Из старых тетрадей 4

ЩЕЛКУНЧИК

А на десерт грызу орехи –
не золотые, а фундук.
Какие могут быть успехи,
когда фортуна мне не друг?

Меня легко взять на испуг,
в душе сплошные охи-эхи,
и мысли лезут неумехи,
и валится перо из рук.

Иду не в рост – в неврастению.
Сижу, как филин на суку,
и говорю судьбе: ?ку-ку?.

Жую орехи земляные,
будильником фундук колю,
чтоб не звенел, когда я сплю.

1982


ГОСТЯМ

Оглядели всё вокруг глазами волчьими,
наследили, накурили, наморочили,
напророчили и перекособочили,
и ушли, подумав, что меня прикончили.

Ну, а я проветрю всё и чисто вымою:
- Зря топтали жизнь-квартиру-душу вы мою!
Не пущу отныне вас: научен опытом,
хоть стучите-грохочите лютым грохотом.

1982



* * *

Это какая улица?..

О. Мандельштам

На улице не имени меня
мне не прожить, казалось бы, и дня.
А вот живу угрюмо, скупо, сиро.
Дом 22, 11 квартира.

2 ноября 1982


ДВА ЧЕТВЕРОСТИШИЯ

1
Что-то слишком много страху
мне под двери намело.
Мне бы до бровей папаху,
а не шашку наголо.

Чёрт придёт, я не увижу:
не папаха – сущий рай!
Я её надвину ниже, -
укушу зубами край.

2
Нехорошее слово ?шлагбаум?
в голове целый вечер сидит.
Лезет в рифму старик Эйхенбаум –
критикует, кукует, зудит…

Этот вечер не будет мне другом.
Лишь себя я за это виню.
Измеряю шагами свой угол,
нехорошее слово бубню.

1982


* * *

Зима – со знаком ?минус?.
Какой крутой мороз!
Уже влетает вирус
в мой посиневший нос.

И вот я завербован:
чихаю, значит, влип!
Дыханием и словом
работаю на грипп.

янв. 1983


* * *

Чтоб сочинять стихи необходимо
спокойствие души, когда строка
как пуля из ружья идёт не мимо,
а попадает в цель наверняка.

Так я решил. Но что это такое? –
душа спокойна, но в кого палить?..
И при душевном штиле и покое
стихи отнюдь не просто сотворить.

1983


* * *

Учил урок прилежный мальчик Вова
и вслух читал параграф о Луне.
И каждое учебниково слово
запоминала муха на стене.

До вечера она соображала…
И вот – взлетела со стены – к окну,
ударилась в стекло и зажужжала:
- Хочу, хочу отсюда на Луну!

1983


СОН О ПУШКИНЕ

Мне снился сон: знакомые всё лица:
Дантес убит, а Пушкин пьян безбожно,
и Натали кричит ему: ?Убийца!?
и говорит Жуковский: ?Как же можно!..?

А Пушкин пьёт и рвёт свои творенья,
и шепчет под иконами святыми:
?Злодейство (я же сам писал!) и гений –
две вещи несо… Господи, прости мя!..?

И Лермонтов не пишет стих проклятый,
но другу говорит: ?Дурные вести:
п о э т убил злой ревностью объятый.
Погиб поэт, погиб невольник чести!?

6 июня 1983


* * *

Я обязательно воскресну:
природа не допустит, чтоб
такой прекрасный и прелестный
как я навеки канул в гроб.

Три дня пройдёт или четыре
столетия, но чуду – быть.
Закрыть музей в моей квартире:
здесь вновь хозяин будет жить!

1983


* * *

На вокзале старик говорил:
- Мы ещё пожалеем о прежнем,
как не станет над бездной перил,
и безбожное будет безбрежным.

Слабость – зряча, а сила – слепа:
ни один старику не поверил.
Подошла электричка. Толпа
повалила в раскрытые двери.

1983


* * *

Полувыдох и вновь полувдох –
так полжизни и канули в Лету.
Предвкушаю какой-то подвох
и беру каждый штрих на примету.

Не теряю надежды пока:
это всё продолжается небыль, -
если в небе плывут облака,
а в квартире расставлена мебель.

1983


СЛУЧАЙ НА СЕНОКОСЕ

Весь день с зари и до зари
траву косили косари.
Но было видно, что, увы, -
всей не суметь скосить травы,
поскольку луг зело велик,
а холода уже впритык.
Старуха тощая с косой
навстречу шла. Сказали: - Стой!
Коси, бабуля, раз косу
взяла и держишь навесу.
Пока ещё светло – коси!
Старуха скрипнула костьми, -
взмахнула: вжик! Взмахнула: вжик! –
ну, не старуха, а мужик!
Четыре нормы до темна
сумела выполнить она.
А через день ли – через два
была вся скошена трава.
Корреспондент приехал тут,
чтобы прославить бабки труд:
- Откуда вы?.. Да где?.. Да что?..
Да как точили мастерство?
Старуха хмыкнула в ответ:
- Кошу, милок, - и весь секрет.
А после грамоту взяла
и похромала вдоль села.

1983


* * *

Стоял октябрь. Царила скука
промозглой серости осенней,
когда я получил от друга
его собранье сочинений.

Стояло раннее презимье,
пора готовить было санки,
когда за вечер выпил с ним я
бутылку золотой ?Тамянки?.

Стояла долгая до дрожи
как бы одна и та же дата,
когда нашёл я день погожий
в казённых корках самиздата.

1984


* * *

Вы стояли у колонны
старомодного ДК
в состоянии влюблённом,
задубев уже слегка.

Неустанно, непреклонно…
А она не шла на встречу.
Словно столб или колонна,
вы стояли целый вечер?

1984


ПОЭТУ, НАПИСАВШЕМУ ОТРИЦАТЕЛЬНУЮ РЕЦЕНЗИЮ
НА РУКОПИСЬ МОИХ СТИХОВ

Всё то, что я всю жизнь творил,
что слово к слову ладил,
ты в одночасье зарубил,
рецензией изгадил.

Отныне ты мне не собрат,
будь хоть лауреатом.
Вон – выполз из-под камня гад,
и ты ползи с ним рядом.

Одна у вас теперь нора,
одна литература.
И книжицы твои вчера
я снёс в макулатуру.

1984


ПЕРЕЕЗД

Если вам потолок надоест,
если стены вам надоедят,
вы устройте туда переезд,
куда ваши глаза захотят.

Пусть ударит над крышею гром,
как предвестник больших перемен.
Слишком долго вы были рабом
этих старых, облупленных стен.

Кто-то есть, и пускай себе ест.
Кто-то пьёт, и пускай себе пьёт.
Говорим: ?Переезд, переезд…?
А звучит: ?Перелёт, перелёт!..?

декабрь 1984