Сон перед свадьбой
.В альтернативной вселенной, в мире, похожем во многом на наш, но
где викинги всё же захватили весь мир, а потом сами же распались
на царства. В славном царстве — Среднегория, в городе — Рондо
случилась эта история.
.Предисловие:
Та — что чувствами людей легко играет,
Та — что любовь и свадьбы воспевает.
Заметив то, как сильно любит Инессу: Теодор,
С мастером грёз вступила в заговор.
Муза — Эрато и бог — Морфей объединились,
В сон к Теодору этой ночью водворились.
Чтоб испытать его любовь властью своей —
Решили его сделать несчастней всех людей,
Что сам наш космос когда-либо бы знал;
Чтоб проклял в горе Теодор: Инессы идеал!
Так начали они, с ним, во сне игру свою:
Что отдала Инесса ни ему своё — "Люблю".
Кристаллы сумрачные, они с явью смешали:
Сны-грёзы равные реальности создали.
Вот, побежал событий тех круговорот —
На землю эту прям с звёздных высот!
.Глава первая: "Инесса".
.Сцена первая: "Царь — Крах гуляет в саду".
Трава, предвидя шаг суровый, Краха,
К земле клонится и становится суха.
Чтобы ему дорогу уступить;
И потому царь предпочитал ходить —
По каменным дорогам и тропам,
Которые частенько строил сам.
Душа его великая желала:
Ценить всю жизнь, от малого начала.
Ценил он каждый в своём саду цветок,
Хоть был суров он — но не был он жесток.
.Сцена вторая: "Инесса — первая красавица Среднегории, уже
гуляет в этом саду".
Прекрасней всех цветов, что сад этот видал;
Перл красоты, в ней взял — и ожил идеал!
Неповторима — она в каждом своём жесте;
Стать её ладная, всё на своём месте.
Она, венки красивые — из цветов в саду плела,
И пела песню, с нею нежность эту песню пела.
Венки, она, на головы скульптурам одевала;
И поцелуи им, из уст в уста, шутя давала.
Продлилось их молчание в веках:
"Спасибо", — не прозвучало в их устах!
.Сцена третья: "Царь — Крах тайно любуется прекрасной девой".
Её завидев, царь, шаг замедлил свой,
Словно не властен здесь — как над своей страной.
Он подле роз цветущих притаился,
И тайно взором к Инессе устремился.
Из роз цветущих, не видя ни одной;
Весна, видя Инессу, стеснялась быть весной!
И в этот миг поющий, все краски мира —
Померкли, выцвели пред ней и моя лира —
Забыв красоты в этом мире всех зеркал,
Красавицы — Инессы подтвердила идеал!
Перед Инессой меркнет Солнца пьедестал;
Так много красоты — образ её в себя впитал.
— Пора уж мне, — Крах, себе молвил, запрещая,
Свой взор, в моменте этом, укоряя,
Ибо Инесса была давно обещана,
Его второму сыну — Теодору — как жена!
.Сцена четвёртая: "Тронный зал, играет музыка, Теодор
танцует с Инессой".
В очах её он таил — словно снег от пламя;
Он нёс в сердце своём имя её — как знамя!
Он музыку, что играла, совсем не замечал;
Он млел от бытия — а не существовал!
Любовь к Инессе, его так околдовала,
Словно она была — у вечности же не было начала!
Так было в его сердце, чувств шумело торжество;
Видя в красавице Инессе — само божество!
Луна на небе — там, где звёзды яркие горят,
Инессе уступает высь, ставя её над миром этим — "Над"!
И Теодор ценил свой каждый в жизни миг —
Когда он видеть мог Инессы дивный лик.
.Сцена пятая: "Царю — Краху дарят свои подарки таланты
других земель".
Царь удивлялся им недолго, суровый его взгляд —
Коим цари врагам своим грозят.
Узрел вдруг в камне божество;
Восторг его — возрос в чувств торжество!
— Прекрасная Инесса, как похожа,
Точь-в-точь стоит — вот рядом, лишь живее кожа.
Одно лицо, что красота благословила,
Когда сама век наш ничтожный посетила.
Так совершена в них обеих каждая черта;
Чуть уберёшь, прибавишь, будет уж — ни та!
.Сцена шестая: "Мастер — Диабэль Ланческо — скульптор,
беседует с царём — Крахом".
Он тоже понял сходство и был им удивлён,
Как будто он уснул — и видит дивный сон.
Всё поражался происшествию такому —
Как один человек может соответствовать в роду своём, другому!
"Давая понять, что лепил та он, не Инессу, а её
прапрабабушку — Прекрасную Клавдию".
.Сцена седьмая: "Теодор, Инесса и Диабэль ведут беседу".
— Бесспорно, вы талантливы, во всём,
Успешны, верно, вы в деле любом!
Сказав это, Инесса наземь бросила платок —
Чтоб сблизил их на миг надменный рок.
Но, платок поднял тут же Теодор;
Он от Инессы не отводил свой пылкий взор.
Но, вскоре жажда вспыхнула в Инессе,
И Теодор пошёл, потеряв — словно в весе,
Чтобы воды Инессе принести,
Не зная, как всё это вот перенести.
Её восторженные взгляды:
На Диабэля изливались — как в горных реках льются водопады!
.Сцена восьмая: "Инесса хочет пробраться в спальню к
Диабэлю".
Давно уж Солнца свет в небе погас —
Луч лунный, мой продолжит сказ.
Как тень таясь, она к нему спешила;
Гордыню, стыд свои совсем забыла.
Не зная чувств его — в пылу своих,
Ей верилось, что её любви хватит на двоих!
Тихонько скрипнув дверью, притаилась,
От этого, чуть стража — вся не переполошилась.
Тут в коридоре стража час считает,
Их глаз, уютный сон ни на мгновенье не смыкает.
"Стража считала часы до утра, громко
говоря друг другу, через определённый
интервал времени: всё спокойно".
.Сцена девятая: "Инесса входит в спальню Диабэля и
целует его".
Так нежен поцелуй — когда сквозь сон в уста проник,
Зов его к сердцу, громче — чем дней крик!
Когда ещё не помнишь, как дышать,
И эту явь ты не сумел вновь осознать.
То — словно божество тебя целует,
Плоть отвечает ему, душа не протестует.
Уста от нежных уст — в миг этот не отнять;
Так любит нечто в нас, всё ж целовать.
Когда коснётся поцелуй губ нежно и легко —
То сердце ввысь взлетает высоко.
Туда, где чувства высокие парят — с тысячами крыл;
Так вот целуют те, кто полюбил!
.Сцена десятая: "Диабэль просыпается и овладевает
Инессой".
Так краток миг, так жар прикосновений мил —
Когда двоих миг страстный обнажил.
И оживает желанье ближе двоим стать;
Вплести ласки свои в другого кожу прядь!
В каждом касание и позе,
Как шмель — тот, что стремится к розе,
Порхал, не зная, с кем наш Диабэль;
Он таял, твердел, млел — как по весне вечно-младой апрель!
.Сцена одиннадцатая: "Теодор приходит в спальню к Инессе,
и не находит её там".
— Скажи мне вечность, что мне делать,
Скажи, к кому мне в днях взывать?
Как быть — когда уводят женщину твою?
Не в силах я её забыть — всё также я её люблю!
Мил каждый жест её и взгляд;
Образ её всё также — "Над"!
Ею пропитаны всецело мои дни;
Хоть ты мне подвиг, честь мою верни!
.Сцена двенадцатая: "Теодор не дожидаясь Инессы, покидает
отечество".
Уж конь холмы покинул со спутником своим;
Умчался он за горизонт, к краям далёким.
Рассвет встаёт, лучом своим живим —
Он так похож на бога, что добр к делам любым.
Он прикасается лучом к каждой травинке,
К каждой дорожке на земле, к каждой тропинке.
Он всем начало доброе в днях шлёт;
Особенно всем тем, кто в путь новый идёт.
Пусть путь твой Теодор в днях озарит рассвет;
Но, пусть не только Солнце тебя хранит — от бед:
Твоя решимость — лучший щит тебе и меч,
Станет тебя оберегать, станет тебя стеречь.
.Сцена тринадцатая: "Все просыпаются и обнаруживают,
что Теодор ушёл".
— Вам всем моим родным! пора и мне на подвиг,
Опасности умело бесстрашья явить лик.
Коль петь и рифмовать, лепить из глины не умею —
То ради чести и любви — себя не пожалею!
Коль нет таланта, героем стану, может быть;
Сердце моё желает в бегство беды обратить.
Героем стану, иль погибну, как случаем будет дано;
Теперь с шансом фортуны — шаг мой заодно!
Пусть бард надменный, сложит обо мне сказ,
Иль песнь свою, мол, был такой вот среди нас.
.Сцена четырнадцатая: "Царь — Крах пускается в погоню
за сыном".
— Иди, свищи, уж не найти теперь;
Терпенье — пусть закроет сожалений дверь.
Пора домой, в тем более —
Не первый сын — он, царём не быть — ему, в тем более.
Пропал в широком поле его след;
Я чую, в замке уже готов обед.
Чем околачиваться: тут, и там, и здесь,
Лучше пойти — да вкусненько поесть.
.Сцена пятнадцатая: "В городе — Рондо переполох.
Инесса признаётся только Диабэлю, что она виновница
этого".
— Как гром средь неба — как будто Солнце потеряли;
Днём ищут, то — тут, то — там, и факелы зажгли.
В два глаза, в шесть глаз, и двенадцать глаз;
И хоть бы это дело не коснулось после нас;
И не потребовал от нас миг в гневе сказ;
Бросив на нас свой любопытный, зоркий глаз.
И не узнал никто — хоть я не говорила никому,
Про нашу близость, свой первый раз, уже я не верну!
Тебе он отдан был, мой милый Диабэль;
К тебе пришла сама я, ночью сей, в твою постель.
Позову сердца своего, в порыве чувств своих,
Чтобы коснутся хоть разок легонько губ твоих!
.Сцена шестнадцатая: "Диабэль осознаёт, что этой ночью
он был с Инессой. До этого он не знал, с кем провёл ночь".
— О, боже мой, что я наделал!
Я всем щедротам врагом стал.
Чертог разрушил, что приютил меня,
Как самая поганая змея.
Хозяевам стал аспидом ужасным, змеёй ползучей:
Подлой, мерзкой, злой, вонючей!
Я, благородным людям, два клыка с ядом вонзил,
Их за добро — прям в сердце укусил.
Зачем я овладел тобой, хоть ты прекрасна?
Зачем я овладел тобой и это видела Луна?
Зачем не умер я позавчера?
Зачем дожил до этого утра? —
Чтоб опознать в себе змеиные начала,
Ту сущ — что в раю Еву соблазняла?
.Сцена семнадцатая: "Инесса успокаивает Диабэля, совращая
его вновь".
— Никто не умер — успокойся, милый,
Ты — неплохой, ты — очень, очень милый.
Твой дар с тобой — и я буду с тобой,
Пока на небе Солнце светится звездой.
Пока пространство не побеждено в днях пустотой,
Буду твоей — а ты будешь лишь мой!
Как с телом тень всегда, везде роднится,
Как невозможно им друг с дружкой разлучиться —
Теперь твоя я, вся целиком твоя;
Ты так чудесен — всё остальное неважно для меня!
"Затем она его целует, раздевает, раздевается сама,
и они складывают мифического зверя, за шторами, в
одном из залов замка"
.Сцена восемнадцатая: "Первый подвиг Теодора".
Где путь тернист и среди скал лежит,
Где редко кто один вперёд спешит.
Разбойники — путника поймали,
И полумёртвого его всё ещё терзали.
Заметил это, славный Теодор;
Моменту! — тут же вынес он свой приговор.
И браво! — он одолел злодеев всех,
Обучен бою, был он с малых лет — это заслуженный успех!
.Сцена девятнадцатая: "Теодор находит лекаря для
израненного путника".
— Скорее лекарь, помоги нам,
Изранен, он: там, тут и там.
Уж верно смерть к нему своих отправила гонцов;
Она быстрее в сделках — всех земных купцов.
Коль вздох отнимет надолго, назад уж не отнять;
И бесполезно хищницу об этом умолять.
Верни ему дыханье и век ему верни его;
Я заплачу тебе после того.
.Сцена двадцатая: "Теодор покидает лекаря и оставляет
на него пострадавшего".
— Когда окрепнет он, не гони его —
Как будто лучшего друга своего.
Дай ему дело — и дай ему приют;
На это, на тебе, ещё вот злата тут!
Пусть он живёт с тобой — как родной брат,
Равным родным твоим всем вряд.
Любви и человечности — святое небо — пол;
Считай, что ты себе ныне брата нашёл!
.Сцена двадцать первая: "Город — Рондо, Инесса и
Диабэль, ночью, вместе".
— Такие руки — как твои;
Ведь верно в днях благословили боги.
Ласкать они умеют, до высоких чувств,
И знают грани всех в мире искусств.
И моё тело плавят — как стекло;
В них магия любви, в них волшебство.
От них я таю — словно воск от пламя свеч;
Ты в моём сердце навеки — не извлечь!
Знай твоё имя, мой каждый вздох полнит,
Твой образ тёплый — с сердцем моим сшит!
Я вся твоя — всей сущностью живой своей;
Я жажду быть всегда только твоей!
.Сцена двадцать вторая: "Второй подвиг Теодора".
Там, где долина вишнёвая цвела,
Где жизнь, роднясь с прекрасным — пела.
Где раньше был край мирный:
Сад весенний, сад вишневый!
Теперь средь лепестков везде лежат —
Кусочки тел; весь край похож на ад.
И каждый дом тут ныне разорён;
Всё видится тут — словно страшный сон.
Так отвратителен средь вишен, адский вид;
Душа страдает — когда рядом прекрасное и мерзкое лежит!
.Сцена двадцать третья: "Теодор и бестия".
И в мрачный склеп направился герой:
За подвигом, за славною судьбой.
Там была бестия, в гробах погребена —
Как смерть опасна, как беда страшна!
С небес взывала к ней по ночам Луна,
И на свет божий шла месть нести — она.
Ей, Теодор, путь обратный преградил,
И ждал — чтоб свет зари её испепелил!
Она явилась...
.Сцена двадцать четвертая: "Непродолжительная битва
Теодора и бестии".
И резвый шаг, и громкий крик,
И даже страшный её лик —
Оружие её в битве любой,
Но, ловок наш с мечом в руках герой.
Она коснулась его и тут же отпрыгнула назад;
Инстинкты её поняли, что это дней её закат!
Не удержать её порыв души — и злобный век,
Её на миг покинул — в ней пробудился человек.
Упали слёзы с её тогда очей;
Заплакала она: о потере человечности своей!
.Сцена двадцать пятая: "Исповедь бестии".
— Я — Катерина, мужняя жена,
Когда была я — молода, прекрасна;
Средь этих вишен песни пела;
И тут же я невестою была.
В день свадьбы — милый мой, меня предал,
Со мною и с другою переспал.
В одеждах брачных, я, его с другой застала,
И гневом страшным — моё сердце воспылало.
Месть ненасытная образовала — "Крик",
Что оборвал их жизни в один миг.
И всех других, — шипя, сказала это — как змея:
— И я, давно уже во днях этих — ни я!
Тебя я не могу даже коснутся, счастливец!
Ты — счастливец, мне конец!
В тебе пылает светлый лик любви;
Прошу тебя, хоть раз, меня — Катей назови.
.Сцена двадцать шестая: "Бестия погибает при
восхождение зари".
— Достаточно у каждого грехов,
Сказал ей Теодор, добавил в опроверженье своих слов.
— Мы, деву лишь одну на свете этом знаем,
Чей свет всегда в веках — неувядаем!
Катя, я не могу тебе позволить дальше жить;
Должна ты умереть, зло, перестав, творить.
И только Солнца луч на землю — первый пал;
Огонь на грешном теле — воспылал!
Почти что в миг она в пепел обратилась;
На миг покоем её сердце насладилось.
.Сцена двадцать седьмая: "Теодор решает возвратиться
домой".
— Как дивен мир — но всё ж пора домой;
В сердце зовёт меня так край родной.
Уж подвиги и дали — повидал я,
Возможно, уж не ждёт меня родня.
В страну родную, что забывать нельзя;
Спешу обратно — ныне я, друзья!
.Сцена двадцать восьмая: "Инесса застает Диабэля
с другой".
— Не в вечер тайный, в час неожиданный пришла,
С другой его в объятиях нашла.
И он другую — как меня целует,
Словно меня вообще не существует!
Руки его и его уста — её в высоты, те же поднимают;
И, видя это, верно, ангелы рыдают.
Какой ужасный час меня настиг;
Сиянья всех светил мрака закрыл зловещий лик.
Ты — пенье чувств высоких, решилось во мне крыл,
Сей миг меня в момент, до дна опустошил.
И сердце пало с выси звёздной прямо в ад;
Любовь погибла — бедная, уж не вернёшь её назад.
Так бесполезно жить, так больно жить —
Когда уже не в силах любовь больше любить!
.Сцена двадцать девятая: "Инесса решает
принять яд".
— Ни мне, ни не рожденному дитю —
В садах весенних, не встречать зарю.
И в праздник, улыбаясь не играть;
Пусть небо запретит, предателям детей рожать!
Так горек миг, что не хочу дышать,
И умирает она, яд, не успев принять!
"Её сердце остановилось ещё до того, как она выпила яд".
.Сцена тридцатая: "Город — Рондо, провожает в последний
путь красавицу — Инессу".
— Ухо миров, услышь печальный мой рассказ:
Так хладен день, хоть ныне летней час!
Хоть Солнце в небе ещё было высоко;
Город — был мрачен, вздыхал он — нелегко.
Печаль покрыла родных её тенями горько лик,
Где-то в сердцах их прятался невыразимый горя крик.
Они, теснясь с ней рядом, так печально шли —
Как уходящие на дно безвестно корабли.
Их парус — радостно — уж ветер не вдохнёт,
Так это больно — что дождь в душе идёт!
.Сцена тридцать первая: "Теодор возвращается в славный
город — Рондо, и сталкивается с похоронной процессией".
Вошёл он в город — и увидел любимой бледный лик,
И рухнул в нём его надежд всех материк!
Её несли, в ладье вечерней, на озёрный брег —
Как принято было у них: досель, до этого, вовек.
Царь — Крах, мимо его прошёл, бессловно,
Увидев боль его в очах — как бедствий многих полотно.
Не зная, что сказать ему;
День Теодора в миг с высот упал во тьму!
И он побрёл за неё следом,
Как за самым важным...
.Сцена последняя: "Прощание с красавицей — Инессой".
— Прощай, прощай, — к ней каждый подходил;
И только Теодор над ней застыл!
Он целовал, всё, целовал её прекрасные уста;
Их полюбил он верно — навсегда.
— Ты так мне дорога, — всё повторял он ей,
Красавице, Инессочке своей.
— Запомнит пусть сей мир и каждый в этом мире человек;
Клянусь, любить тебя одну вовек!
.Послесловие первой главы:
Ладья вечерняя, с прекрасной девой, вспыхнув огнём,
Спустилась уж на дно — все разошлись, затем, вскоре, потом.
И только Теодор стоял там день и день —
Как самая печальная во всех вселенных тень!
.Глава вторая: "Я отрицаю".
.Сцена первая: "Теодор один на брегу того озера, где
проводили в последний путь красавицу — Инессу".
— Я отрицаю эту всю реальность и в неё не верю;
Подобен я — восставшему против святого неба — зверю!
Не верю я теперь в Солнца живящий в небе свет;
Была реальность — ныне ж её больше нет!
Тот мир, где нет Инессы, для меня не существует;
Сердце моё — его весь на корню опротестует!
Всё вижу я, живым — Инесса образ милый твой;
Я брежу так, что ты мне видишься — живой!
.Сцена вторая: "Теодор решает покинуть отечество,
потому что всё-всё в Среднегории ему напоминало
красавицу — Инессу".
Вам всем моим родным! мне здесь миг каждый — тьма;
Повсюду здесь мне видится Инессочка — сама.
Чтоб не сойти мне от этого наваждения — с ума,
Решил уйти я; прощай, навек, родимая страна!
Твои поля, что с детства я, роднясь с тобой, любил,
Ныне мрак горя горький все чернотой своей затмил.
Прощай же, Среднегория моя;
Я, добрым словом вспоминать буду тебя!
.Сцена третья: "Теодор встречается с лекарем и с тем,
кого он спас от разбойников, знакомится с ним".
— Я — Влад, я благодарен так тебе —
За твоё доброе участие в моей судьбе.
Шёл с другом, с братом — в путь тогда я свой;
И оба они кинули меня в час злой.
На растерзанье разбойникам средь дня;
Был брошен, предан ими подло — я!
Теперь ты мне — и друг, и брат;
Куда ты, Теодор — туда и Влад!
.Сцена четвёртая: "Теодор и Влад направляются в Астамдаль,
ибо оба не разу там не были, но слышали о том, как он
прекрасен. Людям того места — так нравилось название их столицы,
что они стали так называть всю свою страну. Мир наполняли
стихи и песни о красоте Астамдаля. Вспоминаются сразу такие
стихи и песни: "Мой чудесный Астамдаль", "Я люблю тебя —
Астамдаль", и прочие перлы тех мест".
Когда звезда путь твой вновь указала,
Куда бы та, тебя с небес не воззвала —
Спеши на светлый её зов и блик;
Вчерашние пути — это тупик!
Ты устремись туда, где новые начала —
Как будто там ты жив и ранее тебя не существовала!
.Сцена пятая: "Теодор спит и видит сон".
Там, где сей мир не властен, где царствует Морфей,
Где власть бессильна всей страны теней.
Где вечности всегда светлы этой начала;
Красавица — Инесса с Теодором танцевала.
Был лёгок — шаг её, был звонок — её смех;
В надзвёздность образ её плыл — всё вверх!
И Солнце ярко всё светило им двоим —
Как самый светлый во вселенной исполин!
Где бед и горя не властен вовсе — произвол,
Своё счастье с Инессой, наш Теодор обрёл!
.Сцена шестая: "Теодор просыпается и понимает, что
это — всего лишь сон".
Как свет зари бываешь ты ко мне жесток!
Зачем ты поспешил вновь озарить восток?
Не знаешь, что ли ты, что счастлив был так я —
Как вряд ли буду уж когда-либо средь дня.
Ведь я: Инессы дивный стан в руках держал,
Ей песни — пел, с ней танцы — танцевал.
Её лучистый смех, мне сердце освещал;
Зачем ты новый день, скажи, вообще настал?
.Сцена седьмая: "Теодор и Влад решают продолжить свой
путь в Астамдаль, по-перешейку между двумя морями.
Несмотря на то, что по слухам на перешейке обитали русалки".
Где путь так узок и между морей зажат,
Где рифы из воды всюду хищно торчат;
Их шаг искал надёжный, твёрдый путь,
Чтобы нечаянно в бездну моря не шагнуть.
Вид сей был мрачен и торжественно красив;
Ветер с волнами здесь был весел и игрив.
Всё волны пенились на брег — и между скал;
Шумел зов моря и песни им шептал.
.Сцена восьмая: "Русалки просят помощи у Теодора и Влада".
Вдруг брег пред ними вспенился волной;
Русалки, вышли к ним двух ногою толпой.
Ибо — когда времена летние стоят,
Они ходят ногами, как лишь захотят!
А вот, ну вот, скажем, вот — зимой,
У всех их вместо ног — лишь хвост большой!
— Ты помоги нам, славный Теодор,
Свой, к нам убогим, брось ты взор.
Мы слышали уж тут про подвиг твой,
Про край вишневый цветший под Луной!
Одну из нас разбойники поймали —
Когда мы голые на бреге танцевали.
Покинув бездну вод в вечерний час,
Для своих девичьих, русалочьих проказ.
И жалко бедную сестричку всем так нам,
Что с нею, с бедной будет теперь там?
.Сцена девятая: "Третий подвиг Теодора".
Там, где путь узок и брег морской бурлит,
За девой голой шайка разбойников спешит.
А та ступает, уж устало по камням;
Магическая вещь её осталась где-то там.
Ничто не может её в рыбу обратить;
Ей никуда не деться, ей не уплыть!
Разбойники всё ближе — они так близки,
К земле, прижали бедную и щупают соски!
Но, злу в моменте этом, всё ж не повезло;
Вновь время доброе нечаянно пришло.
То оказался тот же злой отряд —
Которым ранее избит был бедный Влад!
.Сцена десятая: "Теодор выносит предупреждение избитым
им разбойникам".
— Откуда злобы столько в вас?
Вы биты мало! — в последний раз.
Ещё раз попадётесь мне на зле;
Ваш путь окончен будет на Земле.
.Сцена одиннадцатая: "Русалка благодарит Теодора за помощь".
— Спасибо тебе, странник, милый друг,
Что спас меня от этих пошлых губ и рук.
И разве так скажи, должны нас целовать,
Нежность возможно ль силой отобрать?
Не знаю я, чтоб было тут ныне со мной;
Возможно бы сегодня меня не стало под Луной!
И вышла бы на брег волна — а меня нет,
Взошло бы Солнце над землёй — а меня нет.
Растерзанная пошлостью — лежу прям тут:
Холодный, бездыханный, бледный труп!
.Сцена двенадцатая: "Теодор и Влад, идя в Астамдаль,
проходят по-перешейку между двух морей и попадают
в сумрачный лес".
Рос здесь, у моря дуб древний и большой;
Ветвями крепкими — скрипел он в час любой.
Крона его: вздыхала, ухала, звала —
Тропа исхоженная к нему с пути вела.
Тут добрый час — приют им предложил,
И на ночлег их гостеприимно приютил.
Как только Солнце спряталось,
И звёзды высыпали над, Луна явилась —
Как важная в любой ночи персона,
Одна достойная звёзд сияющего трона!
И в этот поздний час в лесу раздалась песня;
А тёмный лес всегда страшнее — дня.
Идёт из леса: то ли призрак, то ли виденье к ним,
И поёт: тихий, незнакомый, скорбный гимн.
И ветер подвывает песни грустной той —
Как самый жуткий инструмент под сей Луной!
.Сцена тринадцатая: "Ночь в сумрачном лесу".
И вот — когда казалось, что к ним она придёт,
Та — кто песнь грустную в ночи этой поёт.
Но не приходит: ни человек, ни божество;
Седой туман лишь странно укутывает всё.
Хоть факелы в руках у них двоих горят —
Так страшно им, что руки их дрожат.
И вдруг лицо пред ними и расплылось опять;
И никого опять в тумане не видать.
И снова песнь — вон там, недалеко;
Сойти с ума в такой миг так легко.
Снова шаги и шёпот голосов —
Схожденье в образ и распад его основ!
Снова туман весит стеной и пеленой;
Кто тут играет с ними под Луной?
Опять шаги, виденье — обнаженных дев:
— Это — нимфы, — сказал Влад, разглядев.
— Они не любят, говорят людей;
Хозяйки леса и природы славной всей!
.Сцена четырнадцатая: "Теодор и Влад решают погасить
факелы, памятуя, что нимфам не нравится огонь".
Уже зари виднелся в небе бледный след;
Уж скоро взойдёт Солнца добрый свет.
Отступит нечисть всякая от них;
За ночь не давшая, сомкнуть им глаз своих.
— Давай потушим факелы и спать;
Что будет? Спать хочу — плевать!
Как только факелы погасли в руках их,
Туман покинул сразу их двоих.
Луч лунный — небо освещал светло;
Обычна ночь — всё странное ушло!
.Сцена пятнадцатая: "Теодор спит и ему снится
красавица — Инесса".
Как только он свои глаза закрыл,
Он грань миров опять переступил.
В надзвёздной выси — там за тучкой пряталась Луна;
Услышал песнь знакомую — он, это — Инесса, это — она.
Эта — её всегда так — песнь нежна,
Только она умеет петь так, лишь она!
Он устремился к песни той и был так рад;
Он осмотрелся — это Рондо и знакомый сад.
Скульптуры в лунном свете — и она сама;
Та — что его сердцу больше всего нужна!
Его она увидев, воспламенила взгляд —
Как только нежности высокие горят.
— Подойди, — голос её, ему нежно сказал:
— Венок сплести, ты мне помнишь, обещал?
Сплетёшь, в награду — поцелую тебя я.
И Теодор сорвал цветы в саду — не зря,
Он плёл красавице своей венок:
Такой прекрасный, какой только мог!
И жаркий поцелуй он в награду получил;
Жаль, тут его рассвет дня разбудил.
Но, даже после сна — был поцелуй высок;
Вырвался в явь высоких чувств поток!
.Сцена шестнадцатая: "Теодор просыпается и видит,
что его целует юная нимфа".
Прикосновенья губ: легки, нежны;
Форма и стать чуть менее пышны.
Юней на вид Инессы — что за на;
И почему она совсем обнажена?
Глаза зелёные — как зелен травы цвет,
И симпатична — как муз лучших портрет.
Поцеловала, улыбнулась и голышом;
Быстрее в лес! — бегом, бегом, бегом.
.Сцена семнадцатая: "Теодор и Влад встречают прославленного
героя — Фалько".
Там, где лес сумочный кончался,
Саваны край широкий начинался.
Тут реки и ручьи были редки;
Жар весел в воздухе — и давил в виски!
К оазису направился их шаг;
Власть жажда обнажила — словно меч свой враг.
У водопоя битва шла двоих;
И непонятно кто останется в живых?
Могучий лев, иль грозный человек;
Каждый из них уж кровью своей тёк.
Хрипели оба — и дышали тяжело;
Желанье — "Пить" — у них на второй план ушло.
Желанье — "Победить", желанье — "Убить":
Их сущ в себя желала лишь вместить!
К земле прижал он льва и шею обхватил,
Тот человек — и наконец-то, льва он задушил.
И лишь потом к воде припал устами;
Такие вещи творят, вот жажды с нами!
.Сцена восемнадцатая: "Теодор и Влад беседуют
у водопоя с прославленным героем — Фалько".
— Я — Фалько, известный в мире этом,
И прозванный в народе — "Костолом"!
Борюсь с неправдой и борюсь со злом;
Хоть все мы делаем лишь то, что мы живём.
Просто везёт мне меньше — чем людям другим;
Зло так и липнет к кулакам моим!
Я б с удовольствием прожил мирно — век,
В душе — я очень добрый человек!
— Я — Теодор, непрозванный ещё народом,
Борюсь со злом и иногда с добром.
Ты, верно, вот подметил в повествование своём:
Мы все лишь делаем то, что лишь живём!
— Я слышал о тебе! — перебил Фалько:
— Печальные истории настолько,
Что они сердце вырывали из меня,
И как — дитя, рыдал, их слыша я.
Я также слышал про подвиг славный твой:
Ты спас край для меня родной!
Там дивный сад вишневый так цветёт —
Что самый вкусный там на свете этом мёд!
.Сцена девятнадцатая: "Теодор и Влад продолжают
свой путь в Астамдаль — дальше, выслушав предупреждение от
Фалько, что на самом деле Астамдаль — это опасное место".
В страну из песен — их шаг вновь поспешил;
Ослушавшись того, кто их предупредил.
Коль начал путь, то отступать никак нельзя;
Давайте же подержим их, друзья!
Коль цель воззвала — то спешите также к ней,
Всем сердцем, всей душой своей.
И тогда верно сбудутся ваши мечты,
Какой бы небыли мечты те высоты!
.Сцена двадцатая: "Выйдя к реке, Теодор и Влад устроились
на ночлег, и снова Теодору снится во сне красавица — Инесса".
Та — чья стать прекрасна, совершена,
Чей светлый, нежный взор — мерил всех вышина.
В сон Теодора явилась вновь сама;
И чувств высоких в нём пробудилась глубина!
Любовь и нежность мерами живыми —
Полнили их слова высотами своими.
Так бесконечно нежно он Инессу обнимал —
Как только мог позволить ему во сне астрал!
.Сцена двадцать первая: "Теодор и Влад продолжают
свой путь в Астамдаль и достигают его".
Там, где пути сливались в путь один:
С низин, с вершин, с гор, с долов, с долин.
Врата великие стоят — словно хранят;
Ведь стражи — нет, никто не скажем вам: "Назад"!
Проходит каждый, кто б не захотел;
И надписей приветственных частично стёрся мел.
Что очень странно для прославленной страны;
Ведь вроде мир и не видать следов войны.
И интуиция в свой громкий набат била:
Какая-то беда — тут, верно, горя приютила!
.Сцена двадцать вторая: "Теодор и Влад в Астамдале".
Цветы цвели тут ярче — чем в других местах;
Повсюду всё сады, фрукты спелые — в садах.
И виноградники, и ежевика: дома прям оплетали до верхов;
От крепких их основ, до крыш домов.
Играло много так на улицах детей,
Каждый с забавой собственной своей.
Ну, в общем, райское местечко, что сказать;
Вот только взрослых почти что не видать.
Куда не посмотри, повсюду детвора;
Никто их не зовёт: "Домой, малыш, пора".
.Сцена двадцать третья: "Теодор и Влад разговаривают с
правителем тех мест".
Дворец был пустоват, в нём мало было слуг,
А на лице правителя мелькал испуг.
Он прятал это — в гостеприимности своей,
Стараясь быть как можно угодливей, добрей!
— Вы знаете, тут есть у нас один источник сил;
Правитель к ним вдруг слово обратил.
— Чего не пожелаешь, то в точь сполна даёт;
И даже мёртвого легко к жизни вернёт.
Как будто тот: и не болел, и не старел,
Не умер вовсе, а после не смердел.
В общем, источник этот может всё, от всяких врат;
Есть ключ у его сил — так говорят!
— Он может, вернуть милую мою,
Которую всем своим сердцем — я люблю?
Спросил его с мольбою, славный Теодор,
Свой, устремив к нему надежды полный взор!
.Сцена двадцать четвертая: "Теодор идёт в тёмную пещеру,
к месту силы, в надежде воскресить красавицу — Инессу".
Туда, куда свет не проникал,
Наш смелый Теодор ступал:
— Не обманул ли ты меня,
Увы, не знаю ныне я!
Хоть факелы, нельзя здесь жечь,
Со мною всё же острый меч.
Коль подкрадётся ко мне враг;
Зарежу: на раз, два — вот так!
.Сцена двадцать пятая: "Теодор находит место силы и
загадывает своё желание".
И вдруг в кромешной темноте —
Пламя сияет на плите;
Руны блистают и горят,
К себе — его взор всё манят.
Он обнажил просьбу свою:
— Верни мне ту, что я люблю!
.Сцена двадцать шестая: "Теодор и Инесса снова вместе".
Страну теней открыли руны —
Из мира, где не видать Луны;
Они, живой — её вернули,
Их в край родной перенесли.
Тут — Среднегория и замок;
Как будто не вонзал нож — рок.
Сей миг на сон очень похож;
Похож на сна святую ложь.
И взгляд Инессы — также ясен,
И нежность её — тот же плен.
В ней тот же высший идеал —
Опять живым существовал!
.Сцена двадцать седьмая: "Теодор и красавица — Инесса,
счастливы вместе в городе — Рондо".
Так стать прекрасна той, что он любил;
Он обнимал — её, ей свои фразы — говорил.
В которых звёзды, он с небес перед ней свергал,
Тем возвышая её над этим миром — идеал!
И поцелуев всех мире — простату,
Вознёс он ныне в чувств великих высоту.
До этого, никто так в этом мире не любил —
Так много было, у любви их нежных сил!
.Сцена двадцать восьмая: "Теодор и Инесса, постельная
сцена".
Их поцелуи были — тут и там;
Легки — как бабочки, что прикасались их к телам!
Бежала по телам их легко дрожь;
В такой момент себя не узнаёшь.
Как будто чувств высоких — ток,
Наш Теодор по телу милой тёк.
Уже без платья — она и так близка,
Такое не разглядеть из далека.
Такое лишь вблизи можно познать,
Родство, что может одно с другим сплетать;
Настолько близко в целое одно,
В миг этот ничто другое в мире неважно!
.Сцена двадцать девятая: "Астамдаль, мальчик и
солнечный зайчик".
Там, где край тёплый, край садовый —
Мальчонка бегал озорной.
И зеркальцем в руке своей,
Будил он спящих всё теней.
Так зайчик солнечный забавен;
Он прыгает легко меж стен.
Этой игрой вообще случайной;
Он справился с большой бедой.
В пещеру мрачную пробился —
Луч Солнца, рану нанеся —
Джину, что там вот, поселился,
Из людей силушку сося!
Питался гад — грёзы внушая;
Он — паразит для бытия.
Людей во власть свою поймав;
Лишал он их всех в жизни прав.
И пожирал их: чувства, души,
Я не встречал сам, твари — хуже!
.Сцена тридцатая: "Четвёртый подвиг Теодора. Смерть джина.
Это было быстро".
Когда луч Солнца в пещеру эту пал —
Наш Теодор, Инессу обнимал.
И тут он видит: страшный гад,
У его шеи, прямо — "Над"!
И он мечом его своим —
Отправил в ад, к тварям другим!
.Сцена последняя: "Теодору привиделось в грёзах,
что он жил с красавицей — Инессочкой, несколько лет
по мироощущению. И потому ему снова было очень больно
принять то, что его возлюбленной на самом деле нет
среди живых".
Как тень он мрачен, хоть джина победил;
Опять потерянна им та — что он любил!
Любил и любит, хочется кричать;
На этот раз не хочет он молчать!
Слёзы из глаз его — вот потекли;
Надежды, отговорки его — все уже прошли.
Реальность и себя — он принимает;
Инессы — в этом мире нет — и он рыдает!
— Как горек этот миг? Он очень горек — скажу я вам:
Сполна — ты не узнаешь этого — пока не испытаешь сам!
.Послесловие второй главы:
Там, где вновь край свободный уж цветёт,
Где Астамдаль песни свои новые поёт.
Печален лишь один наш Теодор, который день —
Как самая печальная во всех вселенных тень!
.Глава третья: "Мы те, кто должен дальше жить"
.Сцена первая: "Теодор выходит из пещеры и
приветствует Солнце".
— Спасибо тебе, Солнце — за твой лучистый свет;
Он спас меня сегодня от смерти и от бед.
Добра немало — свет твой для нас уже свершил;
Давненько, я, тебя за это не хвалил!
Ты тысячи светлейших творишь в мгновенье дел,
Твой образ самым славным быть богом бы сумел.
Но, ты ни так тщеславно, хоть побеждаешь — мрак;
Ты не богаче в этом мире бездомных и бродяг!
Твой образ — бескорыстен, твой образ — чист, лучист;
Ты — самый правый в мире этом — оптимист!
Спасибо тебе, Солнце! — за свет лучистый твой;
Хоть ныне так печален день каждый в мире — мой.
Красавица — Инесса! — и ну опять рыдать;
Не может — "Нет её", уверено сказать.
— Я обещаю тебе Солнце: я буду вновь —
Верить: в надежду, в правду и в любовь.
Я обещаю тебе Солнце: дальше жить,
И слово — "Быть", над смертью возносить!
.Сцена вторая: "Правителя Астамдаля за его
покорность джину, народ изгоняет из отечества —
мир обретает ещё одного изгоя".
Так вот случилось, что дочь его была больна;
Болезнь её была ни так уж и страшна.
Но мерзкий джин старца обманул с помощью рун;
Он был могущественный в колдовстве колдун!
И стал правитель Астамдаля твари той служить;
Лишь б только дочь его продолжала жить.
В итоге их погнали бесславно из дворца:
Больную дочку и безумного отца!
За то, что он народ свой джину в пищу отдавал;
Хуже тиранов всех — он в мире этом стал!
.Сцена третья: "Теодор и Влад знакомятся с
дочерью правителя Астамдаля".
— Не бойся ты — старик, я, дочь твою свезу,
В страну свою родную, врачам там покажу.
Я обещаю, позаботится о ней —
Как о родной сестре, собственной своей.
И волос с головы её не упадёт;
Пусть твоё сердце старческое — слёз о ней не льёт.
Сказал уже девице, — Меня звать — Теодор;
К ней устремив свой любопытный взор.
Власы её — были густы, были темны —
Как небо тёмное без проблесков Луны!
Глаза её — всё ж отдавали синевой;
И поражали сразу своею глубиной!
Была — она худа, была — она бледна —
Как иногда на небе в часы зари Луна!
— Я — Элисон, — девица молвила в ответ:
— Быть может, что несчастней меня в стране сей нет.
Болею я так долго, что не помню того дня —
Когда была здорова на свете этом я!
.Сцена четвёртая: "Теодор, Влад и Элисон начинают
свой путь в Среднегорию".
Там, где пути свой шаг врозь начинают,
И друг от друга в край разный убегают.
Где врата древние стоят — словно хранят;
Они идут и в Среднегорию спешат.
Им далеко свой путь ещё теперь держать;
Они решают на ночлег, у реки — встать!
.Сцена пятая: "Теодор спит и ему снится
вновь, красавица — Инесса".
Там, где цветы цветут и в зимний час,
Любовь продолжит свой безумный пляс!
Ведь не всегда ты тут осознаёшь,
Что это — сон, что это — просто ложь.
Взглядом своим Инесса к Теодору прикасалась;
И высь их чувством тёплым наполнялась.
Тверда, крепка была с ними счастья рука,
Не существовала — не рождена была тоска!
Вот так любили крепко — во сне этом, эти двое,
Друг друга и любви чувство святое!
.Сцена шестая: "Герой в клетке".
Там, где саваны край в жажде томился,
Где славный Фалько насмерть со львом бился.
Работорговцы в путь к реке спешат,
С стальными клетками, что рабов в себе пленят.
В одной из клеток Фалько заперт был,
Разрушить клетку, не имея уже сил.
Изголодавшийся от жажд и без еды —
Смирено принял он волю своей судьбы!
.Сцена седьмая: "Теодор освобождает Фалько
из рабства".
На этот вот жестокий караван,
Рок, Теодора — словно навёл сам.
Но, работорговцы достаточно сильны,
Чтоб быть одним побеждены!
Один из них, пяти пудовым всё мечом,
Крутил круги — как будто бы пером.
Как пёрышком дитя малое играет —
Так тот силач мечом своим махает.
Другой, завидев их, так обозлился,
Что ввысь на метра три — как Брюс Ли взвился.
Рыча при этом — словно дикий зверь;
Остановились, мечи достали все теперь.
— Я — Теодор, второй сын царя — Краха,
Сказал им Теодор, гоня прочь тени страха.
— Держу я путь в Среднегорию свою,
Которую всем сердцем я своим люблю!
Вон тот, в той клетке, на которой птицы уж сидят;
Вот так случилось! он мне — словно брат!
Есть долг у меня к нему, и чтоб его отдать,
Хочу, купив его, свободу ему дать!
Конечно же, они ему Фалько продали,
Хоть цену за него стократно заломали.
.Сцена восьмая: "Теодор, Влад, Элисон и Фалько выходят
к границам сумрачного леса, но у реки останавливаются
на ночлег, не желая ночевать в сумрачном лесу, припоминая
жуткую ночь".
Когда на небе зажглись звёзд огоньки,
Недалеко от тех троих, в заводь реки;
Раздевшись догола в кустах, она нырнула —
Вода, её усталость приветливо слизнула.
По пояс — выйдя из воды, вся умывалась,
Ночь к ней так нежно ветром прикасалась.
И тайно любовался небосклон;
Тобой одной в ночь эту — Элисон!
Как вишни две на бледной ей весели;
Соски её — хоть бы её не подглядели.
Но, не сбылось желание её, судьбы — другой был приговор;
Голой её коснулся Теодора взор!
Тут из-за тучки Луна явилась — "Над";
Ещё опасней делая Теодора этим взгляд.
Но, не смутилась Элисон,
Как будто это — всё всего лишь сон.
Ополоснулась и вышла из воды;
На брег направилась — как виденье красоты.
Неся величественно прелести свои;
Таких картин прекрасных, увы, не видят дни!
.Сцена девятая: "Сон Теодора".
В страну без войн его Морфей воззвал;
И там с Инессой наш Теодор гулял.
Весенний ветер их так нежно обнимал —
Как будто бы обоих их венчал.
Плыл нежный взгляд Инессы — вдоль холмов —
Как будто собирая всё множество цветов.
И стать её весенняя цвела ныне сама —
Равной тебе самой красавица — весна!
Как на сокровище, Теодора взгляд,
Смотрел на лик её — будто это клад!
Он так ценил в лице её каждую черту,
Что высь с небом своим теряла высоту.
Сердце его песнь громкую свою,
Инессе пело: люблю, люблю, люблю!
Сон изменился вдруг и в его сон,
В платье сиреневом явилась Элисон:
Мила, тиха — но вдруг ветра порыв,
От ветра злого Теодор её прикрыв;
В синь её глаз своё вниманье уронил;
Так нежен этот момент странный был!
.Сцена десятая: "Жесток бывает Астамдаль".
Устав изгойничать, правитель в град вернулся,
И на детей бесчинствующих наткнулся.
И те припомнили ему, что нет у них теперь родных,
Камнями забросали и не оставили в живых!
И "Зуб за зуб" — закон в мире такой,
Безумствует, бывает под этою Луной.
Ни мне жалеть того, кто тысячи сгубил,
А вот об этих детях — уже я слёзы лил!
.Сцена одиннадцатая: "Падение сумрачного леса".
Их шаг направился, на этот раз, сквозь лес,
Чтобы быстрей пройти его наперерез.
Шёл первым Фалько, затем Влад и Элисон,
А Теодор — последним шёл тут он!
И нечто странное творилось в том лесу;
Опасность воздухе повисла навесу.
Вон нимфы обнаженные, полуживые уж лежат —
Пылал в лесу содом, пылал в лесу разврат!
Та нимфа, что его тогда поцеловала,
— На помощь, — сквозь ласки прошептала.
Эрато: пала и устроила тут содом;
Сошла с ума, упилась тут вином.
Любовь и свадьбы, та — что воспевала,
Тут падшей музой ныне теперь стала.
Уж Солнца свет её не озарял,
Мрак самый тёмный плащ ей свой отдал!
.Сцена двенадцатая: "Пятый подвиг Теодора,
смерть падшей музы".
Фалько и Влад попались во власти её чар,
И обнажили плоть свою пред нею — словно дар.
Вот, Элисон раздеться попыталась, но сознанье потеряла,
И без сознания — как мёртвая лежала!
Инессе — верный всем своим сердцем Теодор;
Достал свой меч и вынес падшей музе приговор.
Мечом своим ей прямо сердце поразил,
Чары её решились тут же своих сил.
Разврат окончен! все свой ум пришли,
Уста музы — Эрато тогда произнесли:
— За то, что ты мой век, так вот оборвал,
Хочу, чтоб ты свой щит в днях потерял!
Любовь твою, что высь тебе дала;
Знай ныне у тебя, я всю тут забрала.
Ты думаешь, что ты сильно так любил,
Что даже музу с этим победил?!
Любовь! — ни твоя сила, дурачок;
Такой силы любви течёт лишь свыше ток.
Любовь такая свыше небом рождена;
Я знаю — это, я была такой любви верна,
До этого, как пала в этот грешный век;
И мрак меня с собою вместе быть увлёк.
Не думал ли ты раньше, что любовь очень велика,
Своим величьем для тебя зверька?
.Сцена тринадцатая: "Муза — Эрато умирает".
В земле растаяла Эрато — как тает снег;
На мокром месте, выглянул побег!
Ещё один — и вот ещё местами —
И вскоре было место то усыпано цветами.
Эти цветы: были белы, были нежны —
Как самое чистое дыхание весны!
"Теодор помогает Элисон одеться, ибо до того, как она
потеряла сознание, она тоже начала раздеваться под
властью чар Эрато и почти сняла с себя платье. Из-за
происшествия они решают остаться на ночлег всё же — в
сумрачном лесу".
.Сцена четырнадцатая: "Сновидение Теодора".
Как только сна пространство перед ним открылось;
Красавица — Инесса опять к нему во сне явилась.
Но, он её лицо вновь распознать, увы не мог;
Смотрел в него — он — словно читая книгу между строк!
Не мог признать её — он, и не желал её обнять;
Всё продолжал с ней рядом печально так стоять.
Хоть также всё — Инесса была прекрасна и мила,
В ней красота такая же великая цвела!
Но, он не мог узнать её лицо и не узнавал —
Любви своей огромной, без лика — идеал!
.Сцена пятнадцатая: "Теодор, Влад, Элисон и Фалько
продолжают свой путь в Среднегорию".
Уж скрылся лес вдали — вот древний дуб,
Вот море, вот другое — вот уступ.
Песчаной полосы меж рифов и морями,
— Пойдём туда, узнаем, что там будет с нами?
И волны набегали с двух сторон,
На хрупкий брег, пугая Элисон.
Вол Элисон больших пугалась —
Когда волна, шипя на брег вздымалась.
И это было так забавно для них всех,
Что это общий у них рождало смех.
.Сцена шестнадцатая: "Теодор, Влад, Элисон и
Фалько приходят к лекарю, который лечил Влада
после того, как его избили разбойники. Теодор
рассказывает лекарю свою беду, что он не помнит
свою возлюбленную красавицу — Инессочку, что
он забыл её лицо".
Они уединились, и он у лекаря спросил:
— Есть ли лекарство, чтоб я снова полюбил?
Чтоб вспомнил вновь я: её прекрасные черты,
Что ранее царили выше каждой высоты.
Всё то, что забрала у меня, муза — Эрато;
Хочу вернуть я, будет тебе лекарь — плата!
— Конечно, есть у меня такой отвар;
Он избавляет от всех на свете чар.
Но, будешь ты в бреду несколько дней,
Пока не вспомнишь лик возлюбленной своей.
Как только её образ в памяти всплывёт,
Сердце твоё ей гимны снова запоёт.
Её увидишь ты и вновь будешь её любить;
Не смей ни на кого другого взор свой уронить!
Их разговор подслушал не только небосклон,
А также ушками своими Элисон!
.Сцена семнадцатая: "Теодор в бреду".
Он горький выпил лекаря отвар,
И тут же окатил его рассудок — жар!
Он звал в бреду, воды просил попить;
Никто не заходил, ему воды налить.
Входить нельзя — он с памятью своей,
Один на один в борьбу вошёл средь дней.
Чтобы вернуть лик той, что он любил,
Который он нечаянно в днях этих позабыл!
.Сцена восемнадцатая: "Когда все засыпают, Элисон
пробирается к Теодору, желая завладеть его сердцем".
Когда пространство укутал в ночи мрак —
Луна вступила с небом во священный брак!
Спят долы, горы, цветочки в горах спят,
А звёзды с неба на их сны молча глядят.
Всмотревшись в ночь и в звёздный небосклон,
В плаще одном шмыгнула Элисон.
В плаще! — других одежд на ней уж нет;
Не вечно будет спать в небе рассвет!
Зашла к нему, дверь на засов закрыла;
И тут же своё тело обнажила.
В кроватку с Теодором — улеглась,
И нежно целовать его уста — взялась!
.Сцена девятнадцатая: "Близость Теодора и Элисон".
Когда рассудок бредет, а тебя целуют,
То — словно поцелуи твои, у тебя воруют.
И даже если отвечаешь им ты — то, то ни ты;
В тех поцелуях нет чувств вовсе высоты!
В жар его тела — она кутала своих объятья —
Как будто он её, а не чужое счастье.
Он целовал её уста и нежно называл:
— Инессочка моя, — он ей в бреду шептал!
Всё это Элисон пропустила меж ушей.
— Хоть ночь одну, но буду я твоей!
Но, тут в сознание своё пришёл наш Теодор;
Ни ту — увидел, его надежды полный взор!
.Сцена двадцатая: "Теодор сходит с ума".
Увидев Элисон с собою — ни Инессу;
Реальность его дней окончила тут пьесу.
И в ужасе, верный любви своей —
Он убежал в пустыню от людей.
— Кто это воет в поздний час в степи?
— Кто проклинает свои горько дни?
— Кто ищет средь цветов ею забытое дыханье?
— Кто жаждет вспомнить хоть одно: о любви воспоминанье?
.Сцена двадцать первая: "Сошедшему с ума Теодору
снится сон".
В страну, где мир изрядно ныне изменён,
Уж ненормален не только он — и сон!
Его Морфей увлёк — хоть ему плохо спится;
Красавица — Инесса, ему без лика снится.
И плачет он: не вспомнить уж её лица;
У всех своих надежд — он ныне у конца!
Так сильно — как он — ещё никто так не любил,
Из тех, кто ранее на этом свете жил!
Беда его поэтому — страшнее других бед;
Он всех несчастней стал — за вечность эту лет!
.Сцена двадцать вторая: "Окончание".
Проснулся он и по полю идёт;
В душе его холодный ливень льёт.
Ужасно то, что он не позабыл —
Имя возлюбленной, которую любил.
Он помнил имя — но ни её лик;
В сердце его звучит бед громких — крик!
Высь неба свой покинув пьедестал,
Ему произнесла, — Момент настал!
Я прочитаю послесловие тебе,
Твоей несчастной, горестной судьбе.
Сквозь космос, сквозь пространство уж летит,
В мир этот — из глубин метеорит!
Что ты несчастней всех на этом свете стал —
Смертью такой, ты б всем нам доказал!
Шипит уж высь, глас с неба продолжал;
Его несчастье — над несчастьем возвышал.
— Ты тот, кто всех теней в мире мрачней!
— Ты тот, кто несчастней всех живших людей!
— Ты тот, кто забыл возлюбленную свою!
— Ты тот, кто горче всех в слове — "Люблю"!
.Сцена двадцать третья: "Кошмар, сон перед свадьбой".
С высот прям на него упал метеорит —
Он вздрогнул и проснулся — жив, не убит!
Он огляделся — это Рондо, край родной,
— Ух ты! что это было? Я что ещё живой?
Он тут же вспомнил лик Инессы, — Постой!
Я помню её образ, помню каждую её черту,
Как можно позабыть такую красоту?
Ведь её образ, красу сполна в себя впитал;
Титул — "Прекраснейшей", у весны себе забрал!
Сцена двадцать четвертая: "Инесса и Теодор гуляют в саду".
Смотрел он на неё и утолить не мог — свой взор;
Хоть ночь одну всего её не видел — Теодор!
— Ты знаешь, мне сегодня сон приснился,
Что я, забыв тебя, в горе рассудком помутился.
Так больно было сердцу лик твой позабыть;
Но, даже так я продолжал тебя любить!
Пять подвигов во сне я этом совершил;
Так много было там всего — но я тебя не разлюбил!
И ныне, наяву, хочу тебе — Инесса, я сказать:
— Готов тебе я вечность всю свою отдать!
— Готов тебя я вечность всю свою любить!
Твой идеал! — я жажду над этим миром возносить!
Прими моё — "Люблю", так сразу — словно Солнца свет,
Тебе сияет в нём уже всю сотню лет!
"Рассказав свой сон Инессе, Теодор нежно целует
её и они готовятся к свадьбе".
.Сцена последняя: "Свадьба".
Все были тут и радость с ними разделяли,
Восторге всё шумело, гимны славные играли.
И небосклон к ним голову склонив свою,
Желал обряд увидеть их, дай я сам посмотрю!
Двенадцать красных лент — их по ногам связали,
Двенадцать синих лент — их по рукам связали,
Двенадцать белых лент лямкою пали меж их плеч —
Связали их в одно, да в днях стали стеречь!
И клятвы вечные — тут Теодор сказал:
— Клянусь, любить! — Инесса твой лишь идеал,
Твой идеал! — мне знаменем вечным ныне стал,
Ты — та! — что я любя себе навек избрал!
Инессочка моя, клянусь, любить тебя —
Всю вечность, до последнего в ней дня!
— Клянусь, тебе, мой славный Теодор!
Инесса молвила ему, склонив свой взор.
— Любить тебя и верной тебе быть,
Детей! — хочу тебе двоих родить;
Похожих на меня и на тебя,
Клянусь, с тобой счастливой буду я!
Вот, в небо синие птицы поднялись —
Словно их клятвы принимает сама высь.
И все танцуют, пляшут и поют;
Нет никого несчастным ныне тут!
.Послесловие третьей главы:
Пой песню — сердце о любви — такой;
Так любят крепко, под этою Луной.
Светлей вселенной, всех звёзд её светлей;
Радость! — в сердцах на свадьбах у людей.
.От автора:
В жажде воспеть любви чувство святое,
Вам, показав в любви величие большое.
Морфей, Эрато — и с ними я, для вас —
Сплести решили странный сей рассказ.
Истосковалась в небе Эрато без проказ,
Без чувств великих, гремящих внутри нас!
Без свадьб затмевающих Солнце в небесах,
Без идеалов вечных, в любящих сердцах!
Что в ней самой так вдохновение взыграло;
Что муза славная грани миров передвигала.
Морфеем, да и мной управляла — как слугой,
Чтобы пропеть любви гимн новый свой.
Сама безумной, падшей притворялась,
Хоть никогда, до чувств подобных не спускалась.
Чтобы воспеть любовь сверх возможного — любя;
Эрато славная взяла — и превзошла себя!
Так пусть же славит каждом в веке человек,
Любовь святую — и далее вовек!
Автор — Данте Анри
где викинги всё же захватили весь мир, а потом сами же распались
на царства. В славном царстве — Среднегория, в городе — Рондо
случилась эта история.
.Предисловие:
Та — что чувствами людей легко играет,
Та — что любовь и свадьбы воспевает.
Заметив то, как сильно любит Инессу: Теодор,
С мастером грёз вступила в заговор.
Муза — Эрато и бог — Морфей объединились,
В сон к Теодору этой ночью водворились.
Чтоб испытать его любовь властью своей —
Решили его сделать несчастней всех людей,
Что сам наш космос когда-либо бы знал;
Чтоб проклял в горе Теодор: Инессы идеал!
Так начали они, с ним, во сне игру свою:
Что отдала Инесса ни ему своё — "Люблю".
Кристаллы сумрачные, они с явью смешали:
Сны-грёзы равные реальности создали.
Вот, побежал событий тех круговорот —
На землю эту прям с звёздных высот!
.Глава первая: "Инесса".
.Сцена первая: "Царь — Крах гуляет в саду".
Трава, предвидя шаг суровый, Краха,
К земле клонится и становится суха.
Чтобы ему дорогу уступить;
И потому царь предпочитал ходить —
По каменным дорогам и тропам,
Которые частенько строил сам.
Душа его великая желала:
Ценить всю жизнь, от малого начала.
Ценил он каждый в своём саду цветок,
Хоть был суров он — но не был он жесток.
.Сцена вторая: "Инесса — первая красавица Среднегории, уже
гуляет в этом саду".
Прекрасней всех цветов, что сад этот видал;
Перл красоты, в ней взял — и ожил идеал!
Неповторима — она в каждом своём жесте;
Стать её ладная, всё на своём месте.
Она, венки красивые — из цветов в саду плела,
И пела песню, с нею нежность эту песню пела.
Венки, она, на головы скульптурам одевала;
И поцелуи им, из уст в уста, шутя давала.
Продлилось их молчание в веках:
"Спасибо", — не прозвучало в их устах!
.Сцена третья: "Царь — Крах тайно любуется прекрасной девой".
Её завидев, царь, шаг замедлил свой,
Словно не властен здесь — как над своей страной.
Он подле роз цветущих притаился,
И тайно взором к Инессе устремился.
Из роз цветущих, не видя ни одной;
Весна, видя Инессу, стеснялась быть весной!
И в этот миг поющий, все краски мира —
Померкли, выцвели пред ней и моя лира —
Забыв красоты в этом мире всех зеркал,
Красавицы — Инессы подтвердила идеал!
Перед Инессой меркнет Солнца пьедестал;
Так много красоты — образ её в себя впитал.
— Пора уж мне, — Крах, себе молвил, запрещая,
Свой взор, в моменте этом, укоряя,
Ибо Инесса была давно обещана,
Его второму сыну — Теодору — как жена!
.Сцена четвёртая: "Тронный зал, играет музыка, Теодор
танцует с Инессой".
В очах её он таил — словно снег от пламя;
Он нёс в сердце своём имя её — как знамя!
Он музыку, что играла, совсем не замечал;
Он млел от бытия — а не существовал!
Любовь к Инессе, его так околдовала,
Словно она была — у вечности же не было начала!
Так было в его сердце, чувств шумело торжество;
Видя в красавице Инессе — само божество!
Луна на небе — там, где звёзды яркие горят,
Инессе уступает высь, ставя её над миром этим — "Над"!
И Теодор ценил свой каждый в жизни миг —
Когда он видеть мог Инессы дивный лик.
.Сцена пятая: "Царю — Краху дарят свои подарки таланты
других земель".
Царь удивлялся им недолго, суровый его взгляд —
Коим цари врагам своим грозят.
Узрел вдруг в камне божество;
Восторг его — возрос в чувств торжество!
— Прекрасная Инесса, как похожа,
Точь-в-точь стоит — вот рядом, лишь живее кожа.
Одно лицо, что красота благословила,
Когда сама век наш ничтожный посетила.
Так совершена в них обеих каждая черта;
Чуть уберёшь, прибавишь, будет уж — ни та!
.Сцена шестая: "Мастер — Диабэль Ланческо — скульптор,
беседует с царём — Крахом".
Он тоже понял сходство и был им удивлён,
Как будто он уснул — и видит дивный сон.
Всё поражался происшествию такому —
Как один человек может соответствовать в роду своём, другому!
"Давая понять, что лепил та он, не Инессу, а её
прапрабабушку — Прекрасную Клавдию".
.Сцена седьмая: "Теодор, Инесса и Диабэль ведут беседу".
— Бесспорно, вы талантливы, во всём,
Успешны, верно, вы в деле любом!
Сказав это, Инесса наземь бросила платок —
Чтоб сблизил их на миг надменный рок.
Но, платок поднял тут же Теодор;
Он от Инессы не отводил свой пылкий взор.
Но, вскоре жажда вспыхнула в Инессе,
И Теодор пошёл, потеряв — словно в весе,
Чтобы воды Инессе принести,
Не зная, как всё это вот перенести.
Её восторженные взгляды:
На Диабэля изливались — как в горных реках льются водопады!
.Сцена восьмая: "Инесса хочет пробраться в спальню к
Диабэлю".
Давно уж Солнца свет в небе погас —
Луч лунный, мой продолжит сказ.
Как тень таясь, она к нему спешила;
Гордыню, стыд свои совсем забыла.
Не зная чувств его — в пылу своих,
Ей верилось, что её любви хватит на двоих!
Тихонько скрипнув дверью, притаилась,
От этого, чуть стража — вся не переполошилась.
Тут в коридоре стража час считает,
Их глаз, уютный сон ни на мгновенье не смыкает.
"Стража считала часы до утра, громко
говоря друг другу, через определённый
интервал времени: всё спокойно".
.Сцена девятая: "Инесса входит в спальню Диабэля и
целует его".
Так нежен поцелуй — когда сквозь сон в уста проник,
Зов его к сердцу, громче — чем дней крик!
Когда ещё не помнишь, как дышать,
И эту явь ты не сумел вновь осознать.
То — словно божество тебя целует,
Плоть отвечает ему, душа не протестует.
Уста от нежных уст — в миг этот не отнять;
Так любит нечто в нас, всё ж целовать.
Когда коснётся поцелуй губ нежно и легко —
То сердце ввысь взлетает высоко.
Туда, где чувства высокие парят — с тысячами крыл;
Так вот целуют те, кто полюбил!
.Сцена десятая: "Диабэль просыпается и овладевает
Инессой".
Так краток миг, так жар прикосновений мил —
Когда двоих миг страстный обнажил.
И оживает желанье ближе двоим стать;
Вплести ласки свои в другого кожу прядь!
В каждом касание и позе,
Как шмель — тот, что стремится к розе,
Порхал, не зная, с кем наш Диабэль;
Он таял, твердел, млел — как по весне вечно-младой апрель!
.Сцена одиннадцатая: "Теодор приходит в спальню к Инессе,
и не находит её там".
— Скажи мне вечность, что мне делать,
Скажи, к кому мне в днях взывать?
Как быть — когда уводят женщину твою?
Не в силах я её забыть — всё также я её люблю!
Мил каждый жест её и взгляд;
Образ её всё также — "Над"!
Ею пропитаны всецело мои дни;
Хоть ты мне подвиг, честь мою верни!
.Сцена двенадцатая: "Теодор не дожидаясь Инессы, покидает
отечество".
Уж конь холмы покинул со спутником своим;
Умчался он за горизонт, к краям далёким.
Рассвет встаёт, лучом своим живим —
Он так похож на бога, что добр к делам любым.
Он прикасается лучом к каждой травинке,
К каждой дорожке на земле, к каждой тропинке.
Он всем начало доброе в днях шлёт;
Особенно всем тем, кто в путь новый идёт.
Пусть путь твой Теодор в днях озарит рассвет;
Но, пусть не только Солнце тебя хранит — от бед:
Твоя решимость — лучший щит тебе и меч,
Станет тебя оберегать, станет тебя стеречь.
.Сцена тринадцатая: "Все просыпаются и обнаруживают,
что Теодор ушёл".
— Вам всем моим родным! пора и мне на подвиг,
Опасности умело бесстрашья явить лик.
Коль петь и рифмовать, лепить из глины не умею —
То ради чести и любви — себя не пожалею!
Коль нет таланта, героем стану, может быть;
Сердце моё желает в бегство беды обратить.
Героем стану, иль погибну, как случаем будет дано;
Теперь с шансом фортуны — шаг мой заодно!
Пусть бард надменный, сложит обо мне сказ,
Иль песнь свою, мол, был такой вот среди нас.
.Сцена четырнадцатая: "Царь — Крах пускается в погоню
за сыном".
— Иди, свищи, уж не найти теперь;
Терпенье — пусть закроет сожалений дверь.
Пора домой, в тем более —
Не первый сын — он, царём не быть — ему, в тем более.
Пропал в широком поле его след;
Я чую, в замке уже готов обед.
Чем околачиваться: тут, и там, и здесь,
Лучше пойти — да вкусненько поесть.
.Сцена пятнадцатая: "В городе — Рондо переполох.
Инесса признаётся только Диабэлю, что она виновница
этого".
— Как гром средь неба — как будто Солнце потеряли;
Днём ищут, то — тут, то — там, и факелы зажгли.
В два глаза, в шесть глаз, и двенадцать глаз;
И хоть бы это дело не коснулось после нас;
И не потребовал от нас миг в гневе сказ;
Бросив на нас свой любопытный, зоркий глаз.
И не узнал никто — хоть я не говорила никому,
Про нашу близость, свой первый раз, уже я не верну!
Тебе он отдан был, мой милый Диабэль;
К тебе пришла сама я, ночью сей, в твою постель.
Позову сердца своего, в порыве чувств своих,
Чтобы коснутся хоть разок легонько губ твоих!
.Сцена шестнадцатая: "Диабэль осознаёт, что этой ночью
он был с Инессой. До этого он не знал, с кем провёл ночь".
— О, боже мой, что я наделал!
Я всем щедротам врагом стал.
Чертог разрушил, что приютил меня,
Как самая поганая змея.
Хозяевам стал аспидом ужасным, змеёй ползучей:
Подлой, мерзкой, злой, вонючей!
Я, благородным людям, два клыка с ядом вонзил,
Их за добро — прям в сердце укусил.
Зачем я овладел тобой, хоть ты прекрасна?
Зачем я овладел тобой и это видела Луна?
Зачем не умер я позавчера?
Зачем дожил до этого утра? —
Чтоб опознать в себе змеиные начала,
Ту сущ — что в раю Еву соблазняла?
.Сцена семнадцатая: "Инесса успокаивает Диабэля, совращая
его вновь".
— Никто не умер — успокойся, милый,
Ты — неплохой, ты — очень, очень милый.
Твой дар с тобой — и я буду с тобой,
Пока на небе Солнце светится звездой.
Пока пространство не побеждено в днях пустотой,
Буду твоей — а ты будешь лишь мой!
Как с телом тень всегда, везде роднится,
Как невозможно им друг с дружкой разлучиться —
Теперь твоя я, вся целиком твоя;
Ты так чудесен — всё остальное неважно для меня!
"Затем она его целует, раздевает, раздевается сама,
и они складывают мифического зверя, за шторами, в
одном из залов замка"
.Сцена восемнадцатая: "Первый подвиг Теодора".
Где путь тернист и среди скал лежит,
Где редко кто один вперёд спешит.
Разбойники — путника поймали,
И полумёртвого его всё ещё терзали.
Заметил это, славный Теодор;
Моменту! — тут же вынес он свой приговор.
И браво! — он одолел злодеев всех,
Обучен бою, был он с малых лет — это заслуженный успех!
.Сцена девятнадцатая: "Теодор находит лекаря для
израненного путника".
— Скорее лекарь, помоги нам,
Изранен, он: там, тут и там.
Уж верно смерть к нему своих отправила гонцов;
Она быстрее в сделках — всех земных купцов.
Коль вздох отнимет надолго, назад уж не отнять;
И бесполезно хищницу об этом умолять.
Верни ему дыханье и век ему верни его;
Я заплачу тебе после того.
.Сцена двадцатая: "Теодор покидает лекаря и оставляет
на него пострадавшего".
— Когда окрепнет он, не гони его —
Как будто лучшего друга своего.
Дай ему дело — и дай ему приют;
На это, на тебе, ещё вот злата тут!
Пусть он живёт с тобой — как родной брат,
Равным родным твоим всем вряд.
Любви и человечности — святое небо — пол;
Считай, что ты себе ныне брата нашёл!
.Сцена двадцать первая: "Город — Рондо, Инесса и
Диабэль, ночью, вместе".
— Такие руки — как твои;
Ведь верно в днях благословили боги.
Ласкать они умеют, до высоких чувств,
И знают грани всех в мире искусств.
И моё тело плавят — как стекло;
В них магия любви, в них волшебство.
От них я таю — словно воск от пламя свеч;
Ты в моём сердце навеки — не извлечь!
Знай твоё имя, мой каждый вздох полнит,
Твой образ тёплый — с сердцем моим сшит!
Я вся твоя — всей сущностью живой своей;
Я жажду быть всегда только твоей!
.Сцена двадцать вторая: "Второй подвиг Теодора".
Там, где долина вишнёвая цвела,
Где жизнь, роднясь с прекрасным — пела.
Где раньше был край мирный:
Сад весенний, сад вишневый!
Теперь средь лепестков везде лежат —
Кусочки тел; весь край похож на ад.
И каждый дом тут ныне разорён;
Всё видится тут — словно страшный сон.
Так отвратителен средь вишен, адский вид;
Душа страдает — когда рядом прекрасное и мерзкое лежит!
.Сцена двадцать третья: "Теодор и бестия".
И в мрачный склеп направился герой:
За подвигом, за славною судьбой.
Там была бестия, в гробах погребена —
Как смерть опасна, как беда страшна!
С небес взывала к ней по ночам Луна,
И на свет божий шла месть нести — она.
Ей, Теодор, путь обратный преградил,
И ждал — чтоб свет зари её испепелил!
Она явилась...
.Сцена двадцать четвертая: "Непродолжительная битва
Теодора и бестии".
И резвый шаг, и громкий крик,
И даже страшный её лик —
Оружие её в битве любой,
Но, ловок наш с мечом в руках герой.
Она коснулась его и тут же отпрыгнула назад;
Инстинкты её поняли, что это дней её закат!
Не удержать её порыв души — и злобный век,
Её на миг покинул — в ней пробудился человек.
Упали слёзы с её тогда очей;
Заплакала она: о потере человечности своей!
.Сцена двадцать пятая: "Исповедь бестии".
— Я — Катерина, мужняя жена,
Когда была я — молода, прекрасна;
Средь этих вишен песни пела;
И тут же я невестою была.
В день свадьбы — милый мой, меня предал,
Со мною и с другою переспал.
В одеждах брачных, я, его с другой застала,
И гневом страшным — моё сердце воспылало.
Месть ненасытная образовала — "Крик",
Что оборвал их жизни в один миг.
И всех других, — шипя, сказала это — как змея:
— И я, давно уже во днях этих — ни я!
Тебя я не могу даже коснутся, счастливец!
Ты — счастливец, мне конец!
В тебе пылает светлый лик любви;
Прошу тебя, хоть раз, меня — Катей назови.
.Сцена двадцать шестая: "Бестия погибает при
восхождение зари".
— Достаточно у каждого грехов,
Сказал ей Теодор, добавил в опроверженье своих слов.
— Мы, деву лишь одну на свете этом знаем,
Чей свет всегда в веках — неувядаем!
Катя, я не могу тебе позволить дальше жить;
Должна ты умереть, зло, перестав, творить.
И только Солнца луч на землю — первый пал;
Огонь на грешном теле — воспылал!
Почти что в миг она в пепел обратилась;
На миг покоем её сердце насладилось.
.Сцена двадцать седьмая: "Теодор решает возвратиться
домой".
— Как дивен мир — но всё ж пора домой;
В сердце зовёт меня так край родной.
Уж подвиги и дали — повидал я,
Возможно, уж не ждёт меня родня.
В страну родную, что забывать нельзя;
Спешу обратно — ныне я, друзья!
.Сцена двадцать восьмая: "Инесса застает Диабэля
с другой".
— Не в вечер тайный, в час неожиданный пришла,
С другой его в объятиях нашла.
И он другую — как меня целует,
Словно меня вообще не существует!
Руки его и его уста — её в высоты, те же поднимают;
И, видя это, верно, ангелы рыдают.
Какой ужасный час меня настиг;
Сиянья всех светил мрака закрыл зловещий лик.
Ты — пенье чувств высоких, решилось во мне крыл,
Сей миг меня в момент, до дна опустошил.
И сердце пало с выси звёздной прямо в ад;
Любовь погибла — бедная, уж не вернёшь её назад.
Так бесполезно жить, так больно жить —
Когда уже не в силах любовь больше любить!
.Сцена двадцать девятая: "Инесса решает
принять яд".
— Ни мне, ни не рожденному дитю —
В садах весенних, не встречать зарю.
И в праздник, улыбаясь не играть;
Пусть небо запретит, предателям детей рожать!
Так горек миг, что не хочу дышать,
И умирает она, яд, не успев принять!
"Её сердце остановилось ещё до того, как она выпила яд".
.Сцена тридцатая: "Город — Рондо, провожает в последний
путь красавицу — Инессу".
— Ухо миров, услышь печальный мой рассказ:
Так хладен день, хоть ныне летней час!
Хоть Солнце в небе ещё было высоко;
Город — был мрачен, вздыхал он — нелегко.
Печаль покрыла родных её тенями горько лик,
Где-то в сердцах их прятался невыразимый горя крик.
Они, теснясь с ней рядом, так печально шли —
Как уходящие на дно безвестно корабли.
Их парус — радостно — уж ветер не вдохнёт,
Так это больно — что дождь в душе идёт!
.Сцена тридцать первая: "Теодор возвращается в славный
город — Рондо, и сталкивается с похоронной процессией".
Вошёл он в город — и увидел любимой бледный лик,
И рухнул в нём его надежд всех материк!
Её несли, в ладье вечерней, на озёрный брег —
Как принято было у них: досель, до этого, вовек.
Царь — Крах, мимо его прошёл, бессловно,
Увидев боль его в очах — как бедствий многих полотно.
Не зная, что сказать ему;
День Теодора в миг с высот упал во тьму!
И он побрёл за неё следом,
Как за самым важным...
.Сцена последняя: "Прощание с красавицей — Инессой".
— Прощай, прощай, — к ней каждый подходил;
И только Теодор над ней застыл!
Он целовал, всё, целовал её прекрасные уста;
Их полюбил он верно — навсегда.
— Ты так мне дорога, — всё повторял он ей,
Красавице, Инессочке своей.
— Запомнит пусть сей мир и каждый в этом мире человек;
Клянусь, любить тебя одну вовек!
.Послесловие первой главы:
Ладья вечерняя, с прекрасной девой, вспыхнув огнём,
Спустилась уж на дно — все разошлись, затем, вскоре, потом.
И только Теодор стоял там день и день —
Как самая печальная во всех вселенных тень!
.Глава вторая: "Я отрицаю".
.Сцена первая: "Теодор один на брегу того озера, где
проводили в последний путь красавицу — Инессу".
— Я отрицаю эту всю реальность и в неё не верю;
Подобен я — восставшему против святого неба — зверю!
Не верю я теперь в Солнца живящий в небе свет;
Была реальность — ныне ж её больше нет!
Тот мир, где нет Инессы, для меня не существует;
Сердце моё — его весь на корню опротестует!
Всё вижу я, живым — Инесса образ милый твой;
Я брежу так, что ты мне видишься — живой!
.Сцена вторая: "Теодор решает покинуть отечество,
потому что всё-всё в Среднегории ему напоминало
красавицу — Инессу".
Вам всем моим родным! мне здесь миг каждый — тьма;
Повсюду здесь мне видится Инессочка — сама.
Чтоб не сойти мне от этого наваждения — с ума,
Решил уйти я; прощай, навек, родимая страна!
Твои поля, что с детства я, роднясь с тобой, любил,
Ныне мрак горя горький все чернотой своей затмил.
Прощай же, Среднегория моя;
Я, добрым словом вспоминать буду тебя!
.Сцена третья: "Теодор встречается с лекарем и с тем,
кого он спас от разбойников, знакомится с ним".
— Я — Влад, я благодарен так тебе —
За твоё доброе участие в моей судьбе.
Шёл с другом, с братом — в путь тогда я свой;
И оба они кинули меня в час злой.
На растерзанье разбойникам средь дня;
Был брошен, предан ими подло — я!
Теперь ты мне — и друг, и брат;
Куда ты, Теодор — туда и Влад!
.Сцена четвёртая: "Теодор и Влад направляются в Астамдаль,
ибо оба не разу там не были, но слышали о том, как он
прекрасен. Людям того места — так нравилось название их столицы,
что они стали так называть всю свою страну. Мир наполняли
стихи и песни о красоте Астамдаля. Вспоминаются сразу такие
стихи и песни: "Мой чудесный Астамдаль", "Я люблю тебя —
Астамдаль", и прочие перлы тех мест".
Когда звезда путь твой вновь указала,
Куда бы та, тебя с небес не воззвала —
Спеши на светлый её зов и блик;
Вчерашние пути — это тупик!
Ты устремись туда, где новые начала —
Как будто там ты жив и ранее тебя не существовала!
.Сцена пятая: "Теодор спит и видит сон".
Там, где сей мир не властен, где царствует Морфей,
Где власть бессильна всей страны теней.
Где вечности всегда светлы этой начала;
Красавица — Инесса с Теодором танцевала.
Был лёгок — шаг её, был звонок — её смех;
В надзвёздность образ её плыл — всё вверх!
И Солнце ярко всё светило им двоим —
Как самый светлый во вселенной исполин!
Где бед и горя не властен вовсе — произвол,
Своё счастье с Инессой, наш Теодор обрёл!
.Сцена шестая: "Теодор просыпается и понимает, что
это — всего лишь сон".
Как свет зари бываешь ты ко мне жесток!
Зачем ты поспешил вновь озарить восток?
Не знаешь, что ли ты, что счастлив был так я —
Как вряд ли буду уж когда-либо средь дня.
Ведь я: Инессы дивный стан в руках держал,
Ей песни — пел, с ней танцы — танцевал.
Её лучистый смех, мне сердце освещал;
Зачем ты новый день, скажи, вообще настал?
.Сцена седьмая: "Теодор и Влад решают продолжить свой
путь в Астамдаль, по-перешейку между двумя морями.
Несмотря на то, что по слухам на перешейке обитали русалки".
Где путь так узок и между морей зажат,
Где рифы из воды всюду хищно торчат;
Их шаг искал надёжный, твёрдый путь,
Чтобы нечаянно в бездну моря не шагнуть.
Вид сей был мрачен и торжественно красив;
Ветер с волнами здесь был весел и игрив.
Всё волны пенились на брег — и между скал;
Шумел зов моря и песни им шептал.
.Сцена восьмая: "Русалки просят помощи у Теодора и Влада".
Вдруг брег пред ними вспенился волной;
Русалки, вышли к ним двух ногою толпой.
Ибо — когда времена летние стоят,
Они ходят ногами, как лишь захотят!
А вот, ну вот, скажем, вот — зимой,
У всех их вместо ног — лишь хвост большой!
— Ты помоги нам, славный Теодор,
Свой, к нам убогим, брось ты взор.
Мы слышали уж тут про подвиг твой,
Про край вишневый цветший под Луной!
Одну из нас разбойники поймали —
Когда мы голые на бреге танцевали.
Покинув бездну вод в вечерний час,
Для своих девичьих, русалочьих проказ.
И жалко бедную сестричку всем так нам,
Что с нею, с бедной будет теперь там?
.Сцена девятая: "Третий подвиг Теодора".
Там, где путь узок и брег морской бурлит,
За девой голой шайка разбойников спешит.
А та ступает, уж устало по камням;
Магическая вещь её осталась где-то там.
Ничто не может её в рыбу обратить;
Ей никуда не деться, ей не уплыть!
Разбойники всё ближе — они так близки,
К земле, прижали бедную и щупают соски!
Но, злу в моменте этом, всё ж не повезло;
Вновь время доброе нечаянно пришло.
То оказался тот же злой отряд —
Которым ранее избит был бедный Влад!
.Сцена десятая: "Теодор выносит предупреждение избитым
им разбойникам".
— Откуда злобы столько в вас?
Вы биты мало! — в последний раз.
Ещё раз попадётесь мне на зле;
Ваш путь окончен будет на Земле.
.Сцена одиннадцатая: "Русалка благодарит Теодора за помощь".
— Спасибо тебе, странник, милый друг,
Что спас меня от этих пошлых губ и рук.
И разве так скажи, должны нас целовать,
Нежность возможно ль силой отобрать?
Не знаю я, чтоб было тут ныне со мной;
Возможно бы сегодня меня не стало под Луной!
И вышла бы на брег волна — а меня нет,
Взошло бы Солнце над землёй — а меня нет.
Растерзанная пошлостью — лежу прям тут:
Холодный, бездыханный, бледный труп!
.Сцена двенадцатая: "Теодор и Влад, идя в Астамдаль,
проходят по-перешейку между двух морей и попадают
в сумрачный лес".
Рос здесь, у моря дуб древний и большой;
Ветвями крепкими — скрипел он в час любой.
Крона его: вздыхала, ухала, звала —
Тропа исхоженная к нему с пути вела.
Тут добрый час — приют им предложил,
И на ночлег их гостеприимно приютил.
Как только Солнце спряталось,
И звёзды высыпали над, Луна явилась —
Как важная в любой ночи персона,
Одна достойная звёзд сияющего трона!
И в этот поздний час в лесу раздалась песня;
А тёмный лес всегда страшнее — дня.
Идёт из леса: то ли призрак, то ли виденье к ним,
И поёт: тихий, незнакомый, скорбный гимн.
И ветер подвывает песни грустной той —
Как самый жуткий инструмент под сей Луной!
.Сцена тринадцатая: "Ночь в сумрачном лесу".
И вот — когда казалось, что к ним она придёт,
Та — кто песнь грустную в ночи этой поёт.
Но не приходит: ни человек, ни божество;
Седой туман лишь странно укутывает всё.
Хоть факелы в руках у них двоих горят —
Так страшно им, что руки их дрожат.
И вдруг лицо пред ними и расплылось опять;
И никого опять в тумане не видать.
И снова песнь — вон там, недалеко;
Сойти с ума в такой миг так легко.
Снова шаги и шёпот голосов —
Схожденье в образ и распад его основ!
Снова туман весит стеной и пеленой;
Кто тут играет с ними под Луной?
Опять шаги, виденье — обнаженных дев:
— Это — нимфы, — сказал Влад, разглядев.
— Они не любят, говорят людей;
Хозяйки леса и природы славной всей!
.Сцена четырнадцатая: "Теодор и Влад решают погасить
факелы, памятуя, что нимфам не нравится огонь".
Уже зари виднелся в небе бледный след;
Уж скоро взойдёт Солнца добрый свет.
Отступит нечисть всякая от них;
За ночь не давшая, сомкнуть им глаз своих.
— Давай потушим факелы и спать;
Что будет? Спать хочу — плевать!
Как только факелы погасли в руках их,
Туман покинул сразу их двоих.
Луч лунный — небо освещал светло;
Обычна ночь — всё странное ушло!
.Сцена пятнадцатая: "Теодор спит и ему снится
красавица — Инесса".
Как только он свои глаза закрыл,
Он грань миров опять переступил.
В надзвёздной выси — там за тучкой пряталась Луна;
Услышал песнь знакомую — он, это — Инесса, это — она.
Эта — её всегда так — песнь нежна,
Только она умеет петь так, лишь она!
Он устремился к песни той и был так рад;
Он осмотрелся — это Рондо и знакомый сад.
Скульптуры в лунном свете — и она сама;
Та — что его сердцу больше всего нужна!
Его она увидев, воспламенила взгляд —
Как только нежности высокие горят.
— Подойди, — голос её, ему нежно сказал:
— Венок сплести, ты мне помнишь, обещал?
Сплетёшь, в награду — поцелую тебя я.
И Теодор сорвал цветы в саду — не зря,
Он плёл красавице своей венок:
Такой прекрасный, какой только мог!
И жаркий поцелуй он в награду получил;
Жаль, тут его рассвет дня разбудил.
Но, даже после сна — был поцелуй высок;
Вырвался в явь высоких чувств поток!
.Сцена шестнадцатая: "Теодор просыпается и видит,
что его целует юная нимфа".
Прикосновенья губ: легки, нежны;
Форма и стать чуть менее пышны.
Юней на вид Инессы — что за на;
И почему она совсем обнажена?
Глаза зелёные — как зелен травы цвет,
И симпатична — как муз лучших портрет.
Поцеловала, улыбнулась и голышом;
Быстрее в лес! — бегом, бегом, бегом.
.Сцена семнадцатая: "Теодор и Влад встречают прославленного
героя — Фалько".
Там, где лес сумочный кончался,
Саваны край широкий начинался.
Тут реки и ручьи были редки;
Жар весел в воздухе — и давил в виски!
К оазису направился их шаг;
Власть жажда обнажила — словно меч свой враг.
У водопоя битва шла двоих;
И непонятно кто останется в живых?
Могучий лев, иль грозный человек;
Каждый из них уж кровью своей тёк.
Хрипели оба — и дышали тяжело;
Желанье — "Пить" — у них на второй план ушло.
Желанье — "Победить", желанье — "Убить":
Их сущ в себя желала лишь вместить!
К земле прижал он льва и шею обхватил,
Тот человек — и наконец-то, льва он задушил.
И лишь потом к воде припал устами;
Такие вещи творят, вот жажды с нами!
.Сцена восемнадцатая: "Теодор и Влад беседуют
у водопоя с прославленным героем — Фалько".
— Я — Фалько, известный в мире этом,
И прозванный в народе — "Костолом"!
Борюсь с неправдой и борюсь со злом;
Хоть все мы делаем лишь то, что мы живём.
Просто везёт мне меньше — чем людям другим;
Зло так и липнет к кулакам моим!
Я б с удовольствием прожил мирно — век,
В душе — я очень добрый человек!
— Я — Теодор, непрозванный ещё народом,
Борюсь со злом и иногда с добром.
Ты, верно, вот подметил в повествование своём:
Мы все лишь делаем то, что лишь живём!
— Я слышал о тебе! — перебил Фалько:
— Печальные истории настолько,
Что они сердце вырывали из меня,
И как — дитя, рыдал, их слыша я.
Я также слышал про подвиг славный твой:
Ты спас край для меня родной!
Там дивный сад вишневый так цветёт —
Что самый вкусный там на свете этом мёд!
.Сцена девятнадцатая: "Теодор и Влад продолжают
свой путь в Астамдаль — дальше, выслушав предупреждение от
Фалько, что на самом деле Астамдаль — это опасное место".
В страну из песен — их шаг вновь поспешил;
Ослушавшись того, кто их предупредил.
Коль начал путь, то отступать никак нельзя;
Давайте же подержим их, друзья!
Коль цель воззвала — то спешите также к ней,
Всем сердцем, всей душой своей.
И тогда верно сбудутся ваши мечты,
Какой бы небыли мечты те высоты!
.Сцена двадцатая: "Выйдя к реке, Теодор и Влад устроились
на ночлег, и снова Теодору снится во сне красавица — Инесса".
Та — чья стать прекрасна, совершена,
Чей светлый, нежный взор — мерил всех вышина.
В сон Теодора явилась вновь сама;
И чувств высоких в нём пробудилась глубина!
Любовь и нежность мерами живыми —
Полнили их слова высотами своими.
Так бесконечно нежно он Инессу обнимал —
Как только мог позволить ему во сне астрал!
.Сцена двадцать первая: "Теодор и Влад продолжают
свой путь в Астамдаль и достигают его".
Там, где пути сливались в путь один:
С низин, с вершин, с гор, с долов, с долин.
Врата великие стоят — словно хранят;
Ведь стражи — нет, никто не скажем вам: "Назад"!
Проходит каждый, кто б не захотел;
И надписей приветственных частично стёрся мел.
Что очень странно для прославленной страны;
Ведь вроде мир и не видать следов войны.
И интуиция в свой громкий набат била:
Какая-то беда — тут, верно, горя приютила!
.Сцена двадцать вторая: "Теодор и Влад в Астамдале".
Цветы цвели тут ярче — чем в других местах;
Повсюду всё сады, фрукты спелые — в садах.
И виноградники, и ежевика: дома прям оплетали до верхов;
От крепких их основ, до крыш домов.
Играло много так на улицах детей,
Каждый с забавой собственной своей.
Ну, в общем, райское местечко, что сказать;
Вот только взрослых почти что не видать.
Куда не посмотри, повсюду детвора;
Никто их не зовёт: "Домой, малыш, пора".
.Сцена двадцать третья: "Теодор и Влад разговаривают с
правителем тех мест".
Дворец был пустоват, в нём мало было слуг,
А на лице правителя мелькал испуг.
Он прятал это — в гостеприимности своей,
Стараясь быть как можно угодливей, добрей!
— Вы знаете, тут есть у нас один источник сил;
Правитель к ним вдруг слово обратил.
— Чего не пожелаешь, то в точь сполна даёт;
И даже мёртвого легко к жизни вернёт.
Как будто тот: и не болел, и не старел,
Не умер вовсе, а после не смердел.
В общем, источник этот может всё, от всяких врат;
Есть ключ у его сил — так говорят!
— Он может, вернуть милую мою,
Которую всем своим сердцем — я люблю?
Спросил его с мольбою, славный Теодор,
Свой, устремив к нему надежды полный взор!
.Сцена двадцать четвертая: "Теодор идёт в тёмную пещеру,
к месту силы, в надежде воскресить красавицу — Инессу".
Туда, куда свет не проникал,
Наш смелый Теодор ступал:
— Не обманул ли ты меня,
Увы, не знаю ныне я!
Хоть факелы, нельзя здесь жечь,
Со мною всё же острый меч.
Коль подкрадётся ко мне враг;
Зарежу: на раз, два — вот так!
.Сцена двадцать пятая: "Теодор находит место силы и
загадывает своё желание".
И вдруг в кромешной темноте —
Пламя сияет на плите;
Руны блистают и горят,
К себе — его взор всё манят.
Он обнажил просьбу свою:
— Верни мне ту, что я люблю!
.Сцена двадцать шестая: "Теодор и Инесса снова вместе".
Страну теней открыли руны —
Из мира, где не видать Луны;
Они, живой — её вернули,
Их в край родной перенесли.
Тут — Среднегория и замок;
Как будто не вонзал нож — рок.
Сей миг на сон очень похож;
Похож на сна святую ложь.
И взгляд Инессы — также ясен,
И нежность её — тот же плен.
В ней тот же высший идеал —
Опять живым существовал!
.Сцена двадцать седьмая: "Теодор и красавица — Инесса,
счастливы вместе в городе — Рондо".
Так стать прекрасна той, что он любил;
Он обнимал — её, ей свои фразы — говорил.
В которых звёзды, он с небес перед ней свергал,
Тем возвышая её над этим миром — идеал!
И поцелуев всех мире — простату,
Вознёс он ныне в чувств великих высоту.
До этого, никто так в этом мире не любил —
Так много было, у любви их нежных сил!
.Сцена двадцать восьмая: "Теодор и Инесса, постельная
сцена".
Их поцелуи были — тут и там;
Легки — как бабочки, что прикасались их к телам!
Бежала по телам их легко дрожь;
В такой момент себя не узнаёшь.
Как будто чувств высоких — ток,
Наш Теодор по телу милой тёк.
Уже без платья — она и так близка,
Такое не разглядеть из далека.
Такое лишь вблизи можно познать,
Родство, что может одно с другим сплетать;
Настолько близко в целое одно,
В миг этот ничто другое в мире неважно!
.Сцена двадцать девятая: "Астамдаль, мальчик и
солнечный зайчик".
Там, где край тёплый, край садовый —
Мальчонка бегал озорной.
И зеркальцем в руке своей,
Будил он спящих всё теней.
Так зайчик солнечный забавен;
Он прыгает легко меж стен.
Этой игрой вообще случайной;
Он справился с большой бедой.
В пещеру мрачную пробился —
Луч Солнца, рану нанеся —
Джину, что там вот, поселился,
Из людей силушку сося!
Питался гад — грёзы внушая;
Он — паразит для бытия.
Людей во власть свою поймав;
Лишал он их всех в жизни прав.
И пожирал их: чувства, души,
Я не встречал сам, твари — хуже!
.Сцена тридцатая: "Четвёртый подвиг Теодора. Смерть джина.
Это было быстро".
Когда луч Солнца в пещеру эту пал —
Наш Теодор, Инессу обнимал.
И тут он видит: страшный гад,
У его шеи, прямо — "Над"!
И он мечом его своим —
Отправил в ад, к тварям другим!
.Сцена последняя: "Теодору привиделось в грёзах,
что он жил с красавицей — Инессочкой, несколько лет
по мироощущению. И потому ему снова было очень больно
принять то, что его возлюбленной на самом деле нет
среди живых".
Как тень он мрачен, хоть джина победил;
Опять потерянна им та — что он любил!
Любил и любит, хочется кричать;
На этот раз не хочет он молчать!
Слёзы из глаз его — вот потекли;
Надежды, отговорки его — все уже прошли.
Реальность и себя — он принимает;
Инессы — в этом мире нет — и он рыдает!
— Как горек этот миг? Он очень горек — скажу я вам:
Сполна — ты не узнаешь этого — пока не испытаешь сам!
.Послесловие второй главы:
Там, где вновь край свободный уж цветёт,
Где Астамдаль песни свои новые поёт.
Печален лишь один наш Теодор, который день —
Как самая печальная во всех вселенных тень!
.Глава третья: "Мы те, кто должен дальше жить"
.Сцена первая: "Теодор выходит из пещеры и
приветствует Солнце".
— Спасибо тебе, Солнце — за твой лучистый свет;
Он спас меня сегодня от смерти и от бед.
Добра немало — свет твой для нас уже свершил;
Давненько, я, тебя за это не хвалил!
Ты тысячи светлейших творишь в мгновенье дел,
Твой образ самым славным быть богом бы сумел.
Но, ты ни так тщеславно, хоть побеждаешь — мрак;
Ты не богаче в этом мире бездомных и бродяг!
Твой образ — бескорыстен, твой образ — чист, лучист;
Ты — самый правый в мире этом — оптимист!
Спасибо тебе, Солнце! — за свет лучистый твой;
Хоть ныне так печален день каждый в мире — мой.
Красавица — Инесса! — и ну опять рыдать;
Не может — "Нет её", уверено сказать.
— Я обещаю тебе Солнце: я буду вновь —
Верить: в надежду, в правду и в любовь.
Я обещаю тебе Солнце: дальше жить,
И слово — "Быть", над смертью возносить!
.Сцена вторая: "Правителя Астамдаля за его
покорность джину, народ изгоняет из отечества —
мир обретает ещё одного изгоя".
Так вот случилось, что дочь его была больна;
Болезнь её была ни так уж и страшна.
Но мерзкий джин старца обманул с помощью рун;
Он был могущественный в колдовстве колдун!
И стал правитель Астамдаля твари той служить;
Лишь б только дочь его продолжала жить.
В итоге их погнали бесславно из дворца:
Больную дочку и безумного отца!
За то, что он народ свой джину в пищу отдавал;
Хуже тиранов всех — он в мире этом стал!
.Сцена третья: "Теодор и Влад знакомятся с
дочерью правителя Астамдаля".
— Не бойся ты — старик, я, дочь твою свезу,
В страну свою родную, врачам там покажу.
Я обещаю, позаботится о ней —
Как о родной сестре, собственной своей.
И волос с головы её не упадёт;
Пусть твоё сердце старческое — слёз о ней не льёт.
Сказал уже девице, — Меня звать — Теодор;
К ней устремив свой любопытный взор.
Власы её — были густы, были темны —
Как небо тёмное без проблесков Луны!
Глаза её — всё ж отдавали синевой;
И поражали сразу своею глубиной!
Была — она худа, была — она бледна —
Как иногда на небе в часы зари Луна!
— Я — Элисон, — девица молвила в ответ:
— Быть может, что несчастней меня в стране сей нет.
Болею я так долго, что не помню того дня —
Когда была здорова на свете этом я!
.Сцена четвёртая: "Теодор, Влад и Элисон начинают
свой путь в Среднегорию".
Там, где пути свой шаг врозь начинают,
И друг от друга в край разный убегают.
Где врата древние стоят — словно хранят;
Они идут и в Среднегорию спешат.
Им далеко свой путь ещё теперь держать;
Они решают на ночлег, у реки — встать!
.Сцена пятая: "Теодор спит и ему снится
вновь, красавица — Инесса".
Там, где цветы цветут и в зимний час,
Любовь продолжит свой безумный пляс!
Ведь не всегда ты тут осознаёшь,
Что это — сон, что это — просто ложь.
Взглядом своим Инесса к Теодору прикасалась;
И высь их чувством тёплым наполнялась.
Тверда, крепка была с ними счастья рука,
Не существовала — не рождена была тоска!
Вот так любили крепко — во сне этом, эти двое,
Друг друга и любви чувство святое!
.Сцена шестая: "Герой в клетке".
Там, где саваны край в жажде томился,
Где славный Фалько насмерть со львом бился.
Работорговцы в путь к реке спешат,
С стальными клетками, что рабов в себе пленят.
В одной из клеток Фалько заперт был,
Разрушить клетку, не имея уже сил.
Изголодавшийся от жажд и без еды —
Смирено принял он волю своей судьбы!
.Сцена седьмая: "Теодор освобождает Фалько
из рабства".
На этот вот жестокий караван,
Рок, Теодора — словно навёл сам.
Но, работорговцы достаточно сильны,
Чтоб быть одним побеждены!
Один из них, пяти пудовым всё мечом,
Крутил круги — как будто бы пером.
Как пёрышком дитя малое играет —
Так тот силач мечом своим махает.
Другой, завидев их, так обозлился,
Что ввысь на метра три — как Брюс Ли взвился.
Рыча при этом — словно дикий зверь;
Остановились, мечи достали все теперь.
— Я — Теодор, второй сын царя — Краха,
Сказал им Теодор, гоня прочь тени страха.
— Держу я путь в Среднегорию свою,
Которую всем сердцем я своим люблю!
Вон тот, в той клетке, на которой птицы уж сидят;
Вот так случилось! он мне — словно брат!
Есть долг у меня к нему, и чтоб его отдать,
Хочу, купив его, свободу ему дать!
Конечно же, они ему Фалько продали,
Хоть цену за него стократно заломали.
.Сцена восьмая: "Теодор, Влад, Элисон и Фалько выходят
к границам сумрачного леса, но у реки останавливаются
на ночлег, не желая ночевать в сумрачном лесу, припоминая
жуткую ночь".
Когда на небе зажглись звёзд огоньки,
Недалеко от тех троих, в заводь реки;
Раздевшись догола в кустах, она нырнула —
Вода, её усталость приветливо слизнула.
По пояс — выйдя из воды, вся умывалась,
Ночь к ней так нежно ветром прикасалась.
И тайно любовался небосклон;
Тобой одной в ночь эту — Элисон!
Как вишни две на бледной ей весели;
Соски её — хоть бы её не подглядели.
Но, не сбылось желание её, судьбы — другой был приговор;
Голой её коснулся Теодора взор!
Тут из-за тучки Луна явилась — "Над";
Ещё опасней делая Теодора этим взгляд.
Но, не смутилась Элисон,
Как будто это — всё всего лишь сон.
Ополоснулась и вышла из воды;
На брег направилась — как виденье красоты.
Неся величественно прелести свои;
Таких картин прекрасных, увы, не видят дни!
.Сцена девятая: "Сон Теодора".
В страну без войн его Морфей воззвал;
И там с Инессой наш Теодор гулял.
Весенний ветер их так нежно обнимал —
Как будто бы обоих их венчал.
Плыл нежный взгляд Инессы — вдоль холмов —
Как будто собирая всё множество цветов.
И стать её весенняя цвела ныне сама —
Равной тебе самой красавица — весна!
Как на сокровище, Теодора взгляд,
Смотрел на лик её — будто это клад!
Он так ценил в лице её каждую черту,
Что высь с небом своим теряла высоту.
Сердце его песнь громкую свою,
Инессе пело: люблю, люблю, люблю!
Сон изменился вдруг и в его сон,
В платье сиреневом явилась Элисон:
Мила, тиха — но вдруг ветра порыв,
От ветра злого Теодор её прикрыв;
В синь её глаз своё вниманье уронил;
Так нежен этот момент странный был!
.Сцена десятая: "Жесток бывает Астамдаль".
Устав изгойничать, правитель в град вернулся,
И на детей бесчинствующих наткнулся.
И те припомнили ему, что нет у них теперь родных,
Камнями забросали и не оставили в живых!
И "Зуб за зуб" — закон в мире такой,
Безумствует, бывает под этою Луной.
Ни мне жалеть того, кто тысячи сгубил,
А вот об этих детях — уже я слёзы лил!
.Сцена одиннадцатая: "Падение сумрачного леса".
Их шаг направился, на этот раз, сквозь лес,
Чтобы быстрей пройти его наперерез.
Шёл первым Фалько, затем Влад и Элисон,
А Теодор — последним шёл тут он!
И нечто странное творилось в том лесу;
Опасность воздухе повисла навесу.
Вон нимфы обнаженные, полуживые уж лежат —
Пылал в лесу содом, пылал в лесу разврат!
Та нимфа, что его тогда поцеловала,
— На помощь, — сквозь ласки прошептала.
Эрато: пала и устроила тут содом;
Сошла с ума, упилась тут вином.
Любовь и свадьбы, та — что воспевала,
Тут падшей музой ныне теперь стала.
Уж Солнца свет её не озарял,
Мрак самый тёмный плащ ей свой отдал!
.Сцена двенадцатая: "Пятый подвиг Теодора,
смерть падшей музы".
Фалько и Влад попались во власти её чар,
И обнажили плоть свою пред нею — словно дар.
Вот, Элисон раздеться попыталась, но сознанье потеряла,
И без сознания — как мёртвая лежала!
Инессе — верный всем своим сердцем Теодор;
Достал свой меч и вынес падшей музе приговор.
Мечом своим ей прямо сердце поразил,
Чары её решились тут же своих сил.
Разврат окончен! все свой ум пришли,
Уста музы — Эрато тогда произнесли:
— За то, что ты мой век, так вот оборвал,
Хочу, чтоб ты свой щит в днях потерял!
Любовь твою, что высь тебе дала;
Знай ныне у тебя, я всю тут забрала.
Ты думаешь, что ты сильно так любил,
Что даже музу с этим победил?!
Любовь! — ни твоя сила, дурачок;
Такой силы любви течёт лишь свыше ток.
Любовь такая свыше небом рождена;
Я знаю — это, я была такой любви верна,
До этого, как пала в этот грешный век;
И мрак меня с собою вместе быть увлёк.
Не думал ли ты раньше, что любовь очень велика,
Своим величьем для тебя зверька?
.Сцена тринадцатая: "Муза — Эрато умирает".
В земле растаяла Эрато — как тает снег;
На мокром месте, выглянул побег!
Ещё один — и вот ещё местами —
И вскоре было место то усыпано цветами.
Эти цветы: были белы, были нежны —
Как самое чистое дыхание весны!
"Теодор помогает Элисон одеться, ибо до того, как она
потеряла сознание, она тоже начала раздеваться под
властью чар Эрато и почти сняла с себя платье. Из-за
происшествия они решают остаться на ночлег всё же — в
сумрачном лесу".
.Сцена четырнадцатая: "Сновидение Теодора".
Как только сна пространство перед ним открылось;
Красавица — Инесса опять к нему во сне явилась.
Но, он её лицо вновь распознать, увы не мог;
Смотрел в него — он — словно читая книгу между строк!
Не мог признать её — он, и не желал её обнять;
Всё продолжал с ней рядом печально так стоять.
Хоть также всё — Инесса была прекрасна и мила,
В ней красота такая же великая цвела!
Но, он не мог узнать её лицо и не узнавал —
Любви своей огромной, без лика — идеал!
.Сцена пятнадцатая: "Теодор, Влад, Элисон и Фалько
продолжают свой путь в Среднегорию".
Уж скрылся лес вдали — вот древний дуб,
Вот море, вот другое — вот уступ.
Песчаной полосы меж рифов и морями,
— Пойдём туда, узнаем, что там будет с нами?
И волны набегали с двух сторон,
На хрупкий брег, пугая Элисон.
Вол Элисон больших пугалась —
Когда волна, шипя на брег вздымалась.
И это было так забавно для них всех,
Что это общий у них рождало смех.
.Сцена шестнадцатая: "Теодор, Влад, Элисон и
Фалько приходят к лекарю, который лечил Влада
после того, как его избили разбойники. Теодор
рассказывает лекарю свою беду, что он не помнит
свою возлюбленную красавицу — Инессочку, что
он забыл её лицо".
Они уединились, и он у лекаря спросил:
— Есть ли лекарство, чтоб я снова полюбил?
Чтоб вспомнил вновь я: её прекрасные черты,
Что ранее царили выше каждой высоты.
Всё то, что забрала у меня, муза — Эрато;
Хочу вернуть я, будет тебе лекарь — плата!
— Конечно, есть у меня такой отвар;
Он избавляет от всех на свете чар.
Но, будешь ты в бреду несколько дней,
Пока не вспомнишь лик возлюбленной своей.
Как только её образ в памяти всплывёт,
Сердце твоё ей гимны снова запоёт.
Её увидишь ты и вновь будешь её любить;
Не смей ни на кого другого взор свой уронить!
Их разговор подслушал не только небосклон,
А также ушками своими Элисон!
.Сцена семнадцатая: "Теодор в бреду".
Он горький выпил лекаря отвар,
И тут же окатил его рассудок — жар!
Он звал в бреду, воды просил попить;
Никто не заходил, ему воды налить.
Входить нельзя — он с памятью своей,
Один на один в борьбу вошёл средь дней.
Чтобы вернуть лик той, что он любил,
Который он нечаянно в днях этих позабыл!
.Сцена восемнадцатая: "Когда все засыпают, Элисон
пробирается к Теодору, желая завладеть его сердцем".
Когда пространство укутал в ночи мрак —
Луна вступила с небом во священный брак!
Спят долы, горы, цветочки в горах спят,
А звёзды с неба на их сны молча глядят.
Всмотревшись в ночь и в звёздный небосклон,
В плаще одном шмыгнула Элисон.
В плаще! — других одежд на ней уж нет;
Не вечно будет спать в небе рассвет!
Зашла к нему, дверь на засов закрыла;
И тут же своё тело обнажила.
В кроватку с Теодором — улеглась,
И нежно целовать его уста — взялась!
.Сцена девятнадцатая: "Близость Теодора и Элисон".
Когда рассудок бредет, а тебя целуют,
То — словно поцелуи твои, у тебя воруют.
И даже если отвечаешь им ты — то, то ни ты;
В тех поцелуях нет чувств вовсе высоты!
В жар его тела — она кутала своих объятья —
Как будто он её, а не чужое счастье.
Он целовал её уста и нежно называл:
— Инессочка моя, — он ей в бреду шептал!
Всё это Элисон пропустила меж ушей.
— Хоть ночь одну, но буду я твоей!
Но, тут в сознание своё пришёл наш Теодор;
Ни ту — увидел, его надежды полный взор!
.Сцена двадцатая: "Теодор сходит с ума".
Увидев Элисон с собою — ни Инессу;
Реальность его дней окончила тут пьесу.
И в ужасе, верный любви своей —
Он убежал в пустыню от людей.
— Кто это воет в поздний час в степи?
— Кто проклинает свои горько дни?
— Кто ищет средь цветов ею забытое дыханье?
— Кто жаждет вспомнить хоть одно: о любви воспоминанье?
.Сцена двадцать первая: "Сошедшему с ума Теодору
снится сон".
В страну, где мир изрядно ныне изменён,
Уж ненормален не только он — и сон!
Его Морфей увлёк — хоть ему плохо спится;
Красавица — Инесса, ему без лика снится.
И плачет он: не вспомнить уж её лица;
У всех своих надежд — он ныне у конца!
Так сильно — как он — ещё никто так не любил,
Из тех, кто ранее на этом свете жил!
Беда его поэтому — страшнее других бед;
Он всех несчастней стал — за вечность эту лет!
.Сцена двадцать вторая: "Окончание".
Проснулся он и по полю идёт;
В душе его холодный ливень льёт.
Ужасно то, что он не позабыл —
Имя возлюбленной, которую любил.
Он помнил имя — но ни её лик;
В сердце его звучит бед громких — крик!
Высь неба свой покинув пьедестал,
Ему произнесла, — Момент настал!
Я прочитаю послесловие тебе,
Твоей несчастной, горестной судьбе.
Сквозь космос, сквозь пространство уж летит,
В мир этот — из глубин метеорит!
Что ты несчастней всех на этом свете стал —
Смертью такой, ты б всем нам доказал!
Шипит уж высь, глас с неба продолжал;
Его несчастье — над несчастьем возвышал.
— Ты тот, кто всех теней в мире мрачней!
— Ты тот, кто несчастней всех живших людей!
— Ты тот, кто забыл возлюбленную свою!
— Ты тот, кто горче всех в слове — "Люблю"!
.Сцена двадцать третья: "Кошмар, сон перед свадьбой".
С высот прям на него упал метеорит —
Он вздрогнул и проснулся — жив, не убит!
Он огляделся — это Рондо, край родной,
— Ух ты! что это было? Я что ещё живой?
Он тут же вспомнил лик Инессы, — Постой!
Я помню её образ, помню каждую её черту,
Как можно позабыть такую красоту?
Ведь её образ, красу сполна в себя впитал;
Титул — "Прекраснейшей", у весны себе забрал!
Сцена двадцать четвертая: "Инесса и Теодор гуляют в саду".
Смотрел он на неё и утолить не мог — свой взор;
Хоть ночь одну всего её не видел — Теодор!
— Ты знаешь, мне сегодня сон приснился,
Что я, забыв тебя, в горе рассудком помутился.
Так больно было сердцу лик твой позабыть;
Но, даже так я продолжал тебя любить!
Пять подвигов во сне я этом совершил;
Так много было там всего — но я тебя не разлюбил!
И ныне, наяву, хочу тебе — Инесса, я сказать:
— Готов тебе я вечность всю свою отдать!
— Готов тебя я вечность всю свою любить!
Твой идеал! — я жажду над этим миром возносить!
Прими моё — "Люблю", так сразу — словно Солнца свет,
Тебе сияет в нём уже всю сотню лет!
"Рассказав свой сон Инессе, Теодор нежно целует
её и они готовятся к свадьбе".
.Сцена последняя: "Свадьба".
Все были тут и радость с ними разделяли,
Восторге всё шумело, гимны славные играли.
И небосклон к ним голову склонив свою,
Желал обряд увидеть их, дай я сам посмотрю!
Двенадцать красных лент — их по ногам связали,
Двенадцать синих лент — их по рукам связали,
Двенадцать белых лент лямкою пали меж их плеч —
Связали их в одно, да в днях стали стеречь!
И клятвы вечные — тут Теодор сказал:
— Клянусь, любить! — Инесса твой лишь идеал,
Твой идеал! — мне знаменем вечным ныне стал,
Ты — та! — что я любя себе навек избрал!
Инессочка моя, клянусь, любить тебя —
Всю вечность, до последнего в ней дня!
— Клянусь, тебе, мой славный Теодор!
Инесса молвила ему, склонив свой взор.
— Любить тебя и верной тебе быть,
Детей! — хочу тебе двоих родить;
Похожих на меня и на тебя,
Клянусь, с тобой счастливой буду я!
Вот, в небо синие птицы поднялись —
Словно их клятвы принимает сама высь.
И все танцуют, пляшут и поют;
Нет никого несчастным ныне тут!
.Послесловие третьей главы:
Пой песню — сердце о любви — такой;
Так любят крепко, под этою Луной.
Светлей вселенной, всех звёзд её светлей;
Радость! — в сердцах на свадьбах у людей.
.От автора:
В жажде воспеть любви чувство святое,
Вам, показав в любви величие большое.
Морфей, Эрато — и с ними я, для вас —
Сплести решили странный сей рассказ.
Истосковалась в небе Эрато без проказ,
Без чувств великих, гремящих внутри нас!
Без свадьб затмевающих Солнце в небесах,
Без идеалов вечных, в любящих сердцах!
Что в ней самой так вдохновение взыграло;
Что муза славная грани миров передвигала.
Морфеем, да и мной управляла — как слугой,
Чтобы пропеть любви гимн новый свой.
Сама безумной, падшей притворялась,
Хоть никогда, до чувств подобных не спускалась.
Чтобы воспеть любовь сверх возможного — любя;
Эрато славная взяла — и превзошла себя!
Так пусть же славит каждом в веке человек,
Любовь святую — и далее вовек!
Автор — Данте Анри
Метки: