Владимир Осипов

ВЛАДИМИР ОСИПОВ
(1958 - 2010)

В тиши бревенчатой церквушки,
где запах леса и жнивья,
услышу дальний зов кукушки
и праздну песню соловья.
Всё, что под спудом было скрыто,
покрыто ряской-пеленой,
в простых словах Архимандрита
предстанет истиной иной.
Предстанет первозданным полем,
где жёлто-голубой ковыль,
где скачут табуны на воле,
не поднимая в небо пыль.
Где озеро без окоёма,
где невод празднично тяжёл,
где всё привычно-незнакомо,
где Кто-то по воде прошёл.
Куда — библейская дорога?
И где — евангельский покой?
Здесь гаснут страсти и тревога;
До неба — чуть подать рукой.
Из чащи дикой выплутаешь,
полно лукошко быль-чудес,
и там полнее ощущаешь,
Что Он воистину воскрес.

***

Бренная жизнь отойдет. На исходе.
Нищему духу и здешних хватает мытарств.
Я растворюсь, затеряюсь и сгину в народе
горькой Руси — мне заморских не надобно царств.
Чувство вины, безконечной и горькой стыдобы,
жажда прощенья и невозможность его отыскать.
Я не хочу этой вечно хваленой свободы.
Боже, даруй мне чуть-чуть благодать.

* * *

Как странно, как холодно,
как хорошо.
Поплыли над речкой откосы.
И лето Господне как будто прошло.
Но утром на травушке – росы.
Как будто, как будто,
как будто душа
уже отлетела навеки.
Но жизнь безконечно еще хороша,
и стынут притихшие реки.
Какая над миром легла тишина
назревшая, словно прохлада.
И женщина эта – совсем не жена:
осенняя жизни услада.
Но будем, но будем,
но будем чисты,
о самом святом безпокоясь.
?До первой, до первой,
до первой звезды?, –
твердит подъезжающий поезд.
И счастья, что длится
последующий миг,
и все мы – пред вечным покоем;
и встречного поезда
гаснущий крик;
и снова – туман над рекою.

* * *

Не оглядывайся – уходи.
Дождь застигнет тебя в дороге.
Не задерживайся на пороге –
слишком многое позади.
Не оглядывайся: слезы – блажь.
Надо чашу до дна и – оземь.
Вот она, долгожданная осень.
Не оглядывайся сейчас.
Как натянута тетива
расставанья тяжелого лука!
А потом – только память и мука.
Равнодушно шумят дерева.
Ты уйдешь по дороге один,
и сровняет твой след бульдозер.
Надо чашу до дна и – оземь.
Долог путь среди стылых осин.

***

…И реки повернули вспять,
и небо пало на дорогу.
Неужто, Господи, опять?
И — слава Богу, слава Богу!
Неужто, Господи, пора?
Туман — кислотною стеною.
Вот и дожил я до утра;
все чувства — вечною виною
пред теми, кто меня родил,
пред Родиной в предсмертном блеске.
Я лишь себя не сохранил.
И не пейзаж вокруг, а фрески
забытых старых мастеров,
и сонмы ангелов летают.
Не надо клятв, не надо слов —
пусть лишь молитвы прорастают.
И как бы ни был сир и мал,
мы все, мы все почием в Бозе.
Я не устал, я не устал
возницей быть в степном обозе.
И тянут невод рыбаки,
Иргиз течет во время оно,
и веет свежестью с реки,
туман растаял тихо, сонно,
и небо снова высоко,
и воды катятся, как надо,
и Ангелы уж далеко.
Россия, родина, отрада.

***

Посконное тихое счастье,
растаял туман над рекой,
и нет ни печали, ни страсти —
лишь светлый нежданный покой.
Какая тревога над миром!
Но что мне до мира того…
Я буду смиренным и сирым —
не надо мне там ничего.
Не надо мне почестей, славы
разорван порочнейший круг.
Как по полю стелются травы,
как пахнет ромашковый луг!
Как сыростью веет из дола,
как с сосен стекает смола…
Печально Угодник Никола
из красного смотрит угла.