5. Советская Рапсодия

Весь день сижу, пишу, читаю –
Историю лишь изучаю.
Каскад заданий и таблиц –
В истории немало лиц:
Вожди, чиновники, нахалы,
Захватчики и генералы,
Им подчиняется народ,
Который болен, терпит, стонет,
Смягчения условий просит,
Режимом сверху он прибит
И часто мёртв, ибо разбит
Он в пух и прах,
Не подчинение – замах!
Что либо струсишь, всё примёшь
Иль навеки к земле примкнёшь,
Поплачешь, всхлипнешь, да умрёшь.

Так дело явно не идёт,
Придушенный пойдёт народ
На революцию, борьбу –
Переменить свою судьбу
С униженных и оскорбленных
На вольных, сытых и довольных.

Темнеет - всё ещё сижу,
Руси историю зубрю.
Весь в болях третий час прошёл
И я к Советам перешёл.
Пыл чтенья скорость набирал,
Событий столько перебрал,
Внимательно их изучал,
Анализировал, внимал,
Что, почему, зачем и как?
Где власть какой-то взял простак,
Свободу сытую всем дал
И за людей всех посчитал,
Не многих хлебом обделял,
Народ его заобожал,
Боявшись смерти уважал
И под давлением признал,
Что Бога нет, вождь – высший идеал.

Скажу открыто всем я ?нет?,
Такой строй - это явно бред.
Жесток он, дик, несправедлив,
В крови весь Финский тот залив
Окажется как Кремль в Москве,
Сойдутся силы на Нарве,
Где интервент, сестра и брат …
Вновь революция – закат
Тех, кто вчера ещё пришёл,
Во благо всех он власть обрёл.
И как в бреду я продолжал,
Всю несвободу обозвал,
Тех страстно свиньями назвал,
Кто несвободу порождал,
Свободный выдох запрещал.
Не то, ни сё - где идеал,
Которому бы всё отдал?

Но вздумал наконец,
Вот Сталин он – слабак, наглец,
В штабах сидел, держал венец,
И пулею ему конец
Удачно подвела Фемида.

И вдруг молчанье, тишина, взмолился,
За сим со стула я свалился,
Душой от тела отделился
И до земли прям провалился…
Я умер?
Но не было ни боли и не злости,
Почувствовал вновь остов, кости,
Как не бывало – с пола встал,
Да только вот что увидал.
Уже не дома нахожусь,
Протёр глаза – может, вернусь,
Да лишь туман, снег, дым и запах гари,
Кричат:
?Товарищи, пропали
Мы, достал нас судный день!
И верно, бой здесь – свет и тень
Схватились, рьяно ухватились
За горла – наш враг нас хочет удушить,
Советы к Рейху прикрепить!
Мы не сдадимся, примем бой!
Кровавый, страшный, рьяный бой!
Не нами начатый, нечестный!
Пришедший с Фюрером не к месту,
Без чести, варварски не к месту,
Нам трудно так без них нечестно!

Их Гитлер – дрянь, последний трус,
Пред смертью Богом поклянусь,
Обязаны мы победить,
Нацистов к черту проводить.
Гуманно общество ведь наше,
Нет Ленинской идеи краше,
Что лучше миром всем дружить,
Соседей, братьев единить,
Союз устроить и вершить
Дела – как всё распределить,
Всё то, что есть,
Без войн богатств никак не счесть.
Сейчас же - бой, священный бой,
Для нас он праведный, святой!

Сие нам, то есть мне – да и весьма большой толпе
Усатый юноша пропел,
(Значков советов не имел)
Да только боле не сумел –
Против Союзов выступал,
На Бога всё он променял,
За тем пристрелян был он мигом
Ижевского цеха ?Максимом?.

Глядел я людям прямо в очи
И видел - нет уж мочи
У них терпеть войну, ей жить,
Все тягости переносить.
На улице вас ждёт смерть пулей,
А дома – голод, если гулей,
Мышей, жучков, плесень не есть –
Всё то, что можно уже счесть,
Всё это будет очень вкусно,
С детьми же – очень даже густо!
От них ведь проку толком нет,
Сойдут солдату на обед.
Но нет – солдат наш не дикарь,
Уж лучше он помрёт и знай,
Как некогда его все поминали.

Я был душой и чувствовал в ней горе,
Страданье, низость, слабость, боль,
Не мог я на колени пасть,
Лицо закрыть руками,
Мне оставалось лишь пропасть,
Рассыпаться частями.

НКВД-шник нам, толпе,
Что вся тряслась как на одре:

- Война, товарищи, не ждёт!
С мужей советских кровь возьмёт,
С советских жён слезы хлебнёт,
По детям – после мы всплакнём,
Коли останемся живьём.

Сирена, рупор, крик и плачь,
Война – чудовищный палач,
Нет времени остановиться
И перед Богом измениться,
Нет времени! К нам враг идёт!
Немецкий счёт врага ведёт!
Нацистский счёт врага ведёт!
Несправедливо он идёт.
Ведь не был вовсе ущемлён,
Обижен кем-то, оскорблён, -

НКВД-шник продолжал,
Собрав уж слушателей зал:

Неправедный не победит.
Он – зло, но Кремль кровью окропит
В день первый – завтра же зальёт,
Когда миг истины придёт!
И сердце ваше разорвёт
И чувства к черту все пошлёт,
Пойдёте вы на автоматы,
Обязаны быть очень рады,
Что смерть застала вас в борьбе
За Родину и на одре
Предсмертном спросите всё же Бога,
Дожили ль вы до срока.
Нам стоит всё перетерпеть,
Поймите – вскоре смерть уж вскоре,
Ещё недолго будет горе.

Я был там, чувствовал и слышал,
То, что за Русью был Всевышний,
Он за советы слёзы лил,
Будь на земле и кровь пролил б,
Он верен нам и я ему
Обязан вознести хвалу.
Хотя б раз в день, хоть 5 минут,
Там ангелы мне помянут,
А тут же к разуму вернут,
В опасный миг оберегут.

Корил себя я в этот миг,
То, что от Бога я отвык,
Крест выкинул во тьме очей
И не хотел я брать свечей,
Зажечь их, предков помянуть,
Науки был тогда мой путь,
Пустой и смелый был мой путь.

Сейчас, когда декабрь был,
Год 41-ый смерть вершил,
(Об этом у поста спросил),
И Гитлер развивал свой пыл,
Я понял, что наука - дрянь,
Ведь не даёт она понять,
Как действовать, что предпринять,
Кому служить и что вершить,
Ответственно как поступить,
Что мне голодному сказать,
Что раненому рассказать,
Чтоб умер поскорей без мук,
Не издавал предсмертный звук,
Делиться с другом, со знакомым
И чем ответить же законным
Обидчику моей семьи,
Убийце всей моей родни.
Шагать под пули, грудь раскрыть,
В окоп же пасть и там завыть
До смерти честь мне охранять
Иль сторону скорей сменять.

Там хорошо, там перевес,
Своим туда бы я залез
И как последняя скотина
Хвалил бы верно немцев силу,
Они меня б своим считали
И уважали б, уважали
И я, последняя скотина,
Так и хвалил бы немцев силу.

Я понял, то, что слаб, ничтожен,
Выход отсюда невозможен,
Об этом думал бы я чаще,
Отверг тогда бы что послаще,
Хоть каплю жизни настоящей
Испил б и пыл свой остудил.

Сейчас я окружён войной,
Здесь горький мир, совсем другой.
Момент я вспомнил настоящий,
Таким казался он изящным.

Я был средь площади одной
И пахло там опять войной.
Все разошлись и разбежались,
Наверное, за дело взялись.
Стою один, опять туман,
Чем-то похожий на обман.
Я ничего не понимал,
Как из дому попал на бал.

Без цели к дому подбежал,
В него вошёл – смотрю, визжал
Мальчишка, годов десяти,
Он на коленях был, в пыли,
Грязи, крови на рукавах,
В слезах и путался в словах,
Словно избит он и контужен
И мир ему уже не нужен.

Всё это молвил он – не знаю,
Но слышу глас – да это Сталин!
И вправду он – лицо его,
И на меня всего нашло,
Главу и руки обагрило,
В момент нутро всё осенило,
Я тут же на колени пал,
Я пал и понял, что пропал,
За то, что я наговорил,
За то, что имя оскорбил.
Я казни ждал, повешенья расстрела,
Но тут рука лица мне обогрела.

Товарищ Сталин на меня смотрел,
Я замер и окаменел,
Мой дух рассыпался на части
И не найти ему запчастей.

Товарищ Сталин всё смотрел,
Ни разу взгляд не перевел.
Он осторожен и спокоен,
На вид – как настоящий воин,
Грозны его скулы, трезвомыслящий взгляд
Крупны брови-акулы, с усами наряд.
Меня похлопал по плечу,
Спросил, чего же я хочу.

Чуть отошёл я, но молчал,
День настоящий вспоминал.
Товарищ Сталин подождал,
Мигнул – вновь трубку заказал,
Переключился на мальчишку
И дал ему одну кофтишку.
Приняв трубку от лейтенанта,
Вновь закурил и вернулся обратно.

- Война, Егорушка, война,
Да и не так она проста.
Хитёр их Фюрер и жесток,
Желает новый взять кусок
Земли советской, паразит,
В умы он хочет засадить
Идейку, будто Рейх бессмертен,
Нацист их свят, мудр, усерден,
К себе всех хочет заманить
И ход войны переменить.
Трус. Боится пораженья,
Хватает тех, кто и без мненья.
Война, Егорушка, война, уж потерпи,
Засядь в квартире взаперти
И вместе с матерью поплачь,
Поплачь, дружок, поплачь
За весь Союз, за всех героев.

К себе прижал мальчишку он
И, не меняя даже тон, всё повторял:
?Поплачь, дружок, поплачь?,
За тем мальчишка поклонился
И чрез секунду испарился.

Товарищ Сталин на меня перешёл,
Но не ко мне, а к карте подошёл.
Напротив окна в этом кабинете,
Карта извечно нуждалася в свете,
Света ей божьего не доставало,
Грозная туча его затемняла.
Товарищ Сталин свет включил
И вот, что мне заговорил:

- Союз Советский круп весьма,
Но больно в немцах много зла.
Нам не хватает оружия,
Но участь наша не худшая,
Нам не хватает провианта
И нет другого варианта,
Чем нам других обворовать,
Всех перебить, всё отобрать,
Я так не стану поступать,
Союз не стану оскорблять,
Своего нам хватает добра
И не будь здесь война,
Жил б Союз мирно и честно.
Войны, захваты – всё бесполезно,
Затратно весьма, да и нечестно.
Гитлер – скотина и не солдат,
И вскоре наденет он белый халат,
Вскоре, уж завтра, когда дадим бой,
Когда до небес подымится вой,
Вспомним про Бога, а он же про нас,
Явно осудит, засудит он нас.

Я занял твёрдую позицию по отношению к себе,
Я пронесу её до смерти и не сменяю на одре.
Не для себя я стал вождём
И буду более ружьём
Подчинять своей воле других,
Но всё же одних,
Кто оскорбит Советский Союз
И кто воспоёт немецкий аншлюс.

Внимал я Товарищу Сталину молча,
Я был безмолвен и снова же молча
Внимал я ему, его мудрым словам
И никогда не додумался б сам,
То, что война столь не проста,
То, что история очень сложна,
Непросты и глубоки связи людей,
Живёт в теле верность до гнили костей.
К себе занимают вначале позицию
И штрафов к себе создают юрисдикцию.
Живут люди горем, без хлеба и крова,
Казалось, могила давно им готова,
Так есть, но они духом сильны,
Не изменяют когда и больны.
Всё это увидел, теперь уже знал,
Казалось, по жизни уже не пропал.

Вновь свет.
Нахожусь уже дома,
Отец меня будит, что не готова
Внекласна работа – белый лист на щеке,
Но глаза ещё спят, ибо ночь на дворе.
Очнувшись, проснувшись, умывшись в конец,
Писал быстро, как отстающий гонец,
Но скоро мой пыл на раздумья сменился,
Вопрос себе задал: ?А я изменился?
Но это ведь сон, чего с него взять?
Как жизнь мне посредством него поменять?
Однако я чувствовал там, размышлял,
Себя с теми сравнивал, кто умирал.
Весомо, но в мире сем не ощутимо,
Весьма тяжело – мысль кажется мнимой,
Ведь то время прошло, всё изменилось,
Радость на горе переменилась.

Оставил открытым я этот вопрос,
Сон пробуждает по телу мороз.


11-14.9.2010
Anna Brvvn