Любви лукавая усмешка
***
Ах, как любить бы разучиться,
как занести всё это в спам...
Не по летам летать как птица,
калашный ряд не по зубам.
И шапка сенькина, и сани
давно уж больше не мои.
Убрать бы всё в одно касанье –
аи, бои и соловьи.
И пусть покой мне только снится
и сонных вереницы дней,
капец, а не твои ресницы,
каких не видела длинней.
Вселенским холодом согрета,
всё не усвою я урок.
О? сколько я твоих портретов
нарисовала между строк!
Я не художница, учусь лишь,
ты там похож и непохож,
но в них навеки заночуешь,
поскольку в будущее? вхож.
И если выпадет проститься -
то строчки не дадут уйти,
и будут в небе словно птицы
кружиться на твоём пути.
Всё в этой жизни вперемешку,
но побеждает пред концом –
любви лукавая усмешка
над постным ханжества лицом.
***
Я кофе с коньяком мешаю
и одиночеству мешаю
в меня всё глубже проникать.
Ты не поэзия, а проза,
а я люблю тебя без спроса,
и сколько можно намекать?
Меня ведёт любовь-обманка,
я, кажется, эротоманка,
и мне не впрок пригляд небес,
но что же делать, если утро
такое, что быть глупо мудрой,
и невозможно с и без.
***
Я устала на высокой ноте,
всё всерьёз, без шуток и забав.
Как же высоко меня заносит!
Жизнь моя, хоть на полтона сбавь.
Чтобы было не высоколобо,
а от фонаря и от балды,
чтобы два притопа три прихлопа,
и до смерти словно до звезды.
***
Рюмка, полная тоски…
А названия не помню.
Чтоб ослабились тиски,
снова доверху наполню.
И тоска уж не тоска,
а недолгая печалька.
Вот она уж не близка,
от меня, скажу, отчаль-ка.
Рюмку доверху налью,
ветками заполню вазу.
А о том, как я люблю,
не скажу тебе ни разу.
Жизнь, куда ты утекла?..
Связь распалась на запчасти.
Рюмку чешского стекла
разбиваю я на счастье.
***
Я перешла с собой на ты
и пью на брудершафт, –
не победитель суеты,
не соискатель правд,
я вся в своих былых летах
как в лёгких кружевах,
душа беспечней певчих птах, –
хоть дело её швах.
Понятна каждому ежу,
как эта пятерня,
с собою я теперь дружу,
сама себе родня.
Закрыты прежние фронты,
заштопаны все швы.
Я перешла с собой на ты,
а раньше шла на Вы.
***
Уж если мы больше не вместе –
не нужен сценический грим.
Союз с одиночеством честен,
естествен и неоспорим.
Без туши, румян и помады
легко обойдутся стихи.
Их бледному лику не надо
насильственного хи-хи.
Стихи, обвинённые в грусти, –
что им благолепный совет,
ведь их не находят в капусте,
а в муках рожают на свет.
Но если мне на люди выйти –
глаза нарисую и рот,
пусть хочется на небо выти,
а сделаю наоборот.
Живите же жизнью отдельной,
в толпу посылая заряд,
пусть радует мой рукодельный –
чужой невзыскательный взгляд.
Но вам я открою секретик –
запомните этот совет:
слезам — и невидимым — верьте,
глазам нарисованным – нет!
***
Таких как я – раз-два – обчёлся.
Ну ладно, может, раз-два-три.
Бог, создавая нас, учёл всё,
но кое-где передарил.
А мне переборщил с любовью,
слезами стих пересолил,
перегорчил с горючей кровью
и дал на всё немного сил.
Не выдержит партнёр иль сменщик –
всё мне расхлёбывать одной.
Таких, как, я всё меньше, меньше...
а то и вовсе ни одной.
***
Жизнь украли! Вот это новость!
Слёзы молча капают в щи.
Вместо жизни одна хреновость.
Кто украл? Да ищи-свищи!
Жизнь украдена.. не догонишь...
будет где-то вовне парить...
А нужна была для того лишь,
чтоб кому-то её дарить.
***
Жизнь прошла в тоске по Большому,
по небесному журавлю,
по неведомому, чужому,
по несбыточному люблю.
И брела мимо близких слепо,
и не видела тех щедрот,
что летели легко ей с неба
прямо в глупо раскрытый рот.
***
Кажется, дождь подступает к глазам,
лёд заморозил мне губы…
Слишком уж громки у слов голоса,
самые нежные — грубы.
Вот мы и снова с тобой визави.
Я не придумаю тостик...
Звери не ведают слов о любви,
их заменяет им хвостик.
Так вот и блюда тебе на столе
всё-то покажут под лупой.
Эта селёдка в узоре колец
тайну скрывает под шубой.
Соусом из чабреца окропи
сочное это жаркое,
но осторожно его пригуби –
жаркое, знаешь, такое...
Блюдо с названием ?Дамский каприз?,
под имбирём и корицей,
торт с фейерверком — последний сюрприз –
чиркнешь — и загорится!
Всё показала тебе я, кажись,
в этом последнем аккорде...
Ну и в придачу ещё моя жизнь,
вишенкою на торте.
***
Приди в мой сон как будто в гости
и будь как дома в этом сне.
И кепочку повесь на гвоздик,
и мостик перекинь ко мне.
Тебя всё это не обяжет,
всё понарошку и вчерне.
Ведь сон-то мой, как он ни ляжет,
и вся ответственность на мне.
И утро уж не за горами,
ну а пока я научу
тебя гулять между мирами,
скользя по лунному лучу.
И будут блюда до отвала,
вино и свечи досветла...
Придёшь из сна как ни бывало.
И я проснусь как не была.
И лишь потом однажды в ворде
про нас поведает всем сеть,
какие вишенки на торте
и что под шубой прячет сельдь.
***
Я ушла — не обернулась –
от тебя на удалёнку.
Птица счастья обернулась
замороженным цыплёнком.
Смерть крадётся тихой сапой,
достаёт своё зубило…
Ты меня пока не цапай,
я ещё не долюбила.
Вирус сдохнет от досады -
у меня же между прочим
как у той Шехерезады
право тыща первой ночи.
***
Сколько поводов для смеха, для ухмылок и пародий
эта жизнь предоставляет, как бы ни была черна.
И во времена любые я верна своей природе,
хоть где тонко, там и рвётся моя тонкая струна.
Моя слабость — это сила, хоть всегда меня бесило,
что давно не отличаю пораженья от побед.
От Базарова усвоив — стыдно говорить красиво,
иногда грешу я всё же выражаться как поэт.
Я смеюсь над этой жизнью и судьбой моей плачевной,
только губы для улыбок раздвигаю уж с трудом.
Скоро, скоро он погаснет, свет зари моей вечерней,
и заколота я буду нежным месяца серпом.
***
Я к тебе проникну тихой сапой,
я к тебе приникну тёплой лапой,
ты мне только сон получше сляпай,
нацарапай что-нибудь во сне.
Я к тебе приду тайком под утро
заспанною ласковой лахудрой,
столько будет молодости мудрой
в нашей глупой радостной возне!
Я к тебе проникну - где б ты не был,
в щелочку меж тем что быль и небыль,
в дырочку межоблачную неба,
как в ушко игольное верблюд.
?Здравствуй!? - прошепчу тебе из сна я,
я к тебе с Олимпа и с Синая,
да, я не верблюд, хотя кто знает,
он ведь из ?верлибра? и ?люблю?.
***
День влюблённых раз в году — как это мало!
Не вместить ему столь пыла и огня!
Сколько жизнь бы ни клевала и ни мяла –
этот праздник ежедневно у меня.
Пусть давно уж не жена и не невеста,
и давно уж не попутывает бес,
только в сердце снова тесно — словно тесто,
поднимается влюблённость до небес.
Хоть бы вечер — хоть пока ещё не вечер,
без любви моей ушёл бы — да ни в жисть!
Снова тянется соломинкою встреча,
словно этим говоря мне: удержись.
Ах, остатки, всем известно, как вы сладки.
Будь же счастлива, как крошкой воробей.
На прорехи ставя новые заплатки,
в книге жизни открываю я закладки
на страницах всех любовей и скорбей.
***
Поэзия, моя стезя, иль в просторечье Муза,
повадилась ко мне ходить тайком на рандеву.
Она умеет учинять бузу, не быть в обузу
и приходить легко на зов во сне и наяву.
Сонеты и сонаты нам ниспосланы в усладу...
Уйти подальше от всего, что множит суету,
в спасительную тишину запущенного сада,
к весёлым птичьим голосам, к древесному листу.
И словно птиц весной слова там выпускать на волю,
пусть порезвятся, щебеча, ведь жизнь так коротка.
И я отбрасываю с глаз вуаль тоски и боли,
да будет песнь моя легка, игрива и кротка.
Пускай стихи что захотят – то сами вытворяют,
а я им слова не скажу – как будто не причём.
Пусть чьи-то губы после их кому-то повторяют,
когда коснутся невзначай застенчивым плечом…
***
Примите же правду напраслин,
что от фонаря, от балды.
Люблю чепуху в постном масле
и бурю в стакане воды.
Люблю, когда с бухты-барахты
приходит счастливая весть,
когда ни тахты и ни яхты,
но в небе алмазов не счесть.
Люблю из утрат и изъятий
творить несгораемый дом
и праздник без слёз и проклятий
затеять на месте пустом.
Страшитесь, коль я наступаю
на грабли отважной ногой,
когда вы, мой стих колупая,
застанете душу нагой.
Когда все слова не в перчатках,
сияя в своей правоте...
И сердце, как водится, в пятках,
а бабочки в животе.
***
Бог знает что во мне творится…
Один лишь Бог и знает, что.
Я не могу наговориться
с тобой, великое Ничто.
Хоть речь моя к тебе безмолвна,
её доносят до небес
немолчные речные волны
и шелестящий кроной лес...
И втайне думается гордо:
сама не знаю, отчего,
но будет высшего лишь сорта
моё родное Ничего.
Хотя бы знак оттуда дай нам...
Но на устах твоих печать.
Неизрекаемая тайна,
невыразимая печаль.
***
Идея Бога слишком человечна –
наверняка придумана людьми.
Но как нас всех она прельщает вечно
своей мечтой и магией любви.
Блажен, кто безоглядно в это верит,
что рождены для крыльев – не копыт.
Как пена разбивается о берег,
все лодки разбиваются о быт.
Бог создал нас по по образу-подобью,
но в стиле реализма или сюр?
Кому – здоровье, а кому —?загробье,
кто — от сохи, а кто-то — от кутюр.
То тем, то этим иногда бываю.
Как трудно с Богом думать в унисон...
Я реалистка и не забываю,
что жизнь на самом деле только сон.
***
Я люблю прогулки под дождём,
слёз моих не разобрать прохожим.
Если мы ещё чего-то ждём –
это будет на туман похожим.
Крутится трамвайное кольцо,
как в уме навязчивая фраза.
У печали мокрое лицо
и улыбка кажется гримасой.
Дни всё холоднее и длинней,
а весны и радуги всё нетуть.
Небо, тебе сверху всё видней,
небо, что ты хочешь мне поведать?..
***
Бывает любовь – всевышна,
как гром гремит на весь свет,
ну а моя чуть слышно
прошепчет тебе: привет!
Бывает любовь – Горгона,
что насмерть и на века,
ну а моя с балкона
помашет тебе: пока!
Бывает любовь – ловушка,
проклятие и клеймо,
ну а моя, лохушка,
напишет тебе письмо.
Бывает, любовь накажет,
заткнёт поцелуем рот,
ну а моя намажет
с собой тебе бутерброд.
Ты думаешь, глядя в почту,
когда её чёрт уймёт...
Но без неё вдруг почва
качнётся и уплывёт.
Ты был от неё далёким,
порою хотел сбежать.
Но без неё вдруг лёгким
не станет легко дышать...
И где бы ты ни был, знаю,
любовь моя там не зря,
простая и неземная,
как воздух и как земля.
***
Мне не фиолетово,
не до фонаря…
Знаю, что не следовало.
Верю, что не зря.
Вижу словно в рамочке
всё, что утекло...
Нет, мне не до лампочки.
На душе тепло.
Мне не фиолетово,
мне не хоть бы хны.
Видимо, поэтому
ты приходишь в сны…
И порхают бабочки
в сердце до зари…
И летят на лампочки
и на фонари.
Обжигаясь, падают
под ноги толпе,
но хоть миг, а радуют
песней о тебе.
***
Как жизнь? –? спросили. –? Ничего.
Но ничего моё особое.
Так кучеряво, кочево,
как облако высоколобое.
Оно вместительно, как шкаф,
в него так много понатыкано:
твой не задевший мой рукав,
и то, как я к тебе, и ты ко мне,
и то что было да прошло,
и то что никогда не сбудется...
Да, ?ничего? – не ?хорошо?,
но в нём мне так просторно любится.
***
Солдатик не такой уж стойкий,
ну как же мне тебе помочь?
Слетели все твои настройки,
комар терзал тебя всю ночь.
И интернет исчез во мраке,
и пульт не пользует экран,
и отвратительный Куракин
зря столько времени украл.
У Токаревой сплошь повторы
и дождь не сдерживает слёз…
Все эти мелочные вздоры
не принимай, прошу, всерьёз.
А всё вниманье — чудной дате,
что ты пришёл на этот свет,
и там пришёлся очень кстати,
нигде такого больше нет!
В своей футболке бело-синей
с полоской бело-голубой
ты был такой неотразимый,
что любовалась я тобой!
***
Обнять тебя нельзя, а ты любить не можешь.
И давний наш дуэт немножко глуповат.
Ты, Боже, тут ничем, похоже, не поможешь.
Никто не виноват. Никто не виноват.
Но теплится душа в немеркнущей беседе...
Чуть тлеет огонёк, но в нём — мильоны ватт.
Пусть вечно зелен он, как виноград весенний.
Никто не виноват. Никто не виноват.
А сердце рвётся вон, колотится как птица,
наперекор всему блаженствует: виват!
И зелень глаз твоих на солнце золотится…
Никто не виноват. Никто не виноват.
***
О зима, зима моя,
сколь ни бесишься в азарте,
но тебе желаю я
скорой смерти в тёплом марте.
Гаснут звёзды от лучей.
Ночь, умри перед рассветом.
Дунув на уют свечей,
новый день идёт с приветом.
Свет в туннеле, как маяк,
манит ласковым виденьем.
Лёгкой смерти, жизнь моя,
перед будущим цветеньем.
***
Жизнь заговаривает зубы
и тень наводит на плетень.
Уж сколько бито мной посуды,
а счастья нет который день.
Я поменяю все настройки,
но всё ж небесный судия
мне не поставит выше тройки
за сочиненье ?жизнь моя?.
Всё меньше хочется прощаться,
мосты сжигая напослед.
Всё больше тянет возвращаться
на пепелища прежних лет.
Но верится, хотя б отчасти,
что кто-то там за всем следит...
И незаслуженное счастье,
как снег на голову, летит.
Ах, как любить бы разучиться,
как занести всё это в спам...
Не по летам летать как птица,
калашный ряд не по зубам.
И шапка сенькина, и сани
давно уж больше не мои.
Убрать бы всё в одно касанье –
аи, бои и соловьи.
И пусть покой мне только снится
и сонных вереницы дней,
капец, а не твои ресницы,
каких не видела длинней.
Вселенским холодом согрета,
всё не усвою я урок.
О? сколько я твоих портретов
нарисовала между строк!
Я не художница, учусь лишь,
ты там похож и непохож,
но в них навеки заночуешь,
поскольку в будущее? вхож.
И если выпадет проститься -
то строчки не дадут уйти,
и будут в небе словно птицы
кружиться на твоём пути.
Всё в этой жизни вперемешку,
но побеждает пред концом –
любви лукавая усмешка
над постным ханжества лицом.
***
Я кофе с коньяком мешаю
и одиночеству мешаю
в меня всё глубже проникать.
Ты не поэзия, а проза,
а я люблю тебя без спроса,
и сколько можно намекать?
Меня ведёт любовь-обманка,
я, кажется, эротоманка,
и мне не впрок пригляд небес,
но что же делать, если утро
такое, что быть глупо мудрой,
и невозможно с и без.
***
Я устала на высокой ноте,
всё всерьёз, без шуток и забав.
Как же высоко меня заносит!
Жизнь моя, хоть на полтона сбавь.
Чтобы было не высоколобо,
а от фонаря и от балды,
чтобы два притопа три прихлопа,
и до смерти словно до звезды.
***
Рюмка, полная тоски…
А названия не помню.
Чтоб ослабились тиски,
снова доверху наполню.
И тоска уж не тоска,
а недолгая печалька.
Вот она уж не близка,
от меня, скажу, отчаль-ка.
Рюмку доверху налью,
ветками заполню вазу.
А о том, как я люблю,
не скажу тебе ни разу.
Жизнь, куда ты утекла?..
Связь распалась на запчасти.
Рюмку чешского стекла
разбиваю я на счастье.
***
Я перешла с собой на ты
и пью на брудершафт, –
не победитель суеты,
не соискатель правд,
я вся в своих былых летах
как в лёгких кружевах,
душа беспечней певчих птах, –
хоть дело её швах.
Понятна каждому ежу,
как эта пятерня,
с собою я теперь дружу,
сама себе родня.
Закрыты прежние фронты,
заштопаны все швы.
Я перешла с собой на ты,
а раньше шла на Вы.
***
Уж если мы больше не вместе –
не нужен сценический грим.
Союз с одиночеством честен,
естествен и неоспорим.
Без туши, румян и помады
легко обойдутся стихи.
Их бледному лику не надо
насильственного хи-хи.
Стихи, обвинённые в грусти, –
что им благолепный совет,
ведь их не находят в капусте,
а в муках рожают на свет.
Но если мне на люди выйти –
глаза нарисую и рот,
пусть хочется на небо выти,
а сделаю наоборот.
Живите же жизнью отдельной,
в толпу посылая заряд,
пусть радует мой рукодельный –
чужой невзыскательный взгляд.
Но вам я открою секретик –
запомните этот совет:
слезам — и невидимым — верьте,
глазам нарисованным – нет!
***
Таких как я – раз-два – обчёлся.
Ну ладно, может, раз-два-три.
Бог, создавая нас, учёл всё,
но кое-где передарил.
А мне переборщил с любовью,
слезами стих пересолил,
перегорчил с горючей кровью
и дал на всё немного сил.
Не выдержит партнёр иль сменщик –
всё мне расхлёбывать одной.
Таких, как, я всё меньше, меньше...
а то и вовсе ни одной.
***
Жизнь украли! Вот это новость!
Слёзы молча капают в щи.
Вместо жизни одна хреновость.
Кто украл? Да ищи-свищи!
Жизнь украдена.. не догонишь...
будет где-то вовне парить...
А нужна была для того лишь,
чтоб кому-то её дарить.
***
Жизнь прошла в тоске по Большому,
по небесному журавлю,
по неведомому, чужому,
по несбыточному люблю.
И брела мимо близких слепо,
и не видела тех щедрот,
что летели легко ей с неба
прямо в глупо раскрытый рот.
***
Кажется, дождь подступает к глазам,
лёд заморозил мне губы…
Слишком уж громки у слов голоса,
самые нежные — грубы.
Вот мы и снова с тобой визави.
Я не придумаю тостик...
Звери не ведают слов о любви,
их заменяет им хвостик.
Так вот и блюда тебе на столе
всё-то покажут под лупой.
Эта селёдка в узоре колец
тайну скрывает под шубой.
Соусом из чабреца окропи
сочное это жаркое,
но осторожно его пригуби –
жаркое, знаешь, такое...
Блюдо с названием ?Дамский каприз?,
под имбирём и корицей,
торт с фейерверком — последний сюрприз –
чиркнешь — и загорится!
Всё показала тебе я, кажись,
в этом последнем аккорде...
Ну и в придачу ещё моя жизнь,
вишенкою на торте.
***
Приди в мой сон как будто в гости
и будь как дома в этом сне.
И кепочку повесь на гвоздик,
и мостик перекинь ко мне.
Тебя всё это не обяжет,
всё понарошку и вчерне.
Ведь сон-то мой, как он ни ляжет,
и вся ответственность на мне.
И утро уж не за горами,
ну а пока я научу
тебя гулять между мирами,
скользя по лунному лучу.
И будут блюда до отвала,
вино и свечи досветла...
Придёшь из сна как ни бывало.
И я проснусь как не была.
И лишь потом однажды в ворде
про нас поведает всем сеть,
какие вишенки на торте
и что под шубой прячет сельдь.
***
Я ушла — не обернулась –
от тебя на удалёнку.
Птица счастья обернулась
замороженным цыплёнком.
Смерть крадётся тихой сапой,
достаёт своё зубило…
Ты меня пока не цапай,
я ещё не долюбила.
Вирус сдохнет от досады -
у меня же между прочим
как у той Шехерезады
право тыща первой ночи.
***
Сколько поводов для смеха, для ухмылок и пародий
эта жизнь предоставляет, как бы ни была черна.
И во времена любые я верна своей природе,
хоть где тонко, там и рвётся моя тонкая струна.
Моя слабость — это сила, хоть всегда меня бесило,
что давно не отличаю пораженья от побед.
От Базарова усвоив — стыдно говорить красиво,
иногда грешу я всё же выражаться как поэт.
Я смеюсь над этой жизнью и судьбой моей плачевной,
только губы для улыбок раздвигаю уж с трудом.
Скоро, скоро он погаснет, свет зари моей вечерней,
и заколота я буду нежным месяца серпом.
***
Я к тебе проникну тихой сапой,
я к тебе приникну тёплой лапой,
ты мне только сон получше сляпай,
нацарапай что-нибудь во сне.
Я к тебе приду тайком под утро
заспанною ласковой лахудрой,
столько будет молодости мудрой
в нашей глупой радостной возне!
Я к тебе проникну - где б ты не был,
в щелочку меж тем что быль и небыль,
в дырочку межоблачную неба,
как в ушко игольное верблюд.
?Здравствуй!? - прошепчу тебе из сна я,
я к тебе с Олимпа и с Синая,
да, я не верблюд, хотя кто знает,
он ведь из ?верлибра? и ?люблю?.
***
День влюблённых раз в году — как это мало!
Не вместить ему столь пыла и огня!
Сколько жизнь бы ни клевала и ни мяла –
этот праздник ежедневно у меня.
Пусть давно уж не жена и не невеста,
и давно уж не попутывает бес,
только в сердце снова тесно — словно тесто,
поднимается влюблённость до небес.
Хоть бы вечер — хоть пока ещё не вечер,
без любви моей ушёл бы — да ни в жисть!
Снова тянется соломинкою встреча,
словно этим говоря мне: удержись.
Ах, остатки, всем известно, как вы сладки.
Будь же счастлива, как крошкой воробей.
На прорехи ставя новые заплатки,
в книге жизни открываю я закладки
на страницах всех любовей и скорбей.
***
Поэзия, моя стезя, иль в просторечье Муза,
повадилась ко мне ходить тайком на рандеву.
Она умеет учинять бузу, не быть в обузу
и приходить легко на зов во сне и наяву.
Сонеты и сонаты нам ниспосланы в усладу...
Уйти подальше от всего, что множит суету,
в спасительную тишину запущенного сада,
к весёлым птичьим голосам, к древесному листу.
И словно птиц весной слова там выпускать на волю,
пусть порезвятся, щебеча, ведь жизнь так коротка.
И я отбрасываю с глаз вуаль тоски и боли,
да будет песнь моя легка, игрива и кротка.
Пускай стихи что захотят – то сами вытворяют,
а я им слова не скажу – как будто не причём.
Пусть чьи-то губы после их кому-то повторяют,
когда коснутся невзначай застенчивым плечом…
***
Примите же правду напраслин,
что от фонаря, от балды.
Люблю чепуху в постном масле
и бурю в стакане воды.
Люблю, когда с бухты-барахты
приходит счастливая весть,
когда ни тахты и ни яхты,
но в небе алмазов не счесть.
Люблю из утрат и изъятий
творить несгораемый дом
и праздник без слёз и проклятий
затеять на месте пустом.
Страшитесь, коль я наступаю
на грабли отважной ногой,
когда вы, мой стих колупая,
застанете душу нагой.
Когда все слова не в перчатках,
сияя в своей правоте...
И сердце, как водится, в пятках,
а бабочки в животе.
***
Бог знает что во мне творится…
Один лишь Бог и знает, что.
Я не могу наговориться
с тобой, великое Ничто.
Хоть речь моя к тебе безмолвна,
её доносят до небес
немолчные речные волны
и шелестящий кроной лес...
И втайне думается гордо:
сама не знаю, отчего,
но будет высшего лишь сорта
моё родное Ничего.
Хотя бы знак оттуда дай нам...
Но на устах твоих печать.
Неизрекаемая тайна,
невыразимая печаль.
***
Идея Бога слишком человечна –
наверняка придумана людьми.
Но как нас всех она прельщает вечно
своей мечтой и магией любви.
Блажен, кто безоглядно в это верит,
что рождены для крыльев – не копыт.
Как пена разбивается о берег,
все лодки разбиваются о быт.
Бог создал нас по по образу-подобью,
но в стиле реализма или сюр?
Кому – здоровье, а кому —?загробье,
кто — от сохи, а кто-то — от кутюр.
То тем, то этим иногда бываю.
Как трудно с Богом думать в унисон...
Я реалистка и не забываю,
что жизнь на самом деле только сон.
***
Я люблю прогулки под дождём,
слёз моих не разобрать прохожим.
Если мы ещё чего-то ждём –
это будет на туман похожим.
Крутится трамвайное кольцо,
как в уме навязчивая фраза.
У печали мокрое лицо
и улыбка кажется гримасой.
Дни всё холоднее и длинней,
а весны и радуги всё нетуть.
Небо, тебе сверху всё видней,
небо, что ты хочешь мне поведать?..
***
Бывает любовь – всевышна,
как гром гремит на весь свет,
ну а моя чуть слышно
прошепчет тебе: привет!
Бывает любовь – Горгона,
что насмерть и на века,
ну а моя с балкона
помашет тебе: пока!
Бывает любовь – ловушка,
проклятие и клеймо,
ну а моя, лохушка,
напишет тебе письмо.
Бывает, любовь накажет,
заткнёт поцелуем рот,
ну а моя намажет
с собой тебе бутерброд.
Ты думаешь, глядя в почту,
когда её чёрт уймёт...
Но без неё вдруг почва
качнётся и уплывёт.
Ты был от неё далёким,
порою хотел сбежать.
Но без неё вдруг лёгким
не станет легко дышать...
И где бы ты ни был, знаю,
любовь моя там не зря,
простая и неземная,
как воздух и как земля.
***
Мне не фиолетово,
не до фонаря…
Знаю, что не следовало.
Верю, что не зря.
Вижу словно в рамочке
всё, что утекло...
Нет, мне не до лампочки.
На душе тепло.
Мне не фиолетово,
мне не хоть бы хны.
Видимо, поэтому
ты приходишь в сны…
И порхают бабочки
в сердце до зари…
И летят на лампочки
и на фонари.
Обжигаясь, падают
под ноги толпе,
но хоть миг, а радуют
песней о тебе.
***
Как жизнь? –? спросили. –? Ничего.
Но ничего моё особое.
Так кучеряво, кочево,
как облако высоколобое.
Оно вместительно, как шкаф,
в него так много понатыкано:
твой не задевший мой рукав,
и то, как я к тебе, и ты ко мне,
и то что было да прошло,
и то что никогда не сбудется...
Да, ?ничего? – не ?хорошо?,
но в нём мне так просторно любится.
***
Солдатик не такой уж стойкий,
ну как же мне тебе помочь?
Слетели все твои настройки,
комар терзал тебя всю ночь.
И интернет исчез во мраке,
и пульт не пользует экран,
и отвратительный Куракин
зря столько времени украл.
У Токаревой сплошь повторы
и дождь не сдерживает слёз…
Все эти мелочные вздоры
не принимай, прошу, всерьёз.
А всё вниманье — чудной дате,
что ты пришёл на этот свет,
и там пришёлся очень кстати,
нигде такого больше нет!
В своей футболке бело-синей
с полоской бело-голубой
ты был такой неотразимый,
что любовалась я тобой!
***
Обнять тебя нельзя, а ты любить не можешь.
И давний наш дуэт немножко глуповат.
Ты, Боже, тут ничем, похоже, не поможешь.
Никто не виноват. Никто не виноват.
Но теплится душа в немеркнущей беседе...
Чуть тлеет огонёк, но в нём — мильоны ватт.
Пусть вечно зелен он, как виноград весенний.
Никто не виноват. Никто не виноват.
А сердце рвётся вон, колотится как птица,
наперекор всему блаженствует: виват!
И зелень глаз твоих на солнце золотится…
Никто не виноват. Никто не виноват.
***
О зима, зима моя,
сколь ни бесишься в азарте,
но тебе желаю я
скорой смерти в тёплом марте.
Гаснут звёзды от лучей.
Ночь, умри перед рассветом.
Дунув на уют свечей,
новый день идёт с приветом.
Свет в туннеле, как маяк,
манит ласковым виденьем.
Лёгкой смерти, жизнь моя,
перед будущим цветеньем.
***
Жизнь заговаривает зубы
и тень наводит на плетень.
Уж сколько бито мной посуды,
а счастья нет который день.
Я поменяю все настройки,
но всё ж небесный судия
мне не поставит выше тройки
за сочиненье ?жизнь моя?.
Всё меньше хочется прощаться,
мосты сжигая напослед.
Всё больше тянет возвращаться
на пепелища прежних лет.
Но верится, хотя б отчасти,
что кто-то там за всем следит...
И незаслуженное счастье,
как снег на голову, летит.
Метки:
