Эвтерпа-Крио-Никта
Сны утром
Обрастая подробностями, я вспоминаю тебя,
как обрастает щека готической тишиною,
и пальцы её в немой задумчивости теребят,
обкусанными ногтями боля над своей страною.
Страна этих пальцев спит, и слышится только шорох,
на сотни лесов вокруг – отсутствие и пустота,
и то, что зову тобою, – солянкою стынет в порах,
но твёрд о тебе мой знак, и сну коротка верста.
Моцартъ
Тумор
День:
Задёрнув занавески-ножницы,
Разрезал солнечный ствол,
А секцию ствола как заложницу
Связал и бросил под пол.
Жар как жёлтый липкий творог,
Занавеска – марлевый лоскут,
Клетки сетки жар секут,
Жидкость – белое тепло
Внутрь, в морок затекло,
Капает с оборок.
Готфрид Груфт Де Кадавр
Эвридика
По длинным коридорам зазеркального эдема
я расплелась косой темноволосой...
По пунктиру твоих следов
отрезаю
ступней ножницами
прошлое
= = = = = = = = = = = = = = = = =
Фальшивят зарифмованные вскользь катрены,
Я слышу только эхо голоса -
Зовущего без слов.
Как удивительна молчания кантата!
Из тишины сплетённая, мистическая речь...
Дорога выложена острыми шипами невозврата,
По краю расстилаются зыбучие пески невстреч.
И гнойники стихов
Цветут на лицах мёртвых, словно лилии.
(в)Бреду за тишиной девятиструнной,
И смачиваю язвы поэтизмов ливнями
Осенних слёз, печали желтолунной –
Она распалась на осадок и на взвесь…
Мне так тревожно знать, что ты не знаешь,
что я здесь.
Фрау Лигейя
В античных позах увядали нимфы трав,
Коренья туго заплетались в пляс Сиртаки,
Кисейный смог льнул к чреслам буераков,
Хитоны света в лоскуты порвав.
Сияла в топь седая лунь осоки,
Межа ненастья ширилась в поля-
В ристалище Борея. Льдинок тля-
Покрыла злаков мертвенные токи...
Оскалены озёра - волчьей ямой,
И арбалеты елей многолучных-
В мишень кругов зодиакальных, кучно-
Охапкой сучьев целятся упрямо.
Чадят лампады окон, диалогом-
Распахнуты уста дверей парадных...
Мне ж - чёрный вход и хохот листопадных,
Осенних бесов. Память у порога...
Ядвига Розенпаулис
Угол круга
3. Депо
Промокший ливень шёл под ручку с дверкой в рай.
В осеннем воске засквозил сухой лосось.
По скользкой чешуе сползает голубиный грай.
Фортуна примостила колесо
К велосипеду. У неё в груди развился красный рак.
Трамвай спешит запутаться в путях,
Расправить горб во весь железный рост.
Мой рот идёт на белоснежных костылях
По кругу, из угла – в трамвайный хвост.
Вагон в подкорке возит общий хрящ,
Пробирка – мозг лабораторных крыс.
Сосущий страх, как будто клещ
Под ложечкой. Вся осень – вымысел.
Генрих Фарг
Солипсизм скарабея в дотлевшем извне
Расплывается свет отраженья в полумраке безоблачных скал
И от дыма - святое томленье - в мою плоть незаметно кинжал
Взмахом кисти вонзает небрежно - только верит зеленая мгла
Моих глаз бесконечно, безбрежно- что верна была я -как могла...
Посмотри на холодные руки, и шелками укутанный стан...
Разве это ль не муза разлуки...пролила вдохновенья стакан
На прекрасные тонкие пальцы, что тебе посвящали стихи...
Грех теперь мне над всем не смеяться, уходи, ну а лучше - беги
Камила Назырова
Грешить на дары
А. Б.
Пусто, безлюдно грешить на дары,
нехорошо, лайяй.
Пар дыхания сводит судорогой миры,
закатившиеся за край
понимания понятных вещей,
и мгновения жизни текут.
Обезглавленный, ходит Кощей
по лесам, вслушивается в "ку-ку",
но кукушка сходит с ума
от обилия дней, ночей
и уже не знает сама,
кто гадает: она или ей, -
и кукует пустую речь,
как глядится в хрустальный шар,
долго, долго и бесперечь
на пустые дары греша.
Моцартъ
Древо
Проведи меня тонкою веной,
На белесых ладонях своих.
Затяни прошлогодней изменой,
Что осталась одна на двоих.
Между нами деревья и ветки,
Миллионы горячих голов.
Город боли – этажные клетки,
Тридцать-восемь не сказанных слов.
Всё пройдёт, облетит и истлеет,
Только дай же мне в руки огня.
Может быть, моё утро не греет
И в деревьях хоронят меня.
Буду помнить ладони и кольца,
Фонари и граниты домов…
И протяжные ветви до Солнца
Разведенных в проулках костров.
Пеленай же меня во взгляды,
Можешь пальцы отрезать и взять.
Я уйду вместе с дымом в ограды,
Среди многих твой голос искать.
Павел Лавриненко
Ало-шелковые руки в сизо-палевой стене
Восхищенными пассами разлетаются во сне
В полу-убранной гостиной- там всегда потухщий свет
Дотлевают огорченья двух - уставших сигарет...
Камила Назырова
La raison de la stagnation saisonniere
Необузданное время,
Когда мозгу больно
От конусов внутри.
Необъезженное время,
Когда твоё лицо смешно
Замешано со снегом.
Твой стан стоит,
Осанку придавая
И вызывая боль
Жестокостью одежд.
Скрывает стыд
Пигментная задвижка,
И взгляду мило
Пятнышко,
Этнического круга.
И ничто выскальзывающее
Не скользит.
Леонид Именных
Зимние сказки
Станьте самым настоящим поэтом с хорошим почерком, отточенными формулировками, игрой смыслов и теневой стороной медали, последнее зеркало треснуло – можно управлять временем, как велит тебе совесть и книга со множеством опечаток (полезно узнать себя), понимаешь, что это не королевство кривых зеркал, о котором можно написать двенадцать томов, и твое отражение Оля из врожденного чувства пропорции ходит, касаясь всех стен, собирает побелку, примерные люди, на что вам такая побелка, или просто белила, простите себя, полюбив отражение в зеркале, небо на лестничной клетке, человечек кленовый не снится мне больше, мы все. Станьте самым настоящим поэтом, ройте себе новую канализацию – ищите нехоженые тропы, пейте капли мышиного короля, потому что ни за что не воздастся подобным примером, и даже твое отражение девочка Оля держит тебя над просроченной черной спиртовкой – ясно гори, до последнего дна, мы слетели с наших катушек, я твой кукушонок без меры, станьте таким, от чего не открестишься больше, самым свободным по правилам употребленья. Станьте самым настоящим поэтом с хорошей дикцией и прочными сосудами головного мозга, чтобы ничего больше не помнить и не стирать каждое утро лишнюю информацию о разведении мостов и списки самых лучших цветочниц Васильевского, это тоже знак ни о чем, я люблю рассказывать о нем истории, оно в благодарность царапает мне обои. Хорошо, что ты просто есть, на скамейках не тает снег.
Ольга Брагина
Пятый романс
Не закрывай за мною дверь
Я сам закрою, сам закрою
Белеющая круговерть
Мою печаль в снега зароет
Я буду долго догорать,
О, неужели я потухну?!
Как будет сладко умирать
Звезде небес, свече на кухне
Столб верстовой прижав к губам
Зажгу внезапно в небе слово
Забродит снег в мехах собак
Но на земле - стакан для ловли
Я человек. Я торжество
Свечи - звезды, упавшей с неба...
Меня догонит злой затвор
Оставив кровь на шерсти снега
Анатолий Михайлов
Стеклянные отвертки маниакальных древ
Развесили утробу белых битых фонарей
В чернеющих карнизах и синий скарабей
Луны ползет по небосклону от дыма охмелев
Прошита звездной нитью оконная эмблема
Разбита и мертва- поруганная ветром
Морщинами исходит гардина и на этом
Восторженный вираж зимы и по колено
Во тьме- моя рука подносит желтолицый
И брошенный огонь к потухшей в будуаре
От времени спасенной, изломанной сигаре
И из махровых недр врываясь дыма спица
Эбена многословное в муаровом покое
Горящее молчанье стен на моих кольцах
Вдуваемых извне, серебряных и только
Подаренных никем во время никакое
Камила Назырова
Ночь в глубоководном серебре
Энтропия зажигает звезды,
где идет обычный человек
под окном, и сеет лист на воздух
парк безумный, как осенний снег.
Я глядел, как тихо тает лето
до сплошной изнанки октября.
Мысль совсем не требует ответа,
как и то, что дальше ждет тебя.
Нам из старых сказок тихо машут
гады добрые с улыбками старух,
книги ни о чем тебе не скажут,
музыка - использует твой слух.
И только что-то, вместе сострадая,
остается вечно при тебе,
это - сторона, страна - другая.
Ночь в глубоководном серебре.
Батлер
Тумор.
Ночь:
Сферический тумор,
червонный, как марс,
водружённый на вилку,
(взъярённый фонарь;
агрессивно горит)
обволакивал вар -
(снова плавлен в смолу геданит -
гнильянтарь)
(муатье-муатье) экссудат
и в коричневый
цвет алкоголь ки
словатый и горький.
(Угрюмо чуть нежно
трюмо отражало
небесный мениск,
раскачавшийся над
корпусами фабричными,
свет раз-лучи-вший,
как жала
на сирые тесные дворики).
Я проглотил ку
линарный изыск,
я вознёс серебристую рюмочку,
влил алкоголь ки
словатый и горький,
коричневый,
весело,
разгорячённый,
и закусил
перепончатым
vert полумесяцем
лаймовой дольки...
с Чёрной Мадонной.
Готфрид Груфт Де Кадавр
***
Далеко, где быть мы не могли,
далеко, где все-таки мы были
на правах
искристой снежной пыли,
без вериг купеческой земли,
там бы - ни о чем не говорили
даже если говорить могли.
Батлер
Обрастая подробностями, я вспоминаю тебя,
как обрастает щека готической тишиною,
и пальцы её в немой задумчивости теребят,
обкусанными ногтями боля над своей страною.
Страна этих пальцев спит, и слышится только шорох,
на сотни лесов вокруг – отсутствие и пустота,
и то, что зову тобою, – солянкою стынет в порах,
но твёрд о тебе мой знак, и сну коротка верста.
Моцартъ
Тумор
День:
Задёрнув занавески-ножницы,
Разрезал солнечный ствол,
А секцию ствола как заложницу
Связал и бросил под пол.
Жар как жёлтый липкий творог,
Занавеска – марлевый лоскут,
Клетки сетки жар секут,
Жидкость – белое тепло
Внутрь, в морок затекло,
Капает с оборок.
Готфрид Груфт Де Кадавр
Эвридика
По длинным коридорам зазеркального эдема
я расплелась косой темноволосой...
По пунктиру твоих следов
отрезаю
ступней ножницами
прошлое
= = = = = = = = = = = = = = = = =
Фальшивят зарифмованные вскользь катрены,
Я слышу только эхо голоса -
Зовущего без слов.
Как удивительна молчания кантата!
Из тишины сплетённая, мистическая речь...
Дорога выложена острыми шипами невозврата,
По краю расстилаются зыбучие пески невстреч.
И гнойники стихов
Цветут на лицах мёртвых, словно лилии.
(в)Бреду за тишиной девятиструнной,
И смачиваю язвы поэтизмов ливнями
Осенних слёз, печали желтолунной –
Она распалась на осадок и на взвесь…
Мне так тревожно знать, что ты не знаешь,
что я здесь.
Фрау Лигейя
В античных позах увядали нимфы трав,
Коренья туго заплетались в пляс Сиртаки,
Кисейный смог льнул к чреслам буераков,
Хитоны света в лоскуты порвав.
Сияла в топь седая лунь осоки,
Межа ненастья ширилась в поля-
В ристалище Борея. Льдинок тля-
Покрыла злаков мертвенные токи...
Оскалены озёра - волчьей ямой,
И арбалеты елей многолучных-
В мишень кругов зодиакальных, кучно-
Охапкой сучьев целятся упрямо.
Чадят лампады окон, диалогом-
Распахнуты уста дверей парадных...
Мне ж - чёрный вход и хохот листопадных,
Осенних бесов. Память у порога...
Ядвига Розенпаулис
Угол круга
3. Депо
Промокший ливень шёл под ручку с дверкой в рай.
В осеннем воске засквозил сухой лосось.
По скользкой чешуе сползает голубиный грай.
Фортуна примостила колесо
К велосипеду. У неё в груди развился красный рак.
Трамвай спешит запутаться в путях,
Расправить горб во весь железный рост.
Мой рот идёт на белоснежных костылях
По кругу, из угла – в трамвайный хвост.
Вагон в подкорке возит общий хрящ,
Пробирка – мозг лабораторных крыс.
Сосущий страх, как будто клещ
Под ложечкой. Вся осень – вымысел.
Генрих Фарг
Солипсизм скарабея в дотлевшем извне
Расплывается свет отраженья в полумраке безоблачных скал
И от дыма - святое томленье - в мою плоть незаметно кинжал
Взмахом кисти вонзает небрежно - только верит зеленая мгла
Моих глаз бесконечно, безбрежно- что верна была я -как могла...
Посмотри на холодные руки, и шелками укутанный стан...
Разве это ль не муза разлуки...пролила вдохновенья стакан
На прекрасные тонкие пальцы, что тебе посвящали стихи...
Грех теперь мне над всем не смеяться, уходи, ну а лучше - беги
Камила Назырова
Грешить на дары
А. Б.
Пусто, безлюдно грешить на дары,
нехорошо, лайяй.
Пар дыхания сводит судорогой миры,
закатившиеся за край
понимания понятных вещей,
и мгновения жизни текут.
Обезглавленный, ходит Кощей
по лесам, вслушивается в "ку-ку",
но кукушка сходит с ума
от обилия дней, ночей
и уже не знает сама,
кто гадает: она или ей, -
и кукует пустую речь,
как глядится в хрустальный шар,
долго, долго и бесперечь
на пустые дары греша.
Моцартъ
Древо
Проведи меня тонкою веной,
На белесых ладонях своих.
Затяни прошлогодней изменой,
Что осталась одна на двоих.
Между нами деревья и ветки,
Миллионы горячих голов.
Город боли – этажные клетки,
Тридцать-восемь не сказанных слов.
Всё пройдёт, облетит и истлеет,
Только дай же мне в руки огня.
Может быть, моё утро не греет
И в деревьях хоронят меня.
Буду помнить ладони и кольца,
Фонари и граниты домов…
И протяжные ветви до Солнца
Разведенных в проулках костров.
Пеленай же меня во взгляды,
Можешь пальцы отрезать и взять.
Я уйду вместе с дымом в ограды,
Среди многих твой голос искать.
Павел Лавриненко
Ало-шелковые руки в сизо-палевой стене
Восхищенными пассами разлетаются во сне
В полу-убранной гостиной- там всегда потухщий свет
Дотлевают огорченья двух - уставших сигарет...
Камила Назырова
La raison de la stagnation saisonniere
Необузданное время,
Когда мозгу больно
От конусов внутри.
Необъезженное время,
Когда твоё лицо смешно
Замешано со снегом.
Твой стан стоит,
Осанку придавая
И вызывая боль
Жестокостью одежд.
Скрывает стыд
Пигментная задвижка,
И взгляду мило
Пятнышко,
Этнического круга.
И ничто выскальзывающее
Не скользит.
Леонид Именных
Зимние сказки
Станьте самым настоящим поэтом с хорошим почерком, отточенными формулировками, игрой смыслов и теневой стороной медали, последнее зеркало треснуло – можно управлять временем, как велит тебе совесть и книга со множеством опечаток (полезно узнать себя), понимаешь, что это не королевство кривых зеркал, о котором можно написать двенадцать томов, и твое отражение Оля из врожденного чувства пропорции ходит, касаясь всех стен, собирает побелку, примерные люди, на что вам такая побелка, или просто белила, простите себя, полюбив отражение в зеркале, небо на лестничной клетке, человечек кленовый не снится мне больше, мы все. Станьте самым настоящим поэтом, ройте себе новую канализацию – ищите нехоженые тропы, пейте капли мышиного короля, потому что ни за что не воздастся подобным примером, и даже твое отражение девочка Оля держит тебя над просроченной черной спиртовкой – ясно гори, до последнего дна, мы слетели с наших катушек, я твой кукушонок без меры, станьте таким, от чего не открестишься больше, самым свободным по правилам употребленья. Станьте самым настоящим поэтом с хорошей дикцией и прочными сосудами головного мозга, чтобы ничего больше не помнить и не стирать каждое утро лишнюю информацию о разведении мостов и списки самых лучших цветочниц Васильевского, это тоже знак ни о чем, я люблю рассказывать о нем истории, оно в благодарность царапает мне обои. Хорошо, что ты просто есть, на скамейках не тает снег.
Ольга Брагина
Пятый романс
Не закрывай за мною дверь
Я сам закрою, сам закрою
Белеющая круговерть
Мою печаль в снега зароет
Я буду долго догорать,
О, неужели я потухну?!
Как будет сладко умирать
Звезде небес, свече на кухне
Столб верстовой прижав к губам
Зажгу внезапно в небе слово
Забродит снег в мехах собак
Но на земле - стакан для ловли
Я человек. Я торжество
Свечи - звезды, упавшей с неба...
Меня догонит злой затвор
Оставив кровь на шерсти снега
Анатолий Михайлов
Стеклянные отвертки маниакальных древ
Развесили утробу белых битых фонарей
В чернеющих карнизах и синий скарабей
Луны ползет по небосклону от дыма охмелев
Прошита звездной нитью оконная эмблема
Разбита и мертва- поруганная ветром
Морщинами исходит гардина и на этом
Восторженный вираж зимы и по колено
Во тьме- моя рука подносит желтолицый
И брошенный огонь к потухшей в будуаре
От времени спасенной, изломанной сигаре
И из махровых недр врываясь дыма спица
Эбена многословное в муаровом покое
Горящее молчанье стен на моих кольцах
Вдуваемых извне, серебряных и только
Подаренных никем во время никакое
Камила Назырова
Ночь в глубоководном серебре
Энтропия зажигает звезды,
где идет обычный человек
под окном, и сеет лист на воздух
парк безумный, как осенний снег.
Я глядел, как тихо тает лето
до сплошной изнанки октября.
Мысль совсем не требует ответа,
как и то, что дальше ждет тебя.
Нам из старых сказок тихо машут
гады добрые с улыбками старух,
книги ни о чем тебе не скажут,
музыка - использует твой слух.
И только что-то, вместе сострадая,
остается вечно при тебе,
это - сторона, страна - другая.
Ночь в глубоководном серебре.
Батлер
Тумор.
Ночь:
Сферический тумор,
червонный, как марс,
водружённый на вилку,
(взъярённый фонарь;
агрессивно горит)
обволакивал вар -
(снова плавлен в смолу геданит -
гнильянтарь)
(муатье-муатье) экссудат
и в коричневый
цвет алкоголь ки
словатый и горький.
(Угрюмо чуть нежно
трюмо отражало
небесный мениск,
раскачавшийся над
корпусами фабричными,
свет раз-лучи-вший,
как жала
на сирые тесные дворики).
Я проглотил ку
линарный изыск,
я вознёс серебристую рюмочку,
влил алкоголь ки
словатый и горький,
коричневый,
весело,
разгорячённый,
и закусил
перепончатым
vert полумесяцем
лаймовой дольки...
с Чёрной Мадонной.
Готфрид Груфт Де Кадавр
***
Далеко, где быть мы не могли,
далеко, где все-таки мы были
на правах
искристой снежной пыли,
без вериг купеческой земли,
там бы - ни о чем не говорили
даже если говорить могли.
Батлер
Метки:
