эдем-42
Иероним Босх – Сад земных наслаждений
1495-05. 187.5 x;76.5, 190 x;175, 187.5 x;76.5
*******************
ЭДЕМ
Глубокий плюш казенного Эдема, развязный грешник, я взяла себе и хищно и неопытно владела углом стола и ламцой на столе. На каторге таинственного дела о вечности радел петух в селе, и, пристальная, как монгол в седле, всю эту ночь я за столом сидела. Белла Ахмадулина
Глубокий плюш казенного Эдема,\развязный грешник, я взяла себе\и хищно и неопытно владела\углом стола и лампой на столе.\На каторге таинственного дела\о вечности радел петух в селе,\и, пристальная, как монгол в седле,\всю эту ночь я за столом сидела. Белла Ахмадулина ОПИСАНИЕ НОЧИ
ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ (1873-1924) ВСЕ НАПЕВЫ 1906–1909
ИСПОЛНЕННОЕ ОБЕЩАНИЕ
Романтическая поэма
6
Храня лица спокойный вид,
Сошел наутро Туго Твид
С ватагой слуг в свою тюрьму.
Чуть факелы вспугнули тьму, —
Все вдруг поникли головой:
Лежал пред ними труп немой.
Была Гертруда хороша,
Как будто грешная душа
С восторгом отошла, пред тем
Увидев благостный Эдем.
Казалось: спит Гертруда, сжав
В руке пучок цветов и трав.
И было явно всем, что тут
Не нужен больше грозный суд!
И в тот же день бедняк пастух,
Свирелью услаждая слух,
Привел овец к Проклятым Пням,
И труп нашел, простертый там.
Граф Роберт словно тихо спал.
Высокий посох и кинжал
Лежали близ, в траве густой.
Был граф прекрасен, как живой,
С улыбкой счастья на устах.
Но в крепко стиснутых руках
С собой в могилу он унес
Прядь золотистую волос.
Начато в 1901 г.
Кончено в 1907 г.
ЮРИЙ РЯШЕНЦЕВ
Больница на загородном шоссе
Покой бездействия в округе, а тем паче —
Меж красных домиков Канатчиковой дачи.
Трава, листва, уравновешенные псы…
Летит по ветру одинокая газета.
Но все, про что она — все это где-то, где-то.
А здесь — осенняя остойчивость осы,
Осатаневшей от безмолвья и безлюдья
И грозно вставшей надо мною… Да не будь я
Старинным, помнящим Зацепу москвичом,
Я не поверил бы, что на шоссе знакомом
Домишки красные как были желтым домом,
Так и остались. Бравый колер ни при чем.
Там над тарелкой местной каши — манной, пшенной- —
Так улыбнулся вдруг один умалишенный,
Что я почувствовал: он знает, но молчит.
Он разглядел нам путь сквозь марево распада
В Эдем, в Инонию иль просто в Эльдорадо —
Глядишь, и карту человечеству вручит.
Но нет, он помнит, что всегда в мгновенье ока
Любой Колумб здесь обретет продленье срока
И просто вынужден до выписки скрывать —
Какая горькая пустая несвобода! —
Секрет благой от человеческого рода,
Скрывать от страждущих такую благодать.
Но грянет выписка и, скинувши пижаму,
Он одарит улыбкой встретившую даму:
Жену, сестру иль мать — по виду не поймешь,
И станет ясно ей: по-прежнему Россия
Спасется гением — супруга- брата- сына- —
А жизнь семьи, она пропала ни за грош…
Но в алом мареве сентябрьского заката
Дорога в город и безлюдна и поката —
Идти легко… ?Гори, гори, моя звезда!..? —
Опять в окно взывают в буйном отделенье.
И, страшно молвить, в тихом небе, в отдаленье,
Звезда тотчас и загорается. Всегда.
1965
ЕВГЕНИЙ МАРКИН
1938, д. Клетино Рязанской обл. —1988
Прославился и погубил свою жизнь в одночасье: в его стихотворении ?Белый бакен? (1970), напечатанном в Москве, имелись строчки: ?...машет вслед: — Салют, Исаич! — незнакомая братва?. Литераторы перемигивались: ?Какой это такой Исаич?? После того как на общем собрании рязанских
писателей исключали из Союза писателей Солженицына и Маркин демонстративно воздержался от
голосования, ?Исаича? ему припомнили, измытарили и загнали в могилу. Но ?Белый бакен? в истории
остался.
БЕЛЫЙ БАКЕН
По ночам,
когда все резче,
все контрастней свет и мгла,
бродит женщина у речки,
за околицей села.
Где-то гавкают собаки,
замер катер на бегу,
да мерцает белый бакен
там, на дальнем берегу.
Там, в избе на курьих ножках,
над пустыней зыбких вод,
нелюдимо, в одиночку
тихий бакенщик живет.
У него здоровье слабо —
что поделаешь, бобыль!
У него дурная слава —
то ли сплетня, то ли быль.
Говорят, что он бездельник.
Говорят, что он — того...
Говорят, что куча денег
есть в загашне у него.
В будний день, не тронув чарки,
заиграет песню вдруг...
И клюют седые чайки
у него, у черта, с рук!
Что ж глядишь туда, беглянка?
Видно, знаешь только ты,
как нелепа эта лямка,
как глаза его чисты,
каково по зыбким водам,
у признанья не в чести,
ставить вешки пароходам
об опасностях в пути!
Ведь не зря ему, свисая
с проходящего борта,
машет вслед: — Салют, Исаич!
незнакомая братва.
И не зря,
боясь огласки,
ты от родичей тайком
так щедра была на ласки
с неприкаянным дружком.
Это только злые сводни
да угрозы старых свах
виноваты, что сегодня
вы на разных берегах.
Никуда ты не схоронишь
все раскаянье свое,
что польстилась на хоромы
да на сытое житье.
Ты теперь, как в райской пуще
Что ж постыл тебе он вдруг —
твой законный,
твой непьющий
обходительный супруг?
Видно, просто сер и пресен
белый свет с его людьми
без былых раздольных песен,
без грустиночки в любви!
Сколько раз в такие ночи
ты кричала без стыда:
— Перевозчик, перевозчик,
отвези меня туда! —
Перевозчик не услышит,
не причалит, не свезет...
Просто месяц, чуть колышась,
легкой лодочкой плывет.
Все бы реки, все бы глуби
ты бы вплавь переплыла!
Лишь тому бы эти губы
ты навеки отдала!
Что ж так горько их кусаешь,
коль давно не держит стыд?
Все простит тебе Исаич,
лишь измены не простит!
Никуда тебе не деться!
Левый берег — он не твой!
Лучше б в девках засидеться!
Лучше б в омут головой!
Не страшна тебе расплата,
да удерживает то,
что в тебе
стучится свято
невиновное дите.
Ни надежд уже, ни права...
Ты домой идешь с реки.
Он на левом,
ты на правом —
две беды и две тоски!
Как тут быть — сама не знаешь.
Тут и пой, как в старину:
— Не ходите, девки, замуж
на чужую сторону!
ВАСИЛИЙ СУМБАТОВ (1893-1977) ПРОЗРАЧНАЯ ТЬМА: СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ 2006
ПРОЗРАЧНАЯ ТЬМА (1969)
ЗВЕЗДА
Там, где резкими излучинами
Закрутилася река,
С непокорными уключинами
Спорят весла челнока
И, меж дремлющими лилиями
Пролагая путь вперед,
Режут мощными усилиями
Встречных волн водоворот.
Я плыву в края, прославленные
Поэтической мечтой,
Пышным вымыслом оправленные,
Как короной золотой.
Камышинки тихо стукаются
О намокшие борты;
Чайки сонные аукаются
Где-то в недрах темноты;
Горизонт порою вспыхивает
В ярком блеске голубом;
Всё грознее погромыхивает
Приближающийся гром…
Тучевой грядой обложенная,
Всколыхнулась вышина,
Ночь нахмурилась, встревоженная,
Злыми страхами полна.
Мчится вихрей рать неистовая,
Туч сбирается орда,
Но меж ними аметистовая
Улыбается звезда.
Знаю я, звезда единственная,
Для меня ты зажжена,
И судьба моя таинственная
Вся в тебе заключена.
Райским пламенем охваченная,
Ты меж тучами зажглась,
Чтоб дорога, мне назначенная,
В темноте не прервалась.
Ты меня благословениями
Огради от суеты
И благими откровениями
Освяти мои мечты.
Чтоб душа, тоской окованная,
Стать свободною могла,
Чтобы сила, мне дарованная,
Пышным цветом расцвела.
ВАСИЛИЙ СУМБАТОВ (1893-1977) ПРОЗРАЧНАЯ ТЬМА: СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ 2006
ПРОЗРАЧНАЯ ТЬМА (1969)
НОЧНАЯ ТИШИНА
Когда колдунья-ночь раскинет
Над миром крылья с высоты
И на природу опрокинет
Свой кубок с зельем темноты, –
Тогда в хитонах звездотканных,
Под гармонический напев
Из райских горниц осиянных
Выходят сонмы светлых дев,
Они в просторах небосклона
Скользят средь призрачных долин,
Неся с собою веретена
И пряжу тоньше паутин;
Небес таинственная стража –
Их провожают облака,
И развевается их пряжа,
Как дымка светлая, легка;
Всю ночь из этой светлой дымки,
Крутясь, волчок веретена
Свивает нити-невидимки,
И эти нити – тишина;
И чем прозрачней, чем длиннее
Те нити тянутся во мгле,
Тем тишина царит полнее
На небесах и на земле.
Когда же солнце возвещает,
Что мир от дремы пробужден, –
Свой бег свободный укрощает
Весь рой небесных веретен,
И девы, царственны и строги,
Уносят пряжу тишины
В нерукотворные чертоги,
За голубые пелены.
ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ (1873-1924) ВСЕ НАПЕВЫ 1906–1909
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЗВЕЗДА
В дни юности, на светлом небе,
Признал я вещую звезду,
И принял выпавший мне жребий,
И за моей звездой иду.
И в темном мире, год за годом,
Меня кружит и водит Рок.
Я видел пред эдемским входом
Огнем пылающий клинок;
Я слепнул в нестерпимом блеске
Воздвигнутых Содомом зал;
Я грустной повести Франчески
В стране, где пет надежд, внимал…
Зачем же в лабиринт всемирный
Тяну я дальше нить свою?
Кому я ладана, и смирны,
И злата — царский дар таю?
Не даст ответа светоч горний…
Ад пройден, и за мной Эдем…
И все спокойней, все покорней
Иду я в некий Вифлеем.
1906
НИКОЛАЙ КЛЮЕВ (1884-1937) СОЧИНЕНИЯ Т.2 1969
144. СВЯТАЯ БЫЛЬ
Солетали ко мне други-воины
С братолюбным уветом да ласкою,
Приносили гостинцы небесные,
Воду, хлеб, виноградье Адамово,
Благовестное ветвие раево.
Вопрошали меня гости-воины:
Ты ответствуй, скажи, добрый молодец,
Отчего ты душою кручинишься,
Как под вихорем ель, клонишь голову?
Износилось ли платье стожарное,
Загусел ли венец зарнокованный,
Али звездные перстни осыпались,
Али райская песня не ладится?
Я на спрос огнекрылым ответствовал:
Аи же други — небесные витязи,
Мое платье — заря, венец — радуга,
Перстни — звезды, а песни, что вихори,
Камню, травке и зверю утешные;
А кручинюсь, сумлююсь я, друженьки,
По земле святорусския-матери:
На нее века я с небес взирал,
К ней звездой слетев, человеком стал;
Двадцать белых зим, весен, осеней
Я дышу земным бренным воздухом,
Вижу гор алтарь, степь-кадильницу,
Бор — притин молитв, дум убежище, —
Всем по духу брат, с человеками
Разошелся я жизнью внутренней…
Святорусский люд темен разумом,
Страшен косностью, лют обычаем;
Он на зелен бор топоры вострит,
Замуруд степей губит полымем.
Перед сильным — червь, он про слабого
За сивухи ковш яму выроет,
Он на цвет полей тучей хмурится,
На красу небес не оглянется…
ГАВРИИЛ ДЕРЖАВИН
Альбаум
Когда аемны оставишь царствы,
Пойдешь в Эдем, иль Элизей,
Харон вопросит иль мытарствы
Из жизни подорожной сей, —
Поэтов можешь одобренья
В альбауме твоем явить,
Духам отдав их для прочтенья,
Пашпорт твой ими заменить.
По них тебя узнают тени,
Кто ты и в свете как жила;
Твои все чувствы, помышленьи
Раскроются, как солнцем мгла.
Тогда ты можешь оправдаться,
И ах! — иль обвиненной быть,
В путь правый, левый провождаться,
Святой иль окаянной слыть:
Тогда черта, взгляд, вздох, цвет, слово
Сей книги записной в листах
Духовно примут тело ново
И обличат тебя в делах,
Во всех часах твоих, мгновеньях;
Ты станешь на суде нагой,
В поступках, мыслях и движеньях
Мрак самый будет послух твой.
Поэт, тебя превозносивший,
Прямым заговорит лицом,
Порок иль добродетель чтивший
Своим возопиет листом.
Лист желтый, например, надменность
Явит, что гордо ты жила;
На синем — скупость вскрикнет, ревность,
Что ты соперниц враг была;
На сребряном — вструбит богатство,
Что ты в свой век прельщалась им;
На темном — зашипит лукавство,
Что в грудь вилась друзьям твоим;
На алом — засмеется радость,
Что весело любила жить;
На розовом — воспляшет младость,
Что с ней хотела век свой длить;
На глянцеватом — самолюбье
Улыбкою своей даст знать,
Что было зеркало орудье
Красот твоих, дабы прельщать;
Надежда на листках зеленых
Шепнет о всех твоих мечтах;
На сереньких листках смиренных
Печаль завоет во слезах.
Но гений, благ твоих свидетель,
На белых листьях в блеске слов
Покажет веру, добродетель
И беспорочную любовь.
1808
ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН (1887-1941) Сочинения в пяти томах 1995 Том 1. Громокипящий кубок
Ее монолог
Не может быть! вы лжете мне, мечты!
Ты не сумел забыть меня в разлуке…
Я вспомнила, когда в приливе муки,
Ты письма сжечь хотел мои… сжечь!.. ты!..
Я знаю, жгут бесценные дары:
Жжет молния надменные вершины,
Поэт — из перлов бурные костры,
И фабрикант — дубравы для машины;
Бесчувственные люди жгут сердца,
Забывшие для них про все на свете;
Разбойник жжет святилище дворца,
Гордящегося пиршеством столетий;
И гении сжигают мощь свою
На алкоголе — символе бессилья…
Но письма сжечь, — где я тебе пою
Свою любовь! Где распускаю крылья!
Их сжечь нельзя — как вечной красоты!
Их сжечь нельзя — как солнечного неба!
В них отзвуки Эдема и Эреба…
Не может быть! Вы лжете мне, мечты!
Мыза Ивановка
1909. Июнь
Мария Петровых (1908-1979) Серебряный гром Москва ОГИ, 2008
Карадаг
(Поэма)
В тяжелом шлеме
Златых волос его глава
Являла новое светило.
Он прыгнул в пламя — это было
Жестоким жестом торжества.
Огонь, кормивший корни крыл,
На волю выпущен отныне,
Затем, чтоб навсегда сокрыл
Тирана райского, в гордыне
Тучноскучающего.
Месть
Отрадней жизни для изгоя.
Качаясь в пламени, он весь
Был полон музыкой покоя
Иль вдохновением: он — Бог,
Он — гибнет, но и ТОТ ведь тоже!
— Ты будешь уничтожен, Боже,
Презренный райский лежебок,
Творец раскаявшийся!.. — Так
Кричал он, облаченный в пламя,
Как в плащ дымящийся. Но враг
Не отвечал.
Эмили Дикинсон ?Стихотворения Письма? 2007 Перевод Аркадия ГАВРИЛОВА
184
Эдем - вот этот старый Дом,
В котором мы живем -
Не зная этого - пока
Из Дома не уйдем.
Как был прекрасен День - когда
Покинули мы Дом,
Не зная - что, придя назад,
Его мы не найдем.
Б.г.
Евгений КАМИНСКИЙ НЕВА 4’2021
Не помнишь, как в энном году, беспечно забытом тобою, гулял ты в эдемском саду в обнимочку с верной рабою?
Твой лик вдохновением рдел, жар страсти гудел в твоем теле, любви назревал беспредел...
И очи рабыни блестели!
Потом вы, как воры, вдвоем цветы удовольствия рвали...
Теперь этот сад вам внаем сдадут марсиане едва ли.
Теперь ваше дело — труба, две грядки и дом с мезонином... и локти кусает раба, связавшая жизнь с господином.
Теперь вам обоим не лень, к осеннего неба оттенку придравшись, то драться весь день, то лезть целый вечер на стенку.
Ах, все бы вам стулья ломать и, будней покинув орбиту, читать до полуночи ?Мать?, совсем как когда-то ?Лолиту?.
Свет больше не льется из глаз — иссякла последняя милость, все прежнее умерло в вас, ненужное все отвалилось.
Но помнит, пока не зачах, тот сад молодца с молодухой: рабыню с лазурью в очах и рабовладельца под мухой.
Библейские мотивы в русской поэзии (Антология 2008)
Аполлон Николаевич Майков 1821–1897
Ангел и демон
Подъемлют спор за человека
Два духа мощные: один —
Эдемской двери властелин
И вечный страж ее от века;
Другой – во всем величьи зла,
Владыка сумрачного мира:
Над огненной его порфирой
Горят два огненных крыла.
Но торжество кому ж уступит
В пыли рожденный человек?
Венец ли вечных пальм он купит
Иль чашу временную нег?
Господень ангел тих и ясен:
Его живит смиренья луч;
Но гордый демон так прекрасен,
Так лучезарен и могуч!
1495-05. 187.5 x;76.5, 190 x;175, 187.5 x;76.5
*******************
ЭДЕМ
Глубокий плюш казенного Эдема, развязный грешник, я взяла себе и хищно и неопытно владела углом стола и ламцой на столе. На каторге таинственного дела о вечности радел петух в селе, и, пристальная, как монгол в седле, всю эту ночь я за столом сидела. Белла Ахмадулина
Глубокий плюш казенного Эдема,\развязный грешник, я взяла себе\и хищно и неопытно владела\углом стола и лампой на столе.\На каторге таинственного дела\о вечности радел петух в селе,\и, пристальная, как монгол в седле,\всю эту ночь я за столом сидела. Белла Ахмадулина ОПИСАНИЕ НОЧИ
ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ (1873-1924) ВСЕ НАПЕВЫ 1906–1909
ИСПОЛНЕННОЕ ОБЕЩАНИЕ
Романтическая поэма
6
Храня лица спокойный вид,
Сошел наутро Туго Твид
С ватагой слуг в свою тюрьму.
Чуть факелы вспугнули тьму, —
Все вдруг поникли головой:
Лежал пред ними труп немой.
Была Гертруда хороша,
Как будто грешная душа
С восторгом отошла, пред тем
Увидев благостный Эдем.
Казалось: спит Гертруда, сжав
В руке пучок цветов и трав.
И было явно всем, что тут
Не нужен больше грозный суд!
И в тот же день бедняк пастух,
Свирелью услаждая слух,
Привел овец к Проклятым Пням,
И труп нашел, простертый там.
Граф Роберт словно тихо спал.
Высокий посох и кинжал
Лежали близ, в траве густой.
Был граф прекрасен, как живой,
С улыбкой счастья на устах.
Но в крепко стиснутых руках
С собой в могилу он унес
Прядь золотистую волос.
Начато в 1901 г.
Кончено в 1907 г.
ЮРИЙ РЯШЕНЦЕВ
Больница на загородном шоссе
Покой бездействия в округе, а тем паче —
Меж красных домиков Канатчиковой дачи.
Трава, листва, уравновешенные псы…
Летит по ветру одинокая газета.
Но все, про что она — все это где-то, где-то.
А здесь — осенняя остойчивость осы,
Осатаневшей от безмолвья и безлюдья
И грозно вставшей надо мною… Да не будь я
Старинным, помнящим Зацепу москвичом,
Я не поверил бы, что на шоссе знакомом
Домишки красные как были желтым домом,
Так и остались. Бравый колер ни при чем.
Там над тарелкой местной каши — манной, пшенной- —
Так улыбнулся вдруг один умалишенный,
Что я почувствовал: он знает, но молчит.
Он разглядел нам путь сквозь марево распада
В Эдем, в Инонию иль просто в Эльдорадо —
Глядишь, и карту человечеству вручит.
Но нет, он помнит, что всегда в мгновенье ока
Любой Колумб здесь обретет продленье срока
И просто вынужден до выписки скрывать —
Какая горькая пустая несвобода! —
Секрет благой от человеческого рода,
Скрывать от страждущих такую благодать.
Но грянет выписка и, скинувши пижаму,
Он одарит улыбкой встретившую даму:
Жену, сестру иль мать — по виду не поймешь,
И станет ясно ей: по-прежнему Россия
Спасется гением — супруга- брата- сына- —
А жизнь семьи, она пропала ни за грош…
Но в алом мареве сентябрьского заката
Дорога в город и безлюдна и поката —
Идти легко… ?Гори, гори, моя звезда!..? —
Опять в окно взывают в буйном отделенье.
И, страшно молвить, в тихом небе, в отдаленье,
Звезда тотчас и загорается. Всегда.
1965
ЕВГЕНИЙ МАРКИН
1938, д. Клетино Рязанской обл. —1988
Прославился и погубил свою жизнь в одночасье: в его стихотворении ?Белый бакен? (1970), напечатанном в Москве, имелись строчки: ?...машет вслед: — Салют, Исаич! — незнакомая братва?. Литераторы перемигивались: ?Какой это такой Исаич?? После того как на общем собрании рязанских
писателей исключали из Союза писателей Солженицына и Маркин демонстративно воздержался от
голосования, ?Исаича? ему припомнили, измытарили и загнали в могилу. Но ?Белый бакен? в истории
остался.
БЕЛЫЙ БАКЕН
По ночам,
когда все резче,
все контрастней свет и мгла,
бродит женщина у речки,
за околицей села.
Где-то гавкают собаки,
замер катер на бегу,
да мерцает белый бакен
там, на дальнем берегу.
Там, в избе на курьих ножках,
над пустыней зыбких вод,
нелюдимо, в одиночку
тихий бакенщик живет.
У него здоровье слабо —
что поделаешь, бобыль!
У него дурная слава —
то ли сплетня, то ли быль.
Говорят, что он бездельник.
Говорят, что он — того...
Говорят, что куча денег
есть в загашне у него.
В будний день, не тронув чарки,
заиграет песню вдруг...
И клюют седые чайки
у него, у черта, с рук!
Что ж глядишь туда, беглянка?
Видно, знаешь только ты,
как нелепа эта лямка,
как глаза его чисты,
каково по зыбким водам,
у признанья не в чести,
ставить вешки пароходам
об опасностях в пути!
Ведь не зря ему, свисая
с проходящего борта,
машет вслед: — Салют, Исаич!
незнакомая братва.
И не зря,
боясь огласки,
ты от родичей тайком
так щедра была на ласки
с неприкаянным дружком.
Это только злые сводни
да угрозы старых свах
виноваты, что сегодня
вы на разных берегах.
Никуда ты не схоронишь
все раскаянье свое,
что польстилась на хоромы
да на сытое житье.
Ты теперь, как в райской пуще
Что ж постыл тебе он вдруг —
твой законный,
твой непьющий
обходительный супруг?
Видно, просто сер и пресен
белый свет с его людьми
без былых раздольных песен,
без грустиночки в любви!
Сколько раз в такие ночи
ты кричала без стыда:
— Перевозчик, перевозчик,
отвези меня туда! —
Перевозчик не услышит,
не причалит, не свезет...
Просто месяц, чуть колышась,
легкой лодочкой плывет.
Все бы реки, все бы глуби
ты бы вплавь переплыла!
Лишь тому бы эти губы
ты навеки отдала!
Что ж так горько их кусаешь,
коль давно не держит стыд?
Все простит тебе Исаич,
лишь измены не простит!
Никуда тебе не деться!
Левый берег — он не твой!
Лучше б в девках засидеться!
Лучше б в омут головой!
Не страшна тебе расплата,
да удерживает то,
что в тебе
стучится свято
невиновное дите.
Ни надежд уже, ни права...
Ты домой идешь с реки.
Он на левом,
ты на правом —
две беды и две тоски!
Как тут быть — сама не знаешь.
Тут и пой, как в старину:
— Не ходите, девки, замуж
на чужую сторону!
ВАСИЛИЙ СУМБАТОВ (1893-1977) ПРОЗРАЧНАЯ ТЬМА: СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ 2006
ПРОЗРАЧНАЯ ТЬМА (1969)
ЗВЕЗДА
Там, где резкими излучинами
Закрутилася река,
С непокорными уключинами
Спорят весла челнока
И, меж дремлющими лилиями
Пролагая путь вперед,
Режут мощными усилиями
Встречных волн водоворот.
Я плыву в края, прославленные
Поэтической мечтой,
Пышным вымыслом оправленные,
Как короной золотой.
Камышинки тихо стукаются
О намокшие борты;
Чайки сонные аукаются
Где-то в недрах темноты;
Горизонт порою вспыхивает
В ярком блеске голубом;
Всё грознее погромыхивает
Приближающийся гром…
Тучевой грядой обложенная,
Всколыхнулась вышина,
Ночь нахмурилась, встревоженная,
Злыми страхами полна.
Мчится вихрей рать неистовая,
Туч сбирается орда,
Но меж ними аметистовая
Улыбается звезда.
Знаю я, звезда единственная,
Для меня ты зажжена,
И судьба моя таинственная
Вся в тебе заключена.
Райским пламенем охваченная,
Ты меж тучами зажглась,
Чтоб дорога, мне назначенная,
В темноте не прервалась.
Ты меня благословениями
Огради от суеты
И благими откровениями
Освяти мои мечты.
Чтоб душа, тоской окованная,
Стать свободною могла,
Чтобы сила, мне дарованная,
Пышным цветом расцвела.
ВАСИЛИЙ СУМБАТОВ (1893-1977) ПРОЗРАЧНАЯ ТЬМА: СОБРАНИЕ СТИХОТВОРЕНИЙ 2006
ПРОЗРАЧНАЯ ТЬМА (1969)
НОЧНАЯ ТИШИНА
Когда колдунья-ночь раскинет
Над миром крылья с высоты
И на природу опрокинет
Свой кубок с зельем темноты, –
Тогда в хитонах звездотканных,
Под гармонический напев
Из райских горниц осиянных
Выходят сонмы светлых дев,
Они в просторах небосклона
Скользят средь призрачных долин,
Неся с собою веретена
И пряжу тоньше паутин;
Небес таинственная стража –
Их провожают облака,
И развевается их пряжа,
Как дымка светлая, легка;
Всю ночь из этой светлой дымки,
Крутясь, волчок веретена
Свивает нити-невидимки,
И эти нити – тишина;
И чем прозрачней, чем длиннее
Те нити тянутся во мгле,
Тем тишина царит полнее
На небесах и на земле.
Когда же солнце возвещает,
Что мир от дремы пробужден, –
Свой бег свободный укрощает
Весь рой небесных веретен,
И девы, царственны и строги,
Уносят пряжу тишины
В нерукотворные чертоги,
За голубые пелены.
ВАЛЕРИЙ БРЮСОВ (1873-1924) ВСЕ НАПЕВЫ 1906–1909
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ЗВЕЗДА
В дни юности, на светлом небе,
Признал я вещую звезду,
И принял выпавший мне жребий,
И за моей звездой иду.
И в темном мире, год за годом,
Меня кружит и водит Рок.
Я видел пред эдемским входом
Огнем пылающий клинок;
Я слепнул в нестерпимом блеске
Воздвигнутых Содомом зал;
Я грустной повести Франчески
В стране, где пет надежд, внимал…
Зачем же в лабиринт всемирный
Тяну я дальше нить свою?
Кому я ладана, и смирны,
И злата — царский дар таю?
Не даст ответа светоч горний…
Ад пройден, и за мной Эдем…
И все спокойней, все покорней
Иду я в некий Вифлеем.
1906
НИКОЛАЙ КЛЮЕВ (1884-1937) СОЧИНЕНИЯ Т.2 1969
144. СВЯТАЯ БЫЛЬ
Солетали ко мне други-воины
С братолюбным уветом да ласкою,
Приносили гостинцы небесные,
Воду, хлеб, виноградье Адамово,
Благовестное ветвие раево.
Вопрошали меня гости-воины:
Ты ответствуй, скажи, добрый молодец,
Отчего ты душою кручинишься,
Как под вихорем ель, клонишь голову?
Износилось ли платье стожарное,
Загусел ли венец зарнокованный,
Али звездные перстни осыпались,
Али райская песня не ладится?
Я на спрос огнекрылым ответствовал:
Аи же други — небесные витязи,
Мое платье — заря, венец — радуга,
Перстни — звезды, а песни, что вихори,
Камню, травке и зверю утешные;
А кручинюсь, сумлююсь я, друженьки,
По земле святорусския-матери:
На нее века я с небес взирал,
К ней звездой слетев, человеком стал;
Двадцать белых зим, весен, осеней
Я дышу земным бренным воздухом,
Вижу гор алтарь, степь-кадильницу,
Бор — притин молитв, дум убежище, —
Всем по духу брат, с человеками
Разошелся я жизнью внутренней…
Святорусский люд темен разумом,
Страшен косностью, лют обычаем;
Он на зелен бор топоры вострит,
Замуруд степей губит полымем.
Перед сильным — червь, он про слабого
За сивухи ковш яму выроет,
Он на цвет полей тучей хмурится,
На красу небес не оглянется…
ГАВРИИЛ ДЕРЖАВИН
Альбаум
Когда аемны оставишь царствы,
Пойдешь в Эдем, иль Элизей,
Харон вопросит иль мытарствы
Из жизни подорожной сей, —
Поэтов можешь одобренья
В альбауме твоем явить,
Духам отдав их для прочтенья,
Пашпорт твой ими заменить.
По них тебя узнают тени,
Кто ты и в свете как жила;
Твои все чувствы, помышленьи
Раскроются, как солнцем мгла.
Тогда ты можешь оправдаться,
И ах! — иль обвиненной быть,
В путь правый, левый провождаться,
Святой иль окаянной слыть:
Тогда черта, взгляд, вздох, цвет, слово
Сей книги записной в листах
Духовно примут тело ново
И обличат тебя в делах,
Во всех часах твоих, мгновеньях;
Ты станешь на суде нагой,
В поступках, мыслях и движеньях
Мрак самый будет послух твой.
Поэт, тебя превозносивший,
Прямым заговорит лицом,
Порок иль добродетель чтивший
Своим возопиет листом.
Лист желтый, например, надменность
Явит, что гордо ты жила;
На синем — скупость вскрикнет, ревность,
Что ты соперниц враг была;
На сребряном — вструбит богатство,
Что ты в свой век прельщалась им;
На темном — зашипит лукавство,
Что в грудь вилась друзьям твоим;
На алом — засмеется радость,
Что весело любила жить;
На розовом — воспляшет младость,
Что с ней хотела век свой длить;
На глянцеватом — самолюбье
Улыбкою своей даст знать,
Что было зеркало орудье
Красот твоих, дабы прельщать;
Надежда на листках зеленых
Шепнет о всех твоих мечтах;
На сереньких листках смиренных
Печаль завоет во слезах.
Но гений, благ твоих свидетель,
На белых листьях в блеске слов
Покажет веру, добродетель
И беспорочную любовь.
1808
ИГОРЬ СЕВЕРЯНИН (1887-1941) Сочинения в пяти томах 1995 Том 1. Громокипящий кубок
Ее монолог
Не может быть! вы лжете мне, мечты!
Ты не сумел забыть меня в разлуке…
Я вспомнила, когда в приливе муки,
Ты письма сжечь хотел мои… сжечь!.. ты!..
Я знаю, жгут бесценные дары:
Жжет молния надменные вершины,
Поэт — из перлов бурные костры,
И фабрикант — дубравы для машины;
Бесчувственные люди жгут сердца,
Забывшие для них про все на свете;
Разбойник жжет святилище дворца,
Гордящегося пиршеством столетий;
И гении сжигают мощь свою
На алкоголе — символе бессилья…
Но письма сжечь, — где я тебе пою
Свою любовь! Где распускаю крылья!
Их сжечь нельзя — как вечной красоты!
Их сжечь нельзя — как солнечного неба!
В них отзвуки Эдема и Эреба…
Не может быть! Вы лжете мне, мечты!
Мыза Ивановка
1909. Июнь
Мария Петровых (1908-1979) Серебряный гром Москва ОГИ, 2008
Карадаг
(Поэма)
В тяжелом шлеме
Златых волос его глава
Являла новое светило.
Он прыгнул в пламя — это было
Жестоким жестом торжества.
Огонь, кормивший корни крыл,
На волю выпущен отныне,
Затем, чтоб навсегда сокрыл
Тирана райского, в гордыне
Тучноскучающего.
Месть
Отрадней жизни для изгоя.
Качаясь в пламени, он весь
Был полон музыкой покоя
Иль вдохновением: он — Бог,
Он — гибнет, но и ТОТ ведь тоже!
— Ты будешь уничтожен, Боже,
Презренный райский лежебок,
Творец раскаявшийся!.. — Так
Кричал он, облаченный в пламя,
Как в плащ дымящийся. Но враг
Не отвечал.
Эмили Дикинсон ?Стихотворения Письма? 2007 Перевод Аркадия ГАВРИЛОВА
184
Эдем - вот этот старый Дом,
В котором мы живем -
Не зная этого - пока
Из Дома не уйдем.
Как был прекрасен День - когда
Покинули мы Дом,
Не зная - что, придя назад,
Его мы не найдем.
Б.г.
Евгений КАМИНСКИЙ НЕВА 4’2021
Не помнишь, как в энном году, беспечно забытом тобою, гулял ты в эдемском саду в обнимочку с верной рабою?
Твой лик вдохновением рдел, жар страсти гудел в твоем теле, любви назревал беспредел...
И очи рабыни блестели!
Потом вы, как воры, вдвоем цветы удовольствия рвали...
Теперь этот сад вам внаем сдадут марсиане едва ли.
Теперь ваше дело — труба, две грядки и дом с мезонином... и локти кусает раба, связавшая жизнь с господином.
Теперь вам обоим не лень, к осеннего неба оттенку придравшись, то драться весь день, то лезть целый вечер на стенку.
Ах, все бы вам стулья ломать и, будней покинув орбиту, читать до полуночи ?Мать?, совсем как когда-то ?Лолиту?.
Свет больше не льется из глаз — иссякла последняя милость, все прежнее умерло в вас, ненужное все отвалилось.
Но помнит, пока не зачах, тот сад молодца с молодухой: рабыню с лазурью в очах и рабовладельца под мухой.
Библейские мотивы в русской поэзии (Антология 2008)
Аполлон Николаевич Майков 1821–1897
Ангел и демон
Подъемлют спор за человека
Два духа мощные: один —
Эдемской двери властелин
И вечный страж ее от века;
Другой – во всем величьи зла,
Владыка сумрачного мира:
Над огненной его порфирой
Горят два огненных крыла.
Но торжество кому ж уступит
В пыли рожденный человек?
Венец ли вечных пальм он купит
Иль чашу временную нег?
Господень ангел тих и ясен:
Его живит смиренья луч;
Но гордый демон так прекрасен,
Так лучезарен и могуч!
Метки:
