Пять старух
Тот день был тих, теплом последним сух,
Как прогоревшее кострище.
Мы вышли дружно, я и пять старух,
И поплелись на старое кладбище.
Я впереди, ступая по коре.
Старухи позади. Их смех девчачий
Казался неуместным в тишине,
Был инородным здесь. Пособник плача –
Погост осенний возносил дымы.
Старухи шли, ногами попирая
Сезонное гниение листвы,
Всем видом утверждая – живы мы!
И далеки от края.
Потом они сидели за столом
На кухоньке в хрущевке тесной,
Как стайка птиц – к крылу крылом.
Мне, как птенцу, нашлось меж ними место.
Старухи пили горькую и вдруг
Запели песни странные, глухие,
В которых света не было. Был крюк
И висельник. Нет, не припомню имя.
Да, был топор. Ну, как без топора?
И каторжанский ропот конокрада.
Светило подбирало со двора
Лучей поводья, угасая взглядом...
Из всех старух одна пока жива.
Крепка еще, скрипит над ветхим садом.
А песен тех не вспомнить мне теперь,
Канва словес за давностью истлела.
Но словно кто-то открывает дверь –
Звучат их голоса мне акапелла.
Как прогоревшее кострище.
Мы вышли дружно, я и пять старух,
И поплелись на старое кладбище.
Я впереди, ступая по коре.
Старухи позади. Их смех девчачий
Казался неуместным в тишине,
Был инородным здесь. Пособник плача –
Погост осенний возносил дымы.
Старухи шли, ногами попирая
Сезонное гниение листвы,
Всем видом утверждая – живы мы!
И далеки от края.
Потом они сидели за столом
На кухоньке в хрущевке тесной,
Как стайка птиц – к крылу крылом.
Мне, как птенцу, нашлось меж ними место.
Старухи пили горькую и вдруг
Запели песни странные, глухие,
В которых света не было. Был крюк
И висельник. Нет, не припомню имя.
Да, был топор. Ну, как без топора?
И каторжанский ропот конокрада.
Светило подбирало со двора
Лучей поводья, угасая взглядом...
Из всех старух одна пока жива.
Крепка еще, скрипит над ветхим садом.
А песен тех не вспомнить мне теперь,
Канва словес за давностью истлела.
Но словно кто-то открывает дверь –
Звучат их голоса мне акапелла.
Метки: