CH У DO
ГОСПОДЬ И БОГ Я ЖАЖДУ ЧУДА
СЕЙЧАС СЕЙЧАС В НАЧАЛЕ ДНЯ
НЕ ДАЙ ЖЕ УМЕРЕТЬ ПОКУДА
ВСЯ ЖИЗНЬ КАК КНИГА ДЛЯ МЕНЯ
"...Да.
Совершилось чудо.
Сумев удержать публику натощак.
В семь часов вечера…
Три часа кряду!
На своих неудобных местах?
Без антрактов…
Когда тени зрителей начали поглядывать друг на друга, словно в опиумном бреду.
Или же начинали плавать, словно белые медузы.
Скалить свои громоподобные рты?
Не приходилось тревожиться за свою судьбу, и слава Богу не пришлось оплакивать не одной жертвы каннибализма; но на будущее если бы дирекция ещё умела ставить драмы в тринадцати картинах с прологом и эпилогом.
С годами, по мере того, как Драматург обогащается вниманием и знанием человеческого Сердца…Нам хочется проникнуть всё далее, ибо бессмысленно анализировать характеры и человеческие чувства. Скажем без обиняков:-? Это скучно!?
Ибо Драматург достиг определённого возраста и лучшее, что может произойти с ним,-
Это Смерть..."
Пьеса проваливается, будто вдохновение, сквозь нити пустой сетки для волос, особенно когда подумаешь о пользе.Разве она вещь?
Нет и больше опоры в разуме, чтобы подняться...
Ну, разумеется!
Они не кому не давали своих тонких обязательств.
Ходили будто в сетке на голове.
Но, Вы, о, сударь мой!
Один из тех грандиозных людей, которые особенно пугались личной свободы, были горды и счастливы…Внезапно Вы обрели свободу, - полную, окончательную и неприступную, но когда вы обрели её, дитя! Я поняла Вас, хотя и понимать не хотела!
Потому что и понимать не хотела…
Не хотела; и Боже упаси меня, переиначивать вашу жизнь и зависеть от Вашего первого увлечения,как от моей последней иллюзии …
Я давно уже покончил с моей первой Любовью, как с блудной дочерью…
Не искушайте меня.Не краснейте за меня
Ведь тебе принадлежит всё лучшее, что есть во мне...
Созовите мне тринадцать греческих мудрецов, соберите, о, сударь мой, тринадцать надменных гомеопатов.Тринадцать черных Монахов.
Я преподнесу им великолепный сюрприз.
-? Ибо…ибо….ибо… если бы звёзды упали в море, они бы не, произвели не единого волнения на глади Внеземной Пульсации… Ты и именно ты ворвался в мою жизнь, и я думаю о тебе, будучи убеждёна в том, что ты вернёшься в мою жизнь... И если верить тому, что о тебе утверждают, иначе…?
Увы?
Ах!
"...Прежде всего, надо было привлечь к себе эту душу, внушить ей доверие, или лишить её рассудка или дать ея прозреть,- ибо девушки легче всего поддаются впечатлению о своём первом избраннике. Но стоит им только увлечься другим,- всё теряет смысл…
Ибо и старая пословица гласит…
И упрекать её в этом не стоит. Результаты моих наблюдений таковы! И если вы больше не питаете ко мне доверия, это единственное слово, которое я, в моём возрасте могу принять во внимание! Всё, что во мне есть хорошего и что открывается мне по первому зову сновидения, очень восторженно, и будто…
Инкогнито..."
Vovochka is the joy, the hope and future of every family!
What castielle loving mother, if johnny is healthy,
good eats, sleeps, well develops physically and mentally?
No doubt...
And Vice versa: how much excitement is making in the lives of young moms degenerate Vovochka.
How many sleepless nights conducting the young mother in bed with her Johnny, how many tragedies she hears about his love Affairs and sexual relations in his youth,about his dirty neopagan ostrugannyh panties,his goats, and is not presented roses.
No doubt...
Let me tell you, dear...
Poor johnny usually complains that spends a lot of time in the Publichka, in fact he is chewing his nails at the coffin of his grandmother.On the feet!
Poor johnny, when his young mom wore it idiotika in her tummy, listening to the chirping of birds, mowed by Bach and Mozart, sowed and walked shaking his ideami from right to left and left to right, he was already writing great songs about ****Oh mother. The music certainly wasn't stealing from Dead souls,but tried very hard,really. Tried and could not do anything better to figure out how to try to get pregnant mommy/secretly/, but mommy gave him his cap, jinseki and rusecko/ Golden markertek/ but she tied to parketchika a gold zapoteco with aniccam one dollarsi.
Took a shower, sang funeral songs on the theme of deaf bespalatnoe hamlet for centuries, didn't listen to the young mother little johnny, not listen to daddy, he was born deaf-mute audio, but he fought for life/ sometimes she drank/.
For his mother, but hesitated to drink for my grandmother, who at this time stepped up his nails, which tore off her drunk johnny, when he was eighteen years old.
But loved loved his grandmother, he called her by name and patronymic, constantly asked and begged to recall his name the to the.
And he handed her psihushku, and then prayed deninno and nechushtai for uspokoenie of his soul nenaglyadnaya virgin mom, because after she gave birth to johnny she sewed up his ****Ecka and Polesie her oktyabryatskaya star and pinned rozanek to the panties, then regularly accompanied johnny to Papa in a silver mist.
Do you think it was easy Papa Vovochka?
Lord I ask You never go to Benecko in the post, this may appear Vovochka,after rain on Thursday and Friday:
Вовочка-это радость, надежда и будущее каждой семьи!
Какое счастьеце для любящей матери, если её Вовочка здоров,
хорошо ест, спокойно спит, хорошо развивается физически и психически?
Несомненно...
И наоборот: сколько волнений вносит в жизнь молодой мамочки дегенерат Вовочка.
Сколько бессонных ночей проводит молодая мамочка в постели с ея Вовочкой, сколько трагедий она выслушивает о его любовных похождениях и половых связях в юности,о его грязных неоглаженных обтрюханных трусиках,о его козочках и не подаренных розочках.
Несомненно...
Позвольте заметить, уважаемые...
Бедный Вовочка обычно жалуется, что много времени проводит в Публичке, на самом же деле он грызёт ногти у гробика бабушки.На ногах!
Бедный Вовочка, когда его молодая мамочка носила его идиотика в животике, слушала щебетание птичек, косила под Баха и Моцарта, сеяла и похаживала покачивая лидвеями справа налево и слева направо, он уже тогда сочинял замечательные песенки о ****ой матери. Музыку конечно не воровал у Мертвых душ,но очень старался,очень. Старался и не мог ничего лучше придумать, как постараться самому забеременеть мамочкой/тайно/, но ведь мамочка подарила же ему кепочку, джиньсики и ручечку/ золотой паркерчик/, но она привязала к паркерчику такую золотую цепочечку с ценичком в один доллларчик.
Ходила в душ, пела загробные песенки на тему глухого безпролазного Гамлета столетиями, не слушался молодую мамочку Вовочка, не слушал папеньку, он родился слепо-слухо немым, но он так боролся за жизнь/ иногда за неё выпивал/.
За мамочку свою, но стеснялся выпить за бабушку, которая в это время наращивала себе ногти, который отгрыз ей пьяный Вовочка, когда ему было уже восемнадцать годочков отроду.
А ведь от любил, любил свою бабушку, ведь он звал её по имени отчеству, постоянно спрашивал и просил напомнить как его зовут то самого до самого.
А ведь он сдавал её в психушечку, а потом молился деньнно и ночушкой за успоконение души своей неноглядной девственной мамочки, ведь после того, как она родила Вовочку она зашила себе ****ечку и полвесила на неё октябрятскую звёздочку и приколола розанчик к трусикам, затем регулярно провожала Вовочку к папеньке в серебряный туман.
Вы думаете легко было папеньке Вовочки?
Господа прошу Вас никогда не ходите в банечку в пост, от этого могут появиться Вовочки,после дождичка в четверг и в сухую пятницу!
Долго промучавшись в поиске работы, Гном подался в столицу и устроился фотографом в довольно сомнительное место, но чем черт не шутит… деньгами не обижали, да и рабочий день график был свободным. Итак, Гном устроился фотографом в порностудию среднего пошиба.
Смотря на Гнома, на его отросшие жидкие усики над верхней губой и реденькую рыжую испанийолку вряд ли можно было заподозрить что-нибудь подобное. Но жизнь диктовала свое. Втайне от друзей и родственников, которым Гном сказал, что едет работать кинооператором в студию, которая начала вот- вот разворачивать свою деятельность, Гном щелкал обнаженных девиц разных возрастов и комплекции. Попадались даже хорошенькие.
На длинное письмо матери, в котором та беспокоилась о здоровье Гнома, тот отстучал: ?Работаю. Все нормально. Только питаюсь скверно?. Последнее было сущей правдой - Гном позволял себе изредка жареную картошку, в основном же питался всевозможными кашами, а в перерывах между работой перехватывал бутерброды с чаем.
Собственно девицы Гнома не интересовали, а если интересовали, то только как художника - У Гнома было незаконченное художественное. Да и обстановку пора было сменить. Долгие занудные дожди старого любимого города Гном вспоминал теперь редко.
Столица, ее дороги, асфальт, паутина проводов, бетон раскалялись от палящего летнего зноя, и Гном зачастую оставшись один в студии скидывал одежду, бежал в душ, а затем размявшись, садился в позу лотоса и так с закрытыми глазами проводил всю ночь до утра. Утром он плелся домой, заваливался спать до двенадцати, а затем к двум возвращался в студию.
Однажды.
Поздним вечером, когда солнце уже садилось за купол старой церкви, Гном как обычно совершенно голый бродил по опустевшей студии, как вдруг в предбаннике послышались женские голоса и две девчонки, которые только что отработали и теперь по разумению Гнома должны были видеть десятый сон со смешком открыли дверь студии, что то бурно обсуждая и застыли в недоумении глядя на голую фигуру, маячившую в полутьме. К слову сказать, в этот вечер Гном долго брил голову и, наконец, решился сбрить усики и пресловутую испаньёлку. На обозрение девицам предстал еще молодой мужчина, чисто выбритый, с прекрасно сложенным черепом и всем остальным. Не обращая внимания на непрошеный визит, Гном стал разминаться, садясь, то на шпагат, то в позу лотоса.
Непривычное зрелище предстало на строгий суд девиц. К слову сказать, во время работы за отщелкиванием, Гном предпочитал молчать, никогда не делал замечаний и вообще предпочитал отработать, проявить негативы, отпечатать, на следующий день получить порцию зеленых и отвалить до следующей порции девиц.
Как не странно, казалось бы ко всему привыкшие девицы, толи смутившись, толи не найдя нечего лучшего ретировались за дверь и в один голос произнесли шепотом : ? Классно?.
Следующим днем Гном как нив чем не бывало, пришел на работу, бритым затылком ощущая влюбленные взгляды дам. А затем бутерброды, чай из пакетика во время перерыва.
В общем, все как обычно.
В темной нетопленой бане было тепло и сыро.
Гном поставил ведро с водой на сосновый пол, разделся и стал медленно поливать себя чуть теплой водой. Стоя босиком на мокром полу, он отфыркивался и плевался.
Осенняя злая муха билась об узкое окно, и внезапно попав в паучью сеть, замолкала.
Не обтираясь, Гном влез в свою клетчатую рубаху и вылил воду на пол, а затем долго смотрел на мыльные ручейки, сбегавшие по стене.
Вернувшись в дом, который был еще крепок, и стойко выдерживал натиски ливня, Гном примостился с газетой в шезлонг, носом улавливая запах варившегося на веранде малинового варенья.
Хотел, было закурить, но сигареты и спички так и остались лежать на пне в саду - намокли и раскислись.
А курить хотелось нестерпимо.
Двигаться не хотелось. Но Гном влез в старые тапочки, накинул куртку из черного кожзаменителя на плечи и поплелся через огромные лужи к ближайшему ларьку.
Позвольте. Позвольте. Пришлось вернуться за деньгами. Смятую сотенку Гном разглаживал в кармане пальцами и, добравшись до места, вдруг стал раздумывать: ?Блок обычных сигарет, или пачку крепкого заморского табачку??
Из окошка на него глядела крашеная тетка. Тетка как тетка. Но Гном отчего-то представил себя боцманом - видимо вода заливала за воротник, и тапки совсем раскислись от грязи и влаги.
Тут же всплыла в мозгу вообще какая-то ерунда: ? Женщина на корабле - плохая примета?.
Крашеная стала уже вопросительно смотреть на него, и Гном насупился.
Отчего то вдруг он представил себя поповским сыном – длинная черная куртка также как и старые когда-то черные парусиновые брюки намокла, а брюки липли к ногам. К тому же у Гнома была стрижка на прямой рядок. Правда, вытравленные перекисью пряди тоже намокли и потемнели.
Вынув намокшую сторублевку, Гном долго вертел ее в руках, затем в сердцах плюнул в зеленую лужу и поплелся обратно на дачу.
Так уж вышло.
До города Гном добирался автостопом. Выйдя из попутки, он быстрым шагом направился на север и тут же увидел невдалеке рельсы и грохочущий товарняк, последние вагоны которого были пусты. Закинув спортивную сумку в последний вагон, Гном уже собирался и сам впрыгнуть в пустое жерло вагона, но тут, по каким -то неизвестным причинам, состав набрал скорость. Гном и не пытался догонять. Вещи его вместе с документами товарняк увозил в неизвестном направлении.
Итак, ранним утром, когда трава еще не высохла от росы, Гном оказался по среди бескрайней степи, и шелестевший ковыль уже начавший сохнуть от осеннего солнца ,колол босые стопы Гнома.
Не долго думая, Гном стащил с себя клетчатую рубаху, парусиновые брюки, затем исподнее и так отправился навстречу ветрам. Бродя среди степи, он вдыхал свежую влагу осеннего дождя, проводил мокрой ладонью по степным цветам, и так шел с километр, пока невдалеке ни увидел нестройную толпу баб и девок, которые шли неизвестно куда, тихо переговариваясь между собой.
Издали увидав голого мужика девки завизжали, а бабы, особенно те которые посмелее всматривались в загорелую фигуру и давались диву: ? Бог, мой, красавец - то какой?. Если бы бабы знали такое выражение как Аполлон…Да и тут оно было бы тускло и серо. Гном приблизился к бабам со словами: ? Не бойтесь, девоньки, я вас не трону?. На что рыжая баба с огромными грудями в рубахе, открывавшими ее налитые соком руки по самые подмышки промолвила, ухмыляясь, будто самой себе: ? Эк…Не тронет?.
Долго еще смотрели девки и бабы вслед удаляющейся голой фигуре.
Гном гулял по степи до вечера. Дождь прекратил свою извечную песнь, но ветер усилился, заставляя Гнома ежиться и чувствовать свое нагое тело. Солнце садилось прямо за горизонт, освещая последними лучами что-то синее на траве.
? А вот и вещички мои!?, - Гном подобрал свою одежду с мокрой травы, влез в брюки и рубаху, причесался пятерней и вдалеке увидел товарняк, шедший по огромному кольцу. Забравшись в последний вагон, он обнаружил, как обычно, свои вещи и документы в целости и сохранности.
И дома все как обычно.
Да, впрочем, и этот вопрос не раз слышал Гном: ? Опять по степи гулял??.
После долгих дневных раздумий Гном решил навестить родителей, которые жили в небольшом, уже ветхом доме прямо в центре города, где еще роились избушки, которые не успели снести, хотя новостройка шла полным ходом. Но и дома, в привычном кругу, не сиделось. Гном, сидя за газетой, перебрасывался парой фраз с отцом и не заметил, как перевалило за полночь. Взяв сигареты и сказав, что идет подышать воздухом, Гном вышел за калитку, зеленая краска на которой облезла, да и сама калитка держалась Бог весть на чем.
Пройдя пол квартала, в кустах Гном заметил темную фигуру, которая лежала безмолвно, не подавая каких-либо признаков жизни. Подойдя ближе, Гном разглядел мужичонку и, поддавшись неизвестно какому порыву, подошел ближе. Наклонившись, он постучал ладонью по узкой спине в сером довольно приличном пиджаке.
-Простите, вам есть куда идти?
В свете фонаря на Гнома уставилось усатое, горбоносое, несколько хищное лицо. Маленькие серые глазки на узком лице оживились.
-Я не бомж.
-Тогда вставайте. Вы простудитесь.
-Ты кто?
Гном промолчал и спрятал пачку сигарет в карман куртки.
-Простите, как вас зовут?
-Салтыков Щедрин.
Мужичонка трезвел на глазах.
Гном про себя усмехнулся, но решил дальше продолжить этот вроде бы ничем не занимательный разговор двух случайных встречных.
-А кто вы по профессии?
-Я художник.
Мужичонка взял Гнома за пуговицу куртки и чуть потянул на себя.
Гном вяло спросил: ? У вас есть работа??
-Есть и в вполне приличном месте. Только, видишь ли…
Тут забулдыга осклабился, показав во рту зубы из желтого металла.
Гном и мужик уже шли рядом, и как не странно по направлению к дому, где жил Гном.
-Вы серьезно художник?
-Ну…
-И хороший?
-Ну…
-Значит хороший?
-Саврасовских грачей копирую так, что не отличишь.
Тут на Гнома что-то нашло, он полез в верхний карман куртки и вынул небольшое черно – белое фото.
-Скажите, а сможете вы скопировать этот портрет?
-Покаж.
-Аккуратнее, пожалуйста.
Впрочем, мужик не стал смотреть на фото.
-Хотите, я дам вам работу?
Мужик оживился. Затем насупился и кивнул.
Хотя было темно, Гном заметил, как заблестели серые глаза на хищной роже мужика.
-Нам надо привести в порядок забор. Починить и покрасить. Затем туалет…
Но тут Гном не договорил. Как-то незаметно они очутились у самой калитки и забулдыга, как само собой разумеющееся, переступил нагой через лужу и вошел на участок, который в прям был неухожен, толкнул дверь дома плечом, не обращая внимания на Гнома, который вошел вслед за ним, очутился в светлой прихожей.
Откуда - то изнутри послышался голос матери: ? Вернулся? А то я уже стала волноваться? Все еще что-то говоря, о том, что Гном вышел ничего ей не сказав, пожилая женщина вышла в прихожую, но, увидев странную картину - Гном и некто, удивленно вскинула брови и осеклась.
Гном вошел вслед за матерью, а та встревожено зашептала: ? Ты откуда его притащил? В такой-то час неурочный. Сынок…?
Тем временем мужик вошел на кухню, уселся на табуретку и крикнул скорее матери, чем им обоим:
?Я не бомж. И не вор.Не ограблю?.
Мать еще больше встревожилась. Гном устало пожал плечами. На незнакомый голос вышел отец, но только произнес печально: ? Эх, сынок…?
Тем временем мужичонка , совсем обнаглев, полез в холодильник со словами: ? Ну-с, посмотрим, что у нас на ужин?. Мать не на шутку всполошилась, а отец серьезно произнес: ? Ты где его подобрал? Сын…Я все понимаю, но нельзя же среди ночи в дом Бог весь кого тащить…?Мать, еще более тревожась, шепотом произнесла: ? А вдруг он нам дом спалит??.
Тем временем мужик достал из холодильника колбасу, соленые огурцы, сыр и пару красных помидор и, поигрывая ножом, стал все это кромсать прямо на скатерть.
Гном отрешенно и равнодушно смотрел на происходящее и, поведя за собой мать с отцом в дальнюю комнату, шепотом твердо произнес: ? Не волнуйтесь. Поест и уйдет?.
Из кухни послышалось:
-Я не бомж. Не убийца. И не насильник.
И через пару секунд: ? Просто жрать хочу?.
Гном вышел на кухню, оставив встревоженных родителей в комнате, устало опустился напротив мужика, сев на табурет. Заметив, что тот несколько протрезвел, Гном устало разглядывал его при свете электрической лампы. На довольно породистом горбоносом лице топорщились седые усы.
-Ну-с..,Мужик вытер пальцы о полотенце.
-Покаж фотку то…Покаж.Покаж. Кралю-то…
Гном вяло вынул фото и нехотя протянул мужику: ? Аккуратнее?
Тот взял фото, и, вглядевшись в изображение, отпрянул.
?Аккуратнее?,- еще раз добавил Гном, чувствуя уже неладное.
-? Да, я ее разу узнал?,- мужик помрачнел, а затем, ощерившись так, что седые усы вздернулись над кривой губой, ерничая, затянул, подперев подбородок рукой, в которой держал фото: ? И вот что я тебе скажу сердечный друг.?Гном удивленно смотрел прямо в лицо, сидящего напротив забулдыги. ? Если ты не будешь с ней, не видать счастья не тебе, не ей?.
-А теперь гитару мне.
Гном ринулся в комнату, успокоить родителей, будто под каким то гипнозом взял со стены старую гитару и понес на кухню.
-У…,-мужик смотрел на фото и вдруг чему-то разозлясь, и склабясь еще больше, внимательно смотря на Гнома…разорвал фото на мелкие кусочки, подбросил веером вверх, а кода последний обрывок упал на некрашеный пол произнес грустно и одновременно злобно: ?Фенита…?
Кровь медленно пульсировала в висках Гнома…
Он вышел на крыльцо, медленно подставил лицо под капли ночного дождя и равнодушно подумал о том, что, вероятнее всего ночной гость задержится до утра, и неизвестно каким образом придется его выставлять. Внутри дома было тихо, и тишина эта также как и кровь в висках медленно спускалась все ниже, холодя спину и ноги Гнома.
-Итак,…Мужичонка появился за спиной Гнома … ? Где у вас тут…Э…Туалет…?
-Вон…,-Гном кивнул в сторону покосившегося сарая.
-Проводить?
-Э…нет… дорогу найду.
Гном вышел за калитку и тут появился мужик, который был уже совсем трезв.
-А сказал я тебе правду…Да я ее сразу узнал…
Долго смотрел Гном на удаляющуюся спину мужика, затем развернулся и пошел в дом.С утра надо было на работу, да еще и распечатать заново фото.
Долго промучавшись в поиске работы, Гном подался в столицу и устроился фотографом в довольно сомнительное место, но чем черт не шутит… деньгами не обижали, да и рабочий день график был свободным. Итак, Гном устроился фотографом в порностудию среднего пошиба.
Смотря на Гнома, на его отросшие жидкие усики над верхней губой и реденькую рыжую испанийолку вряд ли можно было заподозрить что-нибудь подобное. Но жизнь диктовала свое. Втайне от друзей и родственников, которым Гном сказал, что едет работать кинооператором в студию, которая начала вот- вот разворачивать свою деятельность, Гном щелкал обнаженных девиц разных возрастов и комплекции. Попадались даже хорошенькие.
На длинное письмо матери, в котором та беспокоилась о здоровье Гнома, тот отстучал: ?Работаю. Все нормально. Только питаюсь скверно?. Последнее было сущей правдой - Гном позволял себе изредка жареную картошку, в основном же питался всевозможными кашами, а в перерывах между работой перехватывал бутерброды с чаем.
Собственно девицы Гнома не интересовали, а если интересовали, то только как художника - У Гнома было незаконченное художественное. Да и обстановку пора было сменить. Долгие занудные дожди старого любимого города Гном вспоминал теперь редко.
Столица, ее дороги, асфальт, паутина проводов, бетон раскалялись от палящего летнего зноя, и Гном зачастую оставшись один в студии скидывал одежду, бежал в душ, а затем размявшись, садился в позу лотоса и так с закрытыми глазами проводил всю ночь до утра. Утром он плелся домой, заваливался спать до двенадцати, а затем к двум возвращался в студию.
Однажды.
Поздним вечером, когда солнце уже садилось за купол старой церкви, Гном как обычно совершенно голый бродил по опустевшей студии, как вдруг в предбаннике послышались женские голоса и две девчонки, которые только что отработали и теперь по разумению Гнома должны были видеть десятый сон со смешком открыли дверь студии, что то бурно обсуждая и застыли в недоумении глядя на голую фигуру, маячившую в полутьме. К слову сказать, в этот вечер Гном долго брил голову и, наконец, решился сбрить усики и пресловутую испаньёлку. На обозрение девицам предстал еще молодой мужчина, чисто выбритый, с прекрасно сложенным черепом и всем остальным. Не обращая внимания на непрошеный визит, Гном стал разминаться, садясь, то на шпагат, то в позу лотоса.
Непривычное зрелище предстало на строгий суд девиц. К слову сказать, во время работы за отщелкиванием, Гном предпочитал молчать, никогда не делал замечаний и вообще предпочитал отработать, проявить негативы, отпечатать, на следующий день получить порцию зеленых и отвалить до следующей порции девиц.
Как не странно, казалось бы ко всему привыкшие девицы, толи смутившись, толи не найдя нечего лучшего ретировались за дверь и в один голос произнесли шепотом : ? Классно?.
Следующим днем Гном как нив чем не бывало, пришел на работу, бритым затылком ощущая влюбленные взгляды дам. А затем бутерброды, чай из пакетика во время перерыва.
В общем, все как обычно.
В темной нетопленой бане было тепло и сыро.
Гном поставил ведро с водой на сосновый пол, разделся и стал медленно поливать себя чуть теплой водой. Стоя босиком на мокром полу, он отфыркивался и плевался.
Осенняя злая муха билась об узкое окно, и внезапно попав в паучью сеть, замолкала.
Не обтираясь, Гном влез в свою клетчатую рубаху и вылил воду на пол, а затем долго смотрел на мыльные ручейки, сбегавшие по стене.
Вернувшись в дом, который был еще крепокЧто было мне писать в те времена?
Писала о звезде и о подмоге, которая ему в дороге
Святила в синие глаза.
Что мне ещё о том сказать вам Боги,
О том что я лишь пыль в его плаще,
Но вы символизировали Боги и я внимала вам и о подмоге
Молила к вам лишь о Рождественской звезде.
Явились Боги в тусклое окно смотрела я на вас но думала о нём
О пыли странной на картине и о своей смиренной мине
Что лишь привиделась во сне:ему, а он мне рассказал
О том чего и сам не знал.
Ну например о том что я писала о том как я его алкала
О чём же он писал в те времена
А вы свели всё к многоточью.
Он падал не расстёгиваясь ночью к вам :на постель свою
А ежели я впрочем смотрела на перо в его руке,
Оно в альбом ко мне писало, но я тогда не понимала
Что Боги только свет в моём окне
Они рыдают и поют оне:
Всё то что он писал в те времена как правило сводилось к многоточью.
Он падал не расстёгиваясь на постель свою, а еже ли он ночью
Отыскивал звезду на потолке: Она согласно правилам сгоранья
Скользила на портрет на потолке, быстрей, чем он успел загадывать желанье.
Он думал о Богах, но боги символизировали свет в его окне.
Звезда, которую оне ему послали в образе тревоги за даму,
Что портрет несла ему, на потолок повесив тот портрет
И даме было сорок лет в сороковой от Пасхи день от Пасхи.
А Боги превратились в белую луну, свернув свои прямые ризы
Капель закапала карнизы в его окне раздался темный гул
Из за угла пришла его печаль.
Он на неё не отвечал.
Всё то о чём тогда писали в Амстердаме
Как правило сводилось к многоточью и о даме
Мой ангел плакал и алкал любил звезду
А ежели он ночью отыскивал потрет её в ночи
Искал он тут же к истине ключи
Ключи же оказались у звезды
Которую на потолке искал он
Она же пряно в такт ему шептала
О том что и во сне его алкала
Алкал он бурое пятно в окне
И тут же пощадили его Боги
Он тут же тень её искал на потолке
В тревоге смутной будто бы в подмоге
Ни чей он не нуждался
Но звезда не раз ему шептала с потолка:
"Что Боги?Если бурое пятно за окнами
Символизирует вас Боги?
Что вы стремились высказать в итоге?"
Грядущее настало в Амстердаме
Он стал хотел пойти к какой то даме
Но Боги за окном ему пропели ветер
Он лёг в постель и ничего на свете
Никто его не потревожил
Он отыскал звезду на потолке
И посвятил её прекрасной даме
Давно то было
В Амстердаме
, и стойко выдерживал натиски ливня, Гном примостился с газетой в шезлонг, носом улавливая запах варившегося на веранде малинового варенья.
Хотел, было закурить, но сигареты и спички так и остались лежать на пне в саду - намокли и раскислись.
А курить хотелось нестерпимо.
Двигаться не хотелось. Но Гном влез в старые тапочки, накинул куртку из черного кожзаменителя на плечи и поплелся через огромные лужи к ближайшему ларьку.
Позвольте. Позвольте. Пришлось вернуться за деньгами. Смятую сотенку Гном разглаживал в кармане пальцами и, добравшись до места, вдруг стал раздумывать: ?Блок обычных сигарет, или пачку крепкого заморского табачку??
Из окошка на него глядела крашеная тетка. Тетка как тетка. Но Гном отчего-то представил себя боцманом - видимо вода заливала за воротник, и тапки совсем раскислись от грязи и влаги.
Тут же всплыла в мозгу вообще какая-то ерунда: ? Женщина на корабле - плохая примета?.
Крашеная стала уже вопросительно смотреть на него, и Гном насупился.
Отчего то вдруг он представил себя поповским сыном – длинная черная куртка также как и старые когда-то черные парусиновые брюки намокла, а брюки липли к ногам. К тому же у Гнома была стрижка на прямой рядок. Правда, вытравленные перекисью пряди тоже намокли и потемнели.
Вынув намокшую сторублевку, Гном долго вертел ее в руках, затем в сердцах плюнул в зеленую лужу и поплелся обратно на дачу.
Так уж вышло.
До города Гном добирался автостопом. Выйдя из попутки, он быстрым шагом направился на север и тут же увидел невдалеке рельсы и грохочущий товарняк, последние вагоны которого были пусты. Закинув спортивную сумку в последний вагон, Гном уже собирался и сам впрыгнуть в пустое жерло вагона, но тут, по каким -то неизвестным причинам, состав набрал скорость. Гном и не пытался догонять. Вещи его вместе с документами товарняк увозил в неизвестном направлении.
Итак, ранним утром, когда трава еще не высохла от росы, Гном оказался по среди бескрайней степи, и шелестевший ковыль уже начавший сохнуть от осеннего солнца ,колол босые стопы Гнома.
Не долго думая, Гном стащил с себя клетчатую рубаху, парусиновые брюки, затем исподнее и так отправился навстречу ветрам. Бродя среди степи, он вдыхал свежую влагу осеннего дождя, проводил мокрой ладонью по степным цветам, и так шел с километр, пока невдалеке ни увидел нестройную толпу баб и девок, которые шли неизвестно куда, тихо переговариваясь между собой.
Издали увидав голого мужика девки завизжали, а бабы, особенно те которые посмелее всматривались в загорелую фигуру и давались диву: ? Бог, мой, красавец - то какой?. Если бы бабы знали такое выражение как Аполлон…Да и тут оно было бы тускло и серо. Гном приблизился к бабам со словами: ? Не бойтесь, девоньки, я вас не трону?. На что рыжая баба с огромными грудями в рубахе, открывавшими ее налитые соком руки по самые подмышки промолвила, ухмыляясь, будто самой себе: ? Эк…Не тронет?.
Долго еще смотрели девки и бабы вслед удаляющейся голой фигуре.
Гном гулял по степи до вечера. Дождь прекратил свою извечную песнь, но ветер усилился, заставляя Гнома ежиться и чувствовать свое нагое тело. Солнце садилось прямо за горизонт, освещая последними лучами что-то синее на траве.
? А вот и вещички мои!?, - Гном подобрал свою одежду с мокрой травы, влез в брюки и рубаху, причесался пятерней и вдалеке увидел товарняк, шедший по огромному кольцу. Забравшись в последний вагон, он обнаружил, как обычно, свои вещи и документы в целости и сохранности.
И дома все как обычно.
Да, впрочем, и этот вопрос не раз слышал Гном: ? Опять по степи гулял??.
После долгих дневных раздумий Гном решил навестить родителей, которые жили в небольшом, уже ветхом доме прямо в центре города, где еще роились избушки, которые не успели снести, хотя новостройка шла полным ходом. Но и дома, в привычном кругу, не сиделось. Гном, сидя за газетой, перебрасывался парой фраз с отцом и не заметил, как перевалило за полночь. Взяв сигареты и сказав, что идет подышать воздухом, Гном вышел за калитку, зеленая краска на которой облезла, да и сама калитка держалась Бог весть на чем.
Пройдя пол квартала, в кустах Гном заметил темную фигуру, которая лежала безмолвно, не подавая каких-либо признаков жизни. Подойдя ближе, Гном разглядел мужичонку и, поддавшись неизвестно какому порыву, подошел ближе. Наклонившись, он постучал ладонью по узкой спине в сером довольно приличном пиджаке.
-Простите, вам есть куда идти?
В свете фонаря на Гнома уставилось усатое, горбоносое, несколько хищное лицо. Маленькие серые глазки на узком лице оживились.
-Я не бомж.
-Тогда вставайте. Вы простудитесь.
-Ты кто?
Гном промолчал и спрятал пачку сигарет в карман куртки.
-Простите, как вас зовут?
-Салтыков Щедрин.
Мужичонка трезвел на глазах.
Гном про себя усмехнулся, но решил дальше продолжить этот вроде бы ничем не занимательный разговор двух случайных встречных.
-А кто вы по профессии?
-Я художник.
Мужичонка взял Гнома за пуговицу куртки и чуть потянул на себя.
Гном вяло спросил: ? У вас есть работа??
-Есть и в вполне приличном месте. Только, видишь ли…
Тут забулдыга осклабился, показав во рту зубы из желтого металла.
Гном и мужик уже шли рядом, и как не странно по направлению к дому, где жил Гном.
-Вы серьезно художник?
-Ну…
-И хороший?
-Ну…
-Значит хороший?
-Саврасовских грачей копирую так, что не отличишь.
Тут на Гнома что-то нашло, он полез в верхний карман куртки и вынул небольшое черно – белое фото.
-Скажите, а сможете вы скопировать этот портрет?
-Покаж.
-Аккуратнее, пожалуйста.
Впрочем, мужик не стал смотреть на фото.
-Хотите, я дам вам работу?
Мужик оживился. Затем насупился и кивнул.
Хотя было темно, Гном заметил, как заблестели серые глаза на хищной роже мужика.
-Нам надо привести в порядок забор. Починить и покрасить. Затем туалет…
Но тут Гном не договорил. Как-то незаметно они очутились у самой калитки и забулдыга, как само собой разумеющееся, переступил нагой через лужу и вошел на участок, который в прям был неухожен, толкнул дверь дома плечом, не обращая внимания на Гнома, который вошел вслед за ним, очутился в светлой прихожей.
Откуда - то изнутри послышался голос матери: ? Вернулся? А то я уже стала волноваться? Все еще что-то говоря, о том, что Гном вышел ничего ей не сказав, пожилая женщина вышла в прихожую, но, увидев странную картину - Гном и некто, удивленно вскинула брови и осеклась.
Гном вошел вслед за матерью, а та встревожено зашептала: ? Ты откуда его притащил? В такой-то час неурочный. Сынок…?
Тем временем мужик вошел на кухню, уселся на табуретку и крикнул скорее матери, чем им обоим:
?Я не бомж. И не вор.Не ограблю?.
Мать еще больше встревожилась. Гном устало пожал плечами. На незнакомый голос вышел отец, но только произнес печально: ? Эх, сынок…?
Тем временем мужичонка , совсем обнаглев, полез в холодильник со словами: ? Ну-с, посмотрим, что у нас на ужин?. Мать не на шутку всполошилась, а отец серьезно произнес: ? Ты где его подобрал? Сын…Я все понимаю, но нельзя же среди ночи в дом Бог весь кого тащить…?Мать, еще более тревожась, шепотом произнесла: ? А вдруг он нам дом спалит??.
Тем временем мужик достал из холодильника колбасу, соленые огурцы, сыр и пару красных помидор и, поигрывая ножом, стал все это кромсать прямо на скатерть.
Гном отрешенно и равнодушно смотрел на происходящее и, поведя за собой мать с отцом в дальнюю комнату, шепотом твердо произнес: ? Не волнуйтесь. Поест и уйдет?.
Из кухни послышалось:
-Я не бомж. Не убийца. И не насильник.
И через пару секунд: ? Просто жрать хочу?.
Гном вышел на кухню, оставив встревоженных родителей в комнате, устало опустился напротив мужика, сев на табурет. Заметив, что тот несколько протрезвел, Гном устало разглядывал его при свете электрической лампы. На довольно породистом горбоносом лице топорщились седые усы.
-Ну-с..,Мужик вытер пальцы о полотенце.
-Покаж фотку то…Покаж.Покаж. Кралю-то…
Гном вяло вынул фото и нехотя протянул мужику: ? Аккуратнее?
Тот взял фото, и, вглядевшись в изображение, отпрянул.
?Аккуратнее?,- еще раз добавил Гном, чувствуя уже неладное.
-? Да, я ее разу узнал?,- мужик помрачнел, а затем, ощерившись так, что седые усы вздернулись над кривой губой, ерничая, затянул, подперев подбородок рукой, в которой держал фото: ? И вот что я тебе скажу сердечный друг.?Гном удивленно смотрел прямо в лицо, сидящего напротив забулдыги. ? Если ты не будешь с ней, не видать счастья не тебе, не ей?.
-А теперь гитару мне.
Гном ринулся в комнату, успокоить родителей, будто под каким то гипнозом взял со стены старую гитару и понес на кухню.
-У…,-мужик смотрел на фото и вдруг чему-то разозлясь, и склабясь еще больше, внимательно смотря на Гнома…разорвал фото на мелкие кусочки, подбросил веером вверх, а кода последний обрывок упал на некрашеный пол произнес грустно и одновременно злобно: ?Фенита…?
Кровь медленно пульсировала в висках Гнома…
Он вышел на крыльцо, медленно подставил лицо под капли ночного дождя и равнодушно подумал о том, что, вероятнее всего ночной гость задержится до утра, и неизвестно каким образом придется его выставлять. Внутри дома было тихо, и тишина эта также как и кровь в висках медленно спускалась все ниже, холодя спину и ноги Гнома.
-Итак,…Мужичонка появился за спиной Гнома … ? Где у вас тут…Э…Туалет…?
-Вон…,-Гном кивнул в сторону покосившегося сарая.
-Проводить?
-Э…нет… дорогу найду.
Гном вышел за калитку и тут появился мужик, который был уже совсем трезв.
-А сказал я тебе правду…Да я ее сразу узнал…
Долго смотрел Гном на удаляющуюся спину мужика, затем развернулся и пошел в дом.С утра надо было на работу, да еще и распечатать заново фото.
До этого мига остался лишь час.
До этого знанья уже можно дотянуться рукой.
Размыто, разорвано, собрано - и всё враз.
И это уже навеки с тобой.
Ничто не касается теплее и мягче,
Чем взгляд из темноты вечера.
Из сумрака сознания на поверхность
Всплывают блики Солнца.
Человек Ниоткуда.
Расставленные собственным посещением дня
Эти знаки, уже не тревожные, а привычные,
Собранные и нанизанные на тонкую нить
Знания, словно ожерелье- подарены теперь тебе.
Человек. Идущий в Никуда.
Но идущий уже не робко, а уверенно,
Увеличивающий влияние на вне эго лежащее-
Людей и события.
События не поддаются описанию.
Время бликует, плавится, словно огарок свечи.
Слова распадаются на звуки.
С тоненьким скрипом унося тебя.
Вот оно – рядом и всё же непостижимо.
Отступает, растворяется и снова приближается.
Это Знанье. Это Бегство.
Это возвращение и обретение себя.
Время расставляет знаки на клубящемся
Пространстве и тоненький луч света
Пробивается сквозь дверь, на которой
Начертаны знаки и письмена.
Даль уже не обжигает, а окутывает
Теплым, светлым, безоблачным.
На тоненьких плечах Вечности синий плащ
Из звезд и соцветий дальних Мирозданий.
Что-то теплое в том месте, где должны быть крылья
И что-то необъяснимое входит в твою жизнь
И заполняет пустоту, что так томила и ранила тебя.
Это Знанье. Это бегство. Это возвращение и возрождение.
Путник, чьи одежды давно истрепались
О сучья поиска, обретает себя и уже не ищет слов,
Что бы описать миг, не ищет серебряные ножницы,
Чтобы разрезать его.
Он присел на дорожном камне, на коим начертано:
? Это ЗНАНЬЕ. Это БЕГСТВО. Это ВОЗВРАЩЕНИЕ?.
Они сошлись как три луча на гранях призмы
И песнь венчальная звучит как будто тризна
Я в стороне стою я просто наблюдаю
Я эту тень от трёх свечей считаю
Что толку знать законы бытия
Вот путь мой бел и это неизбывно
Она ушла а он всё ждал
Звучала песня заунывно
Она вернулась он простил
?Ключ к пониманию?
?Жизнь подобна коробку спичек ,-
Относится к нему смешно,
Но играть с ним опасно…?
Как жаль, что тем, чем было для меня
Твоё существование, не стало
Моё существованье для тебя.
Который раз на старом пустыре
Я запускаю в проволочный космос
Свой медный грош, увенчанный гербом,
В отчаянной попытке возвеличить
Момент соединения. Увы,
Тому, кто не способен заменить
Собой весь мир, обычно остается
Крутить щербатый телефонный диск,
Как стол на спиритическом сеансе,
Покуда призрак не ответит эхом
Последним воплям зуммера в ночи.
И.Бродский
Безнадежный романтик и на вид еще более безнадежный лоботряс, долго говорил мне об Аммониевом роге, и обуреваемая суеверным страхом я переспрашивала, что это такое и где в этом слове ставить ударение. Вечные его скабрезные анекдоты смешили меня до потери пульса, но, оставаясь со мной наедине, он снимал очки в серебряной оправе и говорил, что так романтичнее. Когда и в помине не было сотовых телефонов, он появлялся на пороге моей квартиры внезапно и также внезапно оставлял на листах бумаги валявшихся на моем столе, записанные аккуратным бисерным почерком, расплывавшиеся на моих глазах звуки: ?Крутить щербатый телефонный диск, как стол на спиритическом сеансе…? Однажды в попытке пробраться ко мне в старую заброшенную мастерскую, находившуюся благо далеко от начальства, через проходную он позвонил моему директору и устроил скандал, почему, дескать, его не пускают. Наконец, подвыпивший дед-вахтер, толи не ожидав такого напора от хрупкого на вид мужчины интеллигентного вида, но одевавшегося исключительно в ?Маевтике?, толи вечно гонявший чаи розовощекий как девица начальник на сей раз принял рюмку другую и ему было не до влюбленного посетителя, но внезапно деревянная дверь моей коморки со скипом отворилась и на пороге пропавшего масляной краской и клеем чердака, появился обладатель Аммониевого рога с бутылкой… ?Пепси-колы? и книгой Генри Миллера под мышкой.
Да-с…эту книгу я одолела максимум до тридцатой страницы, затем, потеряв всякий интерес к сему чтиву, вернула ему через неделю. Я не помню ни строчки из этой книги, зато я помню сон, приснившийся мне после сего прочитанного: ? В белом смокинге и с белым футляром, где покоился безмятежным сном сонный саксофон, обладатель Аммониева рога там…там…там…где-то далеко в Копенгагене внезапно встречается мне…мне, находящейся чуть ли не при смерти, идущей в старом потрепанном балдахине по улицам трущоб и, подойдя молчаливо смотрит мне в глаза. На что я протягиваю ему серебряную монету, увенчанную гербом…?Он таскал меня к своему странному до жути другу, на стенах квартиры которого красовались картинки изотерического содержания, и тот уверял меня, что я медиум. Особенностями нашего общения было то, что я ощущала покой, не думая ни о прошлом, ни о будущем, и иногда оставаясь наедине с собой, я чувствовала, как некая лодка укачивает меня на тихих волнах безмятежности. Однажды он поднял меня на руки и нес по темному парку метров триста, пока мы не оказались перед каруселью, цепь на которой была чисто символической, так что снять её не составило никакого труда, и не помешало нам раскачать её. И тут, лодка, раскачивавшая меня, приобрела очертания, хотя была на цепях и подвешена на кронштейны. Постоянный смок и дождь любимого города которую весну не даёт покоя воспаленному сознанию, рвёт нервы и наматывает их на антенны города. Неизвестные астрологи бубнят свою заученную песню, и расплываются, расплываются в сознании как медузы, выброшенные после дождя на мокрый песок и открывавшие свои залепленные рты. И если бы я не помнила совсем иной город, совсем иную весну, совсем иную зиму, предшествующую ей, совсем иные лица, навсегда поселившиеся в моих снах и опаляющие мою кожу с приходом утра… Верно, я так и жила бы в этой ядерной зиме, поселившейся в забытом городе. Не смешно ли это, но в ту ,- другую зиму странная птица на проводах пела: ? Тебе…Тебе…Тебе…?, а весна пришла с оглушающими ручьями и одуряющим солнцем. На смешной аванс в ту зиму я покупала дорогие сигареты и дорогие духи, на аванс, который я получила весной ,- синий шелковый платок и глянцевый журнал с изображением дорогих интерьеров ,- гостиных , столовых и прочее и прочее…Журнал я подарила сероглазому горбоносому с упрямым затылком другу задолго до его дня рождения, а платок спустя несколько лет…увы и ах… разрезала на пандану .
Обладатель упрямого затылка Брюса Уиллиса не пользовался зажигалкой, предпочитая спички, курил неплохой табак, был и смешлив и умен и остроумен, и… но постоянно принимал какие-то таблетки, а по дурацки/ на вопросы/ со стороны широкобедрых коллег- женщин, в присутствии которых ему было трудно работать отвечал хрипло: ? Замечательно повышает потенцию…? Затем смеялся в курилке своим приглушенным раскатистым смехом. Женщины из тех, кто постарше хмыкали, помело же /по- идиотски/ хихикало, однако, на грядущий день и те и другие еще больше оголяли декольте и обтягивали и оттягивали попку, задевая при любом удобном случае и меня и его бедром. Думается мне, он вовсе не думал об их задницах, ибо…ибо…ибо…/ Я и не знала что ибо…/ к счастью, или к несчастью был однолюб и его целомудренное сознание, оплавленное разрывом с женой, еще более плавилось от их зловещего шепота о колготках ?В сорок дЁн ?, которые они бегали покупать в перерыве между работой глупой и одновременно бессмысленной… Мы одновременно выскакивали в курилку. В основном в курилке я рассказывала ему…хм… свои сны, называя один из них самым своим страшным страхом и описывала старушку - городскую сумасшедшую, вокруг всклокоченной головы которой нимбом из серебряных проводов или венком из полевых цветов крутились разноцветные ромашки рождались, увядали и снова расцветали. В кармане своего долгого платья она носила единственную серебряную монету с гербом. Он не улыбался. Пока однажды, устав от назойливого внимания коллег-мужчин, один из которых/ мерзкий и отвратительно коротконогий субъект/ после короткой вечеринки ?упопытался? меня поцеловать словно Упырь, по дури или от отчаяния я надела з…..е кольцо, которое принадлежало вовсе не мне, а Уф !; маме… В это утро, разговаривая со мной в курилке, заслоняя меня спиной от сквозняка и скорых брызг дождя, выдавшегося на Благовещенье и от всего на Свете, не сразу заметив кольцо ,- он побледнел, его зрачки расширились, затем медленно перетекли в мои воспаленные глаза. После, уходя с работы, он вложил в мою руку потертый коробок спичек. Вцепившись в этот коробок, я долго блуждала по извилистым улицам, возвращаясь домой, будто забыв куда я иду, ибо пространство странным образом распараллеливалось, затем стекалось воедино наподобие ленты Мебиуса. На следующий день я не пришла на работу, провалявшись весь день в постели и уставившись остекленевшим взглядом в потертый ковер на стене. Затем я вглядывалась уже в другой ковер, висевший на стене квартиры, в которой мы жили с подругой, не в силах пошевелиться и, уж тем более, тащится на работу через весь город. В этой пустой квартире, из окон которой на меня таращились Демоны, я случайно наткнулась на запылившуюся кассету ? Шайн ? и, посмотрев её в одиночестве, долго тихо плакала.
Запылившийся коробок лежит на полке моего шкафа, среди прочих вещей; - рядом с серебряным кольцом с чернью, рядом с браслетом с улекситом, рядом с браслетом с малахитом…напротив…моего черно-белого портрета, который сделал человек с Аммониевым рогом во лбу и рассказавший мне о коробке спичек. В коробке осталась всего лишь одна спичка…
А Вы предпочитаете дорогие зажигалки?
Как будто не было измен
И вот они опять в ночи
Читают книгу перемен
Быть может до тебя кровь не лилась,
Что до тебя залить успела зимы?
Как недруги мои меролюбивы,
Но видишь ли зимой не видно грязь...
И собственно веной тому народ ли?
И удостоится свобод ли
Тот кто измучил век дурной
И видимо в том вся его заслуга
Что на пути том умерла подруга...
В припадке жалкого испуга
На горестном одре своём больной
Считает жар причиною недуга.
Всем чем лукавый век во днях грешил
Он приписал себе в сужденье резком
И сам себя предать проклятью поспешил
За то, что сам решил прельститься блеском
За то, что влёк свой путь среди тревог
За то...
О, Боже, как он мог?
По край ней мере прикрывай же срам
Ничтожной половинчатой эпохи...
А судьи кто?
Есть Бог, но, знаешь, были ведь и Боги....
Так высказать ли свой всенощный гнев?
Растленный мир всегда был под влеяньем
Дельцов , глупцов прельщённых состояньем
И безобразных обнажённых дев
Среди которых бродит змий - не лев
Который волком может стать в кругу том обезьяньем...
Ну что ж бессмертья не избегнув
припомни что сказал поэт:
" Живет не только хлебом, Величайший"
Хотя же кем наказан век злотчайший?
Не уж ли?
До тебя язык -загробный стих возник
Ничтожен мир, в котором Ты велик?
Мятежный дух!
Позволь, когда почишь?
В земле ли ты найдёшь свою отраду?
Не бойся это лишь награда
О! Ибо смертен каждый человек
И я позволь найду ль успокоенья
Полвека проведя в волненье?
Ведь я не Бог, лишь камень преткновенья.
Из недр земных узреть как просияет тьма веков
Таинственна...
Не будет и оков?
Лишь будет водопад в сиянии алмазном?
Радушном.
Ровном.
Хоть однообразном.
Быть может до тебя кровь не лилась,
Что до тебя залить успела зимы?
Как недруги мои миролюбивы,
Но видишь ли зимой не видно грязь.
И собственно веной тому народ ли?
И удостоится свобод ли
Тот кто измучил век дурной
И видимо в том вся его заслуга
Что на пути том умерла подруга...
В припадке жалкого испуга
На горестном одре своём больной
Считает жар причиною недуга.
Всем чем лукавый век во днях грешил
Он приписал себе в сужденьи резком
И сам себя предать проклятью поспешил
За то, что сам решил прельститься блеском
За то, что влёк свой путь среди тревог
За то...
О, Боже, как он мог?
По край ней мере прикрывай же срам
Ничтожной половинчатой эпохи...
А судьи кто?
Есть Бог, но, знаешь, были ведь и Боги....
Так высказать ли свой всенощный гнев?
Растленный мир всегда был под влеяньем
Дельцов , глупцов прельщённых SOS......"
И криками надменных обнажённых дев
Среди которых бродит змий - не Лев
Который волком может стать в кругу том обезьяньем...
Ну что же и финала не избегнув
Припомни что сказал поэт:
" Живет не только хлебом, Величайший!"
Хотя же кем наказан век ХХ?
Не уж ли?
До тебя язык -загробный стих возник
Ничтожен мир, в котором Ты велик?
Мятежный дух!
Позволь, когда когда ты вразумишься?
В земле ли ты найдёшь свою отраду?
Не бойся это лишь награда
О! Ибо смертен каждый человек
Когда, позволь, найду причину
Зловещего надменного мужчину,
Полвека проводящего в кончине
А впрочем, стоит ли об этом
Пока оставим сей предмет
Для разума гневливого больного
Ведь я не Бог и камень не основа
Для тела смрадного
Позволь и мне постичь
Пусть это будет даже дичь
Из недр земных узреть как просияет тьма веков
Таинственна.
Не будет и оков!
Лишь будет водопад в сиянии алмазном.
Радушном.
Ровном.
Рваном.
Хоть однообразным...
Фрейд:
"Приходит добрый человек в аптеку
Протягивает рецепт:
Невинная бабуля
Ищет невинного дедулю
Для нежного совращения
Ищу Сада для Маза"
Фармацевт
Кровавый диск больше не кровавый
На этой земле никто не имеет права
Все было смешанное переплетены
Вновь река забылась присоединился
Расхитители моя любовь
Здесь для вас все, что я
Но даже она не согреет вас
Я в состоянии смотреть пряно давно
Но я выбрал для себя угол зрения
Тепла Земли. Холодного Солнца
И тьма, как будто тромб в окно
Я знаю его адрес во Вселенной
Отправить свою прощальную
На листе бумаги
Скоропортящиеся последний знак
В мой любимый театр
Wrace бродит треноги
И гнев ваш trevozhnik качает
Сесть в позе лотоса, как всяк в nalozhnik
Но в гневной грации мы пожимаем друг другу тепло
Я оставляю до застоя
Что в гневе странные и любознательный
Пасть на колени перед Валентином
Хитрый знак Vozhdelenya
Я жду позорного Zatmenya
Так что законы ограничивают насильственные свободы
Так дикое сердце под властью тоскует
Так что в настоящее время штраф Сапфир возмущается
Поэтому чужеродные силы взвесить
Не осуждаю
В блуждающей судьбе
Хитрые и призрачные таможенного
Вы растянуты во сне мне руку
Но кто-то в черном прошептал я и повторил
Для вас секрет судьбы
Тоже начал орать
Отделение
Наш век хаоса полон
Но
Вечность из N сброшу в ближайшее время чудесный балдахин
Странный ты полон зла предвещает
Как рухнул мрамор
Что светит в постели
Окруженный толпой слепых
Возмущенно вы слушать о хобби Бога
Реальность гордые линии
Он взволнованно актер
С бледным тонким пальцем он слегка коснулся застежек
В легком облаке газона показана система гордых мыслей
Слепой горбатый находит отголоски страданий Эхо
В зубы отток перламутром коже нежное создание светит
Он идет к поэту, который ищет предмет
Надев бриллианты и темно-фиолетовый шелк
Глядя на окружающих надменно,
Тащат в движении инфанты слушать строго и надменно
Слова льстецов повернулся к нему
Давным-давно три мраморные громады
Разрушены
Возведенный Фантом
Под небом спать, что Эллада
Их заветная мечта.
Три жрицы в небе создал
Последние слова
Мечтать среди подводных лилий
Что Афродита все живет
Три розы на суд Сивилла
Сплели мраморный венок.
В Венеции под куполами
Три голуби спустились
Все погибнут в свою очередь
Жемчужина оттаивает
Губы теряют цвет
Смерть птицы
Мраморный упадет
И, растворяясь атом Areach
Пасть существа глубину
Культур страшная и кровавая
Для творения формы Божества
Но в преобразованиях неизменными
Здесь Фантом возникает
Что в круг огненный и скоропортящиеся
Однажды встретить сестер
С какой фонтан бьет сильнее
искусство в нашем мире
чем быстрее акцизного свои источники
и один из них иссякнет скоро
искусство или жизнь
Однако
Будущее всегда имеет преимущество
прежде всего остального он как бы и будет
Если прошлое не заканчиваются
Потому что
Все более и более загадочным
Более фантастические, чем суждение
Это все труднее и труднее говорить
Но тишина похожа на болезнь
Попав в незнакомое пространство
Я по привычке измерил его быстрые шаги и, когда наконец
Я сумел понять, из чего он состоит успокоился и закурил
Под тяжестью шагов были стертые деревянные ступеньки, их путь был отмечен глубокими дуплами. Поднявшись наверх, можно было подойти к двери, и затем, свернув направо, чтобы попасть в темный коридор.
В середине комнаты стоял стул, на котором каких-либо материалов основан: документы, старые газеты, листовки с номерами телефона посетителей.
Хозяин этого странного дома курил гайку трубки. Когда его руки были сжаты, суставы пальцев казалась не цветные шарики, размером примерно грецкий орех попал на стальные стержни. В офисе он постоянно работал. Седой ювелир. Тринадцать лет он носил тот же костюм, с рукавами, протерли на коленях и локтях, с большими карманами, где он постоянно засовывать клочки бумаги с телефонами посетителей. Через несколько недель эти бумажки превращались в небольшие твердые катышки, и, когда их стало много, он вытряхнул их на пол. Иногда на это нашло веселое настроение, он обмакнул руку в карман и, вынув пригоршню бумажных катышков, бросал их в меня.
Здесь вы воскликнул он раскачивался от смеха
К старости он вообще в последнее время не поумнел я слепил кубик для гадания по книге перемен
Он достиг такого этапа в жизни, когда есть потребность в молитве. Вот он придумал себе семь богов и молились им. Ближе к вечеру, когда бывало жарко и тихо, или зимой, когда были пасмурные дни, Бог вошел в свой офис, и я считаю, никто не знал о его существовании.
Он говорил о молодежи-это так банально и нудно, что хотелось зевать.
Вам интересно
Я молча кивнул
Я, как не странно, всегда интересует будущее прикосновение к Sversoznany, в крайнем случае присутствует некая балансировка на острие мгновения
Чтобы сбалансировать longto учиться пойти, наконец, на веревке момент, не трогая ничего, не задевая собеседника не взглядом, ни жестом, ни несметные полу намеки ли это погружение в центре колеса судьбы, в самом центре этого колеса, которая стремится выбросить тебя от сцены из жизни
Поздняя осень накрыла город с настолько плотный туман, потому что и дерево, которое выросло по какому-то недоразумению на крышу противоположного дома и в ясные дни недоумевая, гибкость и исчезающим силуэтом на фоне протекающей вдали день исчез густой молочный отвар из тумана сейчас
То ли мечта стала реальностью, толи реальность была мечта, план, но от мечты становится все более и более ясно, меня как будто разбудили чьи - то легкие прикосновения, но не было легких ветерок, прорываясь сквозь не закрытое окно это туманное утро, когда солнце уже последние, тусклые лучи согревали еще не остывшей земле, на старый и потертый балкон, где в пыли старых журналов и газет проката, и на полках огурцы в тусклом банки были ограничены, Я провел некоторое время в мысли за сигаретой и чашкой кофе. Дождь внезапно усилился и вязкой песню она появляется, будет остановлена на время, не пространство. Оглянувшись назад, точнее, в моей комнате, на стене можно было увидеть несколько старинных гравюр, на которых один и тот же пейзаж фонтан на тусклом и забыли площади была представлена. Этот пейзаж повторяется в разных ракурсах и при разном освещении, неизменно пустынной местности и голуби был рядом. Если мы вдруг осмелился заглянуть в сером и пустынном небе над фонтаном, вдруг мы бы увидели неясный силуэт, который так невнятно, что скорее всего принял бы его за капризы витиеватыми облаками или на плод чувствителен воображение.
Вес часы на стене, буркнув обычную песню ничего не будет ничего не будет ничего не будет
Один раз?
Когда я в задумчивости стояла на балконе, мой взгляд упал на одну из гравюр и силуэт ... толи блики света и тени играют на пакость ... как будто приближался его линии были острыми и приблизившись так заметно было издано ... но, нет он тут же был распущен и оставили на прежнем месте, где он и должен быть
Я жаждал и печаль моя стала привычной и размеренной не ранит меня, не вызывало неудобств и окутана молчать и тщательный povoloky и прижал к себе, как только мать может нажать больного ребенка к истощенной груди.
Что необычного скажете вы в горбоносый силуэт человека, живущего, возможно, вечность назад, и по воле неизвестного фотографа, который попал на площадь со старым замерзшим фонтаном
Силуэт на гравюре, несомненно, прожил жизнь и даже иногда осмеливался переходить от одной гравюры к другой
Эти метаморфозы и движения мужской силуэт стал привычным раньше, и взяла больше и больше места в моих мыслях, потому что, чем их еще занять старые пожелтевшие журналы на старом балконе были прочитаны не один раз, и больше не занимали ее воображение поддавшись незнакомое чувство, которое заставило меня обратить внимание на небольшое объявление в пожелтевшие газеты, которая в отличие от других, было напечатано без вензелей и прочих украшений, я читаю мастер, далее адрес ювелирной мастерской, которая, судя по названию улицы, где-то в стране
Долго я шел по извилистым улочкам, может ли он быть без сортировки дороге
И когда, наконец, мой взгляд упал на одну из вывесок, я читал прыгающие буквы на медной пластины Ювелирная мастерская, где я собирался заказать себе серебряный медальон с простых людей так называли
Его дом был построен из известняка и хотя очевидно, что он заглох и раз начал писать немного камня, давая богатый серебристый оттенок его поверхности по вечерам или в хмурые дни в zatenenenny места под навесами небольшой акт капли
Плохо освещенная лестница в доме, проводит в своем офисе
Над лампа с мутным стеклом висит
На лампу в отражатель, которые росли бурые от ржавчины и покрыты пылью. Людей, ходящих наверху, повторите шаги большого количества других людей, проходящих здесь с ними. За дверь ветхого дома, который до сих пор стойко сносили удары дождя не было, он звонит, молотком стучать. Я оперся на косяк, потому что дорога была длинной, но дверь внезапно распахнулась, выпустив меня в темный зал, в котором витая лестница лидер куда-то вверх, находится телефон в прихожей внезапно раздался вдруг перестало и опять треснуло с такой силой, что я невольно поднял трубку и услышал пожилой голос, принадлежащий, вероятно, к мужчине лет шестидесяти, и которое казалось таким знакомым, но нет голоса скважины намека о делах давно минувших дней.
J если человек попросил меня подождать, потому что у него был посетитель прождав целую вечность, я увидел, как мужчина в черном пальто и плотно шапке, натянутой на глаза был медленно ногами вниз, что было трудно разглядеть его глаза за тенью. На вид ему было сорок. В левой руке он нес небольшой сверток в сером пергаменте и, слегка поколебавшись, и не взглянув на меня, вышел через дверь в туманный вечер.
Так что, поднявшись вверх по лестнице, как будто в лабиринте снов я долго всматривался в глубь кабинет, на стенах часы в серебряной оправе долго и протяжно отметили
Так и будет. Так и будет. Так и будет.
В кресле у старого камина сидел старик и нагревают под рукой огонь
Обычной просьбой сделать серебряный медальон и транслируется с ее простым людям не привлекают особый интерес старика заняты мысли
Заказ должен был быть готов в тринадцать лет.Вернуться в тягостные Думы домой
Я все думал, почему я так сильно начал ходить по улицам как-то не приязненные в одиночку. Улицы не воспринимаются и не приязненные отторгла меня. И я начал избегать по улице, не понимая еще, что я не
Не было часа, минуты и день еще
Но ты знаешь, я настойчивый
После копии больничных дня
Ты жемчуг черный
После нескольких дней отпечатки точный
Мозг как счетчик продолжает счет
Все попытки мои робкие
И все мнения каждого и всех
Trixed
Завешено тканью
Ты икона в сокровища древних
Я плохо растет белым днем
Но это здоровые во сне долго
Как будто ночь на огонь стрихнин
Могила медленно тлеет
Глубоких глаз, он посмотрел на меня
Я оставил там ничего не жалея
Но забыли Платформа возвращается
Как будто камень, который точит алмазы
Дымка Uleskitovy на него
Остальные только пасты
Ветер рвет на талой щеке
Снова ветер на дыбе лифт
Осенью в качестве антидота в нем
Яд, что дали его не заберут
Удивительный день на его закате.
Не пугайся, солнце может не возникнуть.
Оставьте чай в прозрачном стакане
На прозрачные микро
Istukane.
А кто-то, делая засела стрела
И ищу спасения от настенных часов
Дверь отпирает забыли клеток
Клеток, под которой
Квартира миров
Подбирает ключи к вечности
Стучит Pervopricinnosti замки
Не выйдя на конечной
Ездит по кругу, чтобы, несмотря на бесконечность
Не знаю, что угол развала какой-то площади
Медленно светиться как vystirannyj зонтик
Лежа на пляже от жары извиваться
Когда она становится невыносимой жары
Смотрите на ребенка с большой осторожностью
В игре под названием
Купить мороженое
И вы идете в кармане с Karmou
Смотрите на ребенка с большой осторожностью
Утонуть в этом весеннее солнце
Нет больше никакой возможности
Надеясь сократить этот момент
LoObleplennyj оболочка черная рамка
Его планета белый жалкий остров
Рыбака, который провел весь день в колыбель моря
Она была в слезах вымерли от горя
Он плетет сеть и молится на солнце
И ее крики чаек эфир pesnuO Грозного и коварного Бога моря, что его трезубец, где ostroNasazivaet дань далекой песни.
В своем пылу и гневе он прекрасен
В его короне и Буре, он opasnyjUslysav тихий стон из ее pricalaSvou улыбку прячет в бороде
Она привыкла к своей сети pecaliSpletaet и молится на солнце.
Рыбак, который провел весь день на ohoteV бурлящей пены ищу он ZerkalaZerkala глаза, он находит только glaznicyPecal?ных и блестящая синяя рыба.
Они делают песню несет ответственности за Закат
Они делают ужасные царя PucinyPrinosat новость от берега грустно, что уже чьи пальцы iskolola ивы
Снова искал серебряные ножницы
Также не будет прилипать серый во веки веков
Горе причастие в ночь смешает век
Так что будут звонить, сразу же с серебристой нитью
В глазах спас нерукотворный выглядит
С Архангелами Ангелов
Распаляясь дней без перерыва
Для того, что в Древней половине ночи
Мой был искаженный рот
И все замки на клетках мысли разбиты
На площади первопрестольной ворона
Но так тому и быть
Я Древний змий цепляют на грудь
Дерева скрученных в старое время
Ты не путай меня Evoyu
Золотоволосую чудесный
Возьмите все, чем я владею
Ой, правда, чем я владею
Поэтому древние шепчет комета
Ивы в яблоко змея в любви
Что вы до сих пор дудки
Моя душа как ночь седая
Zazyvny заумные трели
И чудесные сосны Гималая
Я буду принимать контральто включает в качестве награды
Как листья осени прощальный фривольности
От бесконечности этого мне ничего не нужно сейчас
Только я прошу, - не замечают кисти восковая бледность
Века оплавленных сегодня молитва
Я не виню себя, я не крал его
И вряд ли это была Вселенная последний участок
Это было так просто и все это было намного
Последний знак
В мой любимый театр
И в злой бродит благодать всяк штатив
И гнев ваш trevozhnik качает
Сесть в позе лотоса, как всяк в nalozhnik
Но в гневной грации мы пожимаем друг другу тепло
Я оставляю до застоя
Что в гневе странные и любознательный
Пасть на колени перед Вий
Хитрый знак Vozhdelenya
Я жду позорного Zatmenya
Так что законы ограничивают насильственные свободы
Так дикое сердце под властью тоскует
Так что в настоящее время штраф Сапфир возмущается
Поэтому чужеродные силы взвесить
Не осуждаю
В блуждающей судьбе
Хитрые и призрачные таможенного
Вы растянуты во сне мне руку
Но кто-то в черном прошептал я и повторил
Для вас секрет судьбы
Тоже начал орать
Отделение
Наш век хаосы полно
Но
Вечность из N сброшу в ближайшее время чудесный балдахин
Вы странные
Полный зла предвещает
Как рухнул мрамор
Что светит в постели
Окруженный толпой слепых
Возмущенно вы слушать о хобби Бога
Реальность гордые линии
Он взволнованно актер
С бледным тонким пальцем он слегка коснулся застежек
В легком облаке газона показана система гордых мыслей
Слепой горбатый находит отголоски страданий Эхо
В зубы отток перламутром коже нежное создание светит
Он идет к поэту, который ищет предмет
Надев бриллианты и темно-фиолетовый шелк
Глядя на других свысока
Тащат в движении инфанты слушать строго и надменно
Слова льстецов повернулся к нему
Давным-давно три мраморные громады
Разрушены
Возведенный Фантом
Под небом спать, что Эллада
Их заветная мечта
Три жрицы в небе создал
Последние слова
Мечтать среди подводных лилий
Что Афродита все живет
Три розы на суд Сивилла
Сплели мраморный венок
В Венеции под куполами
Три голуби спустились
Все погибнут в свою очередь
Жемчужина оттаивает
Губы теряют цвет
Смерть птицы
Мраморный упадет
И, растворяясь в каждом атоме
Пасть существа глубину
Культур страшная и кровавая
Для творения формы Божества
Но в преобразованиях неизменными
Здесь Фантом возникает
Что в круг огненный и скоропортящиеся
Однажды встретить сестер
С какой фонтан бьет сильнее
искусство в нашем мире
чем быстрее акцизного свои источники
и один из них иссякнет скоро
искусство или жизнь
Однако
Будущее всегда имеет преимущество
прежде всего остального он как бы и будет
Если прошлое не заканчиваются
Потому что
Все более и более загадочным
Более фантастические, чем суждение
Это все труднее и труднее говорить
Но тишина похожа на болезнь
Кто мой канат
Кто ты пьешь за мое здоровье
Где новый трек
Простой день пренебречь им
И от дома не хожу
А потом просто выть и причитать
Или просто молчать себе
День разливается по бокалам.
Как жаль, что приходится выбирать
Как мы живем и кто мы пьем
Perimeters.
Squares.
Semicircles.
No to an icy cold of words.
Only ring of hearts …
To the last and painful girlfriend
I bequeath the melted off
Wreath.
2000
-?…Под окнами дурдома всё так знакомо…?
-?…Так мы знакомы?...?
-?Лёд тронулся и все тронулись…?.
Три зеркала висят в прихожей пыльной.
И в том, что слева,- отражается старуха,
Забывшая глядеть, и пальцем крючковатым
Она листает пожелтевшие страницы,
Той книги ветхой, что как прежде я читаю.
В её глазницах пересохших нет больше
Ни ответа, ни вопроса…
Её горбатая фигура зависла как трюмо…
Трюмо же ничего не отражает.
С ним рядом, прямо в середине
Омытая дождем, белее снега
Так явно, убаюканная дрёмой
В своих сомнениях всечасных
В руках держа оливковую ветвь
Раз в тысячу столетий отражается…
Но полно…
А в третье зеркало смотреть я забываю…
Три зеркала висят в прихожей пыльной.
И в том, что слева,- отражается старуха,
Забывшая глядеть, и пальцем крючковатым
Она листает пожелтевшие страницы,
Той книги ветхой, что как прежде я читаю.
В её глазницах пересохших нет больше
Ни ответа, ни вопроса…
Её горбатая фигура зависла как трюмо…
Трюмо же ничего не отражает.
С ним рядом, прямо в середине
Омытая дождем, белее снега
Так явно, убаюканная дрёмой
В своих сомнениях всечасных
В руках держа оливковую ветвь
Раз в тысячу столетий отражается…
Но полно…
А в третье зеркало смотреть я забываю…
Три зеркала висят в прихожей пыльной.
И в том, что слева,- отражается старуха,
Забывшая глядеть, и пальцем крючковатым
Она листает пожелтевшие страницы,
Той книги ветхой, что как прежде я читаю.
В её глазницах пересохших нет больше
Ни ответа, ни вопроса…
Её горбатая фигура зависла как трюмо…
Трюмо же ничего не отражает.
С ним рядом, прямо в середине
Омытая дождем, белее снега
Так явно, убаюканная дрёмой
В своих сомнениях всечасных
В руках держа оливковую ветвь
Раз в тысячу столетий отражается…
Но полно…
А в третье зеркало смотреть я забываю…
Три зеркала висят в прихожей пыльной.
И в том, что слева,- отражается старуха,
Забывшая глядеть, и пальцем крючковатым
Она листает пожелтевшие страницы,
Той книги ветхой, что как прежде я читаю.
В её глазницах пересохших нет больше
Ни ответа, ни вопроса…
Её горбатая фигура зависла как трюмо…
Трюмо же ничего не отражает.
С ним рядом, прямо в середине
Омытая дождем, белее снега
Так явно, убаюканная дрёмой
В своих сомнениях всечасных
В руках держа оливковую ветвь
Раз в тысячу столетий отражается…
Но полно…
А в третье зеркало смотреть я забываю:
Что было мне писать в те времена?
Писала о звезде и о подмоге, которая ему в дороге
Святила в синие глаза.
Что мне ещё о том сказать вам Боги,
О том что я лишь пыль в его плаще,
Но вы символизировали Боги и я внимала вам и о подмоге
Молила к вам лишь о Рождественской звезде.
Явились Боги в тусклое окно смотрела я на вас но думала о нём
О пыли странной на картине и о своей смиренной мине
Что лишь привиделась во сне:ему, а он мне рассказал
О том чего и сам не знал.
Ну например о том что я писала о том как я его алкала
О чём же он писал в те времена
А вы свели всё к многоточью.
Он падал не расстёгиваясь ночью к вам :на постель свою
А ежели я впрочем смотрела на перо в его руке,
Оно в альбом ко мне писало, но я тогда не понимала
Что Боги только свет в моём окне
Они рыдают и поют оне:
Всё то что он писал в те времена как правило сводилось к многоточью.
Он падал не расстёгиваясь на постель свою, а еже ли он ночью
Отыскивал звезду на потолке: Она согласно правилам сгоранья
Скользила на портрет на потолке, быстрей, чем он успел загадывать желанье.
Он думал о Богах, но боги символизировали свет в его окне.
Звезда, которую оне ему послали в образе тревоги за даму,
Что портрет несла ему, на потолок повесив тот портрет
И даме было сорок лет в сороковой от Пасхи день от Пасхи.
А Боги превратились в белую луну, свернув свои прямые ризы
Капель закапала карнизы в его окне раздался темный гул
Из за угла пришла его печаль.
Он на неё не отвечал.
Всё то о чём тогда писали в Амстердаме
Как правило сводилось к многоточью и о даме
Мой ангел плакал и алкал любил звезду
А ежели он ночью отыскивал потрет её в ночи
Искал он тут же к истине ключи
Ключи же оказались у звезды
Которую на потолке искал он
Она же пряно в такт ему шептала
О том что и во сне его алкала
Алкал он бурое пятно в окне
И тут же пощадили его Боги
Он тут же тень её искал на потолке
В тревоге смутной будто бы в подмоге
Ни чей он не нуждался
Но звезда не раз ему шептала с потолка:
"Что Боги?Если бурое пятно за окнами
Символизирует вас Боги?
Что вы стремились высказать в итоге?"
Грядущее настало в Амстердаме
Он стал хотел пойти к какой то даме
Но Боги за окном ему пропели ветер
Он лёг в постель и ничего на свете
Никто его не потревожил
Он отыскал звезду на потолке
И посвятил её прекрасной даме
Давно то было
В Амстердаме:
Театр теней.
Одно в партере место.
Всегда пустует.
Ждет когда придешь.
На сцене – маски.
В черном кимоно монах присел у старого колодца.
Он щурится и греется.
О,Солнце!
Тебе молитву воздает монах.
Драконы,что красны,уж не тревожат.
Когда-нибудь останется лишь прах.
Когда ни будь он опершись на посох
Предстанет перед алтарем из Звезд.
В руках его-ответы
И вопросы его не мучат больше.
Не тревожат.
Молитвы воздает Монах Земле,
Что так черна,что пред нею кимоно монаха
Сияет и звучит,как будто в белом
Присел он воздавать молитву Солнцу.
Оставил все монах-в руках его лишь посох,
С которым кочевать он будет.
Из мира в мир, из Бытия в житье.
Оставил все монах.
Своё жилье;его приют
Лишь сень в тени колодца
Он управлять драконами не смеет.
Они желты. Они красны в час бездны,
Которая открылась вдруг монаху.
Когда ни будь покинув Солнце,Небо
Дракон уснет в печали и унынье
И цвет изменит с красного на черный
Приснится же такое Чужедали,
Где расцветет прекрасный белый лотос.
И лепестков не счесть, сто тысяч крыльев
Монаха посетят в час полуночной веры.
Являются божественные звери,
Которые гуляют близ монаха,
Но подступить к нему уже не смеют.
Как раньше постоять на мостовой
Смотреть на пыль как роль людских страданий
Как странен лик его немой
Как тень былых воспоминаний
А мне тот облик не забыть
Сказал ему как слово быть
Зачем же я и он в тоске
Зачем нести его к доске
Но досок мне не настругать
А мне о той что не вернуть
О том пути что через путь
Не возвращается перрон
Идёт по кругу тот вагон
Он будто бег иных речей
Он от серебряных ключей
Он от ключицы Бытия
Он понимает лишь меня
Печален лик его и суть
Печально он сказал ну будь
Он словно память бытия
Но шёл перрон как ты и я
Он развернул колёса сиро
Вне времени речей и мира
Стоит тоска с протянутой рукой
Стоит толпа как будто бы изгой
Она давно играет роль иных свиданий
Как боль последнего как роль
Пред мукой свыше расстояний
Но боль давно не жжёт сердца
Она лишь тень его венца
Тот голод что спасал Творца
Тот голод что спасал тюрьму
Что знать тебе или тому
Что лишь в тоске страданий бред
Что только тень иль только свет
Зачем же кровь в моём виске
Зачем отец и мать в тоске
Зачем бежать мне к Алтарю
Зачем тебе ему пою
Я постою на мостовой
Как странный и немой изгой
Не мой! Не мой! Не мой!
Немой Немой Немой
ИЗГОЙ
Каждое преднамеренное действие - магическое.
Аместер Кроули.
?По мере расширения сознания свобода человека
начинает падать; мощь его воли, хотя и растет
абсолютно, но степень его влияния на вид пути
уменьшается, то есть человек увеличивает
воздействие на вне его лежащее, но теряет
власть изменить свой собственный путь?
Пустота, шевелящаяся где-то в углу - разрасталась. Миг раскалывался, дробился, переливался цветными росчерками. Бокал, оставленный на столе словно недоумевал, вмещая пустоту. Из всех углов, особенно из под стрелок часов, висящих на ветхой стене
неслось: ?Будет так. Будет так?. Игра, составленная из слов, рун, кубика для гадания, ветхих тряпочек, напичканных какими-то травками составляло нечто такое, чему не найти названия.
Давно забытые слова, всплыли и, улыбаясь, вторглись в твое сознание.
-? Открытое окно. Некая невидимая дверь, за которую ты внезапно проникла, взошла по ступеням вверх и уже сверху смотрела на развернувшееся действо?.
Ловить взгляд – это все равно, что погружаться в сновидение. В центр извилистых улиц. В центр того колеса, что, набирая скорость, грозит выкинуть тебя со сцены жизни. Единственная цель – это погружение в центр?.
Как отпечаток некоей магической печати, мгновения сплетаются и расплетаются. Живые, словно уснули. Живы ли они – спящие? Кто здесь? Монах, коему снится, что он бабочка? Или бабочка, которой снится, что он монах? Человек, гуляющий по извилистым улицам старого города, лишь на мгновение поднимет глаза и взглянет на тебя. Кто он?
Я встречаю его не часто, но его черное пальто отпечаталось в моем сознании. Цвет его задевает меня, как синее. Печалит, как красное. Завораживает, как желтое. Но это черное, как концентрическое отрешение, цепляется за ветки деревьев и раскачивается, раскачивается, раскачивается.
Раскачивается на каблуках и его юная и очевидно влюбленная спутница.
Но тот в черном…Скорее это – Андрогин, наполовину мужчина наполовину женщина.
Ветхая кирпичная стена за окном.
Этот пейзаж стал уже привычным, но вот дерево, выросшее на крыше дома, словно недоумевает.
Провокации жизни.
Цветные болванчики – сны совсем потеряли свой цвет. Словно омытые дождем, они раскачиваются:туда- сюда.
Нечто большее, чем касание, нечто большее, чем встречи, нечто необъяснимое.
Лишь тень от тени. Во всем приметы дня, утекающего в ночь. Тот в черном…Отчего он больше не смотрит в лица прохожих? Лишь утро тонкой нитью связывает его с этим днем. Лишь его сон, просочившийся в пасмурное утро, удерживает его в этом городе, где больше нет её и только звери, с огненными глазами и пушистыми хвостами смотрят печально ему вслед.
Он хотел бы управлять Драконами. Но что он знает о них? Только то, что они белы, черны и красны. Что они меняют свой цвет с приходом сумерек сознания . Он балуется рунами, не слишком веря их раскладу. Он слепил кубик для гадания по И-Цзинь, но забыл обжечь его, и тот покрылся мелкими трещинами, как лицо когда - то прекрасной и юной его возлюбленной. Он посещает ночные миры, и они всегда раскрывают для него свои верные объятья.
Но нет того, что удерживало бы его здесь. Только это окно. Только эти темные пятна на лике Солнца и Луны. Но это только боль, которую он уже выпил сполна. Сны его, как тонкое кружево сплетены в Первозданность. Сны его, давно уже стали обыденностью, как глазницы белой луны.
Но мне все же отмерян кусочек бытия - пристань в глубине его улекситовых глаз.
Вот я как комета лечу мимо. Я зацепилась за ветки деревьев. Мраморный софит солнца смотрит на меня равнодушно, кающуюся, мятущуюся, верующую.
Своими алмазными гранями это солнце выкидывает меня в сумрак ночи и бросает затем на ледяные ступени буден.
Новь- это что-то влажное, влекущее меня всё дальше.
И все же мне иногда кажется, что Я и ОН - это всего лишь призраки печально грядущего века.
BIBLE
Кровавый диск солнца становиться особенно
ЗЛОСЧАСТНЫМ
В тот миг, когда кто-то вдруг вспомнишь о своём глупом желании,
вмешаться в ход событий что проистекает в Лете.
Сама Лета вещает о том, что бессмысленно
Смешивать и переплетать присоединять
Любовь к ненависти.
Здесь для вас все, что я
даже не сумею выразить словами.
Я в состоянии смотреть прямо, но давно
Выбираю для себя угол зрения.
Тепло Земли. Холод Солнца.
И тьма, как будто тромб в окне.
Я знаю его адрес во Вселенной.
Каждую ночь я мы оставляем ей свою прощальную притчу.
След блуждающего штатива,
И свой гнев, который качает нас Лотосом
Но в гневной грации мы пожимаем тепло.
Оставляем застой мысли,
Что в гневе странном и любознательном
Получаем как откровенный знак.
Так что законы ограничиваются насильственной свободой?
Так дикое сердце скорбит под властью разума.
Так что в настоящее время Сапфир возмущается?
Чуждые силы взвешивают его, но не осуждают
В блуждающей судьбе коварные и призрачные нравы.
Они растянуты во сне под названием обморок.
Кто-то в постоянно шепчет нам вслед
- "Всё для тебя секрет, судьба!"
И тут же начинает кричать
- "Разлука!"
Наш век полон хаоса, но Вечность никогда не сбросит в ближайшее время чудесный балдахин зла предвестий.
Как рухнул мрамор,
Окруженных толпой слепцов
Надменно не разумеющих о Боге с реальностью гордых линий.
Но он не взволнованный актер,
С бледным тонким пальцами, которыми он слегка коснулся застежек
В легком облаке газа показана система гордых мыслей...
Слепой горбун находит отголоски страданий на зубах и оттоке перламутра кожи нежного создания,а она лишь идёт к нему поэту, который ищет предмет.
Для бриллиантов и тёмно-фиолетовому шелку глядя на окружающих надменно.
Хотя она давно тащится в движении инфанты, слушая строго и надменно
Слова льстецов повёрнутые к ней.
Она возводит фантом из собственных страстей
Но спать под небом это просто её мечта.
Ибо Господь создал её таковой, что она способна мечтать даже
Среди подводных лилий
Даже среди роз на суде Сивиллы
Даже в мраморном венке в Венеции под куполами
Три голуби спустились.
Все погибнут в свою очередь!
Жемчужина оттаивает.
Губы теряют цвет.
Смерть птицам.
Растворяется каждый атом чтоб пасть в глубину вещества,
В преобразованиях неизменных зарождается фантом
В круге огненном и скоропортящимся остаётся один раз встретиться с сёстрами
И фонтан жизни бьёт сильнее, но он тем быстрее
Его акцизный источник.
И один из них иссякнет очень скоро искусство или жизнь.
Однако,будущее всегда имеет преимущество.
Перед всем остальным. Остальное: он как бы и будет.
Если только прошлое не закончится.
Ибо природа вещей останется все более и более загадочной.
О чем речь?
Ибо попав в незнакомое постоянство, остаётся по привычке мерить его быстрыми шагами и, когда, наконец, удастся понять из чего оно остаётся только успокоиться и закурить.
Под тяжестью шагов были стертые деревянные ступеньки, их путь был отмечен глубокими дуплами. Поднявшись наверх, можно было подойти к двери, и затем, свернув направо, чтобы попасть в темный коридор.
В середине комнаты стоял стул, на котором из каких-либо материалов были основаны документы, старые газеты, листовки с номерами телефона посетителей.
Хозяин этого странного дома курил трубки. Когда его руки были сжаты, суставы пальцев казалась не цветные шарики, размером примерно с грецкий орех, а стальные стержни. В офисе он постоянно работал. Седой ювелир. Тринадцать лет он носил один и тот же костюм, с рукавами, протерли на коленях и локтях, с большими карманами, куда он постоянно засовывать клочки бумаги с телефонами посетителей. Через несколько недель эти бумажки превращались в небольшие твердые катышки, и, когда их становилось слишком много, он вытряхивал их на пол. Иногда на него находило веселое настроение и он, обманывая руку и карман, вынимал пригоршню бумажных катышков и бросал ими в меня.
- Вот тебе! – восклицал он, сотрясаясь от смеха.
По старости он не стал мудрее:-? Недавно я слепил кубик для гадания по Книге перемен".
Он достиг такого этапа в жизни, когда есть потребность в молитве. Вот он придумал себе семь богов и молились им. Ближе к вечеру, когда бывало жарко и тихо, или зимой, когда были пасмурные дни, Бог вошел в свой офис, и я считаю, никто не знал о его существовании.
Он говорил о молодежи так банально и нудно, что хотелось зевать.
- Это вам интересно?
Я молча кивала. Я, как не странно, всегда интересуюсь будущим - прикосновением к Синхрофазотрону Времени, в крайнем случае, настоящим – некой балансировкой на острие мгновения. Для баланса - чтобы научиться, наконец, вычислить на веревке момент, не трогая ничего, не задевая собеседника не взглядом, ни жестом, ни несметные полунамеков – это не погружение в центре колеса судьбы, в центре этого колеса стремительно выбрасывающего тебя со сцены жизни. Рождество.
Ночь накрывает меня плотным туманом словно дерево, выросшее выросло по какому-то недоразумению в Яслях .В ясные дни недоумевая гибкостью и исчезающим силуэтом на фоне протекающей вдали в какой- то момент исчезаем под густым молочный отваром.
Мечта - не реальность, а реальность не абрис мечты, которая приобретает форму но становятся все более ясными и меня как будто разбудили чьи - то легкие прикосновения - это всего лишь легкий ветерок, пробивается сквозь не закрытое окно или это туманное утро, когда солнце уже последние, тусклые лучи согревали еще не остывшей земле, на старый и потертый балкон, где в пыли старых журналов и газет проката, и на полках огурцы в тусклых были ограничены, я провела некоторое время в мысли за сигаретой и чашкой кофе. Дождь внезапно усилился и вязкой песня ее, казалось, больше будет остановлена на время, а не пространство. Оглянувшись назад, точнее, в моей комнате, на стене можно было увидеть несколько старинных гравюр, на которых тот же пейзаж - был представлен фонтаном на тусклой и забытой площади. Этот пейзаж повторяется в разных ракурсах и при разном освещении, неизменно пустынной местности и голуби были рядом. Если мы вдруг осмелимся заглянуть в серое и пустынное небо над фонтаном, вдруг мы бы увидели неясный силуэт, который так невнятно выдал, что, скорее всего, принял бы его за капризы витиеватыми облаками или на плод чувствительного воображения.
Вес часов на стене, буркнув обычную песню: "Ничего не будет. Ничего не будет. Ничего не будет ...", но один раз, когда я в задумчивости стояла на балконе, мой взгляд упал на одну из гравюр и силуэт ... то ли блики света и тени играют на пакость ... а если приближались, его линии были острыми и, приблизившись так заметно было издано ... но же был распущен и оставили на прежнем месте, где он и должен быть.
Жаждала и печаль моя стала привычной и размеренной не обидеть, не причинить неудобства, и окутана молчать и тщательно прижимает к себе, как только мать может нажать больного ребенка к истощенной груди.
Что необычного, скажете вы в горбоносом силуэте человека, живущего, возможно, вечность назад, и по воле неизвестного фотографа, который попал на площадь со старым замерзшим фонтаном?
Силуэт на гравюре, несомненно, прожил жизнь и даже иногда осмеливался переходить от одной гравюры к другой.
Эти метаморфозы и движения мужской силуэт стал привычным раньше, и взяла больше и больше места в моих мыслях, потому что, чем их еще занять ... старые пожелтевшие журналы на старом балконе были прочитаны не один раз и больше не занимали ее воображение. Долго я шла по извилистым улочкам, не разбирая дороги. И когда, наконец, мой взгляд упал на одну из вывесок, я прочитала прыгающие буквы нам медной табличкой:?Ювелир.?
Его дом был построен из известняка и хотя, казалось, что он заглох, и раз начал писать немного камня, давая богатый серебристый оттенок его поверхности, по вечерам или в хмурые дни в Затмения места под навесами небольшой капли. Плохо освещенная лестница в доме, проводит в своем офисе. Но лампа с мутным стеклом висит. На лампу в отражатель , которые росли бурые от ржавчины и покрыты пылью. Людей, ходящих наверху, повторите шаги большого количества других людей, проходящих здесь с ними. За дверь ветхого дома, которые до сих пор стойко сносят удары дождя, он звонит, молотком стучать. Он оперся на косяк, потому что дорога была длинной, но дверь внезапно распахнулась, выпустив меня в темный зал, в котором витая лестница лидер куда-то вверх. Телефон в прихожей внезапно раздал протяжный зуммер, вдруг перестало и опять треснуло с такой силой, что я невольно подняла трубку и услышала пожилой голос, принадлежащий, вероятно, к мужчине лет семидесяти, и который казалось таким знакомым ... но нет ... голос скважины намека о делах давно минувших дней. Итак, человек попросил меня подождать, потому что у него был посетитель. Прождав целую вечность, я увидел, как мужчина в черном пальто и плотно шапке, натянутой на глаза был медленно ногами вниз, что было трудно разглядеть его глаза за тенью. На вид ему было сорок. В левой руке он нес небольшой сверток в сером пергаменте и, слегка поколебавшись, и не взглянув на меня, вышел через дверь в туманный вечер.
А если снится лабиринт - я долго всматривалась вглубь офиса, на стенах которого часа в серебряные длинные рамы и протяжно отметили: "Будет так. Будет так Будет так.?
В кресле у старого камина сидели старики и нагревали под рукой огонь. Обычной просьбой сделать серебряный медальон обычными людей привлекают интерес мысли. Заказ должен был быть готов в тринадцать лет.
Вернуться в тягостные Думы, домой, я все думал, почему я так сильно начал ходить по улицам? Как-то не только нежна. Улицы воспринимают и приязненно отторгают меня. И я начала избегать по улице, не понимая еще, что я избегаю.
Не было часа, минуты и дня.
Но ты знаешь - я упрямая.
После копии больничных дней;
Ты жемчуг черный.
После нескольких дней отпечатки точны
Мозг как счетчик продолжает счет
Все попытки мои робкие
И все мнения каждого и всех
Исправлена ...
Завешено тканью
Ты икона и древние сокровища ...
Что плохо растет белым днем?
Но она здорова во сне долгом ...
Как будто ночь на огонь стрихнин
Могила медленно тлеет
Глубоких глаз, он посмотрел на меня
Оставлял и ничего ни чего не жалея
Забыла Платформу возвращения
Как будто камень, который точит алмазы
Дымка на него
Остальные только пасты
Ветер рвет на талой щеке
Снова ветер на дыбе лифт
Осенью в качестве антидота в нем
Яд, что дали его не отнимешь ...
Удивительный день на его закате.
Не пугайся, солнце может не возникнуть.
Оставьте чай в прозрачном стакане
На прозрачном микро-истукане
И что-то думая засела стрела
И ищу спасения от настенных часов.
Дверь отпирается забытых клеток
Клеток, для которых миры всего лишь квартира.
Подбирает ключи к вечности.
Стучит в ресторанный замок
Не выйдя в финал
Ездит по кругу, назло бесконечности.
Не знаю, что угол развала, некоторые квадратные.
Медленно от жара извиваются,
Когда она становится невыносимей жары.
Смотрите на ребенка с большой осторожностью.
В игре под названием:
?Купить мороженое! "
Ведь вы идете в кармане с Кармою
Смотрите на ребенка с большой осторожностью.
Утонуть в этом весеннее солнце
Нет более никакой возможности.
Надеясь сократить этот момент
Или оболочку черную рамку.
Но моя планета - белый жалкий остров.
Рыбака, который провел весь день в колыбели моря.
Она была в слезах, вымерли от горя.
Он плетет сеть и молится на солнце.
И ее крики чаек эфир Грозного и коварного Бога моря, что его трезубец, где Инкогнито дань далекой песни.
В своем пылу и гневе она прекрасна.
В его короне и Буре, он принимает тихий стон и ее солнечную улыбку прячет в бороде.
Она привыкла к своей сети и молится на солнце.
Рыбак, который провел весь день на охоте бурлящей пены, а я ищу зеркала и глаза, он находит только и блестящая синяя рыба.
Они делают песню медведя из-за заката?
Они делают ужасных царей новости от берегов печально об этом уже, из того, чьи пальцы снова искал серебряные ножницы ...
Также не будет прилипать серое во веки веков.
Горе причастие в ночь смешает век.
Так будут звонить, сразу же с серебристой нитью.
В глазах спас нерукотворный выглядит.
С Архангелами - Ангелами
Распаляясь дней без перерыва ...
Для того, что в Древней половине ночи
Мой был искаженный рот ...
И все замки на клетках мысль разбиты.
На площади первопрестольной ворона ...
Но так тому и быть, -
Я Древний змий, цепляли на грудь,
Дерева скрученное в старое время ...
Ты не путай меня -
Золотоволосую чудесный
Возьмите все, чем я владею.
Кровавый диск больше не кровавый
На этой земле никто не имеет права
Все было смешанное переплетены
Вновь река забылась присоединился
Расхитители моя любовь
Здесь для вас все, что я
Но даже она не согреет вас
Я в состоянии смотреть пряно давно
Но я выбрал для себя угол зрения
Тепла Земли. Холодного Солнца
И тьма, как будто тромб в окно
Я знаю его адрес во Вселенной
Отправить свою прощальную
На листе бумаги
Скоропортящиеся последний знак
В мой любимый театр
Wrace бродит треноги
И гнев ваш trevozhnik качает
Сесть в позе лотоса, как всяк в nalozhnik
Но в гневной грации мы пожимаем друг другу тепло
Я оставляю до застоя
Что в гневе странные и любознательный
Пасть на колени перед Валентином
Хитрый знак Vozhdelenya
Я жду позорного Zatmenya
Так что законы ограничивают насильственные свободы
Так дикое сердце под властью тоскует
Так что в настоящее время штраф Сапфир возмущается
Поэтому чужеродные силы взвесить
Не осуждаю
В блуждающей судьбе
Хитрые и призрачные таможенного
Вы растянуты во сне мне руку
Но кто-то в черном прошептал я и повторил
Для вас секрет судьбы
Тоже начал орать
Отделение
XX век полон хаоса
Но
Вечность из N сброшу в ближайшее время чудесный балдахин
Странный ты полон зла предвещает
Как рухнул мрамор
Что светит в постели
Окруженный толпой слепых
Возмущенно вы слушать о хобби Бога
Реальность гордые линии
Он взволнованно актер
С бледным тонким пальцем он слегка коснулся застежек
В легком облаке газона показана система гордых мыслей
Слепой горбатый находит отголоски страданий Эхо
В зубы отток перламутром коже нежное создание светит
Он идет к поэту, который ищет предмет
Надев бриллианты и темно-фиолетовый шелк
Глядя на окружающих надменно,
Тащат в движении инфанты слушать строго и надменно
Слова льстецов повернулся к нему
Давным-давно три мраморные громады
Разрушены
Возведенный Фантом
Под небом спать, что Элада
Их заветная мечта.
Три жрицы в небе создал
Последние слова
Мечтать среди подводных лилий
Что Афродита все живет
Три розы на суд Сивилла
Сплели мраморный венок.
В Венеции под куполами
Три голуби спустились
Все погибнут в свою очередь
Жемчужина оттаивает
Губы теряют цвет
Смерть птицы
Мраморный упадет
И, растворяясь атом Areach
Пасть существа глубину
Культур страшная и кровавая
Для творения формы Божества
Но в преобразованиях неизменными
Здесь Фантом возникает
Что в круг огненный и скоропортящиеся
Однажды встретить сестер
С какой фонтан бьет сильнее
искусство в нашем мире
чем быстрее акцизного свои источники
и один из них иссякнет скоро
искусство или жизнь
Однако
Будущее всегда имеет преимущество
прежде всего остального он как бы и будет
Если прошлое не заканчиваются
Потому что
Все более и более загадочным
Более фантастические, чем суждение
Это все труднее и труднее говорить
Но тишина похожа на болезнь
Попав в незнакомое пространство
Я по привычке измерил его быстрые шаги и, когда наконец
Я сумел понять, из чего он состоит успокоился и закурил
Под тяжестью шагов были стертые деревянные ступеньки, их путь был отмечен глубокими дуплами. Поднявшись наверх, можно было подойти к двери, и затем, свернув направо, чтобы попасть в темный коридор.
В середине комнаты стоял стул, на котором каких-либо материалов основан: документы, старые газеты, листовки с номерами телефона посетителей.
Хозяин этого странного дома курил гайку трубки. Когда его руки были сжаты, суставы пальцев казалась не цветные шарики, размером примерно грецкий орех попал на стальные стержни. В офисе он постоянно работал. Седой ювелир. Тринадцать лет он носил тот же костюм, с рукавами, протерли на коленях и локтях, с большими карманами, где он постоянно засовывать клочки бумаги с телефонами посетителей. Через несколько недель эти бумажки превращались в небольшие твердые катышки, и, когда их стало много, он вытряхнул их на пол. Иногда на это нашло веселое настроение, он обмакнул руку в карман и, вынув пригоршню бумажных катышков, бросал их в меня.
Здесь вы воскликнул он раскачивался от смеха
К старости он вообще в последнее время не поумнел я слепил кубик для гадания по книге перемен
Он достиг такого этапа в жизни, когда есть потребность в молитве. Вот он придумал себе семь богов и молились им. Ближе к вечеру, когда бывало жарко и тихо, или зимой, когда были пасмурные дни, Бог вошел в свой офис, и я считаю, никто не знал о его существовании.
Он говорил о молодежи-это так банально и нудно, что хотелось зевать.
Вам интересно
Я молча кивнул
Я, как не странно, всегда интересует будущее прикосновение к Sversoznany, в крайнем случае присутствует некая балансировка на острие мгновения
Чтобы сбалансировать longto учиться пойти, наконец, на веревке момент, не трогая ничего, не задевая собеседника не взглядом, ни жестом, ни несметные полу намеки ли это погружение в центре колеса судьбы, в самом центре этого колеса, которая стремится выбросить тебя от сцены из жизни
Поздняя осень накрыла город с настолько плотный туман, потому что и дерево, которое выросло по какому-то недоразумению на крышу противоположного дома и в ясные дни недоумевая, гибкость и исчезающим силуэтом на фоне протекающей вдали день исчез густой молочный отвар из тумана сейчас
То ли мечта стала реальностью, то ли реальность была мечта, план, но от мечты становится все более и более ясно, меня как будто разбудили чьи - то легкие прикосновения, но не было легких ветерок, прорываясь сквозь не закрытое окно это туманное утро, когда солнце уже последние, тусклые лучи согревали еще не остывшей земле, на старый и потертый балкон, где в пыли старых журналов и газет проката, и на полках огурцы в тусклом банки были ограничены, Я провел некоторое время в мысли за сигаретой и чашкой кофе. Дождь внезапно усилился и вязкой песню она появляется, будет остановлена на время, не пространство. Оглянувшись назад, точнее, в моей комнате, на стене можно было увидеть несколько старинных гравюр, на которых один и тот же пейзаж фонтан на тусклом и забыли площади была представлена. Этот пейзаж повторяется в разных ракурсах и при разном освещении, неизменно пустынной местности и голуби был рядом. Если мы вдруг осмелился заглянуть в сером и пустынном небе над фонтаном, вдруг мы бы увидели неясный силуэт, который так невнятно, что скорее всего принял бы его за капризы витиеватыми облаками или на плод чувствителен воображение.
Вес часы на стене, буркнув обычную песню ничего не будет ничего не будет ничего не будет
Один раз?
Когда я в задумчивости стояла на балконе, мой взгляд упал на одну из гравюр и силуэт ... то ли блики света и тени играют на пакость ... как будто приближался его линии были острыми и приблизившись так заметно было издано ... но, нет он тут же был распущен и оставили на прежнем месте, где он и должен быть
Я жаждал и печаль моя стала привычной и размеренной не ранит меня, не вызывало неудобств и окутана молчать и тщательный povoloky и прижал к себе, как только мать может нажать больного ребенка к истощенной груди.
Что необычного скажете вы в горбоносый силуэт человека, живущего, возможно, вечность назад, и по воле неизвестного фотографа, который попал на площадь со старым замерзшим фонтаном
Силуэт на гравюре, несомненно, прожил жизнь и даже иногда осмеливался переходить от одной гравюры к другой
Эти метаморфозы и движения мужской силуэт стал привычным раньше, и взяла больше и больше места в моих мыслях, потому что, чем их еще занять старые пожелтевшие журналы на старом балконе были прочитаны не один раз, и больше не занимали ее воображение поддавшись незнакомое чувство, которое заставило меня обратить внимание на небольшое объявление в пожелтевшие газеты, которая в отличие от других, было напечатано без вензелей и прочих украшений, я читаю мастер, далее адрес ювелирной мастерской, которая, судя по названию улицы, где-то в стране
Долго я шел по извилистым улочкам, может ли он быть без сортировки дороге
И когда, наконец, мой взгляд упал на одну из вывесок, я читал прыгающие буквы на медной пластины Ювелирная мастерская, где я собирался заказать себе серебряный медальон с простых людей так называли
Его дом был построен из известняка и хотя очевидно, что он заглох и раз начал писать немного камня, давая богатый серебристый оттенок его поверхности по вечерам или в хмурые дни в zatenenenny места под навесами небольшой акт капли
Плохо освещенная лестница в доме, проводит в своем офисе
Над лампа с мутным стеклом висит
На лампу в отражатель, которые росли бурые от ржавчины и покрыты пылью. Людей, ходящих наверху, повторите шаги большого количества других людей, проходящих здесь с ними. За дверь ветхого дома, который до сих пор стойко сносили удары дождя не было, он звонит, молотком стучать. Я оперся на косяк, потому что дорога была длинной, но дверь внезапно распахнулась, выпустив меня в темный зал, в котором витая лестница лидер куда-то вверх, находится телефон в прихожей внезапно раздался вдруг перестало и опять треснуло с такой силой, что я невольно поднял трубку и услышал пожилой голос, принадлежащий, вероятно, к мужчине лет шестидесяти, и которое казалось таким знакомым, но нет голоса скважины намека о делах давно минувших дней.
J если человек попросил меня подождать, потому что у него был посетитель прождав целую вечность, я увидел, как мужчина в черном пальто и плотно шапке, натянутой на глаза был медленно ногами вниз, что было трудно разглядеть его глаза за тенью. На вид ему было сорок. В левой руке он нес небольшой сверток в сером пергаменте и, слегка поколебавшись, и не взглянув на меня, вышел через дверь в туманный вечер.
Так что, поднявшись вверх по лестнице, как будто в лабиринте снов я долго всматривался в глубь кабинет, на стенах часы в серебряной оправе долго и протяжно отметили
Так и будет. Так и будет. Так и будет.
В кресле у старого камина сидел старик и нагревают под рукой огонь
Обычной просьбой сделать серебряный медальон и транслируется с ее простым людям не привлекают особый интерес старика заняты мысли
Заказ должен был быть готов в тринадцать лет.Вернуться в тягостные Думы домой
Я все думал, почему я так сильно начал ходить по улицам как-то не приязненные в одиночку. Улицы не воспринимаются и не приязненные отторгла меня. И я начал избегать по улице, не понимая еще, что я не
Не было часа, минуты и день еще
Но ты знаешь, я настойчивый
После копии больничных дня
Ты жемчуг черный
После нескольких дней отпечатки точный
Мозг как счетчик продолжает счет
Все попытки мои робкие
И все мнения каждого и всех
Trixed
Завешено тканью
Ты икона в сокровища древних
Я плохо растет белым днем
Но это здоровые во сне долго
Как будто ночь на огонь стрихнин
Могила медленно тлеет
Глубоких глаз, он посмотрел на меня
Я оставил там ничего не жалея
Но забыли Платформа возвращается
Как будто камень, который точит алмазы
Дымка Uleskitovy на него
Остальные только пасты
Ветер рвет на талой щеке
Снова ветер на дыбе лифт
Осенью в качестве антидота в нем
Яд, что дали его не заберут
Удивительный день на его закате.
Не пугайся, солнце может не возникнуть.
Оставьте чай в прозрачном стакане
На прозрачные микро
Istukane.
А кто-то, делая засела стрела
И ищу спасения от настенных часов
Дверь отпирает забыли клеток
Клеток, под которой
Квартира миров
Подбирает ключи к вечности
Стучит Pervopricinnosti замки
Не выйдя на конечной
Ездит по кругу, чтобы, несмотря на бесконечность
Не знаю, что угол развала какой-то площади
Медленно светиться как vystirannyj зонтик
Лежа на пляже от жары извиваться
Когда она становится невыносимой жары
Смотрите на ребенка с большой осторожностью
В игре под названием
Купить мороженое
И вы идете в кармане с Karmou
Смотрите на ребенка с большой осторожностью
Утонуть в этом весеннее солнце
Нет больше никакой возможности
Надеясь сократить этот момент
LoObleplennyj оболочка черная рамка
Его планета белый жалкий остров
Рыбака, который провел весь день в колыбель моря
Она была в слезах вымерли от горя
Он плетет сеть и молится на солнце
И ее крики чаек эфир pesnuO Грозного и коварного Бога моря, что его трезубец, где ostroNasazivaet дань далекой песни.
В своем пылу и гневе он прекрасен
В его короне и Буре, он opasnyjUslysav тихий стон из ее pricalaSvou улыбку прячет в бороде
Она привыкла к своей сети pecaliSpletaet и молится на солнце.
Рыбак, который провел весь день на ohoteV бурлящей пены ищу он ZerkalaZerkala глаза, он находит только glaznicyPecal?иных и блестящая синяя рыба.
Они делают песню несет ответственности за Закат
Они делают ужасные царя PucinyPrinosat новость от берега грустно, что уже чьи пальцы iskolola ивы
Снова искал серебряные ножницы
Также не будет прилипать серый во веки веков
Горе причастие в ночь смешает век
Так что будут звонить, сразу же с серебристой нитью
В глазах спас нерукотворный выглядит
С Архангелами Ангелов
Распаляясь дней без перерыва
Для того, что в Древней половине ночи
Мой был искаженный рот
И все замки на клетках мысли разбиты
На площади первопрестольной ворона
Но так тому и быть
Я Древний змий цепляют на грудь
Дерева скрученных в старое время
Ты не путай меня Evoyu
Золотоволосую чудесный
Возьмите все, чем я владею
Ой, правда, чем я владею
Поэтому древние шепчет комета
Ивы в яблоко змея в любви
Что вы до сих пор дудки
Моя душа как ночь седая
Zazyvny заумные трели
И чудесные сосны Гималлая
Я буду принимать контральто включает в качестве награды
Как листья осени прощальный фривольности
От бесконечности этого мне ничего не нужно сейчас
Только я прошу, - не замечают кисти восковая бледность
Века оплавленных сегодня молитва
Я не виню себя, я не крал его
И вряд ли это была Вселенная последний участок
Это было так просто и все это было намного
Последний знак
В мой любимый театр
И в злой бродит благодать всяк штатив
И гнев ваш trevozhnik качает
Сесть в позе лотоса, как всяк в nalozhnik
Но в гневной грации мы пожимаем друг другу тепло
Я оставляю до застоя
Что в гневе странные и любознательный
Пасть на колени перед Вифлеемом
Хитрый знак Vozhdelenya
Я жду позорного Zatmenya
Так что законы ограничивают насильственные свободы
Так дикое сердце под властью тоскует
Так что в настоящее время штраф Сапфир возмущается
Поэтому чужеродные силы взвесить
Не осуждаю
В блуждающей судьбе
Хитрые и призрачные таможенного
Вы растянуты во сне мне руку
Но кто-то в черном прошептал я и повторил
Для вас секрет судьбы
Тоже начал орать
Отделение
Наш век хаоса полон
Но
Вечность из N сброшу в ближайшее время чудесный балдахин
Вы странные
Полный зла предвещает
Как рухнул мрамор
Что светит в постели
Окруженный толпой слепых
Возмущенно вы слушать о хобби Бога
Реальность гордые линии
Он взволнованно актер
С бледным тонким пальцем он слегка коснулся застежек
В легком облаке газона показана система гордых мыслей
Слепой горбатый находит отголоски страданий Эхо
В зубы отток перламутром коже нежное создание светит
Он идет к поэту, который ищет предмет
Надев бриллианты и темно-фиолетовый шелк
Глядя на других свысока
Тащат в движении инфанты слушать строго и надменно
Слова льстецов повернулся к нему
Давным-давно три мраморные громады
Разрушены
Возведенный Фантом
Под небом спать,ладно
Их заветная мечта
Три жрицы в небе создал
Последние слова
Мечтать среди подводных лилий
Что Афродита все живет
Три розы на суд Сивилла
Сплели мраморный венок
В Венеции под куполами
Три голуби спустились
Все погибнут в свою очередь
Жемчужина оттаивает
Губы теряют цвет
Смерть птицы
Мраморный упадет
И, растворяясь в каждом атоме
Пасть существа глубину
Культур страшная и кровавая
Для творения формы Божества
Но в преобразованиях неизменными
Здесь Фантом возникает
Что в круг огненный и скоропортящиеся
Однажды встретить сестер
С какой фонтан бьет сильнее?
Искусство в нашем мире!
Но чем быстрее акцизного свои источники
и один из них иссякнет скоро
искусство или жизнь
Однако
Будущее всегда имеет преимущество
прежде всего остального он как бы и будет
Если прошлое не заканчиваются
Потому что
Все более и более загадочным
Более фантастические, чем суждение
Это все труднее и труднее говорить
Но тишина похожа на болезнь
Кто мой канат
Кто ты пьешь за мое здоровье
Где новый трек
Простой день пренебречь
И от дома не хожу
А потом просто выть и причитать
Или просто молчать себе
День разливается по бокалам.
Как жаль, что приходится выбирать
Как мы живем и что мы пьем?
P.S.ТЫ ГОВОРИШЬ ЧТО ЭТО ЕРУНДА МНЕ НРАВИТСЯ ТВОЯ МАНДА
ОНА ВЛАЖНА И ВКУСНО ПАХНЕТ ДРУГОЙ ПОСМОТРИТ ВСКРИКНЕТ АХНЕТ
И УБЕЖИТ ЗАЖАВШИ НОС СТИРАЯ ТВОЮ ВЛАГУ С РУК НИЧТО НЕ ДЕЛАЕТСЯ ВДРУГ
А *** СОСАТЬ ТАКАЯ РАДОСТЬ ТЫ ГОВОРИШЬ ЧТО ЭТО ГАДОСТЬ
СЕЙЧАС СЕЙЧАС В НАЧАЛЕ ДНЯ
НЕ ДАЙ ЖЕ УМЕРЕТЬ ПОКУДА
ВСЯ ЖИЗНЬ КАК КНИГА ДЛЯ МЕНЯ
"...Да.
Совершилось чудо.
Сумев удержать публику натощак.
В семь часов вечера…
Три часа кряду!
На своих неудобных местах?
Без антрактов…
Когда тени зрителей начали поглядывать друг на друга, словно в опиумном бреду.
Или же начинали плавать, словно белые медузы.
Скалить свои громоподобные рты?
Не приходилось тревожиться за свою судьбу, и слава Богу не пришлось оплакивать не одной жертвы каннибализма; но на будущее если бы дирекция ещё умела ставить драмы в тринадцати картинах с прологом и эпилогом.
С годами, по мере того, как Драматург обогащается вниманием и знанием человеческого Сердца…Нам хочется проникнуть всё далее, ибо бессмысленно анализировать характеры и человеческие чувства. Скажем без обиняков:-? Это скучно!?
Ибо Драматург достиг определённого возраста и лучшее, что может произойти с ним,-
Это Смерть..."
Пьеса проваливается, будто вдохновение, сквозь нити пустой сетки для волос, особенно когда подумаешь о пользе.Разве она вещь?
Нет и больше опоры в разуме, чтобы подняться...
Ну, разумеется!
Они не кому не давали своих тонких обязательств.
Ходили будто в сетке на голове.
Но, Вы, о, сударь мой!
Один из тех грандиозных людей, которые особенно пугались личной свободы, были горды и счастливы…Внезапно Вы обрели свободу, - полную, окончательную и неприступную, но когда вы обрели её, дитя! Я поняла Вас, хотя и понимать не хотела!
Потому что и понимать не хотела…
Не хотела; и Боже упаси меня, переиначивать вашу жизнь и зависеть от Вашего первого увлечения,как от моей последней иллюзии …
Я давно уже покончил с моей первой Любовью, как с блудной дочерью…
Не искушайте меня.Не краснейте за меня
Ведь тебе принадлежит всё лучшее, что есть во мне...
Созовите мне тринадцать греческих мудрецов, соберите, о, сударь мой, тринадцать надменных гомеопатов.Тринадцать черных Монахов.
Я преподнесу им великолепный сюрприз.
-? Ибо…ибо….ибо… если бы звёзды упали в море, они бы не, произвели не единого волнения на глади Внеземной Пульсации… Ты и именно ты ворвался в мою жизнь, и я думаю о тебе, будучи убеждёна в том, что ты вернёшься в мою жизнь... И если верить тому, что о тебе утверждают, иначе…?
Увы?
Ах!
"...Прежде всего, надо было привлечь к себе эту душу, внушить ей доверие, или лишить её рассудка или дать ея прозреть,- ибо девушки легче всего поддаются впечатлению о своём первом избраннике. Но стоит им только увлечься другим,- всё теряет смысл…
Ибо и старая пословица гласит…
И упрекать её в этом не стоит. Результаты моих наблюдений таковы! И если вы больше не питаете ко мне доверия, это единственное слово, которое я, в моём возрасте могу принять во внимание! Всё, что во мне есть хорошего и что открывается мне по первому зову сновидения, очень восторженно, и будто…
Инкогнито..."
Vovochka is the joy, the hope and future of every family!
What castielle loving mother, if johnny is healthy,
good eats, sleeps, well develops physically and mentally?
No doubt...
And Vice versa: how much excitement is making in the lives of young moms degenerate Vovochka.
How many sleepless nights conducting the young mother in bed with her Johnny, how many tragedies she hears about his love Affairs and sexual relations in his youth,about his dirty neopagan ostrugannyh panties,his goats, and is not presented roses.
No doubt...
Let me tell you, dear...
Poor johnny usually complains that spends a lot of time in the Publichka, in fact he is chewing his nails at the coffin of his grandmother.On the feet!
Poor johnny, when his young mom wore it idiotika in her tummy, listening to the chirping of birds, mowed by Bach and Mozart, sowed and walked shaking his ideami from right to left and left to right, he was already writing great songs about ****Oh mother. The music certainly wasn't stealing from Dead souls,but tried very hard,really. Tried and could not do anything better to figure out how to try to get pregnant mommy/secretly/, but mommy gave him his cap, jinseki and rusecko/ Golden markertek/ but she tied to parketchika a gold zapoteco with aniccam one dollarsi.
Took a shower, sang funeral songs on the theme of deaf bespalatnoe hamlet for centuries, didn't listen to the young mother little johnny, not listen to daddy, he was born deaf-mute audio, but he fought for life/ sometimes she drank/.
For his mother, but hesitated to drink for my grandmother, who at this time stepped up his nails, which tore off her drunk johnny, when he was eighteen years old.
But loved loved his grandmother, he called her by name and patronymic, constantly asked and begged to recall his name the to the.
And he handed her psihushku, and then prayed deninno and nechushtai for uspokoenie of his soul nenaglyadnaya virgin mom, because after she gave birth to johnny she sewed up his ****Ecka and Polesie her oktyabryatskaya star and pinned rozanek to the panties, then regularly accompanied johnny to Papa in a silver mist.
Do you think it was easy Papa Vovochka?
Lord I ask You never go to Benecko in the post, this may appear Vovochka,after rain on Thursday and Friday:
Вовочка-это радость, надежда и будущее каждой семьи!
Какое счастьеце для любящей матери, если её Вовочка здоров,
хорошо ест, спокойно спит, хорошо развивается физически и психически?
Несомненно...
И наоборот: сколько волнений вносит в жизнь молодой мамочки дегенерат Вовочка.
Сколько бессонных ночей проводит молодая мамочка в постели с ея Вовочкой, сколько трагедий она выслушивает о его любовных похождениях и половых связях в юности,о его грязных неоглаженных обтрюханных трусиках,о его козочках и не подаренных розочках.
Несомненно...
Позвольте заметить, уважаемые...
Бедный Вовочка обычно жалуется, что много времени проводит в Публичке, на самом же деле он грызёт ногти у гробика бабушки.На ногах!
Бедный Вовочка, когда его молодая мамочка носила его идиотика в животике, слушала щебетание птичек, косила под Баха и Моцарта, сеяла и похаживала покачивая лидвеями справа налево и слева направо, он уже тогда сочинял замечательные песенки о ****ой матери. Музыку конечно не воровал у Мертвых душ,но очень старался,очень. Старался и не мог ничего лучше придумать, как постараться самому забеременеть мамочкой/тайно/, но ведь мамочка подарила же ему кепочку, джиньсики и ручечку/ золотой паркерчик/, но она привязала к паркерчику такую золотую цепочечку с ценичком в один доллларчик.
Ходила в душ, пела загробные песенки на тему глухого безпролазного Гамлета столетиями, не слушался молодую мамочку Вовочка, не слушал папеньку, он родился слепо-слухо немым, но он так боролся за жизнь/ иногда за неё выпивал/.
За мамочку свою, но стеснялся выпить за бабушку, которая в это время наращивала себе ногти, который отгрыз ей пьяный Вовочка, когда ему было уже восемнадцать годочков отроду.
А ведь от любил, любил свою бабушку, ведь он звал её по имени отчеству, постоянно спрашивал и просил напомнить как его зовут то самого до самого.
А ведь он сдавал её в психушечку, а потом молился деньнно и ночушкой за успоконение души своей неноглядной девственной мамочки, ведь после того, как она родила Вовочку она зашила себе ****ечку и полвесила на неё октябрятскую звёздочку и приколола розанчик к трусикам, затем регулярно провожала Вовочку к папеньке в серебряный туман.
Вы думаете легко было папеньке Вовочки?
Господа прошу Вас никогда не ходите в банечку в пост, от этого могут появиться Вовочки,после дождичка в четверг и в сухую пятницу!
Долго промучавшись в поиске работы, Гном подался в столицу и устроился фотографом в довольно сомнительное место, но чем черт не шутит… деньгами не обижали, да и рабочий день график был свободным. Итак, Гном устроился фотографом в порностудию среднего пошиба.
Смотря на Гнома, на его отросшие жидкие усики над верхней губой и реденькую рыжую испанийолку вряд ли можно было заподозрить что-нибудь подобное. Но жизнь диктовала свое. Втайне от друзей и родственников, которым Гном сказал, что едет работать кинооператором в студию, которая начала вот- вот разворачивать свою деятельность, Гном щелкал обнаженных девиц разных возрастов и комплекции. Попадались даже хорошенькие.
На длинное письмо матери, в котором та беспокоилась о здоровье Гнома, тот отстучал: ?Работаю. Все нормально. Только питаюсь скверно?. Последнее было сущей правдой - Гном позволял себе изредка жареную картошку, в основном же питался всевозможными кашами, а в перерывах между работой перехватывал бутерброды с чаем.
Собственно девицы Гнома не интересовали, а если интересовали, то только как художника - У Гнома было незаконченное художественное. Да и обстановку пора было сменить. Долгие занудные дожди старого любимого города Гном вспоминал теперь редко.
Столица, ее дороги, асфальт, паутина проводов, бетон раскалялись от палящего летнего зноя, и Гном зачастую оставшись один в студии скидывал одежду, бежал в душ, а затем размявшись, садился в позу лотоса и так с закрытыми глазами проводил всю ночь до утра. Утром он плелся домой, заваливался спать до двенадцати, а затем к двум возвращался в студию.
Однажды.
Поздним вечером, когда солнце уже садилось за купол старой церкви, Гном как обычно совершенно голый бродил по опустевшей студии, как вдруг в предбаннике послышались женские голоса и две девчонки, которые только что отработали и теперь по разумению Гнома должны были видеть десятый сон со смешком открыли дверь студии, что то бурно обсуждая и застыли в недоумении глядя на голую фигуру, маячившую в полутьме. К слову сказать, в этот вечер Гном долго брил голову и, наконец, решился сбрить усики и пресловутую испаньёлку. На обозрение девицам предстал еще молодой мужчина, чисто выбритый, с прекрасно сложенным черепом и всем остальным. Не обращая внимания на непрошеный визит, Гном стал разминаться, садясь, то на шпагат, то в позу лотоса.
Непривычное зрелище предстало на строгий суд девиц. К слову сказать, во время работы за отщелкиванием, Гном предпочитал молчать, никогда не делал замечаний и вообще предпочитал отработать, проявить негативы, отпечатать, на следующий день получить порцию зеленых и отвалить до следующей порции девиц.
Как не странно, казалось бы ко всему привыкшие девицы, толи смутившись, толи не найдя нечего лучшего ретировались за дверь и в один голос произнесли шепотом : ? Классно?.
Следующим днем Гном как нив чем не бывало, пришел на работу, бритым затылком ощущая влюбленные взгляды дам. А затем бутерброды, чай из пакетика во время перерыва.
В общем, все как обычно.
В темной нетопленой бане было тепло и сыро.
Гном поставил ведро с водой на сосновый пол, разделся и стал медленно поливать себя чуть теплой водой. Стоя босиком на мокром полу, он отфыркивался и плевался.
Осенняя злая муха билась об узкое окно, и внезапно попав в паучью сеть, замолкала.
Не обтираясь, Гном влез в свою клетчатую рубаху и вылил воду на пол, а затем долго смотрел на мыльные ручейки, сбегавшие по стене.
Вернувшись в дом, который был еще крепок, и стойко выдерживал натиски ливня, Гном примостился с газетой в шезлонг, носом улавливая запах варившегося на веранде малинового варенья.
Хотел, было закурить, но сигареты и спички так и остались лежать на пне в саду - намокли и раскислись.
А курить хотелось нестерпимо.
Двигаться не хотелось. Но Гном влез в старые тапочки, накинул куртку из черного кожзаменителя на плечи и поплелся через огромные лужи к ближайшему ларьку.
Позвольте. Позвольте. Пришлось вернуться за деньгами. Смятую сотенку Гном разглаживал в кармане пальцами и, добравшись до места, вдруг стал раздумывать: ?Блок обычных сигарет, или пачку крепкого заморского табачку??
Из окошка на него глядела крашеная тетка. Тетка как тетка. Но Гном отчего-то представил себя боцманом - видимо вода заливала за воротник, и тапки совсем раскислись от грязи и влаги.
Тут же всплыла в мозгу вообще какая-то ерунда: ? Женщина на корабле - плохая примета?.
Крашеная стала уже вопросительно смотреть на него, и Гном насупился.
Отчего то вдруг он представил себя поповским сыном – длинная черная куртка также как и старые когда-то черные парусиновые брюки намокла, а брюки липли к ногам. К тому же у Гнома была стрижка на прямой рядок. Правда, вытравленные перекисью пряди тоже намокли и потемнели.
Вынув намокшую сторублевку, Гном долго вертел ее в руках, затем в сердцах плюнул в зеленую лужу и поплелся обратно на дачу.
Так уж вышло.
До города Гном добирался автостопом. Выйдя из попутки, он быстрым шагом направился на север и тут же увидел невдалеке рельсы и грохочущий товарняк, последние вагоны которого были пусты. Закинув спортивную сумку в последний вагон, Гном уже собирался и сам впрыгнуть в пустое жерло вагона, но тут, по каким -то неизвестным причинам, состав набрал скорость. Гном и не пытался догонять. Вещи его вместе с документами товарняк увозил в неизвестном направлении.
Итак, ранним утром, когда трава еще не высохла от росы, Гном оказался по среди бескрайней степи, и шелестевший ковыль уже начавший сохнуть от осеннего солнца ,колол босые стопы Гнома.
Не долго думая, Гном стащил с себя клетчатую рубаху, парусиновые брюки, затем исподнее и так отправился навстречу ветрам. Бродя среди степи, он вдыхал свежую влагу осеннего дождя, проводил мокрой ладонью по степным цветам, и так шел с километр, пока невдалеке ни увидел нестройную толпу баб и девок, которые шли неизвестно куда, тихо переговариваясь между собой.
Издали увидав голого мужика девки завизжали, а бабы, особенно те которые посмелее всматривались в загорелую фигуру и давались диву: ? Бог, мой, красавец - то какой?. Если бы бабы знали такое выражение как Аполлон…Да и тут оно было бы тускло и серо. Гном приблизился к бабам со словами: ? Не бойтесь, девоньки, я вас не трону?. На что рыжая баба с огромными грудями в рубахе, открывавшими ее налитые соком руки по самые подмышки промолвила, ухмыляясь, будто самой себе: ? Эк…Не тронет?.
Долго еще смотрели девки и бабы вслед удаляющейся голой фигуре.
Гном гулял по степи до вечера. Дождь прекратил свою извечную песнь, но ветер усилился, заставляя Гнома ежиться и чувствовать свое нагое тело. Солнце садилось прямо за горизонт, освещая последними лучами что-то синее на траве.
? А вот и вещички мои!?, - Гном подобрал свою одежду с мокрой травы, влез в брюки и рубаху, причесался пятерней и вдалеке увидел товарняк, шедший по огромному кольцу. Забравшись в последний вагон, он обнаружил, как обычно, свои вещи и документы в целости и сохранности.
И дома все как обычно.
Да, впрочем, и этот вопрос не раз слышал Гном: ? Опять по степи гулял??.
После долгих дневных раздумий Гном решил навестить родителей, которые жили в небольшом, уже ветхом доме прямо в центре города, где еще роились избушки, которые не успели снести, хотя новостройка шла полным ходом. Но и дома, в привычном кругу, не сиделось. Гном, сидя за газетой, перебрасывался парой фраз с отцом и не заметил, как перевалило за полночь. Взяв сигареты и сказав, что идет подышать воздухом, Гном вышел за калитку, зеленая краска на которой облезла, да и сама калитка держалась Бог весть на чем.
Пройдя пол квартала, в кустах Гном заметил темную фигуру, которая лежала безмолвно, не подавая каких-либо признаков жизни. Подойдя ближе, Гном разглядел мужичонку и, поддавшись неизвестно какому порыву, подошел ближе. Наклонившись, он постучал ладонью по узкой спине в сером довольно приличном пиджаке.
-Простите, вам есть куда идти?
В свете фонаря на Гнома уставилось усатое, горбоносое, несколько хищное лицо. Маленькие серые глазки на узком лице оживились.
-Я не бомж.
-Тогда вставайте. Вы простудитесь.
-Ты кто?
Гном промолчал и спрятал пачку сигарет в карман куртки.
-Простите, как вас зовут?
-Салтыков Щедрин.
Мужичонка трезвел на глазах.
Гном про себя усмехнулся, но решил дальше продолжить этот вроде бы ничем не занимательный разговор двух случайных встречных.
-А кто вы по профессии?
-Я художник.
Мужичонка взял Гнома за пуговицу куртки и чуть потянул на себя.
Гном вяло спросил: ? У вас есть работа??
-Есть и в вполне приличном месте. Только, видишь ли…
Тут забулдыга осклабился, показав во рту зубы из желтого металла.
Гном и мужик уже шли рядом, и как не странно по направлению к дому, где жил Гном.
-Вы серьезно художник?
-Ну…
-И хороший?
-Ну…
-Значит хороший?
-Саврасовских грачей копирую так, что не отличишь.
Тут на Гнома что-то нашло, он полез в верхний карман куртки и вынул небольшое черно – белое фото.
-Скажите, а сможете вы скопировать этот портрет?
-Покаж.
-Аккуратнее, пожалуйста.
Впрочем, мужик не стал смотреть на фото.
-Хотите, я дам вам работу?
Мужик оживился. Затем насупился и кивнул.
Хотя было темно, Гном заметил, как заблестели серые глаза на хищной роже мужика.
-Нам надо привести в порядок забор. Починить и покрасить. Затем туалет…
Но тут Гном не договорил. Как-то незаметно они очутились у самой калитки и забулдыга, как само собой разумеющееся, переступил нагой через лужу и вошел на участок, который в прям был неухожен, толкнул дверь дома плечом, не обращая внимания на Гнома, который вошел вслед за ним, очутился в светлой прихожей.
Откуда - то изнутри послышался голос матери: ? Вернулся? А то я уже стала волноваться? Все еще что-то говоря, о том, что Гном вышел ничего ей не сказав, пожилая женщина вышла в прихожую, но, увидев странную картину - Гном и некто, удивленно вскинула брови и осеклась.
Гном вошел вслед за матерью, а та встревожено зашептала: ? Ты откуда его притащил? В такой-то час неурочный. Сынок…?
Тем временем мужик вошел на кухню, уселся на табуретку и крикнул скорее матери, чем им обоим:
?Я не бомж. И не вор.Не ограблю?.
Мать еще больше встревожилась. Гном устало пожал плечами. На незнакомый голос вышел отец, но только произнес печально: ? Эх, сынок…?
Тем временем мужичонка , совсем обнаглев, полез в холодильник со словами: ? Ну-с, посмотрим, что у нас на ужин?. Мать не на шутку всполошилась, а отец серьезно произнес: ? Ты где его подобрал? Сын…Я все понимаю, но нельзя же среди ночи в дом Бог весь кого тащить…?Мать, еще более тревожась, шепотом произнесла: ? А вдруг он нам дом спалит??.
Тем временем мужик достал из холодильника колбасу, соленые огурцы, сыр и пару красных помидор и, поигрывая ножом, стал все это кромсать прямо на скатерть.
Гном отрешенно и равнодушно смотрел на происходящее и, поведя за собой мать с отцом в дальнюю комнату, шепотом твердо произнес: ? Не волнуйтесь. Поест и уйдет?.
Из кухни послышалось:
-Я не бомж. Не убийца. И не насильник.
И через пару секунд: ? Просто жрать хочу?.
Гном вышел на кухню, оставив встревоженных родителей в комнате, устало опустился напротив мужика, сев на табурет. Заметив, что тот несколько протрезвел, Гном устало разглядывал его при свете электрической лампы. На довольно породистом горбоносом лице топорщились седые усы.
-Ну-с..,Мужик вытер пальцы о полотенце.
-Покаж фотку то…Покаж.Покаж. Кралю-то…
Гном вяло вынул фото и нехотя протянул мужику: ? Аккуратнее?
Тот взял фото, и, вглядевшись в изображение, отпрянул.
?Аккуратнее?,- еще раз добавил Гном, чувствуя уже неладное.
-? Да, я ее разу узнал?,- мужик помрачнел, а затем, ощерившись так, что седые усы вздернулись над кривой губой, ерничая, затянул, подперев подбородок рукой, в которой держал фото: ? И вот что я тебе скажу сердечный друг.?Гном удивленно смотрел прямо в лицо, сидящего напротив забулдыги. ? Если ты не будешь с ней, не видать счастья не тебе, не ей?.
-А теперь гитару мне.
Гном ринулся в комнату, успокоить родителей, будто под каким то гипнозом взял со стены старую гитару и понес на кухню.
-У…,-мужик смотрел на фото и вдруг чему-то разозлясь, и склабясь еще больше, внимательно смотря на Гнома…разорвал фото на мелкие кусочки, подбросил веером вверх, а кода последний обрывок упал на некрашеный пол произнес грустно и одновременно злобно: ?Фенита…?
Кровь медленно пульсировала в висках Гнома…
Он вышел на крыльцо, медленно подставил лицо под капли ночного дождя и равнодушно подумал о том, что, вероятнее всего ночной гость задержится до утра, и неизвестно каким образом придется его выставлять. Внутри дома было тихо, и тишина эта также как и кровь в висках медленно спускалась все ниже, холодя спину и ноги Гнома.
-Итак,…Мужичонка появился за спиной Гнома … ? Где у вас тут…Э…Туалет…?
-Вон…,-Гном кивнул в сторону покосившегося сарая.
-Проводить?
-Э…нет… дорогу найду.
Гном вышел за калитку и тут появился мужик, который был уже совсем трезв.
-А сказал я тебе правду…Да я ее сразу узнал…
Долго смотрел Гном на удаляющуюся спину мужика, затем развернулся и пошел в дом.С утра надо было на работу, да еще и распечатать заново фото.
Долго промучавшись в поиске работы, Гном подался в столицу и устроился фотографом в довольно сомнительное место, но чем черт не шутит… деньгами не обижали, да и рабочий день график был свободным. Итак, Гном устроился фотографом в порностудию среднего пошиба.
Смотря на Гнома, на его отросшие жидкие усики над верхней губой и реденькую рыжую испанийолку вряд ли можно было заподозрить что-нибудь подобное. Но жизнь диктовала свое. Втайне от друзей и родственников, которым Гном сказал, что едет работать кинооператором в студию, которая начала вот- вот разворачивать свою деятельность, Гном щелкал обнаженных девиц разных возрастов и комплекции. Попадались даже хорошенькие.
На длинное письмо матери, в котором та беспокоилась о здоровье Гнома, тот отстучал: ?Работаю. Все нормально. Только питаюсь скверно?. Последнее было сущей правдой - Гном позволял себе изредка жареную картошку, в основном же питался всевозможными кашами, а в перерывах между работой перехватывал бутерброды с чаем.
Собственно девицы Гнома не интересовали, а если интересовали, то только как художника - У Гнома было незаконченное художественное. Да и обстановку пора было сменить. Долгие занудные дожди старого любимого города Гном вспоминал теперь редко.
Столица, ее дороги, асфальт, паутина проводов, бетон раскалялись от палящего летнего зноя, и Гном зачастую оставшись один в студии скидывал одежду, бежал в душ, а затем размявшись, садился в позу лотоса и так с закрытыми глазами проводил всю ночь до утра. Утром он плелся домой, заваливался спать до двенадцати, а затем к двум возвращался в студию.
Однажды.
Поздним вечером, когда солнце уже садилось за купол старой церкви, Гном как обычно совершенно голый бродил по опустевшей студии, как вдруг в предбаннике послышались женские голоса и две девчонки, которые только что отработали и теперь по разумению Гнома должны были видеть десятый сон со смешком открыли дверь студии, что то бурно обсуждая и застыли в недоумении глядя на голую фигуру, маячившую в полутьме. К слову сказать, в этот вечер Гном долго брил голову и, наконец, решился сбрить усики и пресловутую испаньёлку. На обозрение девицам предстал еще молодой мужчина, чисто выбритый, с прекрасно сложенным черепом и всем остальным. Не обращая внимания на непрошеный визит, Гном стал разминаться, садясь, то на шпагат, то в позу лотоса.
Непривычное зрелище предстало на строгий суд девиц. К слову сказать, во время работы за отщелкиванием, Гном предпочитал молчать, никогда не делал замечаний и вообще предпочитал отработать, проявить негативы, отпечатать, на следующий день получить порцию зеленых и отвалить до следующей порции девиц.
Как не странно, казалось бы ко всему привыкшие девицы, толи смутившись, толи не найдя нечего лучшего ретировались за дверь и в один голос произнесли шепотом : ? Классно?.
Следующим днем Гном как нив чем не бывало, пришел на работу, бритым затылком ощущая влюбленные взгляды дам. А затем бутерброды, чай из пакетика во время перерыва.
В общем, все как обычно.
В темной нетопленой бане было тепло и сыро.
Гном поставил ведро с водой на сосновый пол, разделся и стал медленно поливать себя чуть теплой водой. Стоя босиком на мокром полу, он отфыркивался и плевался.
Осенняя злая муха билась об узкое окно, и внезапно попав в паучью сеть, замолкала.
Не обтираясь, Гном влез в свою клетчатую рубаху и вылил воду на пол, а затем долго смотрел на мыльные ручейки, сбегавшие по стене.
Вернувшись в дом, который был еще крепокЧто было мне писать в те времена?
Писала о звезде и о подмоге, которая ему в дороге
Святила в синие глаза.
Что мне ещё о том сказать вам Боги,
О том что я лишь пыль в его плаще,
Но вы символизировали Боги и я внимала вам и о подмоге
Молила к вам лишь о Рождественской звезде.
Явились Боги в тусклое окно смотрела я на вас но думала о нём
О пыли странной на картине и о своей смиренной мине
Что лишь привиделась во сне:ему, а он мне рассказал
О том чего и сам не знал.
Ну например о том что я писала о том как я его алкала
О чём же он писал в те времена
А вы свели всё к многоточью.
Он падал не расстёгиваясь ночью к вам :на постель свою
А ежели я впрочем смотрела на перо в его руке,
Оно в альбом ко мне писало, но я тогда не понимала
Что Боги только свет в моём окне
Они рыдают и поют оне:
Всё то что он писал в те времена как правило сводилось к многоточью.
Он падал не расстёгиваясь на постель свою, а еже ли он ночью
Отыскивал звезду на потолке: Она согласно правилам сгоранья
Скользила на портрет на потолке, быстрей, чем он успел загадывать желанье.
Он думал о Богах, но боги символизировали свет в его окне.
Звезда, которую оне ему послали в образе тревоги за даму,
Что портрет несла ему, на потолок повесив тот портрет
И даме было сорок лет в сороковой от Пасхи день от Пасхи.
А Боги превратились в белую луну, свернув свои прямые ризы
Капель закапала карнизы в его окне раздался темный гул
Из за угла пришла его печаль.
Он на неё не отвечал.
Всё то о чём тогда писали в Амстердаме
Как правило сводилось к многоточью и о даме
Мой ангел плакал и алкал любил звезду
А ежели он ночью отыскивал потрет её в ночи
Искал он тут же к истине ключи
Ключи же оказались у звезды
Которую на потолке искал он
Она же пряно в такт ему шептала
О том что и во сне его алкала
Алкал он бурое пятно в окне
И тут же пощадили его Боги
Он тут же тень её искал на потолке
В тревоге смутной будто бы в подмоге
Ни чей он не нуждался
Но звезда не раз ему шептала с потолка:
"Что Боги?Если бурое пятно за окнами
Символизирует вас Боги?
Что вы стремились высказать в итоге?"
Грядущее настало в Амстердаме
Он стал хотел пойти к какой то даме
Но Боги за окном ему пропели ветер
Он лёг в постель и ничего на свете
Никто его не потревожил
Он отыскал звезду на потолке
И посвятил её прекрасной даме
Давно то было
В Амстердаме
, и стойко выдерживал натиски ливня, Гном примостился с газетой в шезлонг, носом улавливая запах варившегося на веранде малинового варенья.
Хотел, было закурить, но сигареты и спички так и остались лежать на пне в саду - намокли и раскислись.
А курить хотелось нестерпимо.
Двигаться не хотелось. Но Гном влез в старые тапочки, накинул куртку из черного кожзаменителя на плечи и поплелся через огромные лужи к ближайшему ларьку.
Позвольте. Позвольте. Пришлось вернуться за деньгами. Смятую сотенку Гном разглаживал в кармане пальцами и, добравшись до места, вдруг стал раздумывать: ?Блок обычных сигарет, или пачку крепкого заморского табачку??
Из окошка на него глядела крашеная тетка. Тетка как тетка. Но Гном отчего-то представил себя боцманом - видимо вода заливала за воротник, и тапки совсем раскислись от грязи и влаги.
Тут же всплыла в мозгу вообще какая-то ерунда: ? Женщина на корабле - плохая примета?.
Крашеная стала уже вопросительно смотреть на него, и Гном насупился.
Отчего то вдруг он представил себя поповским сыном – длинная черная куртка также как и старые когда-то черные парусиновые брюки намокла, а брюки липли к ногам. К тому же у Гнома была стрижка на прямой рядок. Правда, вытравленные перекисью пряди тоже намокли и потемнели.
Вынув намокшую сторублевку, Гном долго вертел ее в руках, затем в сердцах плюнул в зеленую лужу и поплелся обратно на дачу.
Так уж вышло.
До города Гном добирался автостопом. Выйдя из попутки, он быстрым шагом направился на север и тут же увидел невдалеке рельсы и грохочущий товарняк, последние вагоны которого были пусты. Закинув спортивную сумку в последний вагон, Гном уже собирался и сам впрыгнуть в пустое жерло вагона, но тут, по каким -то неизвестным причинам, состав набрал скорость. Гном и не пытался догонять. Вещи его вместе с документами товарняк увозил в неизвестном направлении.
Итак, ранним утром, когда трава еще не высохла от росы, Гном оказался по среди бескрайней степи, и шелестевший ковыль уже начавший сохнуть от осеннего солнца ,колол босые стопы Гнома.
Не долго думая, Гном стащил с себя клетчатую рубаху, парусиновые брюки, затем исподнее и так отправился навстречу ветрам. Бродя среди степи, он вдыхал свежую влагу осеннего дождя, проводил мокрой ладонью по степным цветам, и так шел с километр, пока невдалеке ни увидел нестройную толпу баб и девок, которые шли неизвестно куда, тихо переговариваясь между собой.
Издали увидав голого мужика девки завизжали, а бабы, особенно те которые посмелее всматривались в загорелую фигуру и давались диву: ? Бог, мой, красавец - то какой?. Если бы бабы знали такое выражение как Аполлон…Да и тут оно было бы тускло и серо. Гном приблизился к бабам со словами: ? Не бойтесь, девоньки, я вас не трону?. На что рыжая баба с огромными грудями в рубахе, открывавшими ее налитые соком руки по самые подмышки промолвила, ухмыляясь, будто самой себе: ? Эк…Не тронет?.
Долго еще смотрели девки и бабы вслед удаляющейся голой фигуре.
Гном гулял по степи до вечера. Дождь прекратил свою извечную песнь, но ветер усилился, заставляя Гнома ежиться и чувствовать свое нагое тело. Солнце садилось прямо за горизонт, освещая последними лучами что-то синее на траве.
? А вот и вещички мои!?, - Гном подобрал свою одежду с мокрой травы, влез в брюки и рубаху, причесался пятерней и вдалеке увидел товарняк, шедший по огромному кольцу. Забравшись в последний вагон, он обнаружил, как обычно, свои вещи и документы в целости и сохранности.
И дома все как обычно.
Да, впрочем, и этот вопрос не раз слышал Гном: ? Опять по степи гулял??.
После долгих дневных раздумий Гном решил навестить родителей, которые жили в небольшом, уже ветхом доме прямо в центре города, где еще роились избушки, которые не успели снести, хотя новостройка шла полным ходом. Но и дома, в привычном кругу, не сиделось. Гном, сидя за газетой, перебрасывался парой фраз с отцом и не заметил, как перевалило за полночь. Взяв сигареты и сказав, что идет подышать воздухом, Гном вышел за калитку, зеленая краска на которой облезла, да и сама калитка держалась Бог весть на чем.
Пройдя пол квартала, в кустах Гном заметил темную фигуру, которая лежала безмолвно, не подавая каких-либо признаков жизни. Подойдя ближе, Гном разглядел мужичонку и, поддавшись неизвестно какому порыву, подошел ближе. Наклонившись, он постучал ладонью по узкой спине в сером довольно приличном пиджаке.
-Простите, вам есть куда идти?
В свете фонаря на Гнома уставилось усатое, горбоносое, несколько хищное лицо. Маленькие серые глазки на узком лице оживились.
-Я не бомж.
-Тогда вставайте. Вы простудитесь.
-Ты кто?
Гном промолчал и спрятал пачку сигарет в карман куртки.
-Простите, как вас зовут?
-Салтыков Щедрин.
Мужичонка трезвел на глазах.
Гном про себя усмехнулся, но решил дальше продолжить этот вроде бы ничем не занимательный разговор двух случайных встречных.
-А кто вы по профессии?
-Я художник.
Мужичонка взял Гнома за пуговицу куртки и чуть потянул на себя.
Гном вяло спросил: ? У вас есть работа??
-Есть и в вполне приличном месте. Только, видишь ли…
Тут забулдыга осклабился, показав во рту зубы из желтого металла.
Гном и мужик уже шли рядом, и как не странно по направлению к дому, где жил Гном.
-Вы серьезно художник?
-Ну…
-И хороший?
-Ну…
-Значит хороший?
-Саврасовских грачей копирую так, что не отличишь.
Тут на Гнома что-то нашло, он полез в верхний карман куртки и вынул небольшое черно – белое фото.
-Скажите, а сможете вы скопировать этот портрет?
-Покаж.
-Аккуратнее, пожалуйста.
Впрочем, мужик не стал смотреть на фото.
-Хотите, я дам вам работу?
Мужик оживился. Затем насупился и кивнул.
Хотя было темно, Гном заметил, как заблестели серые глаза на хищной роже мужика.
-Нам надо привести в порядок забор. Починить и покрасить. Затем туалет…
Но тут Гном не договорил. Как-то незаметно они очутились у самой калитки и забулдыга, как само собой разумеющееся, переступил нагой через лужу и вошел на участок, который в прям был неухожен, толкнул дверь дома плечом, не обращая внимания на Гнома, который вошел вслед за ним, очутился в светлой прихожей.
Откуда - то изнутри послышался голос матери: ? Вернулся? А то я уже стала волноваться? Все еще что-то говоря, о том, что Гном вышел ничего ей не сказав, пожилая женщина вышла в прихожую, но, увидев странную картину - Гном и некто, удивленно вскинула брови и осеклась.
Гном вошел вслед за матерью, а та встревожено зашептала: ? Ты откуда его притащил? В такой-то час неурочный. Сынок…?
Тем временем мужик вошел на кухню, уселся на табуретку и крикнул скорее матери, чем им обоим:
?Я не бомж. И не вор.Не ограблю?.
Мать еще больше встревожилась. Гном устало пожал плечами. На незнакомый голос вышел отец, но только произнес печально: ? Эх, сынок…?
Тем временем мужичонка , совсем обнаглев, полез в холодильник со словами: ? Ну-с, посмотрим, что у нас на ужин?. Мать не на шутку всполошилась, а отец серьезно произнес: ? Ты где его подобрал? Сын…Я все понимаю, но нельзя же среди ночи в дом Бог весь кого тащить…?Мать, еще более тревожась, шепотом произнесла: ? А вдруг он нам дом спалит??.
Тем временем мужик достал из холодильника колбасу, соленые огурцы, сыр и пару красных помидор и, поигрывая ножом, стал все это кромсать прямо на скатерть.
Гном отрешенно и равнодушно смотрел на происходящее и, поведя за собой мать с отцом в дальнюю комнату, шепотом твердо произнес: ? Не волнуйтесь. Поест и уйдет?.
Из кухни послышалось:
-Я не бомж. Не убийца. И не насильник.
И через пару секунд: ? Просто жрать хочу?.
Гном вышел на кухню, оставив встревоженных родителей в комнате, устало опустился напротив мужика, сев на табурет. Заметив, что тот несколько протрезвел, Гном устало разглядывал его при свете электрической лампы. На довольно породистом горбоносом лице топорщились седые усы.
-Ну-с..,Мужик вытер пальцы о полотенце.
-Покаж фотку то…Покаж.Покаж. Кралю-то…
Гном вяло вынул фото и нехотя протянул мужику: ? Аккуратнее?
Тот взял фото, и, вглядевшись в изображение, отпрянул.
?Аккуратнее?,- еще раз добавил Гном, чувствуя уже неладное.
-? Да, я ее разу узнал?,- мужик помрачнел, а затем, ощерившись так, что седые усы вздернулись над кривой губой, ерничая, затянул, подперев подбородок рукой, в которой держал фото: ? И вот что я тебе скажу сердечный друг.?Гном удивленно смотрел прямо в лицо, сидящего напротив забулдыги. ? Если ты не будешь с ней, не видать счастья не тебе, не ей?.
-А теперь гитару мне.
Гном ринулся в комнату, успокоить родителей, будто под каким то гипнозом взял со стены старую гитару и понес на кухню.
-У…,-мужик смотрел на фото и вдруг чему-то разозлясь, и склабясь еще больше, внимательно смотря на Гнома…разорвал фото на мелкие кусочки, подбросил веером вверх, а кода последний обрывок упал на некрашеный пол произнес грустно и одновременно злобно: ?Фенита…?
Кровь медленно пульсировала в висках Гнома…
Он вышел на крыльцо, медленно подставил лицо под капли ночного дождя и равнодушно подумал о том, что, вероятнее всего ночной гость задержится до утра, и неизвестно каким образом придется его выставлять. Внутри дома было тихо, и тишина эта также как и кровь в висках медленно спускалась все ниже, холодя спину и ноги Гнома.
-Итак,…Мужичонка появился за спиной Гнома … ? Где у вас тут…Э…Туалет…?
-Вон…,-Гном кивнул в сторону покосившегося сарая.
-Проводить?
-Э…нет… дорогу найду.
Гном вышел за калитку и тут появился мужик, который был уже совсем трезв.
-А сказал я тебе правду…Да я ее сразу узнал…
Долго смотрел Гном на удаляющуюся спину мужика, затем развернулся и пошел в дом.С утра надо было на работу, да еще и распечатать заново фото.
До этого мига остался лишь час.
До этого знанья уже можно дотянуться рукой.
Размыто, разорвано, собрано - и всё враз.
И это уже навеки с тобой.
Ничто не касается теплее и мягче,
Чем взгляд из темноты вечера.
Из сумрака сознания на поверхность
Всплывают блики Солнца.
Человек Ниоткуда.
Расставленные собственным посещением дня
Эти знаки, уже не тревожные, а привычные,
Собранные и нанизанные на тонкую нить
Знания, словно ожерелье- подарены теперь тебе.
Человек. Идущий в Никуда.
Но идущий уже не робко, а уверенно,
Увеличивающий влияние на вне эго лежащее-
Людей и события.
События не поддаются описанию.
Время бликует, плавится, словно огарок свечи.
Слова распадаются на звуки.
С тоненьким скрипом унося тебя.
Вот оно – рядом и всё же непостижимо.
Отступает, растворяется и снова приближается.
Это Знанье. Это Бегство.
Это возвращение и обретение себя.
Время расставляет знаки на клубящемся
Пространстве и тоненький луч света
Пробивается сквозь дверь, на которой
Начертаны знаки и письмена.
Даль уже не обжигает, а окутывает
Теплым, светлым, безоблачным.
На тоненьких плечах Вечности синий плащ
Из звезд и соцветий дальних Мирозданий.
Что-то теплое в том месте, где должны быть крылья
И что-то необъяснимое входит в твою жизнь
И заполняет пустоту, что так томила и ранила тебя.
Это Знанье. Это бегство. Это возвращение и возрождение.
Путник, чьи одежды давно истрепались
О сучья поиска, обретает себя и уже не ищет слов,
Что бы описать миг, не ищет серебряные ножницы,
Чтобы разрезать его.
Он присел на дорожном камне, на коим начертано:
? Это ЗНАНЬЕ. Это БЕГСТВО. Это ВОЗВРАЩЕНИЕ?.
Они сошлись как три луча на гранях призмы
И песнь венчальная звучит как будто тризна
Я в стороне стою я просто наблюдаю
Я эту тень от трёх свечей считаю
Что толку знать законы бытия
Вот путь мой бел и это неизбывно
Она ушла а он всё ждал
Звучала песня заунывно
Она вернулась он простил
?Ключ к пониманию?
?Жизнь подобна коробку спичек ,-
Относится к нему смешно,
Но играть с ним опасно…?
Как жаль, что тем, чем было для меня
Твоё существование, не стало
Моё существованье для тебя.
Который раз на старом пустыре
Я запускаю в проволочный космос
Свой медный грош, увенчанный гербом,
В отчаянной попытке возвеличить
Момент соединения. Увы,
Тому, кто не способен заменить
Собой весь мир, обычно остается
Крутить щербатый телефонный диск,
Как стол на спиритическом сеансе,
Покуда призрак не ответит эхом
Последним воплям зуммера в ночи.
И.Бродский
Безнадежный романтик и на вид еще более безнадежный лоботряс, долго говорил мне об Аммониевом роге, и обуреваемая суеверным страхом я переспрашивала, что это такое и где в этом слове ставить ударение. Вечные его скабрезные анекдоты смешили меня до потери пульса, но, оставаясь со мной наедине, он снимал очки в серебряной оправе и говорил, что так романтичнее. Когда и в помине не было сотовых телефонов, он появлялся на пороге моей квартиры внезапно и также внезапно оставлял на листах бумаги валявшихся на моем столе, записанные аккуратным бисерным почерком, расплывавшиеся на моих глазах звуки: ?Крутить щербатый телефонный диск, как стол на спиритическом сеансе…? Однажды в попытке пробраться ко мне в старую заброшенную мастерскую, находившуюся благо далеко от начальства, через проходную он позвонил моему директору и устроил скандал, почему, дескать, его не пускают. Наконец, подвыпивший дед-вахтер, толи не ожидав такого напора от хрупкого на вид мужчины интеллигентного вида, но одевавшегося исключительно в ?Маевтике?, толи вечно гонявший чаи розовощекий как девица начальник на сей раз принял рюмку другую и ему было не до влюбленного посетителя, но внезапно деревянная дверь моей коморки со скипом отворилась и на пороге пропавшего масляной краской и клеем чердака, появился обладатель Аммониевого рога с бутылкой… ?Пепси-колы? и книгой Генри Миллера под мышкой.
Да-с…эту книгу я одолела максимум до тридцатой страницы, затем, потеряв всякий интерес к сему чтиву, вернула ему через неделю. Я не помню ни строчки из этой книги, зато я помню сон, приснившийся мне после сего прочитанного: ? В белом смокинге и с белым футляром, где покоился безмятежным сном сонный саксофон, обладатель Аммониева рога там…там…там…где-то далеко в Копенгагене внезапно встречается мне…мне, находящейся чуть ли не при смерти, идущей в старом потрепанном балдахине по улицам трущоб и, подойдя молчаливо смотрит мне в глаза. На что я протягиваю ему серебряную монету, увенчанную гербом…?Он таскал меня к своему странному до жути другу, на стенах квартиры которого красовались картинки изотерического содержания, и тот уверял меня, что я медиум. Особенностями нашего общения было то, что я ощущала покой, не думая ни о прошлом, ни о будущем, и иногда оставаясь наедине с собой, я чувствовала, как некая лодка укачивает меня на тихих волнах безмятежности. Однажды он поднял меня на руки и нес по темному парку метров триста, пока мы не оказались перед каруселью, цепь на которой была чисто символической, так что снять её не составило никакого труда, и не помешало нам раскачать её. И тут, лодка, раскачивавшая меня, приобрела очертания, хотя была на цепях и подвешена на кронштейны. Постоянный смок и дождь любимого города которую весну не даёт покоя воспаленному сознанию, рвёт нервы и наматывает их на антенны города. Неизвестные астрологи бубнят свою заученную песню, и расплываются, расплываются в сознании как медузы, выброшенные после дождя на мокрый песок и открывавшие свои залепленные рты. И если бы я не помнила совсем иной город, совсем иную весну, совсем иную зиму, предшествующую ей, совсем иные лица, навсегда поселившиеся в моих снах и опаляющие мою кожу с приходом утра… Верно, я так и жила бы в этой ядерной зиме, поселившейся в забытом городе. Не смешно ли это, но в ту ,- другую зиму странная птица на проводах пела: ? Тебе…Тебе…Тебе…?, а весна пришла с оглушающими ручьями и одуряющим солнцем. На смешной аванс в ту зиму я покупала дорогие сигареты и дорогие духи, на аванс, который я получила весной ,- синий шелковый платок и глянцевый журнал с изображением дорогих интерьеров ,- гостиных , столовых и прочее и прочее…Журнал я подарила сероглазому горбоносому с упрямым затылком другу задолго до его дня рождения, а платок спустя несколько лет…увы и ах… разрезала на пандану .
Обладатель упрямого затылка Брюса Уиллиса не пользовался зажигалкой, предпочитая спички, курил неплохой табак, был и смешлив и умен и остроумен, и… но постоянно принимал какие-то таблетки, а по дурацки/ на вопросы/ со стороны широкобедрых коллег- женщин, в присутствии которых ему было трудно работать отвечал хрипло: ? Замечательно повышает потенцию…? Затем смеялся в курилке своим приглушенным раскатистым смехом. Женщины из тех, кто постарше хмыкали, помело же /по- идиотски/ хихикало, однако, на грядущий день и те и другие еще больше оголяли декольте и обтягивали и оттягивали попку, задевая при любом удобном случае и меня и его бедром. Думается мне, он вовсе не думал об их задницах, ибо…ибо…ибо…/ Я и не знала что ибо…/ к счастью, или к несчастью был однолюб и его целомудренное сознание, оплавленное разрывом с женой, еще более плавилось от их зловещего шепота о колготках ?В сорок дЁн ?, которые они бегали покупать в перерыве между работой глупой и одновременно бессмысленной… Мы одновременно выскакивали в курилку. В основном в курилке я рассказывала ему…хм… свои сны, называя один из них самым своим страшным страхом и описывала старушку - городскую сумасшедшую, вокруг всклокоченной головы которой нимбом из серебряных проводов или венком из полевых цветов крутились разноцветные ромашки рождались, увядали и снова расцветали. В кармане своего долгого платья она носила единственную серебряную монету с гербом. Он не улыбался. Пока однажды, устав от назойливого внимания коллег-мужчин, один из которых/ мерзкий и отвратительно коротконогий субъект/ после короткой вечеринки ?упопытался? меня поцеловать словно Упырь, по дури или от отчаяния я надела з…..е кольцо, которое принадлежало вовсе не мне, а Уф !; маме… В это утро, разговаривая со мной в курилке, заслоняя меня спиной от сквозняка и скорых брызг дождя, выдавшегося на Благовещенье и от всего на Свете, не сразу заметив кольцо ,- он побледнел, его зрачки расширились, затем медленно перетекли в мои воспаленные глаза. После, уходя с работы, он вложил в мою руку потертый коробок спичек. Вцепившись в этот коробок, я долго блуждала по извилистым улицам, возвращаясь домой, будто забыв куда я иду, ибо пространство странным образом распараллеливалось, затем стекалось воедино наподобие ленты Мебиуса. На следующий день я не пришла на работу, провалявшись весь день в постели и уставившись остекленевшим взглядом в потертый ковер на стене. Затем я вглядывалась уже в другой ковер, висевший на стене квартиры, в которой мы жили с подругой, не в силах пошевелиться и, уж тем более, тащится на работу через весь город. В этой пустой квартире, из окон которой на меня таращились Демоны, я случайно наткнулась на запылившуюся кассету ? Шайн ? и, посмотрев её в одиночестве, долго тихо плакала.
Запылившийся коробок лежит на полке моего шкафа, среди прочих вещей; - рядом с серебряным кольцом с чернью, рядом с браслетом с улекситом, рядом с браслетом с малахитом…напротив…моего черно-белого портрета, который сделал человек с Аммониевым рогом во лбу и рассказавший мне о коробке спичек. В коробке осталась всего лишь одна спичка…
А Вы предпочитаете дорогие зажигалки?
Как будто не было измен
И вот они опять в ночи
Читают книгу перемен
Быть может до тебя кровь не лилась,
Что до тебя залить успела зимы?
Как недруги мои меролюбивы,
Но видишь ли зимой не видно грязь...
И собственно веной тому народ ли?
И удостоится свобод ли
Тот кто измучил век дурной
И видимо в том вся его заслуга
Что на пути том умерла подруга...
В припадке жалкого испуга
На горестном одре своём больной
Считает жар причиною недуга.
Всем чем лукавый век во днях грешил
Он приписал себе в сужденье резком
И сам себя предать проклятью поспешил
За то, что сам решил прельститься блеском
За то, что влёк свой путь среди тревог
За то...
О, Боже, как он мог?
По край ней мере прикрывай же срам
Ничтожной половинчатой эпохи...
А судьи кто?
Есть Бог, но, знаешь, были ведь и Боги....
Так высказать ли свой всенощный гнев?
Растленный мир всегда был под влеяньем
Дельцов , глупцов прельщённых состояньем
И безобразных обнажённых дев
Среди которых бродит змий - не лев
Который волком может стать в кругу том обезьяньем...
Ну что ж бессмертья не избегнув
припомни что сказал поэт:
" Живет не только хлебом, Величайший"
Хотя же кем наказан век злотчайший?
Не уж ли?
До тебя язык -загробный стих возник
Ничтожен мир, в котором Ты велик?
Мятежный дух!
Позволь, когда почишь?
В земле ли ты найдёшь свою отраду?
Не бойся это лишь награда
О! Ибо смертен каждый человек
И я позволь найду ль успокоенья
Полвека проведя в волненье?
Ведь я не Бог, лишь камень преткновенья.
Из недр земных узреть как просияет тьма веков
Таинственна...
Не будет и оков?
Лишь будет водопад в сиянии алмазном?
Радушном.
Ровном.
Хоть однообразном.
Быть может до тебя кровь не лилась,
Что до тебя залить успела зимы?
Как недруги мои миролюбивы,
Но видишь ли зимой не видно грязь.
И собственно веной тому народ ли?
И удостоится свобод ли
Тот кто измучил век дурной
И видимо в том вся его заслуга
Что на пути том умерла подруга...
В припадке жалкого испуга
На горестном одре своём больной
Считает жар причиною недуга.
Всем чем лукавый век во днях грешил
Он приписал себе в сужденьи резком
И сам себя предать проклятью поспешил
За то, что сам решил прельститься блеском
За то, что влёк свой путь среди тревог
За то...
О, Боже, как он мог?
По край ней мере прикрывай же срам
Ничтожной половинчатой эпохи...
А судьи кто?
Есть Бог, но, знаешь, были ведь и Боги....
Так высказать ли свой всенощный гнев?
Растленный мир всегда был под влеяньем
Дельцов , глупцов прельщённых SOS......"
И криками надменных обнажённых дев
Среди которых бродит змий - не Лев
Который волком может стать в кругу том обезьяньем...
Ну что же и финала не избегнув
Припомни что сказал поэт:
" Живет не только хлебом, Величайший!"
Хотя же кем наказан век ХХ?
Не уж ли?
До тебя язык -загробный стих возник
Ничтожен мир, в котором Ты велик?
Мятежный дух!
Позволь, когда когда ты вразумишься?
В земле ли ты найдёшь свою отраду?
Не бойся это лишь награда
О! Ибо смертен каждый человек
Когда, позволь, найду причину
Зловещего надменного мужчину,
Полвека проводящего в кончине
А впрочем, стоит ли об этом
Пока оставим сей предмет
Для разума гневливого больного
Ведь я не Бог и камень не основа
Для тела смрадного
Позволь и мне постичь
Пусть это будет даже дичь
Из недр земных узреть как просияет тьма веков
Таинственна.
Не будет и оков!
Лишь будет водопад в сиянии алмазном.
Радушном.
Ровном.
Рваном.
Хоть однообразным...
Фрейд:
"Приходит добрый человек в аптеку
Протягивает рецепт:
Невинная бабуля
Ищет невинного дедулю
Для нежного совращения
Ищу Сада для Маза"
Фармацевт
Кровавый диск больше не кровавый
На этой земле никто не имеет права
Все было смешанное переплетены
Вновь река забылась присоединился
Расхитители моя любовь
Здесь для вас все, что я
Но даже она не согреет вас
Я в состоянии смотреть пряно давно
Но я выбрал для себя угол зрения
Тепла Земли. Холодного Солнца
И тьма, как будто тромб в окно
Я знаю его адрес во Вселенной
Отправить свою прощальную
На листе бумаги
Скоропортящиеся последний знак
В мой любимый театр
Wrace бродит треноги
И гнев ваш trevozhnik качает
Сесть в позе лотоса, как всяк в nalozhnik
Но в гневной грации мы пожимаем друг другу тепло
Я оставляю до застоя
Что в гневе странные и любознательный
Пасть на колени перед Валентином
Хитрый знак Vozhdelenya
Я жду позорного Zatmenya
Так что законы ограничивают насильственные свободы
Так дикое сердце под властью тоскует
Так что в настоящее время штраф Сапфир возмущается
Поэтому чужеродные силы взвесить
Не осуждаю
В блуждающей судьбе
Хитрые и призрачные таможенного
Вы растянуты во сне мне руку
Но кто-то в черном прошептал я и повторил
Для вас секрет судьбы
Тоже начал орать
Отделение
Наш век хаоса полон
Но
Вечность из N сброшу в ближайшее время чудесный балдахин
Странный ты полон зла предвещает
Как рухнул мрамор
Что светит в постели
Окруженный толпой слепых
Возмущенно вы слушать о хобби Бога
Реальность гордые линии
Он взволнованно актер
С бледным тонким пальцем он слегка коснулся застежек
В легком облаке газона показана система гордых мыслей
Слепой горбатый находит отголоски страданий Эхо
В зубы отток перламутром коже нежное создание светит
Он идет к поэту, который ищет предмет
Надев бриллианты и темно-фиолетовый шелк
Глядя на окружающих надменно,
Тащат в движении инфанты слушать строго и надменно
Слова льстецов повернулся к нему
Давным-давно три мраморные громады
Разрушены
Возведенный Фантом
Под небом спать, что Эллада
Их заветная мечта.
Три жрицы в небе создал
Последние слова
Мечтать среди подводных лилий
Что Афродита все живет
Три розы на суд Сивилла
Сплели мраморный венок.
В Венеции под куполами
Три голуби спустились
Все погибнут в свою очередь
Жемчужина оттаивает
Губы теряют цвет
Смерть птицы
Мраморный упадет
И, растворяясь атом Areach
Пасть существа глубину
Культур страшная и кровавая
Для творения формы Божества
Но в преобразованиях неизменными
Здесь Фантом возникает
Что в круг огненный и скоропортящиеся
Однажды встретить сестер
С какой фонтан бьет сильнее
искусство в нашем мире
чем быстрее акцизного свои источники
и один из них иссякнет скоро
искусство или жизнь
Однако
Будущее всегда имеет преимущество
прежде всего остального он как бы и будет
Если прошлое не заканчиваются
Потому что
Все более и более загадочным
Более фантастические, чем суждение
Это все труднее и труднее говорить
Но тишина похожа на болезнь
Попав в незнакомое пространство
Я по привычке измерил его быстрые шаги и, когда наконец
Я сумел понять, из чего он состоит успокоился и закурил
Под тяжестью шагов были стертые деревянные ступеньки, их путь был отмечен глубокими дуплами. Поднявшись наверх, можно было подойти к двери, и затем, свернув направо, чтобы попасть в темный коридор.
В середине комнаты стоял стул, на котором каких-либо материалов основан: документы, старые газеты, листовки с номерами телефона посетителей.
Хозяин этого странного дома курил гайку трубки. Когда его руки были сжаты, суставы пальцев казалась не цветные шарики, размером примерно грецкий орех попал на стальные стержни. В офисе он постоянно работал. Седой ювелир. Тринадцать лет он носил тот же костюм, с рукавами, протерли на коленях и локтях, с большими карманами, где он постоянно засовывать клочки бумаги с телефонами посетителей. Через несколько недель эти бумажки превращались в небольшие твердые катышки, и, когда их стало много, он вытряхнул их на пол. Иногда на это нашло веселое настроение, он обмакнул руку в карман и, вынув пригоршню бумажных катышков, бросал их в меня.
Здесь вы воскликнул он раскачивался от смеха
К старости он вообще в последнее время не поумнел я слепил кубик для гадания по книге перемен
Он достиг такого этапа в жизни, когда есть потребность в молитве. Вот он придумал себе семь богов и молились им. Ближе к вечеру, когда бывало жарко и тихо, или зимой, когда были пасмурные дни, Бог вошел в свой офис, и я считаю, никто не знал о его существовании.
Он говорил о молодежи-это так банально и нудно, что хотелось зевать.
Вам интересно
Я молча кивнул
Я, как не странно, всегда интересует будущее прикосновение к Sversoznany, в крайнем случае присутствует некая балансировка на острие мгновения
Чтобы сбалансировать longto учиться пойти, наконец, на веревке момент, не трогая ничего, не задевая собеседника не взглядом, ни жестом, ни несметные полу намеки ли это погружение в центре колеса судьбы, в самом центре этого колеса, которая стремится выбросить тебя от сцены из жизни
Поздняя осень накрыла город с настолько плотный туман, потому что и дерево, которое выросло по какому-то недоразумению на крышу противоположного дома и в ясные дни недоумевая, гибкость и исчезающим силуэтом на фоне протекающей вдали день исчез густой молочный отвар из тумана сейчас
То ли мечта стала реальностью, толи реальность была мечта, план, но от мечты становится все более и более ясно, меня как будто разбудили чьи - то легкие прикосновения, но не было легких ветерок, прорываясь сквозь не закрытое окно это туманное утро, когда солнце уже последние, тусклые лучи согревали еще не остывшей земле, на старый и потертый балкон, где в пыли старых журналов и газет проката, и на полках огурцы в тусклом банки были ограничены, Я провел некоторое время в мысли за сигаретой и чашкой кофе. Дождь внезапно усилился и вязкой песню она появляется, будет остановлена на время, не пространство. Оглянувшись назад, точнее, в моей комнате, на стене можно было увидеть несколько старинных гравюр, на которых один и тот же пейзаж фонтан на тусклом и забыли площади была представлена. Этот пейзаж повторяется в разных ракурсах и при разном освещении, неизменно пустынной местности и голуби был рядом. Если мы вдруг осмелился заглянуть в сером и пустынном небе над фонтаном, вдруг мы бы увидели неясный силуэт, который так невнятно, что скорее всего принял бы его за капризы витиеватыми облаками или на плод чувствителен воображение.
Вес часы на стене, буркнув обычную песню ничего не будет ничего не будет ничего не будет
Один раз?
Когда я в задумчивости стояла на балконе, мой взгляд упал на одну из гравюр и силуэт ... толи блики света и тени играют на пакость ... как будто приближался его линии были острыми и приблизившись так заметно было издано ... но, нет он тут же был распущен и оставили на прежнем месте, где он и должен быть
Я жаждал и печаль моя стала привычной и размеренной не ранит меня, не вызывало неудобств и окутана молчать и тщательный povoloky и прижал к себе, как только мать может нажать больного ребенка к истощенной груди.
Что необычного скажете вы в горбоносый силуэт человека, живущего, возможно, вечность назад, и по воле неизвестного фотографа, который попал на площадь со старым замерзшим фонтаном
Силуэт на гравюре, несомненно, прожил жизнь и даже иногда осмеливался переходить от одной гравюры к другой
Эти метаморфозы и движения мужской силуэт стал привычным раньше, и взяла больше и больше места в моих мыслях, потому что, чем их еще занять старые пожелтевшие журналы на старом балконе были прочитаны не один раз, и больше не занимали ее воображение поддавшись незнакомое чувство, которое заставило меня обратить внимание на небольшое объявление в пожелтевшие газеты, которая в отличие от других, было напечатано без вензелей и прочих украшений, я читаю мастер, далее адрес ювелирной мастерской, которая, судя по названию улицы, где-то в стране
Долго я шел по извилистым улочкам, может ли он быть без сортировки дороге
И когда, наконец, мой взгляд упал на одну из вывесок, я читал прыгающие буквы на медной пластины Ювелирная мастерская, где я собирался заказать себе серебряный медальон с простых людей так называли
Его дом был построен из известняка и хотя очевидно, что он заглох и раз начал писать немного камня, давая богатый серебристый оттенок его поверхности по вечерам или в хмурые дни в zatenenenny места под навесами небольшой акт капли
Плохо освещенная лестница в доме, проводит в своем офисе
Над лампа с мутным стеклом висит
На лампу в отражатель, которые росли бурые от ржавчины и покрыты пылью. Людей, ходящих наверху, повторите шаги большого количества других людей, проходящих здесь с ними. За дверь ветхого дома, который до сих пор стойко сносили удары дождя не было, он звонит, молотком стучать. Я оперся на косяк, потому что дорога была длинной, но дверь внезапно распахнулась, выпустив меня в темный зал, в котором витая лестница лидер куда-то вверх, находится телефон в прихожей внезапно раздался вдруг перестало и опять треснуло с такой силой, что я невольно поднял трубку и услышал пожилой голос, принадлежащий, вероятно, к мужчине лет шестидесяти, и которое казалось таким знакомым, но нет голоса скважины намека о делах давно минувших дней.
J если человек попросил меня подождать, потому что у него был посетитель прождав целую вечность, я увидел, как мужчина в черном пальто и плотно шапке, натянутой на глаза был медленно ногами вниз, что было трудно разглядеть его глаза за тенью. На вид ему было сорок. В левой руке он нес небольшой сверток в сером пергаменте и, слегка поколебавшись, и не взглянув на меня, вышел через дверь в туманный вечер.
Так что, поднявшись вверх по лестнице, как будто в лабиринте снов я долго всматривался в глубь кабинет, на стенах часы в серебряной оправе долго и протяжно отметили
Так и будет. Так и будет. Так и будет.
В кресле у старого камина сидел старик и нагревают под рукой огонь
Обычной просьбой сделать серебряный медальон и транслируется с ее простым людям не привлекают особый интерес старика заняты мысли
Заказ должен был быть готов в тринадцать лет.Вернуться в тягостные Думы домой
Я все думал, почему я так сильно начал ходить по улицам как-то не приязненные в одиночку. Улицы не воспринимаются и не приязненные отторгла меня. И я начал избегать по улице, не понимая еще, что я не
Не было часа, минуты и день еще
Но ты знаешь, я настойчивый
После копии больничных дня
Ты жемчуг черный
После нескольких дней отпечатки точный
Мозг как счетчик продолжает счет
Все попытки мои робкие
И все мнения каждого и всех
Trixed
Завешено тканью
Ты икона в сокровища древних
Я плохо растет белым днем
Но это здоровые во сне долго
Как будто ночь на огонь стрихнин
Могила медленно тлеет
Глубоких глаз, он посмотрел на меня
Я оставил там ничего не жалея
Но забыли Платформа возвращается
Как будто камень, который точит алмазы
Дымка Uleskitovy на него
Остальные только пасты
Ветер рвет на талой щеке
Снова ветер на дыбе лифт
Осенью в качестве антидота в нем
Яд, что дали его не заберут
Удивительный день на его закате.
Не пугайся, солнце может не возникнуть.
Оставьте чай в прозрачном стакане
На прозрачные микро
Istukane.
А кто-то, делая засела стрела
И ищу спасения от настенных часов
Дверь отпирает забыли клеток
Клеток, под которой
Квартира миров
Подбирает ключи к вечности
Стучит Pervopricinnosti замки
Не выйдя на конечной
Ездит по кругу, чтобы, несмотря на бесконечность
Не знаю, что угол развала какой-то площади
Медленно светиться как vystirannyj зонтик
Лежа на пляже от жары извиваться
Когда она становится невыносимой жары
Смотрите на ребенка с большой осторожностью
В игре под названием
Купить мороженое
И вы идете в кармане с Karmou
Смотрите на ребенка с большой осторожностью
Утонуть в этом весеннее солнце
Нет больше никакой возможности
Надеясь сократить этот момент
LoObleplennyj оболочка черная рамка
Его планета белый жалкий остров
Рыбака, который провел весь день в колыбель моря
Она была в слезах вымерли от горя
Он плетет сеть и молится на солнце
И ее крики чаек эфир pesnuO Грозного и коварного Бога моря, что его трезубец, где ostroNasazivaet дань далекой песни.
В своем пылу и гневе он прекрасен
В его короне и Буре, он opasnyjUslysav тихий стон из ее pricalaSvou улыбку прячет в бороде
Она привыкла к своей сети pecaliSpletaet и молится на солнце.
Рыбак, который провел весь день на ohoteV бурлящей пены ищу он ZerkalaZerkala глаза, он находит только glaznicyPecal?ных и блестящая синяя рыба.
Они делают песню несет ответственности за Закат
Они делают ужасные царя PucinyPrinosat новость от берега грустно, что уже чьи пальцы iskolola ивы
Снова искал серебряные ножницы
Также не будет прилипать серый во веки веков
Горе причастие в ночь смешает век
Так что будут звонить, сразу же с серебристой нитью
В глазах спас нерукотворный выглядит
С Архангелами Ангелов
Распаляясь дней без перерыва
Для того, что в Древней половине ночи
Мой был искаженный рот
И все замки на клетках мысли разбиты
На площади первопрестольной ворона
Но так тому и быть
Я Древний змий цепляют на грудь
Дерева скрученных в старое время
Ты не путай меня Evoyu
Золотоволосую чудесный
Возьмите все, чем я владею
Ой, правда, чем я владею
Поэтому древние шепчет комета
Ивы в яблоко змея в любви
Что вы до сих пор дудки
Моя душа как ночь седая
Zazyvny заумные трели
И чудесные сосны Гималая
Я буду принимать контральто включает в качестве награды
Как листья осени прощальный фривольности
От бесконечности этого мне ничего не нужно сейчас
Только я прошу, - не замечают кисти восковая бледность
Века оплавленных сегодня молитва
Я не виню себя, я не крал его
И вряд ли это была Вселенная последний участок
Это было так просто и все это было намного
Последний знак
В мой любимый театр
И в злой бродит благодать всяк штатив
И гнев ваш trevozhnik качает
Сесть в позе лотоса, как всяк в nalozhnik
Но в гневной грации мы пожимаем друг другу тепло
Я оставляю до застоя
Что в гневе странные и любознательный
Пасть на колени перед Вий
Хитрый знак Vozhdelenya
Я жду позорного Zatmenya
Так что законы ограничивают насильственные свободы
Так дикое сердце под властью тоскует
Так что в настоящее время штраф Сапфир возмущается
Поэтому чужеродные силы взвесить
Не осуждаю
В блуждающей судьбе
Хитрые и призрачные таможенного
Вы растянуты во сне мне руку
Но кто-то в черном прошептал я и повторил
Для вас секрет судьбы
Тоже начал орать
Отделение
Наш век хаосы полно
Но
Вечность из N сброшу в ближайшее время чудесный балдахин
Вы странные
Полный зла предвещает
Как рухнул мрамор
Что светит в постели
Окруженный толпой слепых
Возмущенно вы слушать о хобби Бога
Реальность гордые линии
Он взволнованно актер
С бледным тонким пальцем он слегка коснулся застежек
В легком облаке газона показана система гордых мыслей
Слепой горбатый находит отголоски страданий Эхо
В зубы отток перламутром коже нежное создание светит
Он идет к поэту, который ищет предмет
Надев бриллианты и темно-фиолетовый шелк
Глядя на других свысока
Тащат в движении инфанты слушать строго и надменно
Слова льстецов повернулся к нему
Давным-давно три мраморные громады
Разрушены
Возведенный Фантом
Под небом спать, что Эллада
Их заветная мечта
Три жрицы в небе создал
Последние слова
Мечтать среди подводных лилий
Что Афродита все живет
Три розы на суд Сивилла
Сплели мраморный венок
В Венеции под куполами
Три голуби спустились
Все погибнут в свою очередь
Жемчужина оттаивает
Губы теряют цвет
Смерть птицы
Мраморный упадет
И, растворяясь в каждом атоме
Пасть существа глубину
Культур страшная и кровавая
Для творения формы Божества
Но в преобразованиях неизменными
Здесь Фантом возникает
Что в круг огненный и скоропортящиеся
Однажды встретить сестер
С какой фонтан бьет сильнее
искусство в нашем мире
чем быстрее акцизного свои источники
и один из них иссякнет скоро
искусство или жизнь
Однако
Будущее всегда имеет преимущество
прежде всего остального он как бы и будет
Если прошлое не заканчиваются
Потому что
Все более и более загадочным
Более фантастические, чем суждение
Это все труднее и труднее говорить
Но тишина похожа на болезнь
Кто мой канат
Кто ты пьешь за мое здоровье
Где новый трек
Простой день пренебречь им
И от дома не хожу
А потом просто выть и причитать
Или просто молчать себе
День разливается по бокалам.
Как жаль, что приходится выбирать
Как мы живем и кто мы пьем
Perimeters.
Squares.
Semicircles.
No to an icy cold of words.
Only ring of hearts …
To the last and painful girlfriend
I bequeath the melted off
Wreath.
2000
-?…Под окнами дурдома всё так знакомо…?
-?…Так мы знакомы?...?
-?Лёд тронулся и все тронулись…?.
Три зеркала висят в прихожей пыльной.
И в том, что слева,- отражается старуха,
Забывшая глядеть, и пальцем крючковатым
Она листает пожелтевшие страницы,
Той книги ветхой, что как прежде я читаю.
В её глазницах пересохших нет больше
Ни ответа, ни вопроса…
Её горбатая фигура зависла как трюмо…
Трюмо же ничего не отражает.
С ним рядом, прямо в середине
Омытая дождем, белее снега
Так явно, убаюканная дрёмой
В своих сомнениях всечасных
В руках держа оливковую ветвь
Раз в тысячу столетий отражается…
Но полно…
А в третье зеркало смотреть я забываю…
Три зеркала висят в прихожей пыльной.
И в том, что слева,- отражается старуха,
Забывшая глядеть, и пальцем крючковатым
Она листает пожелтевшие страницы,
Той книги ветхой, что как прежде я читаю.
В её глазницах пересохших нет больше
Ни ответа, ни вопроса…
Её горбатая фигура зависла как трюмо…
Трюмо же ничего не отражает.
С ним рядом, прямо в середине
Омытая дождем, белее снега
Так явно, убаюканная дрёмой
В своих сомнениях всечасных
В руках держа оливковую ветвь
Раз в тысячу столетий отражается…
Но полно…
А в третье зеркало смотреть я забываю…
Три зеркала висят в прихожей пыльной.
И в том, что слева,- отражается старуха,
Забывшая глядеть, и пальцем крючковатым
Она листает пожелтевшие страницы,
Той книги ветхой, что как прежде я читаю.
В её глазницах пересохших нет больше
Ни ответа, ни вопроса…
Её горбатая фигура зависла как трюмо…
Трюмо же ничего не отражает.
С ним рядом, прямо в середине
Омытая дождем, белее снега
Так явно, убаюканная дрёмой
В своих сомнениях всечасных
В руках держа оливковую ветвь
Раз в тысячу столетий отражается…
Но полно…
А в третье зеркало смотреть я забываю…
Три зеркала висят в прихожей пыльной.
И в том, что слева,- отражается старуха,
Забывшая глядеть, и пальцем крючковатым
Она листает пожелтевшие страницы,
Той книги ветхой, что как прежде я читаю.
В её глазницах пересохших нет больше
Ни ответа, ни вопроса…
Её горбатая фигура зависла как трюмо…
Трюмо же ничего не отражает.
С ним рядом, прямо в середине
Омытая дождем, белее снега
Так явно, убаюканная дрёмой
В своих сомнениях всечасных
В руках держа оливковую ветвь
Раз в тысячу столетий отражается…
Но полно…
А в третье зеркало смотреть я забываю:
Что было мне писать в те времена?
Писала о звезде и о подмоге, которая ему в дороге
Святила в синие глаза.
Что мне ещё о том сказать вам Боги,
О том что я лишь пыль в его плаще,
Но вы символизировали Боги и я внимала вам и о подмоге
Молила к вам лишь о Рождественской звезде.
Явились Боги в тусклое окно смотрела я на вас но думала о нём
О пыли странной на картине и о своей смиренной мине
Что лишь привиделась во сне:ему, а он мне рассказал
О том чего и сам не знал.
Ну например о том что я писала о том как я его алкала
О чём же он писал в те времена
А вы свели всё к многоточью.
Он падал не расстёгиваясь ночью к вам :на постель свою
А ежели я впрочем смотрела на перо в его руке,
Оно в альбом ко мне писало, но я тогда не понимала
Что Боги только свет в моём окне
Они рыдают и поют оне:
Всё то что он писал в те времена как правило сводилось к многоточью.
Он падал не расстёгиваясь на постель свою, а еже ли он ночью
Отыскивал звезду на потолке: Она согласно правилам сгоранья
Скользила на портрет на потолке, быстрей, чем он успел загадывать желанье.
Он думал о Богах, но боги символизировали свет в его окне.
Звезда, которую оне ему послали в образе тревоги за даму,
Что портрет несла ему, на потолок повесив тот портрет
И даме было сорок лет в сороковой от Пасхи день от Пасхи.
А Боги превратились в белую луну, свернув свои прямые ризы
Капель закапала карнизы в его окне раздался темный гул
Из за угла пришла его печаль.
Он на неё не отвечал.
Всё то о чём тогда писали в Амстердаме
Как правило сводилось к многоточью и о даме
Мой ангел плакал и алкал любил звезду
А ежели он ночью отыскивал потрет её в ночи
Искал он тут же к истине ключи
Ключи же оказались у звезды
Которую на потолке искал он
Она же пряно в такт ему шептала
О том что и во сне его алкала
Алкал он бурое пятно в окне
И тут же пощадили его Боги
Он тут же тень её искал на потолке
В тревоге смутной будто бы в подмоге
Ни чей он не нуждался
Но звезда не раз ему шептала с потолка:
"Что Боги?Если бурое пятно за окнами
Символизирует вас Боги?
Что вы стремились высказать в итоге?"
Грядущее настало в Амстердаме
Он стал хотел пойти к какой то даме
Но Боги за окном ему пропели ветер
Он лёг в постель и ничего на свете
Никто его не потревожил
Он отыскал звезду на потолке
И посвятил её прекрасной даме
Давно то было
В Амстердаме:
Театр теней.
Одно в партере место.
Всегда пустует.
Ждет когда придешь.
На сцене – маски.
В черном кимоно монах присел у старого колодца.
Он щурится и греется.
О,Солнце!
Тебе молитву воздает монах.
Драконы,что красны,уж не тревожат.
Когда-нибудь останется лишь прах.
Когда ни будь он опершись на посох
Предстанет перед алтарем из Звезд.
В руках его-ответы
И вопросы его не мучат больше.
Не тревожат.
Молитвы воздает Монах Земле,
Что так черна,что пред нею кимоно монаха
Сияет и звучит,как будто в белом
Присел он воздавать молитву Солнцу.
Оставил все монах-в руках его лишь посох,
С которым кочевать он будет.
Из мира в мир, из Бытия в житье.
Оставил все монах.
Своё жилье;его приют
Лишь сень в тени колодца
Он управлять драконами не смеет.
Они желты. Они красны в час бездны,
Которая открылась вдруг монаху.
Когда ни будь покинув Солнце,Небо
Дракон уснет в печали и унынье
И цвет изменит с красного на черный
Приснится же такое Чужедали,
Где расцветет прекрасный белый лотос.
И лепестков не счесть, сто тысяч крыльев
Монаха посетят в час полуночной веры.
Являются божественные звери,
Которые гуляют близ монаха,
Но подступить к нему уже не смеют.
Как раньше постоять на мостовой
Смотреть на пыль как роль людских страданий
Как странен лик его немой
Как тень былых воспоминаний
А мне тот облик не забыть
Сказал ему как слово быть
Зачем же я и он в тоске
Зачем нести его к доске
Но досок мне не настругать
А мне о той что не вернуть
О том пути что через путь
Не возвращается перрон
Идёт по кругу тот вагон
Он будто бег иных речей
Он от серебряных ключей
Он от ключицы Бытия
Он понимает лишь меня
Печален лик его и суть
Печально он сказал ну будь
Он словно память бытия
Но шёл перрон как ты и я
Он развернул колёса сиро
Вне времени речей и мира
Стоит тоска с протянутой рукой
Стоит толпа как будто бы изгой
Она давно играет роль иных свиданий
Как боль последнего как роль
Пред мукой свыше расстояний
Но боль давно не жжёт сердца
Она лишь тень его венца
Тот голод что спасал Творца
Тот голод что спасал тюрьму
Что знать тебе или тому
Что лишь в тоске страданий бред
Что только тень иль только свет
Зачем же кровь в моём виске
Зачем отец и мать в тоске
Зачем бежать мне к Алтарю
Зачем тебе ему пою
Я постою на мостовой
Как странный и немой изгой
Не мой! Не мой! Не мой!
Немой Немой Немой
ИЗГОЙ
Каждое преднамеренное действие - магическое.
Аместер Кроули.
?По мере расширения сознания свобода человека
начинает падать; мощь его воли, хотя и растет
абсолютно, но степень его влияния на вид пути
уменьшается, то есть человек увеличивает
воздействие на вне его лежащее, но теряет
власть изменить свой собственный путь?
Пустота, шевелящаяся где-то в углу - разрасталась. Миг раскалывался, дробился, переливался цветными росчерками. Бокал, оставленный на столе словно недоумевал, вмещая пустоту. Из всех углов, особенно из под стрелок часов, висящих на ветхой стене
неслось: ?Будет так. Будет так?. Игра, составленная из слов, рун, кубика для гадания, ветхих тряпочек, напичканных какими-то травками составляло нечто такое, чему не найти названия.
Давно забытые слова, всплыли и, улыбаясь, вторглись в твое сознание.
-? Открытое окно. Некая невидимая дверь, за которую ты внезапно проникла, взошла по ступеням вверх и уже сверху смотрела на развернувшееся действо?.
Ловить взгляд – это все равно, что погружаться в сновидение. В центр извилистых улиц. В центр того колеса, что, набирая скорость, грозит выкинуть тебя со сцены жизни. Единственная цель – это погружение в центр?.
Как отпечаток некоей магической печати, мгновения сплетаются и расплетаются. Живые, словно уснули. Живы ли они – спящие? Кто здесь? Монах, коему снится, что он бабочка? Или бабочка, которой снится, что он монах? Человек, гуляющий по извилистым улицам старого города, лишь на мгновение поднимет глаза и взглянет на тебя. Кто он?
Я встречаю его не часто, но его черное пальто отпечаталось в моем сознании. Цвет его задевает меня, как синее. Печалит, как красное. Завораживает, как желтое. Но это черное, как концентрическое отрешение, цепляется за ветки деревьев и раскачивается, раскачивается, раскачивается.
Раскачивается на каблуках и его юная и очевидно влюбленная спутница.
Но тот в черном…Скорее это – Андрогин, наполовину мужчина наполовину женщина.
Ветхая кирпичная стена за окном.
Этот пейзаж стал уже привычным, но вот дерево, выросшее на крыше дома, словно недоумевает.
Провокации жизни.
Цветные болванчики – сны совсем потеряли свой цвет. Словно омытые дождем, они раскачиваются:туда- сюда.
Нечто большее, чем касание, нечто большее, чем встречи, нечто необъяснимое.
Лишь тень от тени. Во всем приметы дня, утекающего в ночь. Тот в черном…Отчего он больше не смотрит в лица прохожих? Лишь утро тонкой нитью связывает его с этим днем. Лишь его сон, просочившийся в пасмурное утро, удерживает его в этом городе, где больше нет её и только звери, с огненными глазами и пушистыми хвостами смотрят печально ему вслед.
Он хотел бы управлять Драконами. Но что он знает о них? Только то, что они белы, черны и красны. Что они меняют свой цвет с приходом сумерек сознания . Он балуется рунами, не слишком веря их раскладу. Он слепил кубик для гадания по И-Цзинь, но забыл обжечь его, и тот покрылся мелкими трещинами, как лицо когда - то прекрасной и юной его возлюбленной. Он посещает ночные миры, и они всегда раскрывают для него свои верные объятья.
Но нет того, что удерживало бы его здесь. Только это окно. Только эти темные пятна на лике Солнца и Луны. Но это только боль, которую он уже выпил сполна. Сны его, как тонкое кружево сплетены в Первозданность. Сны его, давно уже стали обыденностью, как глазницы белой луны.
Но мне все же отмерян кусочек бытия - пристань в глубине его улекситовых глаз.
Вот я как комета лечу мимо. Я зацепилась за ветки деревьев. Мраморный софит солнца смотрит на меня равнодушно, кающуюся, мятущуюся, верующую.
Своими алмазными гранями это солнце выкидывает меня в сумрак ночи и бросает затем на ледяные ступени буден.
Новь- это что-то влажное, влекущее меня всё дальше.
И все же мне иногда кажется, что Я и ОН - это всего лишь призраки печально грядущего века.
BIBLE
Кровавый диск солнца становиться особенно
ЗЛОСЧАСТНЫМ
В тот миг, когда кто-то вдруг вспомнишь о своём глупом желании,
вмешаться в ход событий что проистекает в Лете.
Сама Лета вещает о том, что бессмысленно
Смешивать и переплетать присоединять
Любовь к ненависти.
Здесь для вас все, что я
даже не сумею выразить словами.
Я в состоянии смотреть прямо, но давно
Выбираю для себя угол зрения.
Тепло Земли. Холод Солнца.
И тьма, как будто тромб в окне.
Я знаю его адрес во Вселенной.
Каждую ночь я мы оставляем ей свою прощальную притчу.
След блуждающего штатива,
И свой гнев, который качает нас Лотосом
Но в гневной грации мы пожимаем тепло.
Оставляем застой мысли,
Что в гневе странном и любознательном
Получаем как откровенный знак.
Так что законы ограничиваются насильственной свободой?
Так дикое сердце скорбит под властью разума.
Так что в настоящее время Сапфир возмущается?
Чуждые силы взвешивают его, но не осуждают
В блуждающей судьбе коварные и призрачные нравы.
Они растянуты во сне под названием обморок.
Кто-то в постоянно шепчет нам вслед
- "Всё для тебя секрет, судьба!"
И тут же начинает кричать
- "Разлука!"
Наш век полон хаоса, но Вечность никогда не сбросит в ближайшее время чудесный балдахин зла предвестий.
Как рухнул мрамор,
Окруженных толпой слепцов
Надменно не разумеющих о Боге с реальностью гордых линий.
Но он не взволнованный актер,
С бледным тонким пальцами, которыми он слегка коснулся застежек
В легком облаке газа показана система гордых мыслей...
Слепой горбун находит отголоски страданий на зубах и оттоке перламутра кожи нежного создания,а она лишь идёт к нему поэту, который ищет предмет.
Для бриллиантов и тёмно-фиолетовому шелку глядя на окружающих надменно.
Хотя она давно тащится в движении инфанты, слушая строго и надменно
Слова льстецов повёрнутые к ней.
Она возводит фантом из собственных страстей
Но спать под небом это просто её мечта.
Ибо Господь создал её таковой, что она способна мечтать даже
Среди подводных лилий
Даже среди роз на суде Сивиллы
Даже в мраморном венке в Венеции под куполами
Три голуби спустились.
Все погибнут в свою очередь!
Жемчужина оттаивает.
Губы теряют цвет.
Смерть птицам.
Растворяется каждый атом чтоб пасть в глубину вещества,
В преобразованиях неизменных зарождается фантом
В круге огненном и скоропортящимся остаётся один раз встретиться с сёстрами
И фонтан жизни бьёт сильнее, но он тем быстрее
Его акцизный источник.
И один из них иссякнет очень скоро искусство или жизнь.
Однако,будущее всегда имеет преимущество.
Перед всем остальным. Остальное: он как бы и будет.
Если только прошлое не закончится.
Ибо природа вещей останется все более и более загадочной.
О чем речь?
Ибо попав в незнакомое постоянство, остаётся по привычке мерить его быстрыми шагами и, когда, наконец, удастся понять из чего оно остаётся только успокоиться и закурить.
Под тяжестью шагов были стертые деревянные ступеньки, их путь был отмечен глубокими дуплами. Поднявшись наверх, можно было подойти к двери, и затем, свернув направо, чтобы попасть в темный коридор.
В середине комнаты стоял стул, на котором из каких-либо материалов были основаны документы, старые газеты, листовки с номерами телефона посетителей.
Хозяин этого странного дома курил трубки. Когда его руки были сжаты, суставы пальцев казалась не цветные шарики, размером примерно с грецкий орех, а стальные стержни. В офисе он постоянно работал. Седой ювелир. Тринадцать лет он носил один и тот же костюм, с рукавами, протерли на коленях и локтях, с большими карманами, куда он постоянно засовывать клочки бумаги с телефонами посетителей. Через несколько недель эти бумажки превращались в небольшие твердые катышки, и, когда их становилось слишком много, он вытряхивал их на пол. Иногда на него находило веселое настроение и он, обманывая руку и карман, вынимал пригоршню бумажных катышков и бросал ими в меня.
- Вот тебе! – восклицал он, сотрясаясь от смеха.
По старости он не стал мудрее:-? Недавно я слепил кубик для гадания по Книге перемен".
Он достиг такого этапа в жизни, когда есть потребность в молитве. Вот он придумал себе семь богов и молились им. Ближе к вечеру, когда бывало жарко и тихо, или зимой, когда были пасмурные дни, Бог вошел в свой офис, и я считаю, никто не знал о его существовании.
Он говорил о молодежи так банально и нудно, что хотелось зевать.
- Это вам интересно?
Я молча кивала. Я, как не странно, всегда интересуюсь будущим - прикосновением к Синхрофазотрону Времени, в крайнем случае, настоящим – некой балансировкой на острие мгновения. Для баланса - чтобы научиться, наконец, вычислить на веревке момент, не трогая ничего, не задевая собеседника не взглядом, ни жестом, ни несметные полунамеков – это не погружение в центре колеса судьбы, в центре этого колеса стремительно выбрасывающего тебя со сцены жизни. Рождество.
Ночь накрывает меня плотным туманом словно дерево, выросшее выросло по какому-то недоразумению в Яслях .В ясные дни недоумевая гибкостью и исчезающим силуэтом на фоне протекающей вдали в какой- то момент исчезаем под густым молочный отваром.
Мечта - не реальность, а реальность не абрис мечты, которая приобретает форму но становятся все более ясными и меня как будто разбудили чьи - то легкие прикосновения - это всего лишь легкий ветерок, пробивается сквозь не закрытое окно или это туманное утро, когда солнце уже последние, тусклые лучи согревали еще не остывшей земле, на старый и потертый балкон, где в пыли старых журналов и газет проката, и на полках огурцы в тусклых были ограничены, я провела некоторое время в мысли за сигаретой и чашкой кофе. Дождь внезапно усилился и вязкой песня ее, казалось, больше будет остановлена на время, а не пространство. Оглянувшись назад, точнее, в моей комнате, на стене можно было увидеть несколько старинных гравюр, на которых тот же пейзаж - был представлен фонтаном на тусклой и забытой площади. Этот пейзаж повторяется в разных ракурсах и при разном освещении, неизменно пустынной местности и голуби были рядом. Если мы вдруг осмелимся заглянуть в серое и пустынное небо над фонтаном, вдруг мы бы увидели неясный силуэт, который так невнятно выдал, что, скорее всего, принял бы его за капризы витиеватыми облаками или на плод чувствительного воображения.
Вес часов на стене, буркнув обычную песню: "Ничего не будет. Ничего не будет. Ничего не будет ...", но один раз, когда я в задумчивости стояла на балконе, мой взгляд упал на одну из гравюр и силуэт ... то ли блики света и тени играют на пакость ... а если приближались, его линии были острыми и, приблизившись так заметно было издано ... но же был распущен и оставили на прежнем месте, где он и должен быть.
Жаждала и печаль моя стала привычной и размеренной не обидеть, не причинить неудобства, и окутана молчать и тщательно прижимает к себе, как только мать может нажать больного ребенка к истощенной груди.
Что необычного, скажете вы в горбоносом силуэте человека, живущего, возможно, вечность назад, и по воле неизвестного фотографа, который попал на площадь со старым замерзшим фонтаном?
Силуэт на гравюре, несомненно, прожил жизнь и даже иногда осмеливался переходить от одной гравюры к другой.
Эти метаморфозы и движения мужской силуэт стал привычным раньше, и взяла больше и больше места в моих мыслях, потому что, чем их еще занять ... старые пожелтевшие журналы на старом балконе были прочитаны не один раз и больше не занимали ее воображение. Долго я шла по извилистым улочкам, не разбирая дороги. И когда, наконец, мой взгляд упал на одну из вывесок, я прочитала прыгающие буквы нам медной табличкой:?Ювелир.?
Его дом был построен из известняка и хотя, казалось, что он заглох, и раз начал писать немного камня, давая богатый серебристый оттенок его поверхности, по вечерам или в хмурые дни в Затмения места под навесами небольшой капли. Плохо освещенная лестница в доме, проводит в своем офисе. Но лампа с мутным стеклом висит. На лампу в отражатель , которые росли бурые от ржавчины и покрыты пылью. Людей, ходящих наверху, повторите шаги большого количества других людей, проходящих здесь с ними. За дверь ветхого дома, которые до сих пор стойко сносят удары дождя, он звонит, молотком стучать. Он оперся на косяк, потому что дорога была длинной, но дверь внезапно распахнулась, выпустив меня в темный зал, в котором витая лестница лидер куда-то вверх. Телефон в прихожей внезапно раздал протяжный зуммер, вдруг перестало и опять треснуло с такой силой, что я невольно подняла трубку и услышала пожилой голос, принадлежащий, вероятно, к мужчине лет семидесяти, и который казалось таким знакомым ... но нет ... голос скважины намека о делах давно минувших дней. Итак, человек попросил меня подождать, потому что у него был посетитель. Прождав целую вечность, я увидел, как мужчина в черном пальто и плотно шапке, натянутой на глаза был медленно ногами вниз, что было трудно разглядеть его глаза за тенью. На вид ему было сорок. В левой руке он нес небольшой сверток в сером пергаменте и, слегка поколебавшись, и не взглянув на меня, вышел через дверь в туманный вечер.
А если снится лабиринт - я долго всматривалась вглубь офиса, на стенах которого часа в серебряные длинные рамы и протяжно отметили: "Будет так. Будет так Будет так.?
В кресле у старого камина сидели старики и нагревали под рукой огонь. Обычной просьбой сделать серебряный медальон обычными людей привлекают интерес мысли. Заказ должен был быть готов в тринадцать лет.
Вернуться в тягостные Думы, домой, я все думал, почему я так сильно начал ходить по улицам? Как-то не только нежна. Улицы воспринимают и приязненно отторгают меня. И я начала избегать по улице, не понимая еще, что я избегаю.
Не было часа, минуты и дня.
Но ты знаешь - я упрямая.
После копии больничных дней;
Ты жемчуг черный.
После нескольких дней отпечатки точны
Мозг как счетчик продолжает счет
Все попытки мои робкие
И все мнения каждого и всех
Исправлена ...
Завешено тканью
Ты икона и древние сокровища ...
Что плохо растет белым днем?
Но она здорова во сне долгом ...
Как будто ночь на огонь стрихнин
Могила медленно тлеет
Глубоких глаз, он посмотрел на меня
Оставлял и ничего ни чего не жалея
Забыла Платформу возвращения
Как будто камень, который точит алмазы
Дымка на него
Остальные только пасты
Ветер рвет на талой щеке
Снова ветер на дыбе лифт
Осенью в качестве антидота в нем
Яд, что дали его не отнимешь ...
Удивительный день на его закате.
Не пугайся, солнце может не возникнуть.
Оставьте чай в прозрачном стакане
На прозрачном микро-истукане
И что-то думая засела стрела
И ищу спасения от настенных часов.
Дверь отпирается забытых клеток
Клеток, для которых миры всего лишь квартира.
Подбирает ключи к вечности.
Стучит в ресторанный замок
Не выйдя в финал
Ездит по кругу, назло бесконечности.
Не знаю, что угол развала, некоторые квадратные.
Медленно от жара извиваются,
Когда она становится невыносимей жары.
Смотрите на ребенка с большой осторожностью.
В игре под названием:
?Купить мороженое! "
Ведь вы идете в кармане с Кармою
Смотрите на ребенка с большой осторожностью.
Утонуть в этом весеннее солнце
Нет более никакой возможности.
Надеясь сократить этот момент
Или оболочку черную рамку.
Но моя планета - белый жалкий остров.
Рыбака, который провел весь день в колыбели моря.
Она была в слезах, вымерли от горя.
Он плетет сеть и молится на солнце.
И ее крики чаек эфир Грозного и коварного Бога моря, что его трезубец, где Инкогнито дань далекой песни.
В своем пылу и гневе она прекрасна.
В его короне и Буре, он принимает тихий стон и ее солнечную улыбку прячет в бороде.
Она привыкла к своей сети и молится на солнце.
Рыбак, который провел весь день на охоте бурлящей пены, а я ищу зеркала и глаза, он находит только и блестящая синяя рыба.
Они делают песню медведя из-за заката?
Они делают ужасных царей новости от берегов печально об этом уже, из того, чьи пальцы снова искал серебряные ножницы ...
Также не будет прилипать серое во веки веков.
Горе причастие в ночь смешает век.
Так будут звонить, сразу же с серебристой нитью.
В глазах спас нерукотворный выглядит.
С Архангелами - Ангелами
Распаляясь дней без перерыва ...
Для того, что в Древней половине ночи
Мой был искаженный рот ...
И все замки на клетках мысль разбиты.
На площади первопрестольной ворона ...
Но так тому и быть, -
Я Древний змий, цепляли на грудь,
Дерева скрученное в старое время ...
Ты не путай меня -
Золотоволосую чудесный
Возьмите все, чем я владею.
Кровавый диск больше не кровавый
На этой земле никто не имеет права
Все было смешанное переплетены
Вновь река забылась присоединился
Расхитители моя любовь
Здесь для вас все, что я
Но даже она не согреет вас
Я в состоянии смотреть пряно давно
Но я выбрал для себя угол зрения
Тепла Земли. Холодного Солнца
И тьма, как будто тромб в окно
Я знаю его адрес во Вселенной
Отправить свою прощальную
На листе бумаги
Скоропортящиеся последний знак
В мой любимый театр
Wrace бродит треноги
И гнев ваш trevozhnik качает
Сесть в позе лотоса, как всяк в nalozhnik
Но в гневной грации мы пожимаем друг другу тепло
Я оставляю до застоя
Что в гневе странные и любознательный
Пасть на колени перед Валентином
Хитрый знак Vozhdelenya
Я жду позорного Zatmenya
Так что законы ограничивают насильственные свободы
Так дикое сердце под властью тоскует
Так что в настоящее время штраф Сапфир возмущается
Поэтому чужеродные силы взвесить
Не осуждаю
В блуждающей судьбе
Хитрые и призрачные таможенного
Вы растянуты во сне мне руку
Но кто-то в черном прошептал я и повторил
Для вас секрет судьбы
Тоже начал орать
Отделение
XX век полон хаоса
Но
Вечность из N сброшу в ближайшее время чудесный балдахин
Странный ты полон зла предвещает
Как рухнул мрамор
Что светит в постели
Окруженный толпой слепых
Возмущенно вы слушать о хобби Бога
Реальность гордые линии
Он взволнованно актер
С бледным тонким пальцем он слегка коснулся застежек
В легком облаке газона показана система гордых мыслей
Слепой горбатый находит отголоски страданий Эхо
В зубы отток перламутром коже нежное создание светит
Он идет к поэту, который ищет предмет
Надев бриллианты и темно-фиолетовый шелк
Глядя на окружающих надменно,
Тащат в движении инфанты слушать строго и надменно
Слова льстецов повернулся к нему
Давным-давно три мраморные громады
Разрушены
Возведенный Фантом
Под небом спать, что Элада
Их заветная мечта.
Три жрицы в небе создал
Последние слова
Мечтать среди подводных лилий
Что Афродита все живет
Три розы на суд Сивилла
Сплели мраморный венок.
В Венеции под куполами
Три голуби спустились
Все погибнут в свою очередь
Жемчужина оттаивает
Губы теряют цвет
Смерть птицы
Мраморный упадет
И, растворяясь атом Areach
Пасть существа глубину
Культур страшная и кровавая
Для творения формы Божества
Но в преобразованиях неизменными
Здесь Фантом возникает
Что в круг огненный и скоропортящиеся
Однажды встретить сестер
С какой фонтан бьет сильнее
искусство в нашем мире
чем быстрее акцизного свои источники
и один из них иссякнет скоро
искусство или жизнь
Однако
Будущее всегда имеет преимущество
прежде всего остального он как бы и будет
Если прошлое не заканчиваются
Потому что
Все более и более загадочным
Более фантастические, чем суждение
Это все труднее и труднее говорить
Но тишина похожа на болезнь
Попав в незнакомое пространство
Я по привычке измерил его быстрые шаги и, когда наконец
Я сумел понять, из чего он состоит успокоился и закурил
Под тяжестью шагов были стертые деревянные ступеньки, их путь был отмечен глубокими дуплами. Поднявшись наверх, можно было подойти к двери, и затем, свернув направо, чтобы попасть в темный коридор.
В середине комнаты стоял стул, на котором каких-либо материалов основан: документы, старые газеты, листовки с номерами телефона посетителей.
Хозяин этого странного дома курил гайку трубки. Когда его руки были сжаты, суставы пальцев казалась не цветные шарики, размером примерно грецкий орех попал на стальные стержни. В офисе он постоянно работал. Седой ювелир. Тринадцать лет он носил тот же костюм, с рукавами, протерли на коленях и локтях, с большими карманами, где он постоянно засовывать клочки бумаги с телефонами посетителей. Через несколько недель эти бумажки превращались в небольшие твердые катышки, и, когда их стало много, он вытряхнул их на пол. Иногда на это нашло веселое настроение, он обмакнул руку в карман и, вынув пригоршню бумажных катышков, бросал их в меня.
Здесь вы воскликнул он раскачивался от смеха
К старости он вообще в последнее время не поумнел я слепил кубик для гадания по книге перемен
Он достиг такого этапа в жизни, когда есть потребность в молитве. Вот он придумал себе семь богов и молились им. Ближе к вечеру, когда бывало жарко и тихо, или зимой, когда были пасмурные дни, Бог вошел в свой офис, и я считаю, никто не знал о его существовании.
Он говорил о молодежи-это так банально и нудно, что хотелось зевать.
Вам интересно
Я молча кивнул
Я, как не странно, всегда интересует будущее прикосновение к Sversoznany, в крайнем случае присутствует некая балансировка на острие мгновения
Чтобы сбалансировать longto учиться пойти, наконец, на веревке момент, не трогая ничего, не задевая собеседника не взглядом, ни жестом, ни несметные полу намеки ли это погружение в центре колеса судьбы, в самом центре этого колеса, которая стремится выбросить тебя от сцены из жизни
Поздняя осень накрыла город с настолько плотный туман, потому что и дерево, которое выросло по какому-то недоразумению на крышу противоположного дома и в ясные дни недоумевая, гибкость и исчезающим силуэтом на фоне протекающей вдали день исчез густой молочный отвар из тумана сейчас
То ли мечта стала реальностью, то ли реальность была мечта, план, но от мечты становится все более и более ясно, меня как будто разбудили чьи - то легкие прикосновения, но не было легких ветерок, прорываясь сквозь не закрытое окно это туманное утро, когда солнце уже последние, тусклые лучи согревали еще не остывшей земле, на старый и потертый балкон, где в пыли старых журналов и газет проката, и на полках огурцы в тусклом банки были ограничены, Я провел некоторое время в мысли за сигаретой и чашкой кофе. Дождь внезапно усилился и вязкой песню она появляется, будет остановлена на время, не пространство. Оглянувшись назад, точнее, в моей комнате, на стене можно было увидеть несколько старинных гравюр, на которых один и тот же пейзаж фонтан на тусклом и забыли площади была представлена. Этот пейзаж повторяется в разных ракурсах и при разном освещении, неизменно пустынной местности и голуби был рядом. Если мы вдруг осмелился заглянуть в сером и пустынном небе над фонтаном, вдруг мы бы увидели неясный силуэт, который так невнятно, что скорее всего принял бы его за капризы витиеватыми облаками или на плод чувствителен воображение.
Вес часы на стене, буркнув обычную песню ничего не будет ничего не будет ничего не будет
Один раз?
Когда я в задумчивости стояла на балконе, мой взгляд упал на одну из гравюр и силуэт ... то ли блики света и тени играют на пакость ... как будто приближался его линии были острыми и приблизившись так заметно было издано ... но, нет он тут же был распущен и оставили на прежнем месте, где он и должен быть
Я жаждал и печаль моя стала привычной и размеренной не ранит меня, не вызывало неудобств и окутана молчать и тщательный povoloky и прижал к себе, как только мать может нажать больного ребенка к истощенной груди.
Что необычного скажете вы в горбоносый силуэт человека, живущего, возможно, вечность назад, и по воле неизвестного фотографа, который попал на площадь со старым замерзшим фонтаном
Силуэт на гравюре, несомненно, прожил жизнь и даже иногда осмеливался переходить от одной гравюры к другой
Эти метаморфозы и движения мужской силуэт стал привычным раньше, и взяла больше и больше места в моих мыслях, потому что, чем их еще занять старые пожелтевшие журналы на старом балконе были прочитаны не один раз, и больше не занимали ее воображение поддавшись незнакомое чувство, которое заставило меня обратить внимание на небольшое объявление в пожелтевшие газеты, которая в отличие от других, было напечатано без вензелей и прочих украшений, я читаю мастер, далее адрес ювелирной мастерской, которая, судя по названию улицы, где-то в стране
Долго я шел по извилистым улочкам, может ли он быть без сортировки дороге
И когда, наконец, мой взгляд упал на одну из вывесок, я читал прыгающие буквы на медной пластины Ювелирная мастерская, где я собирался заказать себе серебряный медальон с простых людей так называли
Его дом был построен из известняка и хотя очевидно, что он заглох и раз начал писать немного камня, давая богатый серебристый оттенок его поверхности по вечерам или в хмурые дни в zatenenenny места под навесами небольшой акт капли
Плохо освещенная лестница в доме, проводит в своем офисе
Над лампа с мутным стеклом висит
На лампу в отражатель, которые росли бурые от ржавчины и покрыты пылью. Людей, ходящих наверху, повторите шаги большого количества других людей, проходящих здесь с ними. За дверь ветхого дома, который до сих пор стойко сносили удары дождя не было, он звонит, молотком стучать. Я оперся на косяк, потому что дорога была длинной, но дверь внезапно распахнулась, выпустив меня в темный зал, в котором витая лестница лидер куда-то вверх, находится телефон в прихожей внезапно раздался вдруг перестало и опять треснуло с такой силой, что я невольно поднял трубку и услышал пожилой голос, принадлежащий, вероятно, к мужчине лет шестидесяти, и которое казалось таким знакомым, но нет голоса скважины намека о делах давно минувших дней.
J если человек попросил меня подождать, потому что у него был посетитель прождав целую вечность, я увидел, как мужчина в черном пальто и плотно шапке, натянутой на глаза был медленно ногами вниз, что было трудно разглядеть его глаза за тенью. На вид ему было сорок. В левой руке он нес небольшой сверток в сером пергаменте и, слегка поколебавшись, и не взглянув на меня, вышел через дверь в туманный вечер.
Так что, поднявшись вверх по лестнице, как будто в лабиринте снов я долго всматривался в глубь кабинет, на стенах часы в серебряной оправе долго и протяжно отметили
Так и будет. Так и будет. Так и будет.
В кресле у старого камина сидел старик и нагревают под рукой огонь
Обычной просьбой сделать серебряный медальон и транслируется с ее простым людям не привлекают особый интерес старика заняты мысли
Заказ должен был быть готов в тринадцать лет.Вернуться в тягостные Думы домой
Я все думал, почему я так сильно начал ходить по улицам как-то не приязненные в одиночку. Улицы не воспринимаются и не приязненные отторгла меня. И я начал избегать по улице, не понимая еще, что я не
Не было часа, минуты и день еще
Но ты знаешь, я настойчивый
После копии больничных дня
Ты жемчуг черный
После нескольких дней отпечатки точный
Мозг как счетчик продолжает счет
Все попытки мои робкие
И все мнения каждого и всех
Trixed
Завешено тканью
Ты икона в сокровища древних
Я плохо растет белым днем
Но это здоровые во сне долго
Как будто ночь на огонь стрихнин
Могила медленно тлеет
Глубоких глаз, он посмотрел на меня
Я оставил там ничего не жалея
Но забыли Платформа возвращается
Как будто камень, который точит алмазы
Дымка Uleskitovy на него
Остальные только пасты
Ветер рвет на талой щеке
Снова ветер на дыбе лифт
Осенью в качестве антидота в нем
Яд, что дали его не заберут
Удивительный день на его закате.
Не пугайся, солнце может не возникнуть.
Оставьте чай в прозрачном стакане
На прозрачные микро
Istukane.
А кто-то, делая засела стрела
И ищу спасения от настенных часов
Дверь отпирает забыли клеток
Клеток, под которой
Квартира миров
Подбирает ключи к вечности
Стучит Pervopricinnosti замки
Не выйдя на конечной
Ездит по кругу, чтобы, несмотря на бесконечность
Не знаю, что угол развала какой-то площади
Медленно светиться как vystirannyj зонтик
Лежа на пляже от жары извиваться
Когда она становится невыносимой жары
Смотрите на ребенка с большой осторожностью
В игре под названием
Купить мороженое
И вы идете в кармане с Karmou
Смотрите на ребенка с большой осторожностью
Утонуть в этом весеннее солнце
Нет больше никакой возможности
Надеясь сократить этот момент
LoObleplennyj оболочка черная рамка
Его планета белый жалкий остров
Рыбака, который провел весь день в колыбель моря
Она была в слезах вымерли от горя
Он плетет сеть и молится на солнце
И ее крики чаек эфир pesnuO Грозного и коварного Бога моря, что его трезубец, где ostroNasazivaet дань далекой песни.
В своем пылу и гневе он прекрасен
В его короне и Буре, он opasnyjUslysav тихий стон из ее pricalaSvou улыбку прячет в бороде
Она привыкла к своей сети pecaliSpletaet и молится на солнце.
Рыбак, который провел весь день на ohoteV бурлящей пены ищу он ZerkalaZerkala глаза, он находит только glaznicyPecal?иных и блестящая синяя рыба.
Они делают песню несет ответственности за Закат
Они делают ужасные царя PucinyPrinosat новость от берега грустно, что уже чьи пальцы iskolola ивы
Снова искал серебряные ножницы
Также не будет прилипать серый во веки веков
Горе причастие в ночь смешает век
Так что будут звонить, сразу же с серебристой нитью
В глазах спас нерукотворный выглядит
С Архангелами Ангелов
Распаляясь дней без перерыва
Для того, что в Древней половине ночи
Мой был искаженный рот
И все замки на клетках мысли разбиты
На площади первопрестольной ворона
Но так тому и быть
Я Древний змий цепляют на грудь
Дерева скрученных в старое время
Ты не путай меня Evoyu
Золотоволосую чудесный
Возьмите все, чем я владею
Ой, правда, чем я владею
Поэтому древние шепчет комета
Ивы в яблоко змея в любви
Что вы до сих пор дудки
Моя душа как ночь седая
Zazyvny заумные трели
И чудесные сосны Гималлая
Я буду принимать контральто включает в качестве награды
Как листья осени прощальный фривольности
От бесконечности этого мне ничего не нужно сейчас
Только я прошу, - не замечают кисти восковая бледность
Века оплавленных сегодня молитва
Я не виню себя, я не крал его
И вряд ли это была Вселенная последний участок
Это было так просто и все это было намного
Последний знак
В мой любимый театр
И в злой бродит благодать всяк штатив
И гнев ваш trevozhnik качает
Сесть в позе лотоса, как всяк в nalozhnik
Но в гневной грации мы пожимаем друг другу тепло
Я оставляю до застоя
Что в гневе странные и любознательный
Пасть на колени перед Вифлеемом
Хитрый знак Vozhdelenya
Я жду позорного Zatmenya
Так что законы ограничивают насильственные свободы
Так дикое сердце под властью тоскует
Так что в настоящее время штраф Сапфир возмущается
Поэтому чужеродные силы взвесить
Не осуждаю
В блуждающей судьбе
Хитрые и призрачные таможенного
Вы растянуты во сне мне руку
Но кто-то в черном прошептал я и повторил
Для вас секрет судьбы
Тоже начал орать
Отделение
Наш век хаоса полон
Но
Вечность из N сброшу в ближайшее время чудесный балдахин
Вы странные
Полный зла предвещает
Как рухнул мрамор
Что светит в постели
Окруженный толпой слепых
Возмущенно вы слушать о хобби Бога
Реальность гордые линии
Он взволнованно актер
С бледным тонким пальцем он слегка коснулся застежек
В легком облаке газона показана система гордых мыслей
Слепой горбатый находит отголоски страданий Эхо
В зубы отток перламутром коже нежное создание светит
Он идет к поэту, который ищет предмет
Надев бриллианты и темно-фиолетовый шелк
Глядя на других свысока
Тащат в движении инфанты слушать строго и надменно
Слова льстецов повернулся к нему
Давным-давно три мраморные громады
Разрушены
Возведенный Фантом
Под небом спать,ладно
Их заветная мечта
Три жрицы в небе создал
Последние слова
Мечтать среди подводных лилий
Что Афродита все живет
Три розы на суд Сивилла
Сплели мраморный венок
В Венеции под куполами
Три голуби спустились
Все погибнут в свою очередь
Жемчужина оттаивает
Губы теряют цвет
Смерть птицы
Мраморный упадет
И, растворяясь в каждом атоме
Пасть существа глубину
Культур страшная и кровавая
Для творения формы Божества
Но в преобразованиях неизменными
Здесь Фантом возникает
Что в круг огненный и скоропортящиеся
Однажды встретить сестер
С какой фонтан бьет сильнее?
Искусство в нашем мире!
Но чем быстрее акцизного свои источники
и один из них иссякнет скоро
искусство или жизнь
Однако
Будущее всегда имеет преимущество
прежде всего остального он как бы и будет
Если прошлое не заканчиваются
Потому что
Все более и более загадочным
Более фантастические, чем суждение
Это все труднее и труднее говорить
Но тишина похожа на болезнь
Кто мой канат
Кто ты пьешь за мое здоровье
Где новый трек
Простой день пренебречь
И от дома не хожу
А потом просто выть и причитать
Или просто молчать себе
День разливается по бокалам.
Как жаль, что приходится выбирать
Как мы живем и что мы пьем?
P.S.ТЫ ГОВОРИШЬ ЧТО ЭТО ЕРУНДА МНЕ НРАВИТСЯ ТВОЯ МАНДА
ОНА ВЛАЖНА И ВКУСНО ПАХНЕТ ДРУГОЙ ПОСМОТРИТ ВСКРИКНЕТ АХНЕТ
И УБЕЖИТ ЗАЖАВШИ НОС СТИРАЯ ТВОЮ ВЛАГУ С РУК НИЧТО НЕ ДЕЛАЕТСЯ ВДРУГ
А *** СОСАТЬ ТАКАЯ РАДОСТЬ ТЫ ГОВОРИШЬ ЧТО ЭТО ГАДОСТЬ
Метки: