Одиссея - цикл
Часть первая: Песок (allegretto)
***************************
Только
Ногой ты ступишь на дюны эти,
Болью - как будто пулей - прошьет висок,
Словно из всех песочных часов на свете
Кто-то - сюда веками - свозил песок!
Александр Галич
Мы уходили всегда на восток.
Берегом шли, зарываясь в песок.
Тяжко брели по колено в воде,
Чтобы следов не оставить нигде.
Падали, и поднимались опять,
Что-то искали, хоть что тут искать?
Солнцу навстречу, уму вопреки -
Снова на свечку летят мотыльки.
Миля за милей - песок да вода,
Лишь над барханами волн иногда
Чайка взметнется, как-будто мираж,
Сей монотонный дразня пейзаж.
Дни за неделей, за месяцем год
Этот унылый тянулся поход.
Вместе мы шли, но в назначенный срок
Каждый по-своему был одинок.
Кто-то из наших кричал - истерил,
Кто-то тихонько с собой говорил,
Кто-то был грустен, а кто-то влюблен,
Кто-то беспомощен, кто-то силен.
Кто-то по краю ходил не боясь,
Кто-то в чулане сидел затаясь,
Кто-то за правду в пылу гомонил,
Кто-то котенка домой заманил.
Но по ночам остаешься один,
И, по стечению разных причин,
Каждому - нет, ты послушай, изволь -
Зубы покажет Великая Боль.
И, запинаясь, уже невпопад,
Шаришь руками вокруг наугад.
Страха гримасу родит на лице
Мысль о том, что же будет в конце.
Часть вторая: Золотая Рыбка (scherzo)
*********************************
Зря пугают тем светом, -
Тут - с дубьем, там - с кнутом:
Врежут там - я на этом,
Врежут здесь - я на том.
Владимир Высоцкий
Не уходил бы, побыл бы со мной,
Тело омыл бы речною волной.
Только по коже скользнет чешуя -
Это, похоже, как метка моя.
Парус наладил и в лодку залез.
Дальше - не глядя - в пространство чудес.
Дюже ли, друже, чудить чудеса?
Ладно, покружишь и шасть в небеса.
Небо раскрылось как дверь пред тобой:
Все, что не сбылось твое дорогой!
Манит, порхает и в гости зовет.
Впрочем, бывает и наоборот -
Дышишь на ладан, как загнанный зверь.
Надо, не надо - чего уж теперь.
Встань вон в сторонке, вздохни не спеша,
Хоть и душонка, а все же душа…
Ровно ложиться строка за строкой,
Пусть же присниться тебе, ангел мой,
Солнцем залитые горы вдали,
Море открытое и корабли.
Как нависает над крышей закат,
Ярко пылает и жжет наугад.
Светом тем даже вся спальня полна,
Только куда же сместилась она?
На километры извне ничего,
Плоскость в огне, что твое колдовство!
И в восприятии этих равнин
Ты, мой приятель, остался один.
Что ж, потанцуем, тряхнем стариной!
Бодро гарцует осел подо мной.
Всю эту мистику в печь от греха,
То не лингвистика, то требуха.
Но остается единство миров.
Ты, мне сдается, к нему не готов.
Много не пей, и во двор не ходи.
Сядь, дуралей, и спокойно сиди!
Часть третья: Пенелопа (adagio)
****************************
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена, —
Не Елена — другая, — как долго она вышивала?
Осип Мандельштам
Как не очнешься, все одно и то же -
Экран гнусит блаженной светской рожей,
На кухне горы масляной посуды.
“Эй, будешь пить?” - “Сегодня точно буду.”
В мозгу туман, в душе какая-то мерзота.
Который век, какое время года?
Не распознать, не отличить, не вспомнить.
“Скромнее надо быть” - “Да я и так уж скромный.”
“Окно открой, хотя бы сдвинь гардину.
С такой игрой держи получше мину!”
“Вот это да — вокруг сплошные воды!
Где это мы, что за лихая непогода?!”
“Впредь будешь знать как шельмовать с богами!
Теперь твой мир — из вязкой тины оригами.
И от реальности лекарство столь же мнимо,
Сколь действие его необратимо.
Надежды нет, ты обречен, бедняга,
И сам теперь не сделаешь и шага,
Ведь все твои грядущие обиды
Уже лежали на весах Фемиды.”
Пусть так, но все же есть изящность слога -
Коль им владеешь это очень много,
Пока хранят воображения тропы
Следы неповторимой Пенелопы.
Все начиналось так обыкновенно -
Всего лишь девочка с ужимками гиены,
Подросток нелюдимый, угловатый,
В руках твоих бесформенный как вата.
Пред нею кротко преклонив колено
Ты чувственность будил в ней постепенно,
И терпеливо ждал, что обратиться
Ут;нок гадкий белоснежной птицей.
Познав тебя она стыдилась слова,
И женственность носила как обнову,
Но расцветала нежно-алой розой,
Неуязвима серых будней прозой.
Пускай сейчас ты от не; далеко,
Затерянный в стихиях одиноко -
Не властны тут ни бог ни человеки,
Знай веру друг, она твоя навеки.
Часть четвертая: Одиссей (moderato)
********************************
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
Осип Мандельштам
Видно где-то в расчетах моих оказалась прореха,
Между выцветших строчек я что-то неверно прочел.
Впрочем и потерял я не более, чем приобрел -
“Человек” - называли меня, и я был человеком.
Словно в омут нырял в ледяные объятья судьбы,
Сам не зная того балансировал ровно на грани
Меж историей, ждущей любого с протянутой дланью,
И счастливой безвестностью, коей набиты гробы.
В лабиринтах души не поможет и нить Ариадны.
Закрываю глаза - вс; равно здесь кромешная тьма,
И блуждаю на ощупь в глухих закоулках ума.
Пульс размеренный - даже ладони сухи и прохладны.
Погружаясь, как в топкие воды, в коварную память,
Отголоски скитаний ищу я, и вспышки чудес,
Но Ничто окружает меня, словно девственный лес,
Воскрешать не способный, но также не могущий ранить.
Ни Харибды и Сцилы, ни страшной дороги в Аид.
Не берут за живое томящие песни сирен.
Как из Леты хлебнул, вс; былое - забвение и тлен,
И среди Ничего лишь пространство и время царит.
Девять жизней во мне, поднимаюсь из небытия.
Накрывайте столы, я уже на подъезде, я рядом,
И скользит по воде на подобие девы наяды
Шаловливый челнок, быстроходная лодка моя.
Вот уж берег знакомый, и скалы все также круты.
Двадцать лет на волнах, море било меня и качало,
Но достигнув конца я всегда возвращаюсь к началу,
И весь путь прохожу не стесняясь своей пустоты.
***************************
Только
Ногой ты ступишь на дюны эти,
Болью - как будто пулей - прошьет висок,
Словно из всех песочных часов на свете
Кто-то - сюда веками - свозил песок!
Александр Галич
Мы уходили всегда на восток.
Берегом шли, зарываясь в песок.
Тяжко брели по колено в воде,
Чтобы следов не оставить нигде.
Падали, и поднимались опять,
Что-то искали, хоть что тут искать?
Солнцу навстречу, уму вопреки -
Снова на свечку летят мотыльки.
Миля за милей - песок да вода,
Лишь над барханами волн иногда
Чайка взметнется, как-будто мираж,
Сей монотонный дразня пейзаж.
Дни за неделей, за месяцем год
Этот унылый тянулся поход.
Вместе мы шли, но в назначенный срок
Каждый по-своему был одинок.
Кто-то из наших кричал - истерил,
Кто-то тихонько с собой говорил,
Кто-то был грустен, а кто-то влюблен,
Кто-то беспомощен, кто-то силен.
Кто-то по краю ходил не боясь,
Кто-то в чулане сидел затаясь,
Кто-то за правду в пылу гомонил,
Кто-то котенка домой заманил.
Но по ночам остаешься один,
И, по стечению разных причин,
Каждому - нет, ты послушай, изволь -
Зубы покажет Великая Боль.
И, запинаясь, уже невпопад,
Шаришь руками вокруг наугад.
Страха гримасу родит на лице
Мысль о том, что же будет в конце.
Часть вторая: Золотая Рыбка (scherzo)
*********************************
Зря пугают тем светом, -
Тут - с дубьем, там - с кнутом:
Врежут там - я на этом,
Врежут здесь - я на том.
Владимир Высоцкий
Не уходил бы, побыл бы со мной,
Тело омыл бы речною волной.
Только по коже скользнет чешуя -
Это, похоже, как метка моя.
Парус наладил и в лодку залез.
Дальше - не глядя - в пространство чудес.
Дюже ли, друже, чудить чудеса?
Ладно, покружишь и шасть в небеса.
Небо раскрылось как дверь пред тобой:
Все, что не сбылось твое дорогой!
Манит, порхает и в гости зовет.
Впрочем, бывает и наоборот -
Дышишь на ладан, как загнанный зверь.
Надо, не надо - чего уж теперь.
Встань вон в сторонке, вздохни не спеша,
Хоть и душонка, а все же душа…
Ровно ложиться строка за строкой,
Пусть же присниться тебе, ангел мой,
Солнцем залитые горы вдали,
Море открытое и корабли.
Как нависает над крышей закат,
Ярко пылает и жжет наугад.
Светом тем даже вся спальня полна,
Только куда же сместилась она?
На километры извне ничего,
Плоскость в огне, что твое колдовство!
И в восприятии этих равнин
Ты, мой приятель, остался один.
Что ж, потанцуем, тряхнем стариной!
Бодро гарцует осел подо мной.
Всю эту мистику в печь от греха,
То не лингвистика, то требуха.
Но остается единство миров.
Ты, мне сдается, к нему не готов.
Много не пей, и во двор не ходи.
Сядь, дуралей, и спокойно сиди!
Часть третья: Пенелопа (adagio)
****************************
Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена, —
Не Елена — другая, — как долго она вышивала?
Осип Мандельштам
Как не очнешься, все одно и то же -
Экран гнусит блаженной светской рожей,
На кухне горы масляной посуды.
“Эй, будешь пить?” - “Сегодня точно буду.”
В мозгу туман, в душе какая-то мерзота.
Который век, какое время года?
Не распознать, не отличить, не вспомнить.
“Скромнее надо быть” - “Да я и так уж скромный.”
“Окно открой, хотя бы сдвинь гардину.
С такой игрой держи получше мину!”
“Вот это да — вокруг сплошные воды!
Где это мы, что за лихая непогода?!”
“Впредь будешь знать как шельмовать с богами!
Теперь твой мир — из вязкой тины оригами.
И от реальности лекарство столь же мнимо,
Сколь действие его необратимо.
Надежды нет, ты обречен, бедняга,
И сам теперь не сделаешь и шага,
Ведь все твои грядущие обиды
Уже лежали на весах Фемиды.”
Пусть так, но все же есть изящность слога -
Коль им владеешь это очень много,
Пока хранят воображения тропы
Следы неповторимой Пенелопы.
Все начиналось так обыкновенно -
Всего лишь девочка с ужимками гиены,
Подросток нелюдимый, угловатый,
В руках твоих бесформенный как вата.
Пред нею кротко преклонив колено
Ты чувственность будил в ней постепенно,
И терпеливо ждал, что обратиться
Ут;нок гадкий белоснежной птицей.
Познав тебя она стыдилась слова,
И женственность носила как обнову,
Но расцветала нежно-алой розой,
Неуязвима серых будней прозой.
Пускай сейчас ты от не; далеко,
Затерянный в стихиях одиноко -
Не властны тут ни бог ни человеки,
Знай веру друг, она твоя навеки.
Часть четвертая: Одиссей (moderato)
********************************
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно,
Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
Осип Мандельштам
Видно где-то в расчетах моих оказалась прореха,
Между выцветших строчек я что-то неверно прочел.
Впрочем и потерял я не более, чем приобрел -
“Человек” - называли меня, и я был человеком.
Словно в омут нырял в ледяные объятья судьбы,
Сам не зная того балансировал ровно на грани
Меж историей, ждущей любого с протянутой дланью,
И счастливой безвестностью, коей набиты гробы.
В лабиринтах души не поможет и нить Ариадны.
Закрываю глаза - вс; равно здесь кромешная тьма,
И блуждаю на ощупь в глухих закоулках ума.
Пульс размеренный - даже ладони сухи и прохладны.
Погружаясь, как в топкие воды, в коварную память,
Отголоски скитаний ищу я, и вспышки чудес,
Но Ничто окружает меня, словно девственный лес,
Воскрешать не способный, но также не могущий ранить.
Ни Харибды и Сцилы, ни страшной дороги в Аид.
Не берут за живое томящие песни сирен.
Как из Леты хлебнул, вс; былое - забвение и тлен,
И среди Ничего лишь пространство и время царит.
Девять жизней во мне, поднимаюсь из небытия.
Накрывайте столы, я уже на подъезде, я рядом,
И скользит по воде на подобие девы наяды
Шаловливый челнок, быстроходная лодка моя.
Вот уж берег знакомый, и скалы все также круты.
Двадцать лет на волнах, море било меня и качало,
Но достигнув конца я всегда возвращаюсь к началу,
И весь путь прохожу не стесняясь своей пустоты.
Метки: