Новый Фауст. Разговор перед Рождеством
Desculpe - Простите (португ.)
МЕФИСТОФЕЛЬ.
О если б ты, Презренный Раб, сумел возвыситься до боли
Человеческой! Тогда б я показал тебе,
Зачем я начал разговор о сладкой доле и
О человечества судьбе.
Фауст.
Ты первым начал, Друг теней. Что ж, продолжай.
Я слушаю тебя в который раз.
Нам время и пространство - не указ.
Хоть это глупость - жить без покровительства часов,
Под солнцем тлея как забытый урожай.
Мефистофель.
Ты неучтив, но я привык к тому,
Что с этикой ты часто не в ладу.
Что мне – есть ты иль нет тебя?
Я разговор подчас с самим собой веду.
Но мне приятно, что моим советам и желаниям
Внимаешь ты с достойным почитанием.
Фауст.
Мне расскажи про Анта Ледяного Слово
Или про Овна, что поминал ты как-то на досуге.
Мефистофель.
Вот именно, Досуг. Великого безделья сила,
Что проповедует искусство наслаждения миром и любовью.
Смешно, нелепо, глупо и уныло
Блага земные добывать слезами, потом, кровью.
Земные, Фауст, - ваш удел!
Он послан был оттуда, сверху,
Как будто мне в противовес.
Он брат мне бывший, хоть его я избегаю.
Напраслину возводит на меня собачьим лаем,
Что, мол, питаюсь вашими страстями,
Дурными мыслями, желаниями,
Как ненасытный зверь – костями.
Все вздор, лукавый.
(Смеётся над собой).
?Лукавый…? Но, чтоб питаться, нужен ведь и мне кусок!
Кровь, надо знать, совсем особый сок!
Ему я доверяю больше.
И в тот и этот век
Нет ветреней создания,
Чем ищущий раскаяния человек.
Фауст.
Последний раз тому назад лет двести
Мы вспоминали образ дев,
И это было пошло.
Я признаю - безумен был,
Хотя безумство дев - плод вялый,
Он терпким ароматом пленяет мой покой,
Покой, дарованный мне вместо Света.
Мефистофель.
Опять тебе, Асклепия дитя, неймется?
Как это вольно мне представить,
Когда ты буйствуешь в сомненьях
О том завете предо мной.
Увы, на счастие поставить
Уж невозможно той ценой -
Ценой мучительных сомнений,
Груди огня, где сожаления
Сжигают чувственный клубок
Последних вдохов и оков.
Оков морали, долга, слова,
Что, впрочем, и тебе знакомо.
Ты не хотел любви обид,
И страсти пылкой вдохновенья,
И Света яркого томленья
Пришёл ко мне и согласился.
Фауст.
Постой! Давно хотел я
Обсудить тот образ матери-старушки.
Ты обещал мне тет-а-тет
Раскрыть загадочный сюжет,
Сюжет бабульки простодушной.
Часть Бабули
Мефистофель.
Ну, что же...
Есть бабушки хорошие вьетнамские ...
Фауст.
Постой, старик!
Но что с того?
Есть финские, германские, те тоже хороши и замечательны,
И меж собою чем-то примечательны.
Мефистофель.
Я не об этом. Мне думается, что все они равны
В прекрасной доброте своей, в душевности, во взгляде.
Фауст.
Так, значит, мир един?
Мефистофель.
Какой ты скорый на прямой вопрос!
Пожалуй, мир един и бабушки играют в этом роль.
Они, как бабочки, предчувствуя конец,
Со страстью тянутся к началу новой жизни,
Как будто зная наперёд, что в том и есть весь смысл бытия.
Они готовы крыльями порхать и одарять своей красой весь мир.
Ведь дню придёт конец. И тянутся их руки и улыбки
К младенчикам; готовится еда и обнимаются детишки.
Так крепко, что порой мне страшно за малых.
Но те пускают слюни и смеются,
И ?гули- гули? весело гулят.
Какое счастье бабушкам их слышать!
Фауст.
Ты хочешь мне сказать, что замыкается кольцо
Той самой вечной жизни? Как, право, просто, примитивно!
Мефистофель.
Ты неправ. Простого нет здесь ничего.
Она - как Матерь Божья для младенца.
Свободная от всех страстей своих и тягот,
Давно уж ищет только взгляд Его!
От гидов слышал ты наверняка в музеях:
В эпоху нашу верили, что в карапуза взгляде
всегда мелькает лик Его.
Мне это очевидно, ведь она ему так рада.
(Задумался).
Фауст.
Мне неожиданно приятен этот разговор.
В тебе я раньше замечал лишь
Камни-валуны холодного ума,
Гранёные алмазы хладнокровья,
Где места нет беспечной радости, и воли.
Уж двести лет почти цитируют тебя
Без устали все лицедеи.
Ты популярен, Меф! (здесь делает акцент на неологизм )
(улыбается, давая понять, что намек понят и принят)
Фауст. (продолжает)
Мне вспомнилась картина руки художника.
Бабуля там, - он так ее прозвал…
Я помню ее щеки, румяные настолько,
Что вспоминались пирожки,
Что бабушка моя катала на доске,
Потом пекла, потом мы ели…
Она всегда жила заботами о нас, о доме.
Как будто я унес себя в тот день!
О, этот день - прекрасный, беззаботный!
Его я часто вспоминаю.
Зима тогда была сурова,
Морозы на щеках кружили снегирей,
И бабушкина шаль смотрелась как обнова.
Я кутался в неё и там вдыхал елей.
Я этот запах и сейчас признаю,
Мне чудится как будто он пришёл.
Шутник Мефисто!
И зачем тебе все это?
С тех пор который год прошёл!
Она нам всё прощала наперёд
И как бы нас навечно провожала,
Предвидя цепь рождений – хоровод,
Где непонятно, кто тебя ведёт :
Ты чувствуешь тепло и бесконечность,
И взоров круг уходит дальше, в вечность.
Художник говорил своею кистью:
Бабули отдают свой эликсир для счастья
Оно им боле ни к чему.
Но не печалятся они, я это ясно понимаю.
Даёт им Он особое предчувствие покоя
Иль знание особое, что претворяет Вечное.
(Обращаясь к Мефистофелю)
Ты славно нас развлёк, непринуждённо и легко.
Забавно размышлять над смыслом жизни,
Когда все мысли в прошлое сбежали, к бабушке родной.
Так что с того? Зачем ты мне об этом
Сей анекдот поведал?
Мефистофель. (отрешенно)
Искупишь ты, когда настанет час,
Свой долг пред всеми -
Когда протянешь хлеб младенцу
Как в том вертепе волхвы одарили,
Когда они молились и клялись,
Что нет теперь ни смерти, ни бесчестья.
Настанет день и каждый лицезрит
Тот день и ночь, когда взошла Звезда,
И будут снова странники, тюки и непогода
И яркий свет вокруг пелен
Лежащего в яслях.
С тех пор и я другой.
Пойдём, мой Фауст,
Нескоро нам ещё. И это век пропустим, не заметив.
Ренат Ахмеров
8 января 2021
МЕФИСТОФЕЛЬ.
О если б ты, Презренный Раб, сумел возвыситься до боли
Человеческой! Тогда б я показал тебе,
Зачем я начал разговор о сладкой доле и
О человечества судьбе.
Фауст.
Ты первым начал, Друг теней. Что ж, продолжай.
Я слушаю тебя в который раз.
Нам время и пространство - не указ.
Хоть это глупость - жить без покровительства часов,
Под солнцем тлея как забытый урожай.
Мефистофель.
Ты неучтив, но я привык к тому,
Что с этикой ты часто не в ладу.
Что мне – есть ты иль нет тебя?
Я разговор подчас с самим собой веду.
Но мне приятно, что моим советам и желаниям
Внимаешь ты с достойным почитанием.
Фауст.
Мне расскажи про Анта Ледяного Слово
Или про Овна, что поминал ты как-то на досуге.
Мефистофель.
Вот именно, Досуг. Великого безделья сила,
Что проповедует искусство наслаждения миром и любовью.
Смешно, нелепо, глупо и уныло
Блага земные добывать слезами, потом, кровью.
Земные, Фауст, - ваш удел!
Он послан был оттуда, сверху,
Как будто мне в противовес.
Он брат мне бывший, хоть его я избегаю.
Напраслину возводит на меня собачьим лаем,
Что, мол, питаюсь вашими страстями,
Дурными мыслями, желаниями,
Как ненасытный зверь – костями.
Все вздор, лукавый.
(Смеётся над собой).
?Лукавый…? Но, чтоб питаться, нужен ведь и мне кусок!
Кровь, надо знать, совсем особый сок!
Ему я доверяю больше.
И в тот и этот век
Нет ветреней создания,
Чем ищущий раскаяния человек.
Фауст.
Последний раз тому назад лет двести
Мы вспоминали образ дев,
И это было пошло.
Я признаю - безумен был,
Хотя безумство дев - плод вялый,
Он терпким ароматом пленяет мой покой,
Покой, дарованный мне вместо Света.
Мефистофель.
Опять тебе, Асклепия дитя, неймется?
Как это вольно мне представить,
Когда ты буйствуешь в сомненьях
О том завете предо мной.
Увы, на счастие поставить
Уж невозможно той ценой -
Ценой мучительных сомнений,
Груди огня, где сожаления
Сжигают чувственный клубок
Последних вдохов и оков.
Оков морали, долга, слова,
Что, впрочем, и тебе знакомо.
Ты не хотел любви обид,
И страсти пылкой вдохновенья,
И Света яркого томленья
Пришёл ко мне и согласился.
Фауст.
Постой! Давно хотел я
Обсудить тот образ матери-старушки.
Ты обещал мне тет-а-тет
Раскрыть загадочный сюжет,
Сюжет бабульки простодушной.
Часть Бабули
Мефистофель.
Ну, что же...
Есть бабушки хорошие вьетнамские ...
Фауст.
Постой, старик!
Но что с того?
Есть финские, германские, те тоже хороши и замечательны,
И меж собою чем-то примечательны.
Мефистофель.
Я не об этом. Мне думается, что все они равны
В прекрасной доброте своей, в душевности, во взгляде.
Фауст.
Так, значит, мир един?
Мефистофель.
Какой ты скорый на прямой вопрос!
Пожалуй, мир един и бабушки играют в этом роль.
Они, как бабочки, предчувствуя конец,
Со страстью тянутся к началу новой жизни,
Как будто зная наперёд, что в том и есть весь смысл бытия.
Они готовы крыльями порхать и одарять своей красой весь мир.
Ведь дню придёт конец. И тянутся их руки и улыбки
К младенчикам; готовится еда и обнимаются детишки.
Так крепко, что порой мне страшно за малых.
Но те пускают слюни и смеются,
И ?гули- гули? весело гулят.
Какое счастье бабушкам их слышать!
Фауст.
Ты хочешь мне сказать, что замыкается кольцо
Той самой вечной жизни? Как, право, просто, примитивно!
Мефистофель.
Ты неправ. Простого нет здесь ничего.
Она - как Матерь Божья для младенца.
Свободная от всех страстей своих и тягот,
Давно уж ищет только взгляд Его!
От гидов слышал ты наверняка в музеях:
В эпоху нашу верили, что в карапуза взгляде
всегда мелькает лик Его.
Мне это очевидно, ведь она ему так рада.
(Задумался).
Фауст.
Мне неожиданно приятен этот разговор.
В тебе я раньше замечал лишь
Камни-валуны холодного ума,
Гранёные алмазы хладнокровья,
Где места нет беспечной радости, и воли.
Уж двести лет почти цитируют тебя
Без устали все лицедеи.
Ты популярен, Меф! (здесь делает акцент на неологизм )
(улыбается, давая понять, что намек понят и принят)
Фауст. (продолжает)
Мне вспомнилась картина руки художника.
Бабуля там, - он так ее прозвал…
Я помню ее щеки, румяные настолько,
Что вспоминались пирожки,
Что бабушка моя катала на доске,
Потом пекла, потом мы ели…
Она всегда жила заботами о нас, о доме.
Как будто я унес себя в тот день!
О, этот день - прекрасный, беззаботный!
Его я часто вспоминаю.
Зима тогда была сурова,
Морозы на щеках кружили снегирей,
И бабушкина шаль смотрелась как обнова.
Я кутался в неё и там вдыхал елей.
Я этот запах и сейчас признаю,
Мне чудится как будто он пришёл.
Шутник Мефисто!
И зачем тебе все это?
С тех пор который год прошёл!
Она нам всё прощала наперёд
И как бы нас навечно провожала,
Предвидя цепь рождений – хоровод,
Где непонятно, кто тебя ведёт :
Ты чувствуешь тепло и бесконечность,
И взоров круг уходит дальше, в вечность.
Художник говорил своею кистью:
Бабули отдают свой эликсир для счастья
Оно им боле ни к чему.
Но не печалятся они, я это ясно понимаю.
Даёт им Он особое предчувствие покоя
Иль знание особое, что претворяет Вечное.
(Обращаясь к Мефистофелю)
Ты славно нас развлёк, непринуждённо и легко.
Забавно размышлять над смыслом жизни,
Когда все мысли в прошлое сбежали, к бабушке родной.
Так что с того? Зачем ты мне об этом
Сей анекдот поведал?
Мефистофель. (отрешенно)
Искупишь ты, когда настанет час,
Свой долг пред всеми -
Когда протянешь хлеб младенцу
Как в том вертепе волхвы одарили,
Когда они молились и клялись,
Что нет теперь ни смерти, ни бесчестья.
Настанет день и каждый лицезрит
Тот день и ночь, когда взошла Звезда,
И будут снова странники, тюки и непогода
И яркий свет вокруг пелен
Лежащего в яслях.
С тех пор и я другой.
Пойдём, мой Фауст,
Нескоро нам ещё. И это век пропустим, не заметив.
Ренат Ахмеров
8 января 2021
Метки:
