Роман Семь дней Бога

Глава 1 Петелька.

Domine omnipotens Deus, ut vias tuas ut sunt compedes, catenae turn away
et ab Roma

relicta est in te lapis serizhali pater fuit Henoch, qui poverzhnny digito autem Iesu.

О, Всемогущий Господь, принимая твои Пути, как путы, отверзнусь и от Рима.

В камне оставленном тобою скрижали Отца Еноха, повержены перстом Иисуса.

* * * * * *

Чтобы начать эту историю, надо вспомнить сколько камней в ладошке Господа. Бог видит цвета своих радуг в призме загадочности и в свете тех капель, что стоят слонами мира.

Жил был однажды один белый Человечек, как Семя с тонкими, легкими крыльями, но не то чтобы вот так сразу раз и жил... А конечно из росинки.
Вы когда нибудь пускали мыльные пузыри с балкона, что на радость соседским детям. Такое всегда складывается впечатление, будто этот детский смех спрятан в шарике мыльном.
Росинка тоже была похожа на цветную горошину и наивно заливалась золотой амальгаммой и светилась счастьем.
Дитя, как Семя в воздушном Облачке искал подарочки и перетаскивал их на другое Облачко. Там было и перо Совы, и роза красная, и туфелька с каблучком, и платочек белый в нить манжета, и среди многих прочих подарков были кисти и палитра красок. Удивление Человечка встревожила бабочка, присев на тюбик с вылитой голубой краской...
Бывает ребенка может кто то потревожить, а приходит маленький котенок, и своим пушистым хвостиком разгоняет печали дома. Что сделала бабочка неизвестно, но Бог нашел сразу радугу!
Человечек стал мечтать, ибо в грезах творил, а кисточку он грыз за беличий хвостик. Поселился он в круге косточки сливы и питался только росой с облака. И надо сказать, что в тот момент, когда удивился ногтям своим, от Звезды пал свет в ладонь и в облачке рожден был от перышка и света Человечек, как Начало белый с крыльями из крепких перьев.
Сначала он подарил улыбку, потом окунулся в облачко и достал оттуда розу красную и подарил ее Человечку, как Семя. А Человечек, как Семя озарился Светом в этот миг и тоже окунулся в облачко и одарил Человечка Начало линзой. Человечек Начало достал из облачка перышко, и они менялись подарками с улыбкой, и улыбками они пожалуй они тоже не скудились. А три облака белобоких: грустное, веселое и лиричное стали танцевать рядом с ними, и Человечек как Семя жадно начал писать Ибо он который "фантазировал над кругом светлой корзины", улыбаясь достал из косматого, снежного облака кисти и палитру, "полагая радугу свою в облаке, чтоб она была символом подарка между самим Человечком и кругом светлой корзины" и с осторожностью художника и мечтателя раскрыл свое живое воображение и дал кисть в ладони Человечку как Начало. И на первый день Человечек временил холст над корзиной, но все мы знаем что День Первый Человечку не задался, а потому перейдем сразу в День Второй.
Опрокинул Человечек как Семя, Чашу с водою на Светлую Корзину и меж прутьев ручьями синеглазками ожили волшебные колокольчики. Человечек как Начало сказал: Давай посмотрим в глазки цвету Радуги в коле всего хоровода. И взглянули они на цвет колокольчика.
И вот какая голубая получилась история в день второй Бога.

—————— ——————

Истории рождаются во времени и капельками волокон льняного ристалища и остаются в цепях того автора, что памятью всей строки писателя прячутся в капели.
В тот день было ветренно и прохладно. Лиля Брик проходила мимо цветочного сквера и в ладонях ее была гвоздика красного цвета. Завернув у Обводного канала к литой выцветшей вывеске кафе "Набиус" ее остановил изначально не взгляд Владимира, что уже перечитывал свежую прессу за столиком на террасе, а печальное письмо от девочки в голубом платьице, что утаилось в листе цветущей Бегонии на самой террасе.
Дама вкрадчиво подошла к нахлабученной тумбе шоколадного розмарина в сером табачном дыму и ненароком сказала: В коричневой тетради.
—Что? Переспросил Маяковский, оглянувшись с улыбкой. — Лиличка, ты знаешь, мне кажется, я сорвал куш этой горчицей.
Девушка присела напротив поэта, веером осетра вчерашней хроники:
В этой колее задета петелька русской буржуазии.
Владимир обернулся к бармену и спросил два крепких кофе, хотя в силу своего трафильного характера, он имел привычку пить кофе с молоком.
Беседуя, Владимир отметил одного полного господина в коротком сюртуке, что вошел в ресторан прямой синей тростью, беседуя с худощавым сюртуком. До него донеслось: Печальный оборот принял этот вопрос, конечно, могли бы обратиться и в наше министерство.
Владимир обернулся к Лиле с вопросом:
— В каком городе ты хотела бы побывать, Ленточка?
— В правительстве много говорят о Кубе.
Знаешь, самым вертлявым скорпионом в нашем дворике была трубка гармониста.
— А, наверное, того гармониста, что залез в твою шубу в Новый Год, жрал селедку и всем портил вечер, — засмеялся поэт.
Затем Владимир показал Лиле заметку в газете со словами: Видишь, это Нью — Йорк. Давай покарим Америку!
Девушка улыбнулась и затянулась крепким кофе: Америку... Давай!