 1897 году.
Интерес к литературе пробудился у Лучины рано. Еще будучи гимназистом, он занимался изучением белорусского языка и белорусского фольклора, участвовал в фольклорных экспедициях этнографа П. В. Шейна[63]. Впоследствии он продолжал работать в этой области, исследовал белорусскую батлейку (народный кукольный театр), напечатал о ней статью в этнографическом журнале ?Висла?. Стихи Неслуховский писал на белорусском, польском и русском языках. В 1880–1890-х годах он сотрудничал в газетах ?Минский листок?, ?Северо-западное слово?, в альманахе ?Северо-западный календарь?, в журнале ?Висла?. Имеются сведения, что незадолго до смерти у писателя возникло намерение организовать белорусский театр; пробовал он основать белорусскую газету, но позволения на это не получил.
Сборник стихотворений Янки Лучины ?Вязанка? был впервые издан, по некоторым сведениям, при жизни автора, в 1891 году. Издание это пока не обнаружено. Нам известно лишь издание ?Вязанки?, вышедшее в 1903 году в Петербурге, уже после смерти писателя. Многое из написанного им Лучина не мог опубликовать: его стихотворения распространялись в рукописях. Эти материалы пока не найдены, так же как не разыскан и архив поэта.
?Не ради славы иль расчета…?
(Написано на русском языке)
Не ради славы иль расчета
Предпринимаем мы ?Листок?.
Святая истина — забота
И цель его печатных строк:
Служить стране глухой, забитой,
Где мрак невежества царит,
В лачуге где, соломой крытой,
Мужик печально дни влачит,
Где деревянною сохою
Он заменил железный плуг,
Где почва скудная порою
Родит едва-едва сам-друг,
Где до весны еще с овина
На корм солому оберут,
А для еды себе с мякиной
Крестьяне хлеба напекут,
Где нет ни спроса, нет ни сбыта,—
Всегда у всех пустой карман,
И вместо честного кредита
Один подлог, гешефт, обман,
Где не найдете вы торговли,
Хотя повсюду у ворот
Поставлен фактор ради ловли
Того, кто честно жизнь ведет.
Пускай же слово вместе с делом
Послужит в пользу всей страны;
Пускай в селеньи запустелом
Луч засияет новизны!
А может быть, найдется семя,
На почву эту упадет
И облегчит нам наше бремя,
И плод обильный принесет.
Тот, кому дорог край наш бедный,
Тот будет брат наш и друг,
Кто же не ценит в грош его медный,
К нуждам нашим кто глух,
Скажем тому мы тогда — не ищите
В ?Листке? ответа на спрос или клич,
Там вы найдете, уже не взыщите,
Едкой сатиры лишь бич!
<1886>





ДАВИД САМОЙЛОВ (1920-1990) ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ в 2 томах 1989 Т.1 Дни (1963-1979)
Хлеб
Не попрекайте хлебом меня. Не до веселья,
Ибо с тревогой на поле свое взираю.
Сам свой хлеб я сею.
Сам убираю.
Вы меня хлебом пшеничным, я вас зерном слова —
Мы друг друга кормим.
Есть и у слова своя полова.
Но и оно растет корнем.
Без вашего хлеба я отощаю.
Ну а вы-то —
Разве будете сыты хлебом да щами
Без моего звонкого жита?
Из одного перегноя растут колос пшеничный и колос словесный.
Знаю, что ждут хлебные печи.
В русское небо с заботой гляжу я, пахарь безвестный.
Жду, что прольются благие дожди в пахоту речи.
?Тебе свою судьбу вручил навек…?
Тебе свою судьбу вручил навек,
И как бы ни была судьба печальна,
Меня не отлучит любой навет
И то, что изначально и случайно.
Суть назначенья моего проста,
И к этому мне нечего добавить:
Во имя зла не разжимать уста
И лишь тебя благословлять и славить.






Столица

вновь я посетил и приобщился
монументальному искусству Казахстана
вновь я испытал по Греции тоску
о Греция о ласточка моя
и в уразу
мне водки не налили в местном ресторане
всегда пожалуйста но после рамадана
а Ануар сказал им — ну определитесь уже вы исламский ресторан или как?
я им пытался толковать про светское государство
на слове ?государство? официант показал спину с национальным орнаментом (рога)
вместо него прилетел вульгарный воробей
и требовал хлеба но мы его не заказывали о чем и сообщили другому официанту с лепешками на тарелке
а Сауле сказала — теплый желтый и купила колготки
(холодно +15 временами дождь и порывистый ветер)
а Руфь утратила критический взгляд
ходила вокруг да около и радовалась что памятник про родину как раз абсолютно светский
мужчины в пиджаках у женщины выделяется сосок под платьем
все красиво только людей нет но они еще будут (рождены)
я же дивился разноцветному летающему под потолком орлу
потом
читал в Риксосе стишок про Назарбаева
и в конце концов каким-то чудом
мы успели на поезд отошедший от вокзала на одну минуту раньше
или сбились часы?
времени нет но это не на/до/казуемо МАРИЯ ВИЛЬКОВИСКАЯ НОВЫЙ МИР 2015 ЦИКЛ Монологи повседневности






Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ЯНКА ЛУЧИНА
РОДНОЙ СТОРОНКЕ
? Перевод П. Дружинин
Ты пораскинулась лесом, болотами,
Серым песчаником, почвой бесплодною,
Матка-землица, и умолотами
Хлеба не дашь ты нам мерку добротную.
Сын твой, прикрывшись худою сермягою,
В лапти обутый, из лыка сплетенные,
Тихо шагает за колымагою,
За исхудалою клячею сонною…
Родина бедная. Пахарь оглянется,
Горько заплачет от доли безрадостной.
Но никогда он с тобой не расстанется,
Землю взрыхляя с надеждою сладостной.
С детства одетые в старые свитки, мы
Любим, как наше родное и кровное,
Хаты невзрачные вместе с пожитками,
Выгоны тощие, поле неровное…
Даст бог с кровавым потом оратаю
Пашню вспахать и засеять помалости,—
Жить бы хоть сытому, пусть небогатому,
В праздники чарочку выпить с усталости.
Верится, солнце сквозь тучи тяжелые
Ярко заблещет над нашею нивою,
Жить будут детки, потомки веселые,
С доброю долею — с долей счастливою!..
<1891>




Декабрь (рождественский
романс)

декабрь водит
по лицам автомобильной сажей
водит меня пешком по улицам нечищеным тротуарам
заново вводит
в активный лексикон слова этнокультурный мизогиния
трансфобия
девальвация сепаратизм дефолт постмодерн междисциплинарный
авторское сознание социальный заказ нео—
модернизм консерватизм —изм —изм подчеркнуть
нужное на фоне казахстанского бидермайера
отрицание гнев торг депрессия принятие постоянная
недоговорённость постоянное договаривание

терминов переваривание
происходящего и происходящих растворяющихся
в смоге на расстоянии прикосновения

водит
меня по улицам неузнаваемым
изменившимся когда-то в отсутствие этого тела этих
рук и ног сейчас увязающих в каше из снега первого

пороха и обёрток ведёт сквозь толпу
семенящую в моллы
уткнувшись в дорогу — ведёт неизменно

к вам —
которым эти душа и тело и все сомнительные
их проявления ласка внимание крик невротические
состояния заразительные словно смех
упавшего в первый снег ребёнка
неотвеченные звонки, письма и комментарии
внезапные настойчивые звонки, комментарии и письма
и тёмное пиво моё и светлое пиво моё и хлеб и вода и вино
и совершенно невыносимые необратимые полуночные
разговоры где каждое слово или прикосновение оставляет
след светлую звёздочку по которой
хоть как-то можно сориентироваться
в наступающем

наступающем Павел Банников НОВЫЙ МИР 2015 ЦИКЛ Плохие стихи




на пристани

все сходится он должен быть живой
он в ящике своем лежал притворно
на службу положил порвал с женой
и в ницце вынырнул или в ливорно
в каком-нибудь из неизвестных мест
на скудном хлебе и насущном луке
на что он пьет себе и что он ест
неважно и неведомо науке
бликует время как в немом кино
с экрана гранулированным светом
и ясно в зале чем бы без него
был этот мир но больше мы не в этом
с реальности соскабливая слой
он снял всеобщий и оставил свой

удобней сердцу скрыться на виду
с причала чайкам скудный хлеб по крошкам
мы тоже как один в его бреду
нам безопасней здесь чем было в прошлом
немеряна до пристани верста
из мест где шрифт гранитом и ограда
и вечность эффективна и проста
как сумма расходящегося ряда
пусть к пантеону с песнями толпа
искомое окажется едва ли
в том ящике в который мы тогда
его так тщательно упаковали
не молчаливей чайки чем жена
но фильм немой и в зале тишина АЛЕКСЕЙ ЦВЕТКОВ НОВЫЙ МИР 2014 ЦИКЛ Точка обзора










Ирина Озерова (1934–1984) Память о мечте. Стихи и переводы 2013 ?Я хлеб в гречишный мед макала…?
Я хлеб в гречишный мед макала,
Присев, как у стола, у пня.
И, как на бедного Макара,
Валились шишки на меня.
И пахло иглами – колюче,
И сладко – дымом и листвой,
И птицы, черные, как тучи,
Сгущались в синеве лесной.
Все было, как на самом деле —
Хоть на неделю, хоть на год…
Но только листья – не летели,
Не насыщал гречишный мед,
Была коротенькой тропинка,
Беззвучным был пчелиный рой,
И даже тонкая травинка
Не гнулась под моей ногой.
И шишки были невесомы,
И неподвижна синь небес…
Он был так ловко нарисован —
Душистый мой сосновый лес,
Что я, не угадав обмана,
Присев у пня, как у стола,
За два шага, за два тумана
До леса так и не дошла!



РЕКВИЕМ ЖАРКОМУ ЛЕТУ

Мне лето в этот год не удалось…
Я ждал его, как утренней побудки.
Я брел к нему, простуженный насквозь, —
Со Сретенья итожа дни и сутки.

Шел Червень в разноцветье буйных трав,
Варился туч кисель из голубики;
Бесстыдное, подол листвы задрав,
Хмелело лето, солнечные блики

Пятнашками носились по воде.
На Тихона затихнул птичий гомон.
Хлеб выспевал на теплой борозде.
Был окоём распарен и огромен.

Гремели грозы, солнце жаром жгло,
Спалив лугов зеленую заплату.
А время шло… И вовремя пришло
К осеннему Андрею-Стратилату.

Шла осень в караванах журавлей
И в криках лебединого изгона.
Над зябью перепаханных полей
Висела мглы свинцовая истома.

На перекрестье всех лесных дорог
Горел листвы чахоточный румянец.
Вставал октябрь — целителен и строг.
И благостен, как радонежский старец.

Я предъявляю лету полный счет
За все, что не сбылось и не сложилось:
За то, что солнце больше не печет.
За то, что стынет кровь в прокисших жилах.

За то, что был застигнут, на беду,
Холодной лаской позднего привета…
Любимая, ты слышишь, я уйду…
Но видит Бог, опять вернется лето! Андрей Шацков НЕВА 2010



ПЛЕНЕНИЕ

?Крылья мои холодные, мокрые? –
Птица глаголет вещая
?Где ж твое небо бескрайне высокое?
где твой апрель обещанный?
где твои пальцы цепкие чуткие
всех аллергий свидетели?
где же твой норов?
похоть жуткая?
золото где моей клетки??

птичка моя
не спеши в неволю
олова злата не дам я
дам только хлеба воды и соли
дам тебе свежую память
вволю воздуха и психочувства
шёлк простыней прохладу
нежность станем мешать с распутством
тысячу лет кряду
будем летать будем петь, и пряность
в сердце лета пролита
будем друзей в гости звать как в нирвану
из эры палеолита –
сферы воздушных змеев из ваты
планеры из салфеток
мы перепишем события даты
и книги в библиотеках
мы обустроим весь мир по-новому
станет апрель днём летним
только пожалуйста не верь на слово
дай лишь себя согреть мне
крылья капризны метаморфозны
ты мотылёк – не птица
как пролетела сквозь ливни и грозы
страны миры и лица?
не смастерил я ни клетки ни стана –
плена ярма погони
вольной – воля
а домом пусть станет
горсть из моих ладоней Юрко ИЗДРЫК Third Перевод с укр. Сергея Лазо КРЕЩАТИК


* *
*
Если по улице едет точильщик — ?точу ножи?,
водовоз проезжает — ?кому колодезной??
прошлым во сне продолжаю жить,
детское сердце колотится.
В кадке ногами давя виноград,
возвращается время назад,
на примусе мама печёт блины,
еще нет войны…
………………………..
Ничего прекраснее не было,
чем после бессонницы — сны,
и вкуснее белого хлеба КИРИЛЛ КОВАЛЬДЖИ НОВЫЙ МИР 2013 ЦИКЛ Стихи в темноте


* * *

Очиоури
?Пури, кмели да хвино?
(хлеба, сыра и вина)
Очиоури.
С детства мне мечталось,
Что в этом звуке тайна заключалась.
О, как чарует чудный запах пури.
Очиоури.

Очиоури.
Как напев горянки.
Тамары чёткий профиль на чеканке.
Надолго нас дороги разминули.
Очиоури.

Очиоури,
Словно голос флейты:
?О, генацвале, о любимый, где ты??
Как серна, что покуда не спугнули.
Очиоури…

Очиоури.
Вот и повстречалась.
О, здесь всё так, как с детства мне мечталось:
Вино, и хлеб, и сыр, и звук пандури.
Очиоури. Ольга КВАРТА КРЕЩАТИК 2017 ЦИКЛ Из грузинской тетради


* * *
Снегозаписывающее устройство вышло на улицу с бабушкой Таней,
прыгает, лает на белых пушистых, спящих по воздуху в диком блаженстве,
ходит такое по брани сезонов в курточке радостное с капюшоном,
вот и живет по дороге от дома к дому, в котором свернулись дороги.
Голос! Нагиев деревьяв гав серы, кожа вся в цыпочках новой прохлады,
утро заходит дыханием справа, глазом вращая, незрячим гав оком.
Бабушка Таня с холщовою сумкой, с розовой кромкой ночнушки торчащей
из-под пальто наблюдает за снегом и за собакой, и снова за снегом.
В сумке размоченный хлеб и немного старой крупы, десять метров до люка,
голуби, головы свесив и клювы, смотрят на снег и опять на собаку. Надя Делаланд НЕВА 2015


***
так правда удалась там за окном
где медлит снег сходить где лай собачий
и будто перевернуто вверх дном
в весенней луже небо – что-то значит
все это явленное заново – трава
сухая листья осени прошедшей
и ты пытаешься найти слова
но слов все меньше слов все меньше
вернешься где ромашковый настой
где сухоцвет стоит в литровой банке
где чашка разминулась с пустотой
и воробьи в весенней перебранке
сражаются за крошки хлеба – здесь
скорей всего задумано начало
и ничего что все и так уж есть –
так мало нас после зимы так мало Анна ЦВЕТКОВА ОКТЯБРЬ 2018 ЦИКЛ мы потом назовем…

* * *
Внутри [себе] дождь видится сухим —
скорее, твердым нежели прозрачным,
холодных, мокрых ветра две спины
[свою и дерева] озвучивая словно настоящих
и, раскрутив своих пластинок шар,
перебирает воздух он, порезав хлебом
мизинец желтый свой, гулит, как небо, мал
в игле прозрачной из сплошных просветов. Александр Петрушкин ДЕТИ РА 2020 Стихи 2019 года

* * *
Скрип внутри синицы белой —
это зимние часы,
запах смерти непоспелой,
всех ее полетов тик.
Так стучит внутри бумажной
ее тушки тощий лед —
и портвейн в кровь обращает
и корзину ей плетет.

Глухота его — спасенье,
слепота — красивый путь:
то закинут в небо горло,
то молчания сошьют

ей часы внутри чирика —
и убита насовсем —
в хлеб впечатана — хлопушка
черной мельницы детей. Александр Петрушкин ДЕТИ РА 2020 Стихи 2019 года


* * *
Глаз голубиный тяжел, словно он в Арарат
скомканным был и в ладонях горел, как ковчег:

более нет здесь возврата — как потоп наступает земля
новая эта — к которой подплывший прощен.

Если есть имя тебе — вовсе времени нет:
падает глаз голубиный и скручен в тоннель,

в мир тот, который не был — потому и Аид
в глаз голубиный разрезан, как хлеб и рассвет.

Тьма шелестит, как ковчег — говорит, говорит
беглый отец, тяжелея от света которым омыт. Александр Петрушкин ДЕТИ РА 2020 Стихи 2019 года
(4/03/2019)



Благословение земле

Да будет ныне, присно и всегда
мир и благополучье на востоке!
Пускай не кровь, а только пот в страду
в широкую стекает борозду,
чтоб никогда грядущие года
не стали беспросветны и жестоки.

Да будет ныне, присно и всегда
на западе покой и плодородье!
Пусть звёздный свет не смеркнется, высок,
и в срок нальётся каждый колосок,
и тянутся на пажити стада,
и не скудеют нивы и угодья.

Да будет ныне, присно и всегда
на севере любовь и изобилье!
Пускай ликует благовест, звеня,
и за жнецом топорщится стерня,
чтоб не грозили голод и беда
и житницы полны пшеницей были.

Да будет ныне, присно и всегда
на юге благоденствие и счастье!
Пусть пасеки струят медвяный дух,
и месят хлебы руки молодух,
и пенится вино, и песнь труда
рождается в любви и соучастье. ДАНИЭЛ ВАРУЖАН Перевод Георгий Кубатьян НОВЫЙ МИР 2015

891>





ХЛЕБ

Hо не постичь никак, кто хлебовом пpогоpклым\мне отpодясь поныне забивает гоpло.\Кто досаждает мне? Кто, волочась, хpомая,\от платия двух цепких лап не отнимает,\что нищенка с коpичневой pукой на папеpть\взошед? Последнюю деньгу взыскует память:\едва я умеp тихо, не успев pодиться,\потpогал Боже мои мокpые pесницы. Игорь Варламов (1999) Галине Лещинской

Всё ж обща и приватно трудовому народу Прошвырнуться приятно мимо хлебозавода.Александр Медведев

Белорусские поэты (XIX - начала XX века) (fb2) (Антология поэзии - 1963)
ФРАНЦИСК БОГУШЕВИЧ
МУЖИК ДУРНЕЙ ВОРОНЫ
? Перевод С. Маршак
Ходят толки, будто звоны,
Что мужик дурней вороны.
Эти слухи справедливы:
Он и впрямь дурней вороны.
И не диво. Было б диво,
Будь мужик у нас ученый!
По всему трезвоньте свету,
Что дурнее дурня нету!
Не берет он книги в руки,
Только знает труд да муки,
С малых лет перетрудился
И умрет, каким родился.
Вот откуда слухи-звоны,
Что мужик дурней вороны!
И когда ж он поумнеет?
Всё он лето пашет, сеет —
Хлынет дождь осенний с неба,
А мужик сидит без хлеба.
Забелеет в поле иней —
Будет рад он и мякине!
Вот откуда толки-звоны,
Что мужик дурней вороны!
Только землю подморозит,
Он зерно к вокзалам возит.
А за горсть зерна намедни
Заложил кожух последний,
Чтоб дожить хоть до крапивы,
Чтобы дети были живы!
Видно, прав народ крещеный,
Что мужик дурней вороны.
От Петра и до Якуба
Косит он, томясь от зноя.
Поглядеть на сено любо,
Только сено-то чужое!
С голоду ревет скотина —
Всё корье объела с тына…
Что ж, трезвоньте гулом-звоном,
Что мужик дурней вороны.
До небес он церковь строит,
Золотит иконы в храме,
Белой жестью волость кроет
Под кнутом да батогами.
Сам же спит он на рогоже,
Щель в избе заткнув одежей.
Правду молвит люд крещеный,
Что мужик дурней вороны.
Плох его топорик жалкий,
Да в руках его летает.
Лес уложит он вповалку —
Свет дровами закидает!
Для своей же дымной печки
Рушит лавку на дощечки.
Вот откуда слухи-звоны,
Что мужик дурней вороны!
На земле разрыты горы,
Под землей прорыты норы.
То мужицкая работа —
Солона земля от пота.
Рельсы вытянулись в струнку —
То мужик провел чугунку.
Ходят светлые вагоны,
Возят вас по белу свету.
А мужик дурней вороны:
Едет, стоя, без билета…
Видно, прав народ ученый,
Что мужик дурней вороны!
<1891>



Ирина Озерова (1934–1984) Память о мечте. Стихи и переводы 2013
Голуби
Я не видела этого города,
Не увижу его никогда.
По асфальту там ходят голуби.
(Так похожи все города!)
Им бросают хлебное крошево,
Или просо, или пшено.
А над ними – облако-кружево
Прикрывает небо-окно.
А над ними – другими птицами
Дотемна кишит синева.
Только к ним не идут с гостинцами,
Не рифмуют с ними слова.
Может, просто они не символы,
Может, песня их не слышна,
Может, просто пугает синяя,
Непонятная вышина.
Слышат птицы охотничьи выстрелы.
Можно ранить их и добить.
Но умеют жизнь свою выстрадать,
Не с ладони прокорм добыть.
Им известна радость парения
И паденья безмолвный страх.
Только им неизвестно сидение
На подметенных площадях.
Им всегда высоко, рискованно
Жить! И так же вот – умирать.
Быть живыми, не нарисованными,
Крошки хлебные не подбирать.
Я не видела этого города,
Я и знать его не хочу!
По асфальту ступают голуби…
Ну, а я – над ними лечу!



***
вот улица не хуже чем вчера
вот небо что по-прежнему красиво
а память бережет слова
и лица – и не ждет спасибо
как мякиш хлебный под рукой все то
о чем (ведь не хотел) смолчал вначале
курить накинув прежнее пальто
и звезды собирать ночами
зачем тогда печаль ведь живы все
покуда помнишь – у окна спиною
к тем книжным полкам что как щит стене
по-прежнему ты говоришь со мною
смеешься – и глоточек до весны
остался пресной жесткой из-под крана
когда обоим до крови тесны
все сказанные прежде станут Анна ЦВЕТКОВА ОКТЯБРЬ 2018 ЦИКЛ мы потом назовем…

Михаил Луконин (1918-1976) Стихотворения и поэмы БП 1985
ПОЭМЫ\144. ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ
Нелегко нам, земля моя, было.
Веками
ты страдала.
Тебя зажимали пески.
Ты сухими,
как жухлые плети,
руками
нам макуху дала,
разломив на куски.
Год за годом желтели арбузные плети.
Хлеб горел.
Высыхали колодцы в степи.
Год за годом
твои босоногие дети
вырастали под плач:
?Потерпи! Потерпи!?
Помню стужу январскую.
Ветер морозный.


Михаил Луконин (1918-1976) Стихотворения и поэмы БП 1985
ПОЭМЫ\144. ПРИЗНАНИЕ В ЛЮБВИ
Налево — залежь,
вспаши,
полей…
А чье это всё?
А кто это может?
Никто не подумает,
каждый слеп.
каждый землю худую гложет.
Нет дождя,
пропадает хлеб…
Каждый мечтает о жизни лучшей,
а сами,
руки опустив совсем,
от голода до голода надеются на случай,
на господа…
Эх, показать бы всем!..?
Ходит конь,
не стоит каурый,
Кузьма направил его в объезд.
Быково виднеется грядкой бурой,
в небо воткнуло церковный крест.





Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
ТЕОДОР КРАМЕР Перевод Е. Витковского .Я сидел в прокуренном шалмане,
где стучали кружки вразнобой,—
хлеба взял, почал вино в стакане —
и увидел смерть перед собой.
Здесь приятно позабыть о мире,
но уйти отсюда должен я,
ибо радость выпивки в трактире
не заменит смысла бытия.

Жить, замуровав себя,— жестоко,
ибо кто подаст надежный знак,
неизвестно ни числа, ни срока,
давят одиночество и мрак,—
радость и жестокость — что желанней?
Горше и нужнее — что из них?
Мера человеческих страданий
превосходит меру сил людских.

Надо чашу выпить без остатка,
до осадка, что лежит на дне,
ибо то, что горько, с тем, что сладко,
непонятно смешано во мне.
Я рожден, чтоб жить на этом свете
и не рваться из его оков,
потому что все мы — божьи дети,
от начала до конца веков.



Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
ЖОРЖ БРАССЕНС. Перевод Н.Стрижевской ДУРНОЙ ОБОРОТ

Не один уже год миновал
С той поры, как я хлеб жевал,
С той поры, как вино я пил,
С той поры, как я печь топил.
И уж решили гробовщики,
Что мои похороны близки.
И смерть поджидала меня у ворот,
И приняло дело дурной оборот.

Случилась тут неприятность со мной,
Попался прохожий с толстой мошной,
Удар полена я не рассчитал,
И вмиг бедняга пред богом предстал.
Не разбирался никто, что к чему,
Сразу меня упекли в тюрьму.
Чтоб научиться себя вести,
Пришлось мне время в Сайте провести.

Лет через сто я пинком под зад
Вышвырнут был из Санте назад,
И так как сентиментален я стал,
Я возвратился в родной квартал.
Не в силах справиться с дрожью колен,
Крался я вдоль знакомых стен.
Боялся, прохожие от меня
Будут шарахаться как от огня.

Я думал, часу еще не пройдет,
Как все мне дадут от ворот поворот,
На лицах у всех я прочту одно:
Надо меня бы повесить давно
На первом же уличном фонаре,
И уж не ладанка на шнуре —
Горло мое захлестнула петля,
И плачет по мне земля.

И тут мне встречный сказал: ?Салют,
Давненько тебя не видали тут!?
Другой мне руку крепко пожал,
Спросил, как здоровье, и путь продолжал.
Тогда я понял, что сохранил
Добрых людей еще белый свет,
И есть еще и добро и свет,
И сел на землю, и слезы лил.





Ярослав Смеляков (1913-1972)
Столовая на окраине
Люблю рабочие столовки,
весь их бесхитростный уют,
где руки сильные неловко
из пиджака или спецовки
рубли и трешки достают.
Люблю войти вечерним часом
в мирок, набитый жизнью, тот,
где у окна стеклянной кассы
теснится правильный народ.
Здесь стены вовсе не богаты,
на них ни фресок, ни ковров —
лишь розы плоские в квадратах
полуискусных маляров.
Несут в тарелках борщ горячий,
лапша колышется, как зной,
и пляшут гривеннички сдачи
перед буфетчицей одной.
Тут, взяв что надо из окошка,
отнюдь не кушают — едят,
и гнутся слабенькие ложки
в руках окраинных девчат…
Здесь, обратя друг к дружке лица,
нехитрый пробуя салат,
из магазина продавщицы
в халатах синеньких сидят.
Сюда войдет походкой спорой,
самим собой гордясь в душе,
в таком костюмчике, который
под стать любому атташе,
В унтах, подвернутых как надо,
с румянцем крупным про запас,
рабочий парень из бригады,
что всюду славится сейчас.
Сюда торопятся подростки,
от нетерпенья трепеща,
здесь пахнет хлебом и известкой,
здесь дух металла и борща.
Здесь все открыто и понятно,
здесь все отмечено трудом,
мне все близки и все приятны,
и я не лишний за столом.
1958


Татьяна Кузовлева Из сб. ?Одна любовь? 2012
Сергею Филатову
За что – за зелёное и голубое,
За каплю дождя, за листок зверобоя,
За вечный и горький отечества дым,
За всё, что когда-нибудь станет тобою,
За всё, что вовеки не станет твоим —
Неужто за всё, что не создано нами,
Нам право рожденья даётся взаймы?
Какими словами, какими дарами,
Какими трудами расплатимся мы,
Когда за собой поведёт нас отсюда
На свет и на суд Ариаднова нить?
Мы смертны. Мы хрупки. Мы живы,
Покуда
Умеем прощать и умеем любить.
И счастливы тем, что не просим у неба
Ни благ и ни манны лукавой судьбе,
А только лишь силы и только лишь хлеба —
По крохе голодным и кроху себе.
* * *


НИКОЛАЙ ГЛАЗКОВ (1919-1989)
В защиту кваса
Хочу сказать, что русский хлебный квас
Великолепно утоляет жажду.
И этим квас прекрасен без прикрас,
И с этим согласиться может каждый.
На опаленном поле потрудись —
Узнаешь, как испить кваску приятно!..
И почему ура-патриотизм
Квасным зовется, просто непонятно!
1961



Осип Мандельштам (1891-1938) Кн. ?Немногие для вечности живут…? 2018
?Мастерица виноватых взоров…?
Мастерица виноватых взоров,
Маленьких держательница плеч!
Усмирен мужской опасный норов,
Не звучит утопленница-речь.
Ходят рыбы, рдея плавниками,
Раздувая жабры: на, возьми!
Их, бесшумно охающих ртами,
Полухлебом плоти накорми.
Мы не рыбы красно-золотые,
Наш обычай сестринский таков:
В теплом теле ребрышки худые
И напрасный влажный блеск зрачков.
Маком бровки мечен путь опасный.
Что же мне, как янычару, люб
Этот крошечный, летуче-красный,
Этот жалкий полумесяц губ?..
Не серчай, турчанка дорогая:
Я с тобой в глухой мешок зашьюсь,
Твои речи темные глотая,
За тебя кривой воды напьюсь.
Ты, Мария, – гибнущим подмога,
Надо смерть предупредить – уснуть.
Я стою у твердого порога.
Уходи, уйди, еще побудь.
13–14 февраля 1934




ДМИТРИЙ МЕРЕЖКОВСКИЙ (1865-1941) СТИХОТВОРЕНИЯ 1891 — 1895
ИОВ Вилдат
Скажи, ты видел ли, чтоб Бог вознаграждал
Людей жестоких и лукавых,
Чтоб Он поддерживал неправых
И непорочных отвергал?
О нет, — в шатре у беззаконных
Померкнет радостный очаг,
Он восстановит угнетенных,
И будет к праведному благ,
И суд рабам своим дарует.
Но кары Божьей не минует
Творящий темные дела:
Когда в броне он бесполезной
Уйдет от палицы железной,
Настигнет медная стрела:
За грех твой скорбь вошла в обитель
И за вину твоих детей
Рукою любящей Своей
Тебя карает Вседержитель.
Терпи, смиряйся и молчи.


Иов
Все утешения напрасны,
О бесполезные врачи!
Шатры злодеев — безопасны,
Дома грабителей полны
Благословенной тишины.
Я знаю: правды нет, и все ж о ней тоскую,
Без правды жить я не хочу,
Лишь только вспомню — негодую
И содрогаюсь и ропщу.
Не буду я молчать, не буду покоряться,
Невинен я, — и пусть меня накажет Бог.
О, если б с Ним я только мог,
Как равный с равным состязаться!
Но нет возмездья, нет суда.
Ужель Он праведных не любит,
И злых, и добрых вместе губит?
Зачем, о Господи, не ведает труда
И богатеет нечестивый?
Зачем обильный плод ему приносят нивы,
И множатся в полях его стада?
Зачем преступные живут среди веселий,
Пируют, смерти не боясь?
Их дети прыгают, смеясь,
Под звук тимпана и свирели.
Господь забыл Своих рабов,
Он не поможет угнетенным,
Он не утешит бедняков, —
Он землю отдал беззаконным.
И отторгают от сосцов
Младенцев плачущих, живут под кровом неба
Нагие без одежд, голодные без хлеба.
Меж тем, как должен быть злодей
Соломинкой, Господь, в живой руке Твоей,
Былинкой, ветром уносимой, —
Он жизнь кончает, невредимый.
?Его потомству Бог возмездье бережет?, —
Так кто-нибудь из вас мне скажет.
Но пусть и сам злодей от мести Божьей пьет,
Пускай Господь самих грабителей накажет,
А до детей и до грядущих бед
Им после смерти — дела нет.
Скопилось в мире слишком много
Неотомщаемых обид, —
И это видят очи Бога,
Он это терпит и молчит!




ИОСИФ УТКИН (1903-1944)
15. ОКТЯБРЬ
Поля и голубая просинь…
И солнца золотая рябь;
Пускай кричат, что это осень!
Что это, черт возьми, октябрь?!
Октябрь, конечно, маем не был,
И всё же, клясться я готов,
Что видел голубое небо
И реку голубых цветов.
И тишь — особенную тишь!
И росы — крошечные росы,
Хоть рвал с посахаренных крыш
Буран серебряную россыпь.
Хоть генеральские стога
Вздымались пламенем крылатым
И от крови, как от заката,
Алели хрупкие снега.
Хоть этот день я был без хлеба,
Да-да!.. Но клясться я готов,
Что видел голубое небо
И реку голубых цветов!
<1925>



ВЛАДИМИР КОРНИЛОВ (1928-2002) Надежда (Книга стихов) 2007
ПИШУЩАЯ МАШИНКА
Пишущая машинка,
Хлеб мой, моя судьба,
Жизни моей ошибка,
Кто мне родней тебя.
Старый, согбенный, сивый,
Душу к тебе тащу
И с бестолковой силой
Все по тебе стучу.
Ходит каретка шатко,
Серая гнется сталь.
Что ж, мне тебя не жалко,
Да и себя не жаль.
Оба мы инвалиды,
Так что страшиться брось...
Но не снести обиды.
Что похоронят врозь.
58-86







НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ (1903-1958) БП 1965
ХОДОКИ
В зипунах домашнего покроя,
Из далеких сел, из-за Оки,
Шли они, неведомые, трое —
По мирскому делу ходоки.
Русь металась в голоде и буре,
Всё смешалось, сдвинутое враз.
Гул вокзалов, крик в комендатуре,
Человечье горе без прикрас.
Только эти трое почему-то
Выделялись в скопище людей,
Не кричали бешено и люто,
Не ломали строй очередей.
Всматриваясь старыми глазами
В то, что здесь наделала нужда,
Горевали путники, а сами
Говорили мало, как всегда.
Есть черта, присущая народу:
Мыслит он не разумом одним,—
Всю свою душевную природу
Наши люди связывают с ним.
Оттого прекрасны наши сказки,
Наши песни, сложенные в лад.
В них и ум и сердце без опаски
На одном наречье говорят.
Эти трое мало говорили.
Что слова! Была не в этом суть.
Но зато в душе они скопили
Многое за долгий этот путь.
Потому, быть может, и таились
В их глазах тревожные огни
В поздний час, когда остановились
У порога Смольного они.
Но когда радушный их хозяин,
Человек в потертом пиджаке,
Сам работой до смерти измаян,
С ними говорил накоротке,
Говорил о скудном их районе,
Говорил о той поре, когда
Выйдут электрические кони
На поля народного труда,
Говорил, как жизнь расправит крылья,
Как, воспрянув духом, весь народ
Золотые хлебы изобилья
По стране, ликуя, понесет,—
Лишь тогда тяжелая тревога
В трех сердцах растаяла, как сон,
И внезапно видно стало много
Из того, что видел только он.
И котомки сами развязались,
Серой пылью в комнате пыля,
И в руках стыдливо показались
Черствые ржаные кренделя.
С этим угощеньем безыскусным
К Ленину крестьяне подошли.
Ели все. И горьким был и вкусным
Скудный дар истерзанной земли.
1954


НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ (1903-1958) БП 1965
ПРИБЛИЖАЛСЯ АПРЕЛЬ К СЕРЕДИНЕ
Приближался апрель к середине,
Бил ручей, упадая с откоса,
День и ночь грохотал на плотине
Деревянный лоток водосброса.
Здесь, под сенью дряхлеющих ветел,
Из которых любая — калека,
Я однажды, гуляя, заметил
Незнакомого мне человека.
Он стоял и держал пред собою
Непочатого хлеба ковригу
И свободной от груза рукою
Перелистывал старую книгу.
Лоб его бороздила забота,
И здоровьем не выдалось тело,
Но упорная мысли работа
Глубиной его сердца владела.
Пробежав за страницей страницу,
Он вздымал удивленное око,
Наблюдая ручьев вереницу,
Устремленную в пену потока.
В этот миг перед ним открывалось
То, что было незримо доселе,
И душа его в мир поднималась,
Как дитя из своей колыбели.
А грачи так безумно кричали,
И так яростно ветлы шумели,
Что, казалось, остаток печали
Отнимать у него не хотели.
1948



ДЕНИС СОБОЛЕВ ?Через? Сб. 2020
Глаза возвращаются к пространству памяти,
Его высоким долинам, сухому хлебу, поземке,
Мягким постелям и изобильным голосам.
Здесь она существует, падает, просыпается,
Кровоточит, горчит, обманывает себя.
Но времени прошлого больше нет. Падаем.
Мы падаем в будущее, в сети будущего,
Мягкие сети бездумья, говора о себе, свадеб,
Новостей и картонных фильмов. Страна,
Которую мы любили, больше не существует.
Ее и не было.
* * *


ВИКТОР БОКОВ (1914-2009)
СОЛЬ
Мед… молоко…
Масло с редькою в сборе…
Недалеко
До поваренной соли.
Съел я ее —
Не измерить кулем,
даже вагон —
Это малая малость!
Как равноправная
За столом
Вместе со всеми
Она появлялась.
Детство крестьянское —
Это не рай
И не кондитерская
Со сластями.
— Солоно?
— Солоно, мама!
— Давай
Ешь на здоровье
И крепни костями!
Ел я
По маминой просьбе
И креп,
Грудь подставляя
Под ливни и грозы.
Тысячу раз
Сыпал соль я на хлеб,
На комоватые,
Мягкие ноздри.
Помню, что соль
Мы всегда берегли,
Свято хранили
В красивой солонке.
Мы без нее
Даже дня не могли, —
Соль же
Так скромно
Стояла в сторонке!
Мы и в капусту ее,
И в грибы,
И в огурцы,
И в соленье любое,
Чтобы она
Выступала на лбы,
Потом катилась
На сено сухое!
Из дому я уходил.
В узелок
Мать положила
Родительской соли.
Слезы прощальные,
Крики:
— Сынок!
Счастья тебе!
Полной чаши и доли!
Помню поход.
Мы идем и молчим.
Ротой форсируем
Гать с иван-чаем.
Слышим команду:
— Соль не мочить!
— Есть не мочить! —
Старшине отвечаем.
Помню квадрат,
С мертвой хваткой прутья,
Где мы истошно
Кричали до боли!
— Не приносите нам больше питья,
Если нет воли, дайте нам соли!
Соль моя!
Мелкая… крупная, градом…
Спутница жизни, жена и сестра!
Время одиннадцать,
Ужинать сядем,
Свежих огурчиков мать принесла.
Что огурцы!
Даже слово солю,
Солью пропитываю стихотворенье,
Чтобы строку гулевую мою
Ветром невзгод
Не пошатило время!
1956





ОСКАР УАЙЛЬД (1854-1900) Перевод В. Топорова
БАЛЛАДА РЕДИНГСКОЙ ТЮРЬМЫ
Есть неизбывная вина
И муки без вины, —
И есть Закон, и есть — Загон,
Где мы заточены,
Где каждый день длинней, чем год
Из дней двойной длины.
Но с незапамятных времен
Гласит любой закон
(С тех пор, как первый человек
Был братом умерщвлен),
Что будут зерна сожжены,
А плевел пощажен.
Но с незапамятных времен —
И это навсегда —
Возводят тюрьмы на земле
Из кирпичей стыда,
И брата брат упрятать рад —
С глаз Господа — туда.
На окна — ставит частый прут,
На дверь — глухой запор,
Тут брату брат готовит ад,
Во тьме тюремных нор,
Куда ни солнцу заглянуть,
Ни богу бросить взор.
Здесь ядовитою травой
Предательство растят,
А чувства чистого росток —
Задушат и растлят,
Здесь Низость царствует, а Страх,
Как страж, стоит у врат.
Здесь тащат хлеб у тех, кто слеп,
Здесь мучают детей,
Здесь кто сильней, тот и вольней,
Забиты, кто слабей,
Здесь Разум нем, здесь худо всем —
В безумье бы скорей!
Любой из нас в тюрьме завяз,
Как в яме выгребной,
Здесь бродит Смерть, худа как жердь,
И душит крик ночной,
Здесь вечный смрад, здесь и разврат —
Не тот, что за стеной.
Здесь пахнет плесенью вода
И слизью лезет в рот,
Любой глоток, любой кусок
Известкой отдает,
Здесь, бесноватый, бродит сон
И кровь людей сосет.
Здесь Голод с Жаждой — две змеи
В змеилище одном,
Здесь души режет Хлеборез
Заржавленным ножом,
И ночью злобу и тоску
Мы, как лампаду, жжем.
Здесь мысли — камня тяжелей,
Который грузим днем;
Лудим, паяем, жжем, поем
Унылым чередом;
Здесь и ночная тишина
Гремит страшней, чем гром.
Здесь человеческая речь —
Нечеловечья речь,
Здесь глаз в глазке и хлыст в руке
Спешат стеречь и сечь;
Забытые, убитые,
Мы в гроб готовы лечь.
Здесь Жизнь задавлена в цепях,
Кляп у нее во рту;
Один кричит, другой молчит —
И всем невмоготу,
И не надеется никто
На божью доброту.
Но божий глас дойдет до нас —
Бог разобьет сердца:
Сердца, что камня тяжелей,
Сердца темней свинца, —
И прокаженным мертвецам
Предстанет Лик Творца.
Затем и созданы сердца,
Что можно их разбить.
Иначе б как развеять мрак
И душу сохранить?
Иначе кто б, сойдя во гроб,
Мог вечности вкусить?
И вот он, с мертвенным лицом
И взором неживым,
Все ждет Того, кто и его
Простит, склонясь над ним, —
Того, кем Вор спасен, Того,
Кем Человек любим.
Он три недели смерти ждал,—
Так суд постановил, —
И три недели плакал он,
И три недели жил,
И, скверну смыв и грех избыв.
На эшафот вступил.
Он плакал, кровь смывая с рук, —
И кровью плакал он —
Ведь только кровь отмоет кровь
И стон искупит стон:
Над Каина кровавой тьмой
Христос — как снежный склон.
VI



Алексей ЦВЕТКОВ Из сб. ?Письма на волю? 1981
Стихи 1970-77 годов
34.
Зачем на плацу не считали свинца,
Всем деревом мозга покорны внушенью:
Еще поживем, напрягая сердца,
Но прежде управимся с этой мишенью.
В осеннем костре каменела зола,
Оплавленной глоткой побудка звала,
И шквалом команды швыряло ша щебень,
Где кротко светило в нарезку ствола
Щербатое солнце свинцовых ущелий,
Ожоги затвора и воздух в пыли,
Чтоб мертвые птицы упасть не могли.
Сухие ручьи ударялись в бега,
Но лес по периметру медью одело,
И мертвые птицы кричали: ?Беда!? -
К земле устремляя горящее тело,
А там, выступая подкожной скалой,
Земля отдирала запекшийся слой,
Сквозь сернистый чад кровенела основа.
Но люди в приклады вростали скулой,
В надежде сказать животворное слово,
Чтоб, корень греха истребив без следа,
Хорошую жизнь учредить навсегда,
Спокойную песню, просторное небо,
Глубокую пашню для честного хлеба,
И в плуг переплавив винтовку и меч,
Свинцовую булку потомку испечь.
35.
Когда мой краткий век накроют волны пенясь,
Я вспомню летний сквер и молодость втроем,
Шмелиный звон зари, где так свободно пелось,
И горечь оттого, что больше не поем.
Составом горьких вод мы торопили горло
От южных площадей до вузовских кают,
Но в ходиках души цепочку перетерло,
И больше нечем петь. Сломалось, чем поют.
Когда в глухой фургон, уже понятный чем-то,
Снесет меня судьба на закорках с одра,
Я вспомню звездный бар на пьяцце Чинквеченто,
Где пела наша смерть, вокзальная сестра.
Прости меня, сестра, вагонная разлука,
За то, что мимо струн секла сухая плеть,
Что твой двузубый рот не пощадил ни звука -
Но только смерть моя такое смеет петь.
Ей выложил жетон какой-то житель строгий,
Безглазый прототип с ребенком и женой,
А я глотал вино, припоминая строки,
Допетые втроем, когда я был живой.
Я думал, что теперь, вернувшись Божьей глиной
От жизненных трудов на испоконный круг,
Нельзя мне будет лечь под той травой шмелиной,
Где пели мы втроем, не покладая рук.





Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
ВАЛЬТЕР ГРОСС. Перевод Е.Витковского

НАСТАВЛЕНИЕ

Тебе говорят:
положи, когда уйдешь,
ковригу хлеба обратно в шкаф,
вылей остаток молока,
ведь оно скиснет,
когда ты вернешься;
кусок сыра брось на площадку
перед домом,
птицы его найдут,
закрой лари
и, как только пройдешь через сени, закрой
дверь.

Но ты поступишь так:
оставишь ковригу хлеба на столе,
кувшин с молоком поставишь
в тень и прохладу, накроешь
кусок сыра влажным платком,
оставишь лари открытыми,
и, как только пройдешь через сени, распахнешь
дверь,
ибо тот, кто придет за тобой,
и переступит через порог —
твой брат.



Западно-европейская поэзия ХХ века. БВЛ т.152
АЛЬБЕРТ ЭРИСМАН. Перевод А.Эппеля

ХЛЕБ ИСПЕЧЕН, ГНЕЗДО ОБЖИТО

Письмо. Слова.
Молчишь. Я тоже.
Листва мертва.
Год подытожен.
Пусты сусеки.
Хлеб испечён.
Снега навеки.
Подтопок черн.

Год подытожен?
Молчишь? Молчу?
Лист напрочь сброшен?
Царить мечу?
Зерно простыло?
Повыстыл жар?
Гнездо постыло?
Обычай стар?

Но феникс-птица
Избудет прах.
Хлеб уродится.
Огонь — в сердцах.
Год на пороге.
Письмо. Слова.
Живу в итоге.
Любовь жива.

Хлеб испечен.
Муки достало.
Смерть нипочем.
Меч — на орало.
Гнездо обжито.
Твой сын рожден.
Согрето жито.
Мир огражден.

Письмо. Слова.
Молчишь. Я тоже.
Листва жива.
Глаза погожи.
Полны сусеки.
Сердца чисты.
Мир в человеке.
В младенце — ты.




АГЛАИДА ШИМАНСКАЯ (1903-1995) Сб. АНТЕННЫ. (Париж: ?Рифма?, 1976)
?Где найти и как встретить мне душу живую…?
Где найти и как встретить мне душу живую,
Чтобы как-то еще прожить,
Где найти и привет, и улыбку такую,
Чтоб, как солнце, могла осветить.
Для меня этот луч вместо ломтика хлеба,
Эти слезы — живая вода.
Залетел голубок, затуманилось небо,
Улетели куда-то года.
Каждый листик зеленый мне нужен и дорог,
Каждый шелест и каждый вздох,
И душистых снопов в этом поле ворох,
И в лесу этот мягкий мох.
Помогите земные и щедрые боги
Всякой твари — малой, большой,
Утешенье пошлите, земные боги,
Примирите с моей судьбой.



Ярослав Смеляков (1913-1972)
Паровоз 08–7024
Посвящается Я. М. Кондратьеву,
бывшему комиссару паровозных
бригад, машинисту депо станции
Москва-Сортировочная, участнику
первого коммунистического
субботника.
1
Смену всю отработав,
в полусумерках мглистых
не пошли в ту субботу
по домам коммунисты.
Снова, с новою силой
все депо загудело:
так ячейка решила,
обстановка велела.
Поскорее под небо
выводи из ремонта
паровозы для хлеба,
паровозы для фронта!
Пусть живительным жаром
топки вновь запылают,
их давно комиссары
на путях ожидают.
Повезут они вскоре
Красной гвардии части —
колчаковцам на горе,
партизанам на счастье.
2
Вот он стронул вагоны,
засвистал, заработал,
паровоз, воскрешенный
в ту большую субботу.
Ну, а те, что свершили
этот подвиг немалый,
из депо уходили,
улыбаясь устало.
И совсем не гадали —
так уж сроду ведется, —
что в народах и далях
этот день отзовется.
Что внедолге их дело
станет общею славой…



НИКОЛАЙ ЗАБОЛОЦКИЙ (1903-1958) БП 1965
ЛЕСНАЯ СТОРОЖКА
Скрипело, свистало и выло в лесу,
И гром ударял в отдаленье, как молот,
И тучи рвались в небесах, но внизу
Царили затишье и сумрак и холод.
В гигантском колодце сосновых стволов,
В своей одинокой убогой сторожке
Лесник пообедал и хлебные крошки
Смахнул на ладонь, молчалив и суров.
Над миром великая буря ходила,
Но здесь, в тишине, у древесных корней,
Старик, отдыхая, не думал о ней,
И только собака ворчала уныло
На каждую вспышку далеких зарниц,
И в гнездах смолкало селение птиц.
Однажды в грозу, навалившись на двери,
Тут зверь появился, высок и космат,
И так же, как многие прочие звери,
Узнав человека, отпрянул назад
И сторож берданку схватил, и с окошка
Пружиной метнулась под лестницу кошка,
И разом короткий ружейный удар
Потряс основанье соснового бора.
Вернувшись, лесник успокоился скоро:
Он, видимо, был уж достаточно стар,
Он знал, что покой — только призрак покоя,
Он знал, что, когда полыхает гроза,
Всё тяжко-животное, злобно-живое
Встает и глядит человеку в глаза.
1957


Осип Мандельштам (1891-1938) Кн. ?Немногие для вечности живут…? 2018
Стихи, не вошедшие в основное собрание
Ранние стихи (1906)
?Тянется лесом дороженька пыльная…?
Тянется лесом дороженька пыльная,
Тихо и пусто вокруг.
Родина, выплакав слезы обильные,
Спит и во сне, как рабыня бессильная,
Ждет неизведанных мук.
Вот задрожали березы плакучие
И встрепенулися вдруг,
Тени легли на дорогу сыпучую:
Что-то ползет, надвигается тучею,
Что-то наводит испуг…
С гордой осанкою, с лицами сытыми…
Ноги торчат в стременах.
Серую пыль поднимают копытами
И колеи оставляют изрытыми…
Все на холеных конях.
Нет им конца. Заостренными пиками
В солнечном свете пестрят.
Воздух наполнили песней и криками,
И огоньками звериными, дикими
Черные очи горят…
Прочь! Не тревожьте поддельным веселием
Мертвого, рабского сна.
Скоро порадуют вас новоселием,
Хлебом и солью, крестьянским изделием…
Крепче нажать стремена!
Скоро столкнется с звериными силами
Дело великой любви!
Скоро покроется поле могилами,
Синие пики обнимутся с вилами
И обагрятся в крови!




ИОСИФ УТКИН (1903-1944)
3. ДОМА
И туманом
Белым
Над семейством
Пар…
… — Милый…
Не успела…
Нынче…
На базар…
Ротшильдом
Я не был,
Голод
Я прошел,
Можно и без хлеба
Очень хорошо.
Хуже, если снится
Роскошь тульских щек.
— Что ж,
Налей, сестрица,
Чашечку еще!
Нам с тобою сорок,
Кажется, вдвоем?
Мы еще не скоро,
Черт возьми, умрем!
А судьба
Какая!
Жить,
любить
и петь!
Посмотри, сверкают
Небо,
стекла,
медь!
Посмотри, родная:
Небо, стекла, медь!
Хорошо бы, знаешь,
Под гитару
Спеть!
Эти годы
Пели,
Пели для меня
Голосом
Шрапнелей,
Языком огня.
Эти годы слышал,
Как рыдает
Твердь.
Как идет
И дышит,
И бряцает
Смерть!






* * *
В ночную смену собирал отца:
Кусочек хлеба, сало, два яйца,
Дымится чай в замызганном стакане.
И если жизнь отматывать с конца,
То этот натюрморт – на первом плане.
Еще луна над городом плывет
И тьма беззубый разевает рот,
Закрой глаза – но чудо непреклонно:
Отец – на смену, мама – третий год
В больничной тьме вздыхает обреченно.
И я один иду в четвертый класс:
Отец с ночной не размыкает глаз.
Будить его мне жалко и неловко.
И в это утро каждому из нас
Мерещилась счастливая концовка. Владимир Косогов НЕВА 2015


ДМИТРИЙ БЫКОВ ?Последнее время? стихи, поэмы (1986-2005)
И вот американские стихи.

Друг издает студенческий журнал —
Совместный: предпоследняя надежда
Не прогореть. Печатает поэзы
И размышления о мире в мире.
Студентка (фотографии не видел,
Но представляю: волосы до плеч
Немытые, щербатая улыбка,
Приятное открытое лицо,
Бахромчатые джинсы — и босая)
Прислала некий текст. Перевожу.

Естественно, верлибр: перечисленья
Всего, на чем задерживался взгляд
Восторженный: что вижу, то пою.
Безмерная, щенячья радость жизни,
Захлеб номинативный: пляж, песком
Присыпанные доски, мотороллер
Любимого, банановый напиток —
С подробнейшею сноской, что такое
Банановый напиток; благодарен
За то, что хлеб иль, скажем, сигарета —
Пока без примечаний.
В разны годы
Я это слышал! ?Я бреду одна
По берегу и слышу крики чаек.

А утром солнце будит сонный дом,
Заглядывая в радужные окна.
Сойду во двор — цветы блестят росою.
Тогда я понимаю: мир во мне!?

Где хочешь оборви — иль продолжай
До бесконечности: какая бездна
Вещей еще не названа! Салат
Из крабов; сами крабы под водой,
Еще не знающие о салате;
Соломенная шляпа, полосатый
Купальник и раздвинутый шезлонг…
Помилуйте! Я тоже так умею!

И — как кипит завистливая желчь!—
Все это на компьютере; с бумагой
Опять же ноу проблеме, и в печать
Подписано не глядя (верный способ
Поехать в гости к автору)! Меж тем
Мои друзья сидят по коммуналкам
И пишут гениальные стихи
В конторских книгах! А потом стучат
Угрюмо на раздолбанных машинках,
И пьют кефир, и курят ?Беломор?,
И этим самым получают право
Писать об ужасе существованья
И о трагизме экзистенциальном!

Да что они там знают, эти дети,
Сосущие банановый напиток!
Когда бы грек увидел наши игры!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста,
Кто говорит цитатами, боясь
Разговориться о себе самом,
Привыкши прятать свой дрожащий ужас
За черною иронией, которой
Не будешь сыт! Что знают эти там,
Где продается в каждом магазине
Загадочный для русского предмет:
Футляр для установки для подачи
Какао непосредственно в постель
С переключателем температуры!

Но может быть… О страшная догадка!
Быть может, только там они и знают
О жизни? Не о сломанном бачке,
Не о метро — последнем, что еще
Напоминает автору о шпротах,—
О нет: о бытии как таковом!
Как рассудить? Быть может, там видней,
Что, боже мой, трагедия не в давке,
Не в недостатке хлеба и жилья,
Но в том, что каждый миг невозвратим,
Что жизнь кратка, что тайная преграда
Нам не дает излиться до конца?
А все, что пишем мы на эти темы,
Безвыходно пропахло колбасой —
Столь чаемой, что чуть не матерьяльной?!

А нам нельзя верлибром — потому,
Что эмпиричны наши эмпиреи.
Неразбериху, хаос, кутерьму
Мы втискиваем в ямбы и хореи.
Последнее, что нам еще дано
Иллюзией законченности четкой,—
Размер и рифма. Забрано окно
Строфою — кристаллической решеткой.
Зарифмовать и распихать бардак
По клеткам ученических тетрадок —
Единственное средство кое-как
В порядок привести миропорядок
И прозревать восход (или исход)
В бездонной тьме языческой, в которой
Четверостишье держит небосвод
Последней нерасшатанной опорой.

1991 год* * *

***
Свидетельство. Свидетельство – о чем?
Свидетельство о смерти. Кто свидетель,
Толкнувший дверь непрошенным плечом
В ту ночь? Каков он – темен или светел?
Что он увидел? Напряженный рот,
Кадык в поту, оливковые скулы,
Дыхание – как птицу – то замрет,
То сломанным крылом помашет скупо.
Не машет больше. Но толчком, ползком
Преодолев оставшиеся метры,
Провалится в зазор меж кадыком
И этим вот. Ну, ты читал. О смерти.
Да нет же, об изгнании души,
Как из гнезда, с насиженного места,
Над ним она, бездомная, кружит –
Нет, над листком убористого текста,
Который мы расстелим здесь, вдвоем,
Разложим хлеб, откроем эту фляжку.
Как долго ты глядишь на водоем
С обрывком неба и волной нетяжкой.
И буквы, и печать, и черный фриз
Строки, которой нет и быть не может,
Над хлебом и над фляжкой поднялись
Танцующим столбом вечерних мошек. Татьяна Вольтская НОВЫЙ БЕРЕГ 2016


Арабская поэзия средних веков БВЛ 1975 серия 1 том 20
ДРЕВНЯЯ ПОЭЗИЯ \V век — середина VII века
Ан-Набига аз-Зубьяни
Перевод А. Ревича
?Где ты, Суад?..?
Где ты, Суад? Без тебя я тоскую поныне.
В Шаре теперь ты живешь, в отдаленной долине.
Ты недоступна, враждебного племени дочь,
Только во сне тебя вижу, и сердце в унынье.
Кожей бела ты, — на рынок не возишь котлы,
Под покрывалом ты прячешься и в паланкине.
Речь твоя — музыка, лик твой — венец красоты,
Ты среди смертных красавиц подобна богине.
Помню упрек твой: ?Погибели ищешь своей,
Только верблюду ты предан, седлу да гордыне?.
Так я ответил: ?Удел мой скитаться в песках.
Счастья, любви и покоя чуждаюсь отныне?.
Мы оседлали верблюдов, мы двинулись в путь,
Богу вверяемся, хлеб добывая в пустыне.
Скоро услышишь о подвигах рода Зубьян,
Скоро пастушьи костры задымятся в низине,
Скоро повеет ненастьем от Уруль-горы,
Скоро раскинутся тучи в темнеющей сини.
Им не пролиться дождем у подножия Тин,
Склон обоймут, но не в силах подняться к вершине.
Путник бывалый расскажет тебе обо мне,
У домоседа ведь нет новостей и в помине.
Я с игроками пирую и щедрой рукой
Ставлю им яства и лучший напиток в кувшине.
Сутки порою верблюдица скачет моя —
Хоть и устала, но резво бежит по равнине,
Шаг прибавляет, к твоим приближаясь местам,
Словно собратьев почуяла на луговине.



IV
МОЛЕНИЕ ДАНИИЛА ЗАТОЧНИКА, НАПИСАННОЕ ИМ СВОЕМУ КНЯЗЮ ЯРОСЛАВУ ВЛАДИМИРОВИЧУ

Об оковах сердца моего
Расскажу с таким ожесточеньем,
Будто разобью их сим реченьем,
Как о камень горя моего.

Княже, я как чахлая трава
Под стеною — ни тепла, ни света,
Черств мой хлеб, и тело не одето,
Набухают горечью слова.

Каплями дождя, как тьмою стрел,
До сердца пронзен, и нет приюта.
Пусть здесь Боголюбово кому-то,
Мне же горя лютого предел.

Кто-то Белым озеро нарек,
Для меня ж оно смолы чернее.
Как я ночью, княже, коченею,
Если б только ты почуять мог.

Пригоршнями соль никто не ест.
Княже, кто благоразумен в горе?
Кому Новый Город на угоре,
Мне же смерть средь этих чуждых мест. Галина ГАМПЕР НЕВА 2011 ДАНИИЛ\ МОЛЕНИЕ ДАНИИЛА ЗАТОЧНИКА,
6
А за углом сверкал кабак,
расслаивая ночь на части.
Там свора уличных собак
объедками чужого счастья


давилась. Там цвела игра,
там чинно ужинали гости,
швыряя в черный снег двора
бутылки, галстуки и кости.

Там люди, встав из-за стола,
как в ненавистные мишени,
в упор стреляли в зеркала,
уничтожая отраженье.

И речь, тягучая как сок,
о ценах зрелища и хлеба
лилась серьезно. Только Бог
смеялся в подворотне неба.

Там из раскрытого окна
блевал герой гламурных оргий.
И на груди его Цена
горела, как почетный орден. ЕФИМ БЕРШИН НОВЫЙ МИР 2010 Millennium Поэма распада