Дуэль с Элеонорой Счастливой
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН:
…А я неуклюж с тобой, как большая панда, как старый баркас на фоне изящной яхты. И вечно с тобой ребята твоей команды, и вечно с ними в каких-то чужих краях ты. Они-то мальчишки, и все, как один, верзилы, в роскошных тату и с цепями на четверть пуда. Ты кошечка-пусси. Я рядом с тобой Годзилла. Триасовый ящер с назойливой верой в чудо.
Понятно, что всё нелепо, но всё же верю. И теплится где-то в сердце – а вдруг, а если?! В колонках душевно плачет Мэрайя Керри, а я в старом кресле, помятый, как Элвис Пресли…
…Но сколько подобным мыслям не отдавайся, не светит мне стать нужнее, чем те мальчишки. И жаль, что в продаже отсутствует тип девайса, который бы мог отслеживать эти фишки. Который бы мог увидеть анфас улыбки, и мысли того, кто трёт тебе спинку в ванне…
Швырнёшь мне смычок, прикажешь – сыграй на скрипке. А я не умею даже на барабане.
И мне не по сердцу записывать эти ноты и плакать с листа, проглатывать соль бемолей. А ты для меня, как обруч стальной гарроты. Ну, что за любовь в кромешной пучине боли…
ЭЛЕОНОРА СЧАСТЛИВАЯ:
Она приходит котёнком на мягких лапах, ложится рядом, свернувшись клубком у ног. И твой от этого клинит сердечный клапан на самой нежной из всех кардиальных нот. И ты готов убежать с ней за сто Ростовов, как верный Шарик за ней волочиться вслед. Но как девчонка могла полюбить такого, при дикой разнице вкусов, проблем и лет? На кой ей сдался - пойди, по себе найди ты. Седой зануда, эх, чёрт бы тебя побрал. Несчастный Гумберт, создавший свою Лолиту с чужого, как будто ангельского, ребра. Она – смешная Алиса среди безумцев. Ей быть с тобой – пропадать, ты и сам не рад…
Уйдешь один с обещанием не вернуться, колёсами рвать артерии автострад.
***
А ты приходишь котёнком на мягких лапах, запрыгнув взбалмошно в кресло с ногами вмиг. Ты можешь, глупая, душу всю исцарапать, ему не по чину дебри твоих интриг. Ему эта непосредственность не по средствам, твоё баламутство вряд ли его игра, ведь в дочки почти годишься, нашлась, невеста. А ты говорила – твой седоватый граф. А ты утопала в каждом его молчанье, в сердечном цокоте. Девочка, оглянись… на кой он нужен, ревешь по нему ночами безумным зайцем в ряду королев-Алис. И пишешь стихи в строку по его манере, про псевдолюбовь, философов и творцов. Ему с тобой – неприлично, по крайней мере…
Прочти Набокова на ночь - и сладких снов.
***
А он говорит себе – уезжай, так надо. Она говорит себе – засыпай, уймись… И каждому так охота остаться рядом, но время калечит Шариков и Алис, Лолит и Гумбертов, зайцев, занудных графов… Не можешь иначе? – Ну что же, сминай и рви. Сойдет всё это за промахи биографий, и мало толку с неравной такой любви
**********
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН:
C неравной любви, конечно же, мало толку. И выглядит дико – мимозою в декабре. Он сбросит костюм, наденет ливайс, футболку и будет терзать гитару в своей норе. Вокруг него ровесниц полно, несметно. Сигай, как в омут, накроешься с головой. Но речь о душе, а душа, как ни кинь, бессмертна. И ей наплевать на возраст её и твой. Друзья смеются – зачем тебе это надо, уймись, обломись, развейся, попей вина. Но он ныряет в бездонность родного взгляда, и в сердце его бушует её весна. И он готов бежать на любимый запах, на звуки голоса, строки её стихов… Она приходит котёнком на мягких лапах, и он целый мир убить за неё готов.
***
А сам-то ты как, считаешь, что всё нормально? Не лезь к девчонке, ведь ты для неё старик. Подумай, всё это грязно и аморально. Уйди, отвали, в безвестность, в досаду, в крик. Сожги мосты, порви все стихи и нити, сломай навсегда судьбу, но не ей, себе. Без глупых слов, прозрений, рывков, наитий, уйми эту гонку, за счастьем безумный бег. Не думай о разных сложностях и этапах, уйди просто так и увидишь, как был неправ.
…Она приходит котёнком на мягких лапах и тихо смеётся – ты мой седоватый граф…
Подумай про свой цейтнот и провал в карьере, про жизнь не в свои года по чужим часам. Ведь ей с тобой – неприлично, по крайней мере…
Прочти Набокова на ночь – и думай сам.
***
Он воет ночами, в вены свои вгрызаясь. Она пишет в строчку и плачет. Не спит и пьёт.
Он шепчет глухо – приди, мой безумный заяц…
И кто её знает, может, ещё придёт…
ЭЛЕОНОРА СЧАСТЛИВАЯ:
Ушел один с обещанием не вернуться, в душе с досадой и в сердце с её весной. Так надо было? Тебе ли, седой безумец? Твоей Алисе, наивной и молодой? Хоть раз представь с ней мальчишку – гора амбиций, смазливый взгляд и ветрище в башке пустой. Беги, беги… с обещанием возвратиться. Сбегай сто раз, а в сто первый – очнись и стой. Не будет счастья. Ни ей, ни тебе не будет. Пойми, придурок, друзьям не себя казнить. Легко лепить безразлично-чужие судьбы, советом нужным вываливая в грязи. Ну что, готов? Разгоняйся, вали, растяпа. Пускай весь мир под колёса своих рутин. А ей опять, словно кошке на мягких лапах, бежать к тебе…
чтобы этот ваш мир спасти.
А ты соврёшь, что не нужен, не ждешь, не веришь. Что мир его зазеркален со всех краёв, и мал для двоих, и заперт, а ключ потерян… Соврешь себе – не поверив, сорвёшься в рёв, в звериный гнев, обезумевшею девицей. /Смотри, герой, что выходит с таких Алис! С ней можно, запросто, сбрендить и застрелиться, сойти с катушек, взлетая с высотки вниз…/ Потом придешь, и так бережно залатаешь на сердце дыры, прорехи в больной душе. Подумай только, зачем ты ему такая ж, как толпы его ровесниц и ворожей? И всё как прежде, подруга, и всё ab ovo, по тем же тропам, дорогам, краям, миркам… Всё круто и амораль…но ты что, готова,
на мягких лапах в осколки кривых зеркал?....
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН:
Нелеп наш безумный мир, даже век корыстен. А день без неё и хмур и, увы, безлик. Но, даже идя путём безупречных истин, куда б ты ни шёл, повсюду сплошной тупик. А боль заполняет поры и тянет жилы, раскрашены чёрно-серым недели, дни. И жажда внезапной встречи, покуда живы, и жажда полёта в небо, когда одни. Гранитной плитой упало маренго ночи, и месяц завис над миром сухим коржом. А ты, истекая кровью, и жить не хочешь, себе отрезая крылья тупым ножом.
***
Она, задохнувшись болью, глотает слёзы. В камине – обрывки писем, стихов зола. И стонет душа, устав от бездушной прозы чужих пересудов, мнений, обид и зла. Сполохи в камине змеятся, как саламандра… Ей чудится голос и ласки любимых рук. Она повторяет имя его, как мантру, в душе проклиная сверстников и подруг. И ноги закутав пледом в густых потёмках, она, вспоминая радость его тепла, лежит на софе несчастным больным котёнком…
И капает кровь с порезанных мягких лап.
ЭЛЕОНОРА СЧАСТЛИВАЯ:
Гранитной плитой упало маренго ночи, а месяц не вышел в сонные небеса, запутавшись в проводах неуклюжим носом, как путался ты в безумных её глазах. И выйдет банальней – без криков, без слёз и сплетен. Сплетёшь из обрезков памяти новый день вязанкой немноготочий и междометий, отбившись от пересудов чудных людей. И, может быть, в самый трудный из всех моментов, когда не до слов, и более – не до рифм, ты станешь изысканнейшим ингредиентом в роскошном меню одной из матёрых нимф. Но всуе порыв забыть и забыться, если кромсаешь крылья, чтоб к ней не суметь вспорхнуть…И каждый раз подыхаешь, чтоб вновь воскреснуть.
И каждый раз вместе с нею летишь ко дну…
***
Нелепа, смешна, безбашенна, одинока, на старой софе, в рубашке с его плеча, ты будешь глушить коньяк, ожидая срока, когда тот коньяк заглушит твою печаль. Когда скрип двери разрушит молчанье спальни, в которой ты тет-а-тет со своей мечтой, скрутившись в комок, бесстыже и аморально, себя доведешь до спазма одной рукой. И, может быть, в самой странной из всех фантазий, вогнав последний осколок в подушки лап, сбежишь подальше, сама по себе шатаясь, другим открывая сердце о край стола. Но всуе порыв забить и забиться в угол – не раз пыталась, и знаешь всё наперёд…Вернёшься?...Увы….Хоть будет чертовски глупо…
А кто его знает, может быть, он придёт…
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН:
Но ты не идёшь туда, где тебя заждались, ломаешь sim-карту в пальцах и ждёшь звонка. И сердце тебя уносит в ночные дали, и кожу твою ласкает её рука. Глаза её смотрят в душу, моля и внемля, синхронно стекают слёзы из глаз твоих, но снова и снова ты падаешь с ней на землю с небес, на которых нет места для вас двоих. Неистово ранят домыслы, слухи, сплетни, неверие в счастье, радость и миражи. И день без неё всегда для тебя последний. Последний глоток надежды, доколе жив. И нету в твоих поступках ни грамма фальши, ты думаешь – всё пройдёт…А её спросил? Беги же за ней, хватай, уноси подальше!
И падайте вместе, покуда хватает сил.
***
Она не ломает руки, не режет вены, устав от разлуки, горечи, клеветы. Она заперта в холодных, угрюмых стенах, несчастная узница в замке своей мечты. Свернувшись клубочком, безумно родной котёнок, теряя надежду и веру в добро и свет, лежит на софе и всхлипывает спросонок, сбивая в комок намокший слезами плед. Глупышка, беги к нему, задыхаясь, плача, лети на маяк, на самый высокий мыс, целуйтесь взахлёб, вы вместе, а это значит…
Вы вместе. Не стоит искать потаённый смысл.
***
Он в сумерках ночи выходит курить у трапа, она ждёт в каюте, в волнении чуть дыша, затем прибегает котёнком на мягких лапах прижаться к тому, у которого есть душа…
…А я неуклюж с тобой, как большая панда, как старый баркас на фоне изящной яхты. И вечно с тобой ребята твоей команды, и вечно с ними в каких-то чужих краях ты. Они-то мальчишки, и все, как один, верзилы, в роскошных тату и с цепями на четверть пуда. Ты кошечка-пусси. Я рядом с тобой Годзилла. Триасовый ящер с назойливой верой в чудо.
Понятно, что всё нелепо, но всё же верю. И теплится где-то в сердце – а вдруг, а если?! В колонках душевно плачет Мэрайя Керри, а я в старом кресле, помятый, как Элвис Пресли…
…Но сколько подобным мыслям не отдавайся, не светит мне стать нужнее, чем те мальчишки. И жаль, что в продаже отсутствует тип девайса, который бы мог отслеживать эти фишки. Который бы мог увидеть анфас улыбки, и мысли того, кто трёт тебе спинку в ванне…
Швырнёшь мне смычок, прикажешь – сыграй на скрипке. А я не умею даже на барабане.
И мне не по сердцу записывать эти ноты и плакать с листа, проглатывать соль бемолей. А ты для меня, как обруч стальной гарроты. Ну, что за любовь в кромешной пучине боли…
ЭЛЕОНОРА СЧАСТЛИВАЯ:
Она приходит котёнком на мягких лапах, ложится рядом, свернувшись клубком у ног. И твой от этого клинит сердечный клапан на самой нежной из всех кардиальных нот. И ты готов убежать с ней за сто Ростовов, как верный Шарик за ней волочиться вслед. Но как девчонка могла полюбить такого, при дикой разнице вкусов, проблем и лет? На кой ей сдался - пойди, по себе найди ты. Седой зануда, эх, чёрт бы тебя побрал. Несчастный Гумберт, создавший свою Лолиту с чужого, как будто ангельского, ребра. Она – смешная Алиса среди безумцев. Ей быть с тобой – пропадать, ты и сам не рад…
Уйдешь один с обещанием не вернуться, колёсами рвать артерии автострад.
***
А ты приходишь котёнком на мягких лапах, запрыгнув взбалмошно в кресло с ногами вмиг. Ты можешь, глупая, душу всю исцарапать, ему не по чину дебри твоих интриг. Ему эта непосредственность не по средствам, твоё баламутство вряд ли его игра, ведь в дочки почти годишься, нашлась, невеста. А ты говорила – твой седоватый граф. А ты утопала в каждом его молчанье, в сердечном цокоте. Девочка, оглянись… на кой он нужен, ревешь по нему ночами безумным зайцем в ряду королев-Алис. И пишешь стихи в строку по его манере, про псевдолюбовь, философов и творцов. Ему с тобой – неприлично, по крайней мере…
Прочти Набокова на ночь - и сладких снов.
***
А он говорит себе – уезжай, так надо. Она говорит себе – засыпай, уймись… И каждому так охота остаться рядом, но время калечит Шариков и Алис, Лолит и Гумбертов, зайцев, занудных графов… Не можешь иначе? – Ну что же, сминай и рви. Сойдет всё это за промахи биографий, и мало толку с неравной такой любви
**********
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН:
C неравной любви, конечно же, мало толку. И выглядит дико – мимозою в декабре. Он сбросит костюм, наденет ливайс, футболку и будет терзать гитару в своей норе. Вокруг него ровесниц полно, несметно. Сигай, как в омут, накроешься с головой. Но речь о душе, а душа, как ни кинь, бессмертна. И ей наплевать на возраст её и твой. Друзья смеются – зачем тебе это надо, уймись, обломись, развейся, попей вина. Но он ныряет в бездонность родного взгляда, и в сердце его бушует её весна. И он готов бежать на любимый запах, на звуки голоса, строки её стихов… Она приходит котёнком на мягких лапах, и он целый мир убить за неё готов.
***
А сам-то ты как, считаешь, что всё нормально? Не лезь к девчонке, ведь ты для неё старик. Подумай, всё это грязно и аморально. Уйди, отвали, в безвестность, в досаду, в крик. Сожги мосты, порви все стихи и нити, сломай навсегда судьбу, но не ей, себе. Без глупых слов, прозрений, рывков, наитий, уйми эту гонку, за счастьем безумный бег. Не думай о разных сложностях и этапах, уйди просто так и увидишь, как был неправ.
…Она приходит котёнком на мягких лапах и тихо смеётся – ты мой седоватый граф…
Подумай про свой цейтнот и провал в карьере, про жизнь не в свои года по чужим часам. Ведь ей с тобой – неприлично, по крайней мере…
Прочти Набокова на ночь – и думай сам.
***
Он воет ночами, в вены свои вгрызаясь. Она пишет в строчку и плачет. Не спит и пьёт.
Он шепчет глухо – приди, мой безумный заяц…
И кто её знает, может, ещё придёт…
ЭЛЕОНОРА СЧАСТЛИВАЯ:
Ушел один с обещанием не вернуться, в душе с досадой и в сердце с её весной. Так надо было? Тебе ли, седой безумец? Твоей Алисе, наивной и молодой? Хоть раз представь с ней мальчишку – гора амбиций, смазливый взгляд и ветрище в башке пустой. Беги, беги… с обещанием возвратиться. Сбегай сто раз, а в сто первый – очнись и стой. Не будет счастья. Ни ей, ни тебе не будет. Пойми, придурок, друзьям не себя казнить. Легко лепить безразлично-чужие судьбы, советом нужным вываливая в грязи. Ну что, готов? Разгоняйся, вали, растяпа. Пускай весь мир под колёса своих рутин. А ей опять, словно кошке на мягких лапах, бежать к тебе…
чтобы этот ваш мир спасти.
А ты соврёшь, что не нужен, не ждешь, не веришь. Что мир его зазеркален со всех краёв, и мал для двоих, и заперт, а ключ потерян… Соврешь себе – не поверив, сорвёшься в рёв, в звериный гнев, обезумевшею девицей. /Смотри, герой, что выходит с таких Алис! С ней можно, запросто, сбрендить и застрелиться, сойти с катушек, взлетая с высотки вниз…/ Потом придешь, и так бережно залатаешь на сердце дыры, прорехи в больной душе. Подумай только, зачем ты ему такая ж, как толпы его ровесниц и ворожей? И всё как прежде, подруга, и всё ab ovo, по тем же тропам, дорогам, краям, миркам… Всё круто и амораль…но ты что, готова,
на мягких лапах в осколки кривых зеркал?....
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН:
Нелеп наш безумный мир, даже век корыстен. А день без неё и хмур и, увы, безлик. Но, даже идя путём безупречных истин, куда б ты ни шёл, повсюду сплошной тупик. А боль заполняет поры и тянет жилы, раскрашены чёрно-серым недели, дни. И жажда внезапной встречи, покуда живы, и жажда полёта в небо, когда одни. Гранитной плитой упало маренго ночи, и месяц завис над миром сухим коржом. А ты, истекая кровью, и жить не хочешь, себе отрезая крылья тупым ножом.
***
Она, задохнувшись болью, глотает слёзы. В камине – обрывки писем, стихов зола. И стонет душа, устав от бездушной прозы чужих пересудов, мнений, обид и зла. Сполохи в камине змеятся, как саламандра… Ей чудится голос и ласки любимых рук. Она повторяет имя его, как мантру, в душе проклиная сверстников и подруг. И ноги закутав пледом в густых потёмках, она, вспоминая радость его тепла, лежит на софе несчастным больным котёнком…
И капает кровь с порезанных мягких лап.
ЭЛЕОНОРА СЧАСТЛИВАЯ:
Гранитной плитой упало маренго ночи, а месяц не вышел в сонные небеса, запутавшись в проводах неуклюжим носом, как путался ты в безумных её глазах. И выйдет банальней – без криков, без слёз и сплетен. Сплетёшь из обрезков памяти новый день вязанкой немноготочий и междометий, отбившись от пересудов чудных людей. И, может быть, в самый трудный из всех моментов, когда не до слов, и более – не до рифм, ты станешь изысканнейшим ингредиентом в роскошном меню одной из матёрых нимф. Но всуе порыв забыть и забыться, если кромсаешь крылья, чтоб к ней не суметь вспорхнуть…И каждый раз подыхаешь, чтоб вновь воскреснуть.
И каждый раз вместе с нею летишь ко дну…
***
Нелепа, смешна, безбашенна, одинока, на старой софе, в рубашке с его плеча, ты будешь глушить коньяк, ожидая срока, когда тот коньяк заглушит твою печаль. Когда скрип двери разрушит молчанье спальни, в которой ты тет-а-тет со своей мечтой, скрутившись в комок, бесстыже и аморально, себя доведешь до спазма одной рукой. И, может быть, в самой странной из всех фантазий, вогнав последний осколок в подушки лап, сбежишь подальше, сама по себе шатаясь, другим открывая сердце о край стола. Но всуе порыв забить и забиться в угол – не раз пыталась, и знаешь всё наперёд…Вернёшься?...Увы….Хоть будет чертовски глупо…
А кто его знает, может быть, он придёт…
АЛЕКСЕЙ ПОРОШИН:
Но ты не идёшь туда, где тебя заждались, ломаешь sim-карту в пальцах и ждёшь звонка. И сердце тебя уносит в ночные дали, и кожу твою ласкает её рука. Глаза её смотрят в душу, моля и внемля, синхронно стекают слёзы из глаз твоих, но снова и снова ты падаешь с ней на землю с небес, на которых нет места для вас двоих. Неистово ранят домыслы, слухи, сплетни, неверие в счастье, радость и миражи. И день без неё всегда для тебя последний. Последний глоток надежды, доколе жив. И нету в твоих поступках ни грамма фальши, ты думаешь – всё пройдёт…А её спросил? Беги же за ней, хватай, уноси подальше!
И падайте вместе, покуда хватает сил.
***
Она не ломает руки, не режет вены, устав от разлуки, горечи, клеветы. Она заперта в холодных, угрюмых стенах, несчастная узница в замке своей мечты. Свернувшись клубочком, безумно родной котёнок, теряя надежду и веру в добро и свет, лежит на софе и всхлипывает спросонок, сбивая в комок намокший слезами плед. Глупышка, беги к нему, задыхаясь, плача, лети на маяк, на самый высокий мыс, целуйтесь взахлёб, вы вместе, а это значит…
Вы вместе. Не стоит искать потаённый смысл.
***
Он в сумерках ночи выходит курить у трапа, она ждёт в каюте, в волнении чуть дыша, затем прибегает котёнком на мягких лапах прижаться к тому, у которого есть душа…
Метки:
