Картина
- Вот та картина о которой я Вам говорил.
- Ну что ж, показывайте. Да и зачем так сильно завернули?
- На улице ведь дождь весь день сегодня, сударь, лил,
Вы что не видели? Вы что, опять средь бела дня уснули?
Я, между прочим, пол часа уже как в Вашу дверь стучу,
Надежной бесполезной, право, и не смел себя согреть.
Вам видимо не важно всё, что я сказать хочу,
Так может зря пришёл? Скажите, может всё стереть?
- Вы правы, как-то для себя внезапно я уснул,
Так что не сразу даже понял сон вы или быль,
Присядьте лучше уважаемый сюда. Вот же, возьмите стул,
А то ещё картину сгоряча свою вы обратите в пыль.
Бечёвкой связан был в брезенте дивный холст,
И в рамку заключён, действительно, размеров небывалых,
Так что промокший гость, хотя и был совсем не толст,
Но в дом с трудом пронёс его в измученных руках усталых.
Он медленно присел, и тяжело по-старчески вздохнул,
Творение своё неспешно опустив на твёрдый деревянный пол.
- Немного легче знаете мне стало, хоть и жутко неудобен стул,
Однако вижу тут такие все, да и пожалуй не за тем пришёл!
- Конечно, знаю, вы пришли ответы на вопросы получить.
- Постойте, нет, ведь это уж совсем, по-моему, банально!
Я к Вам пришёл сравнить, возможно, то как удалось прожить,
В лице, в глазах я Ваших всё это увижу ведь зеркально!
- Прошу, не тратьте понапрасну драгоценные часы,
Известно в точности же вам, что ваше истекает время.
- Ещё мгновение, бросаю всё ведь я на точные весы,
Тут радость вся моя и всё моё годами нажитое бремя.
Промолвив это, он сомкнул свои усталые глаза,
Но правда тотчас же очнулся, спохватился,
И дождь то был, иль нет, но по щеке текла слеза,
Он цену жизни знал, и скоротечности её давно уж не дивился…
Сорвав покров с картины на вельможу он взглянул,
Но тот уже стоял перед окном, отдёрнув ловко занавески.
Смотря безмолвно в дождь, он в нём рассудком всем тонул,
Будто ему давно не интересны были ни полотна их ни фрески.
Сверкнула молния лицо судьи в одно мгновенье озарив,
Он чуть поднялся на носках обратно мигом опустившись,
И быстро вдруг, под грохот грома, как ветра дикого порыв
Он очутился перед ним, в лице, однако, весь переменившись.
За мелочность и бестолковость, он люто зол был на него,
За то, что пустяками тот от дел важнейших отвлекает,
Смотрел, казалось, прямо в душу, готовый искромсать всего,
И тот почувствовал, и понял, он понял, что совсем его не знает…
Собравшись с духом гость спросил: - Ну как? Скажите сударь что-то?!
И вот стоявший перевел свой взор неспешно на картину.
- По-моему это мазня, безвкусно, словно мерзкое какое-то болото,
Тут непонятно ничего, как слово глупого отца его ещё глупее сыну.
- Что говорите Вы, ведь это всё что я имею - жизнь моя!
Пусть не всегда я уповал на Вас и не всегда серьёзно верил,
Но всё же я считал, что к делу этому притронулась рука Твоя,
Зло я творил, не скрою, но уж очень скудно Ты меня измерил!
Вскочить он захотел, правда, не смог даже со стула встать,
Картина ж начала вдруг плавно в воздух подниматься...
Он говорить, кричать хотел - не мог, не мог он даже звук издать,
Смотревший же с издёвкой начал вдруг ему в лицо смеяться.
-Что же такое? Как он посмел мольбам моим расхохотаться?
Думал пришедший с просьбою, простейший, как казалось, человек.
-Ведь не таким он должен быть, другим, каким привыкли люди умиляться,
Это не он! Не тот в кого, не тот кому тут верят уж который век!
-Нет, почему же я как раз тот самый, во всей своей красе, и есть.
Услышал человек, лица его не видя за парившею картиной.
-Я критик ваш, и мне решать где зло, добро, что низость, а что честь,
Я ваш и мира вашего творец, хотя и не один теперь всему причиной...
Вы посмотрите на себя, на то в кого вы превратились:
''Он всё простит, и грех наш он разделит – по ветру развеет! ''
Вы люди бы себя, и помыслов своих почаще бы стыдились:
“Он всемогущ! Творите зло! Он вас спасёт! Он всё сумеет!”
Вам кажется, что ваша жизнь достойна выставок, похвал,
Вы носитесь с ней как с дитём, от всех стихий оберегая,
Но если б чаще кто смотрел кем он стаёт, и кем он стал,
Был бы приём сейчас другой, картина тоже, думаю, другая…
Смотри, вот то, что вижу я, и то во что отказывался верить ты.
Картина тотчас обернулась вся к художнику лицом,
И он увидел лес и горы, море, реки… чёрно-белые теперь свои цветы,
Всё вдруг померкло на холсте… все краски вдруг исчезли в нём…
И он сидел, так и не зная, что дельного сказать на это,
Хотя и чувствовал, что полностью к нему вернулась речь,
Он зиму лютую застал, там где пророчили все солнечное лето,
Картина стала не мила ему, и он подумал: ''Нужно её сжечь…''
Что тут сказать, ведь прошлому неумолимою игрою суждено,
Быть в том таинственном краю, где перемены невозможны,
И понимаешь вдруг, что времени тому ведь всё равно,
Мечом как воин ты грозишь, или трусливо прячешь его в ножны…
Слегка со стула гость привстал, и руку протянул к упавшему холсту,
Теперь уже чем-то другим ему казались все мифические дали,
Он взял картину и не завернув пошел будто по шаткому мосту,
Беседу оборвав… ведь в дверь давно уже настойчиво стучали…
- Ну что ж, показывайте. Да и зачем так сильно завернули?
- На улице ведь дождь весь день сегодня, сударь, лил,
Вы что не видели? Вы что, опять средь бела дня уснули?
Я, между прочим, пол часа уже как в Вашу дверь стучу,
Надежной бесполезной, право, и не смел себя согреть.
Вам видимо не важно всё, что я сказать хочу,
Так может зря пришёл? Скажите, может всё стереть?
- Вы правы, как-то для себя внезапно я уснул,
Так что не сразу даже понял сон вы или быль,
Присядьте лучше уважаемый сюда. Вот же, возьмите стул,
А то ещё картину сгоряча свою вы обратите в пыль.
Бечёвкой связан был в брезенте дивный холст,
И в рамку заключён, действительно, размеров небывалых,
Так что промокший гость, хотя и был совсем не толст,
Но в дом с трудом пронёс его в измученных руках усталых.
Он медленно присел, и тяжело по-старчески вздохнул,
Творение своё неспешно опустив на твёрдый деревянный пол.
- Немного легче знаете мне стало, хоть и жутко неудобен стул,
Однако вижу тут такие все, да и пожалуй не за тем пришёл!
- Конечно, знаю, вы пришли ответы на вопросы получить.
- Постойте, нет, ведь это уж совсем, по-моему, банально!
Я к Вам пришёл сравнить, возможно, то как удалось прожить,
В лице, в глазах я Ваших всё это увижу ведь зеркально!
- Прошу, не тратьте понапрасну драгоценные часы,
Известно в точности же вам, что ваше истекает время.
- Ещё мгновение, бросаю всё ведь я на точные весы,
Тут радость вся моя и всё моё годами нажитое бремя.
Промолвив это, он сомкнул свои усталые глаза,
Но правда тотчас же очнулся, спохватился,
И дождь то был, иль нет, но по щеке текла слеза,
Он цену жизни знал, и скоротечности её давно уж не дивился…
Сорвав покров с картины на вельможу он взглянул,
Но тот уже стоял перед окном, отдёрнув ловко занавески.
Смотря безмолвно в дождь, он в нём рассудком всем тонул,
Будто ему давно не интересны были ни полотна их ни фрески.
Сверкнула молния лицо судьи в одно мгновенье озарив,
Он чуть поднялся на носках обратно мигом опустившись,
И быстро вдруг, под грохот грома, как ветра дикого порыв
Он очутился перед ним, в лице, однако, весь переменившись.
За мелочность и бестолковость, он люто зол был на него,
За то, что пустяками тот от дел важнейших отвлекает,
Смотрел, казалось, прямо в душу, готовый искромсать всего,
И тот почувствовал, и понял, он понял, что совсем его не знает…
Собравшись с духом гость спросил: - Ну как? Скажите сударь что-то?!
И вот стоявший перевел свой взор неспешно на картину.
- По-моему это мазня, безвкусно, словно мерзкое какое-то болото,
Тут непонятно ничего, как слово глупого отца его ещё глупее сыну.
- Что говорите Вы, ведь это всё что я имею - жизнь моя!
Пусть не всегда я уповал на Вас и не всегда серьёзно верил,
Но всё же я считал, что к делу этому притронулась рука Твоя,
Зло я творил, не скрою, но уж очень скудно Ты меня измерил!
Вскочить он захотел, правда, не смог даже со стула встать,
Картина ж начала вдруг плавно в воздух подниматься...
Он говорить, кричать хотел - не мог, не мог он даже звук издать,
Смотревший же с издёвкой начал вдруг ему в лицо смеяться.
-Что же такое? Как он посмел мольбам моим расхохотаться?
Думал пришедший с просьбою, простейший, как казалось, человек.
-Ведь не таким он должен быть, другим, каким привыкли люди умиляться,
Это не он! Не тот в кого, не тот кому тут верят уж который век!
-Нет, почему же я как раз тот самый, во всей своей красе, и есть.
Услышал человек, лица его не видя за парившею картиной.
-Я критик ваш, и мне решать где зло, добро, что низость, а что честь,
Я ваш и мира вашего творец, хотя и не один теперь всему причиной...
Вы посмотрите на себя, на то в кого вы превратились:
''Он всё простит, и грех наш он разделит – по ветру развеет! ''
Вы люди бы себя, и помыслов своих почаще бы стыдились:
“Он всемогущ! Творите зло! Он вас спасёт! Он всё сумеет!”
Вам кажется, что ваша жизнь достойна выставок, похвал,
Вы носитесь с ней как с дитём, от всех стихий оберегая,
Но если б чаще кто смотрел кем он стаёт, и кем он стал,
Был бы приём сейчас другой, картина тоже, думаю, другая…
Смотри, вот то, что вижу я, и то во что отказывался верить ты.
Картина тотчас обернулась вся к художнику лицом,
И он увидел лес и горы, море, реки… чёрно-белые теперь свои цветы,
Всё вдруг померкло на холсте… все краски вдруг исчезли в нём…
И он сидел, так и не зная, что дельного сказать на это,
Хотя и чувствовал, что полностью к нему вернулась речь,
Он зиму лютую застал, там где пророчили все солнечное лето,
Картина стала не мила ему, и он подумал: ''Нужно её сжечь…''
Что тут сказать, ведь прошлому неумолимою игрою суждено,
Быть в том таинственном краю, где перемены невозможны,
И понимаешь вдруг, что времени тому ведь всё равно,
Мечом как воин ты грозишь, или трусливо прячешь его в ножны…
Слегка со стула гость привстал, и руку протянул к упавшему холсту,
Теперь уже чем-то другим ему казались все мифические дали,
Он взял картину и не завернув пошел будто по шаткому мосту,
Беседу оборвав… ведь в дверь давно уже настойчиво стучали…
Метки: