На завалинке

Тенёткой потревоженной
дрожит скупая память,
и старческие щурятся
на солнышке глаза.
Под девяносто катится
соседке бабе Мане -
всё тоньше и прозрачнее
отсчёта полоса.


Мечтала ли? Любила ли?
Молчит, поджавши губы,
и чуть вздыхая, горбится
над верною клюкой.
... Когда-то (в быль далёкую)
дружил с ней парень любый,
но под венец повёл уже
не милый, а другой.


Судьба - тугой излучиной,
года - что грозный лемех:
подрезав счастье девичье,
смололи в горький прах.
Как беспристрастно-холодно
текло-катилось время -
в заботах нескончаемых
и суетных делах!


А радость словно сгинула...
Давно одна кукует -
ни деток, ни любимого,
ни родственной души.
Нанизывая дни свои
на возраст (будто всуе),
всё силится печаль-тоску,
как свечку притушить.


Садится на завалинку
привычно каждый вечер,
потухший взгляд и наглухо
замкнУтая душа.
А позади вся жизнь - платком
на худенькие плечи:
сулила ей бесценный дар,
да вышло - ни гроша...