Квинтэссенция фатума

Фаэтон

Ты лети душа, как птица,
Ярким пламенем гори!..
Пусть безудержность клубится
До несбыточной зари.

Пусть пылает непрестанно
Над налетом из скорбей,
Колыхает пусть туманно
Невесомостью зыбей,

Чтобы винам жизни литься,
Чтобы кругом голова,
Да летела колесница
И пылала синева;

Чтоб, лихим огнем бушуя,
Распыляя весь свой пыл,
Слить безумство поцелуя
С безвременьем внешних сил.


***

Не отвести безумных глаз,
Когда в сиянии несмелом,
Мне предстает в урочный час
Твой образ, в неподвластно-белом.

Твой образ, в бледно-голубом,
Шальной мечты непостоянство,
Чуть слышно шепчет об ином
Сквозь безразличное пространство.

В кровавых отблесках зари,
В крушенье, гибельно-усталом,
Смотри, кромешная, смотри –
Он в страшно-безрассудно-алом!..

И лишь погаснут фонари,
Скользя в рассвет, осиротело,
Мелькнет неясно у двери
Твой образ, в невозвратно-белом.


***
"Есть в русской природе усталая нежность"
К. Бальмонт

Русь бездонная, одичалая,
;; Тихо дремлет во вне.
Церковь Божия обветшалая
;; На зеленом холме.
И березки, кривые, пьяные,
;; Тихо млеют в бреду.
Утомившись, солнце багряное
;; Утопает в пруду.
Цепенелая и холодная,
;; Ты родна мне, родна:
Бесприютно, горько свободная
;; Беспросветность без дна!
Над покоем – синь невозможная.
;; Крик мятежной души
Упокоит мгла придорожная,
;; Да болот камыши.


Звездопад

Небо звездное спит надо мною.
А в душе догорает вино,
А в душе – отравленье тоскою,
Безнадежное сладкое дно.

Умудренные робким мерцаньем,
Звезды плещут в меня тусклый свет.
Чу! Упала! – не вспомнить желанья.
Чу, еще!.. – а желания нет.

Звезды сыплют с безмолвным упреком
Светлым ливнем!.. Мечта – далеко.
И под этим безвольным потоком
Ночь светла и на сердце легко.


***

Все приходит тогда, когда нужно:
Письма, встречи, безумье и смерть.
Подхвати же, жемчужная стужа!
Унеси же в свою круговерть!..

Дай забыться всесилием слова –
Дай забыться касаньем руки!..
?Умирать в этой жизни не ново? –
Нужно жить, вопреки… вопреки!..

Все сильней завыванья метели,
Скоро пепел повалит с небес…
Тешь же души, журчанье свирели! –
Прочь же ангел – прочь гибельный бес! –

Мы не ваши – мы люди, мы люди!
Буря смолкла. Вокруг белый снег.
Что должно – обязательно будет.
То что нет – не случится вовек.

Все приходит тогда, когда нужно:
Письма, встречи, безумье и смерть.
Подхвати же, жемчужная стужа!..
Унеси же в свою круговерть…


***
Н. Семеновой

Рваная просинь, с неба слеза.
Ждать, насыщая миром глаза.
Ждать не тоскуя, ждать не тая,
Ждать, словно в мире ты лишь, и я.

Ждать без тревоги. Ждать вопреки.
Ждать, словно голод белой руки.
Море ждет солнце, хворост огня...
Ждать, теплоту безраздельно храня.

Ждать, помня вкус поцелуя того,
Ждать без нее и ждать без него.
Ждать, словно пуля сердце бойца!
Ждать, чтобы быть с тобой до конца.


Тридцать

Этот тихий треск янтарных сосен.
Эта свежесть, мгла и синева.
Пролетели мимо тридцать весен –
Пролетели, словно трын-трава!..

То что было – все теперь в тумане,
Что болелось – изошло во вне.
Запах свежих сосен на поляне,
Как горчинка в молодом вине.

Море, приглашенье неземное,
Странно близко – странно далеко.
И, порою, сладко под луною,
Сладко и безудержно легко.

Подо мною тлеют тридцать весен,
Надо мною теплятся миры…
Этот запах первозданных сосен!..
Это ощущение игры…


***

Рассыпается пропасть межзвездная,
Гаснет бледной фатой млечный путь.
Перейти никогда не поздно мне,
Никогда мне не поздно уснуть.

Разбегающаяся, тленная,
То звездами, то бездной маня,
Никого не держит вселенная,
Никого – ни тебя, ни меня.

Но, вцепившись в планету зубами,
Мы все чаще, к счастью, глядим
В небо звездное, что над нами,
В бездну в нас, что окутал дым.


Вечер в Лиссе

По вечерам, когда темнеют крыши,
Там, в глубине мерцающей аллеи,
Где треск цикад, где воздух морем дышит,
И странные цветы во мгле аллеют,

Разносятся чарующие звуки,
Сливаясь воедино с пестрым треском
Цикад: ноктюрны встречи и разлуки
Играет малый герцогский оркестр.

И на веранду небольшой усадьбы
Выходит, так изысканно и просто,
Немного грустный младший герцог Альба
И, улыбаясь, курит папиросу.


Синий цветок
Н. Семеновой

Я искал священный Ингдрасиль,
Тайную искал я Шамбалу –
Находил лишь въедливую пыль,
Да костра угасшего золу.


И, уже отчаявшись в дугу,
И, уже кляня безликий Рок,
Ночью, у оврага на лугу,
Я нашел лазоревый цветок.


И вдыхая темный аромат,
В сумасшедших лепестках его,
Отыскал и дерево, и сад,
Дом, страну... и смысл всего... Всего.


***

Петляет путь, под серый рев мотора,
Летят бесповоротные столбы.
Во всем сквозит иллюзия повтора.
Во всем сквозит бестрепетность судьбы.

И призрак безвременья за плечами
Все так же улыбается, из вне.
И так же иногда кричишь ночами,
Увидев чьи-то тени на стене.

И, прорезая первозданный грохот,
Авто во тьму безудержно летит,
Туда, где леденящий душу цокот
Шестнадцати невидимых копыт.

Беснуются крутые повороты.
Бесстрастится судьбы веретено.
И все – лишь репетиция чего-то
Того, что знать до срока не дано.


Сонет веселой тоски

В душе скребет и стонет сердце-птица,
Грызет зубами серый мегалит.
А по ночам безудержное снится.
А по утрам – живется и болит.

На улицах бестрепетные лица
Впотьмах готовят миру динамит.
И белый дым волнуется, клубится.
И черный ворон беспробудно сыт.

Так неуютна царственная клеть! –
Но в невозможности лететь и петь
Всегда утешат рок и неизбежность.

Терзай же прутья, весели тоска!..
Ах, как мучительно порой близка
Тугая дверь в неясную безбрежность.


***

Минуты. Дни. Года. Века.
Лишь безутешную, порой
Тревожит странная тоска
И безотчетный страх ночной.


Минуты. Дни. Не все ль равно,
Когда пуститься в вечный пляс?
Года. Века. В душе темно.
Огонь угас. Опять угас.


Угасли звезды в вышине,
Угасла бездна подо мной...
Как пепел сыплет новый снег
На безотчетный страх ночной.


Звучи, неслышно и всерьез,
Шальная песня мотылька!..
Не надо сцен. Не надо слез.
Минуты. Дни. Года. Века.



***

Зачем, зачем ты роешь, бедный крот,
Густую землю, полную отравы?
Над ?градом обреченным? не встает
Давно ни серп и молот, ни двуглавый.

Над градом стелется туман, и льет
Извечный дождь, и в тучах нет просвета.
Зачем, зачем ты роешь, бедный крот,
Безликую залитую планету?

О, крот мой, есть ли выход, есть ли вход?!.
А под дождем уже другие дети
Задумывают новый свой поход,
Как будто мало им крестов на свете...

Но верю, верю, что иссякнет дождь,
И по горячей трепетной пустыне
Пойдет веселый и упрямый вождь
И понесет в века другое имя.


***

Несоразмерно
И запоздало,
Вспыхнуло нервно-
Приторно-алым
Пламенем ярким:
Миг – и поблекло –
Стали огарки
Призрачным пеплом.
Вот все и ясно:
Нет на просторе
Спелого счастья,
Прелого горя;
Речкой подземной
Льется сознанье…
Улицы. Стены.
Существованье.


***

По седеющим просторам
Льется горький смех сквозь слезы –
Там призывным страстным хором
В мир гудят электровозы;
То вздыхают непрерывно
Тормозами на стоянке,
Маневрируют в надрывной
Голосистой перебранке,
То вдруг трогают бесстрашно
Равнодушные составы,
Под ржавеющей рубашкой
Затаив иные сплавы –
Нет исхода им и славы:
По истерзанным просторам
Всё тягают, под надзором,
Безразличные составы…


***

Откуда ты, на Брянском на вокзале,
Зачем так далеко, мой друг, залез?!
В нуаровой солярочной вуали
Я вижу Улан-Баторский экспресс.

Гляжу в железный профиль тепловоза,
И по щеке ползет слеза тайком...
...Я вижу степь, и звонкие морозы,
И стук копыт, и сабель черный звон.

И как по узкой сдавленной лощине,
Серьезно, неуклонно – лишь вперед –
Серьезные суровые мужчины
Везут куда-то белый пулемет.

Чуть скрипнет снег под сапогом тяжелым,
Мохнатый конь всхрапнет в пустой тиши.
И усмехнется гибельно-веселым
Из белой глины пулемет души…

Внутри звучит мелодия лихая,
Внутри звучит величественный свет!
И рвется ввысь, больная и нагая,
Душа, которой столько долгих лет!..

...Нуаровая дымка на вокзале.
Часов бездушный светло-серый бой.
И тепловоз, в солярочной вуали,
До слез в груди зовет меня с собой.