Земля циклопов
ОСЕНЬ
(ПОЧТИ ПО ГЕРМАНУ МЕЛВИЛЛУ)
Двух троп сухой, разбившийся настил
на корабле, где, собираясь с духом,
жмет к бедрам свой зарифленный текстиль
осенняя вдова. И корм для слуха -
лишь то, что даст носком поддетый лист
(как раз он выпал из-под птичьей лапки).
Но слишком мал в кустах специалист,
чтоб обеспечить штормовые ставки.
И, юбок приспособив такелаж,
в зюйдвестке с крабом шерстяного фетра
из местных подбирает экипаж
с задатком ливня, холода и ветра
вдова. И ей мерещится дублон
в светиле, а на горизонте - знаки,
что в кормщики поступит Аквилон, -
прядь облаков, похожая на накипь.
И в ход идет кустарник древних рун,
когда плывет, как капитан отпетый,
из голых веток выковав гарпун,
на божество зимы за спермацетом,
лишившись напрочь парусов листвы
и невзначай приняв судьбу Ахава,
с давленьем крови в стенках головы
осенняя вдова. И снег - ей саван.
18 сентября 2009
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Архипелаг осенних пушек с их пальбой
скупой, и днями постными асфальт рябой,
и вид заброшенных ходов каменоломни
у облысевших улиц, где бегут ?свои?,
едва клубами туч потешные бои
откроются в пределах города подробней.
Под утро стены облицовывает снег,
и вдоль завесы на окне - косматый свет.
Там, при ходьбе сметая вниз заросшим брюхом
чистовики предрассуждения зимы,
наш голубь выверил черновики земли
по невредимым при паденьи снежным мухам.
Там сотня возбужденных птиц, в прозрачный флаг
сложившись, реет над корзиною бумаг,
гася волнение о позабытом юге
в глухой пустыне промерзающих небес,
и чувств непрошенных меняет чуждый вес
на сну не чуждые осенние досуги.
Там вся окраина столичного жилья
испытывает новость колотьем жнивья
и проступает сквозь ноябрьский меморандум
грядущих с полюса заснеженных дружин
хитросплетением проплешин и рыжин,
даря в науку и пример крестьянский разум.
Бог весть, последней зимней моде вопреки
квартировать решились белые значки
на обезличенных погодами широтах,
в них обнаружив элементы естества;
а там - друзей с охотой петь свои болота
при искренней оглядке в поисках родства
прибавит если не полку, хотя бы роты.
04 ноября 2009
ГЛОБАЛЬНОЕ ПОТЕПЛЕНИЕ
Лавр заломив на затылок, пастушьи приветствовав узы
с сребротекущею Волгой, сарматских земель Аретузой,
где прямотою пленялись блаженной судьбы златоустов
и отродясь не меняли на плевел аркадские вкусы,
не породила война где ни мышь пораженья, ни пустошь,
паче святые места населяются быстро и густо,
я подвизаюсь на поприще, скул не скрывая за ворот,
и, бестиарий, когда я не римлянин, - чувствую голод.
Вместо присловий мне б мысль допустить до Того инородца, -
но шелухи, Аретуза, еще наперед остается.
Две тыщи лет упований на кровную с Ним солидарность,
но без участья природы история не обойдется.
Только природа, как варвар, выносит свою неоглядность.
Дух, набежав на ловца, узаконил бы невероятность.
Каспий бы канул на зиму, твердея, в космический холод,
пальцами дельты твоей, Аретуза, на юге заколот.
23 октября 2009
*Бестиарии (лат. звериные) – ?безоружные люди, которых на публичных травлях (venatio) или в виде казни отдавали на съедение диким зверям. Б. также назывались гладиаторы, которые вооруженными и за определенную плату (авкторамент) боролись со зверями в цирке. Их оружие состояло из арканов и сетей.? (Любкер Ф. ?Иллюстрированный словарь античности?)
К А.С.ПУШКИНУ
Знакомец, друг, с чьим я соотношусь портретом
затем, что диалог – под времени запретом,
недалека пора, как вызывался ты
величьем замысла читателя спасти;
но в самых снах не чаял сделаться МессИей
приверженному лире скифу и России,
где твой второй приход, как Воскресенья, ждут.
И Музы под руки Вергилия ведут
к брегам забвения, где бродит тень Поэтом
и отдых черпает из леденящей Леты,
а яд воды живит пробитые места.
Ужасней не было пустынного листа
услужливой перу изгнанника чинары:
он письма с Понта слал к своим домашним ларам.
Тем вырос; бросил членство в клубе волокит;
швырял на кон стихи, как Игоря полки, -
их недругу сдавал зловредный клекот Дива;
и больше к славе, а не участи, Овидий,
соотносясь с тобой, себя он причастил,
хоть в прошлом нравился и за бесстыдный пыл.
(Что ж! без гримас не помянуть имен с вечерни,
кто уличать желал не менее, чем в скверне,
родившись флорой для болезней низких душ.)
Господь принЯл бразды, - Поэт не стал, как шут, -
на перекладине… А – страх - видали виды…
Что скажешь ты о нем, родитель Энеиды?
Ведь был - НЕДАВНИЙ АНХИЗИД - славянский муж!
12 октября 2009
* Публий Овидий Назон был отправлен Августом в ссылку на Черноморское побережье в том числе и за ?Науку любви?;
* ?Пушкин лично знал всех повешенных – Рылеева, Каховского, Бестужева-Рюмина, Муравьева-Апостола, Пестеля. Его неотступно преследовали мысли о них. На 38-й странице черновой тетради №2368 есть рисунок, вызывающий немало споров. Страница исчерчена мужскими лицами в профиль. А наверху и внизу страницы нарисовано пять виселиц, пять повешенных. На нижнем рисунке часть крепостной стены. Над верхним рисунком надпись: ?И я бы мог как шут…? (Жизнь Пушкина: В 2т.Т.2:1824-1837/ Ариадна Тыркова-Вильямс. – 6-е изд. – М.: Молодая гвардия, 2007. – 514[14] с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: сер.биогр.; вып.1065);
* Анхизид = Эней
ОРАКУЛ
Я распишусь, а ты, ноябрь, устрой
по крестовинам окон затемненье.
Предметы, покидая поле зренья,
и память оставляют холостой.
И вот, дутьем в остекленевших рощах
запорошив собранье старых зол,
ты - как бы Времени проектировщик
от частностей, пошедших на подзол.
С таким стремленьем к жизни без тревог
и занимать сторожевые дали,
по пояс увязавшие в деталях.
Причем, пейзаж не вымаран в лубок.
Три вещи здесь по манию Искусства
в замену счастью: воля, снег, покой.
Бывают дни и подлинные чувства.
Что до иных… Воздержимся. (На кой?)
Так, новый Дант в бутылочном лесу,
не сожалей, что мыслишь однобоко.
Воображенье делает пророка.
И, оказавшись им, не обессудь,
что жаждешь ты заигрывать с грядущим,
на календарном минусе гипноза
и сам-Борей шатаешься по кущам,
как зимняя недальняя угроза.
И для тебя она уже пришла.
Ты прорицаешь, явно поневоле,
измучен ревматическою болью
в костяшках (не руки уже) крыла,
что диким уткам подсадное ?я?
охотника, прокрякав брачный сольник,
в живых оставит тех, кто басне внял.
Чем дальше в лес, тем птицы бесконтрольней.
24 ноября 2009
ГРОЗОВОЕ НЕБО
Смотрю в фальш-потолок, в лепнину
громоздкой тучи.
Объятьям помогают мины.
И луч (до кучи)
теряется за мышцей бранной,
но торсов мУка
в востребованности охраны
почти порука.
Глаз расставляет выше капель
приоритеты:
там тянется стопарный кабель
сплошного света.
До золота охочий варвар
вертлявых Азий,
я солнца домогаюсь арфы
(объекта связи,
почти что телеграфа в роде
какого бунта).
А дерево шумит в разброде,
повсюду смута.
На все про все прием захвата
зрачками – вида,
я просто дикий соглядатай
псалма Давида,
снедаемый брадатым страхом
словить перуна,
нашедший артефакт во мраке -
Орфея струны.
Что их особого режима
печаль - в фаворе
я знаю фибрами своими,
которых – море,
что, раб усталый меланхолий,
Буонаротти
в капелле неба светы холил
немытой плотью.
Впрочем, Сикстинская натура -
сама кулиса
любви Христа, а не Амура,
но обе – близко.
07 августа 2009
ЧИЖИК
Промозгло. Капель дребедень.
Чем пальцем ударять о палец,
испуганная ветром сень
по обе стороны распалась,
вплоть до затылка прям пробор
в, чуть что, плакучей шевелюре,
а в ней щебечет крохобор.
Хватает дуг в архитектуре
промокшей клетки вызвать ложь
оптическую ни за грош.
На что глядеть из-под полы,
как не на профиль обстоятельств?
иначе говоря, углы,
где перья мыл, бытописатель
вчерашних гнезд, корпя над зла
уроками в пределах сада,
до – ПАТРИАРШИХ - жизни для,
а те - пятьсот живали сряду,
прежде чем стенами избы
им принцип Феникса избыть.
Для пасынка небесных сфер
заведомо не обмануться
в безвыигрышной из афер,
где души с призраками бьются
любви, привязанностей в том
устУпленном кончине теле,
что побеждаем - словарем,
а он, по существу, - на деле.
Ведь, вероятно, он один
в галактике свой господин.
Без моря вызревал лангуст
на ниве русского пространства.
И, голосуя за абсурд
с эпизодическим упрямством,
стяжает чижик все кивки
в тенетах ног полувоздушных.
Игры ценитель в поддавки,
он - божьих ангелов наушник,
отнюдь не ветреник Лаис,
срывавший плод, иль цвет, иль лист.
Он, с тайным страхом про запас
направив клюв в бесчеловечность,
всех дел, коснувшихся до нас,
отряхивает с крыльев млечность.
Меж прутьев проскользнувши в щель,
он улыбается там вчуже,
обозревая колыбель,
с подтеками дождя снаружи.
И лучше уловлять черты
лица с другой совсем версты.
10 декабря 2009
УЛИСС И ЦИКЛОП
Поскольку зима на мороз, как циклоп,
просекший вину итакийца,
за дверью подъездной, оконным стеклом
шагает походкой убийцы,
а ты изнутри пресловутым ?Никто?
в охваченной стужей пещере
подносишь на плошке свечной завиток,
чтоб зрак в неминучее вперить,
за белой травы кристаллический ворс,
за сутки обжившей высоты,
туда, где на ощупь ведется допрос
случайных бездомных животных,
где, линзами льда обостривши прищур,
тем более действуют слепо,
что впредь изобилие снежное шкур
не падает с зимнего неба,
так ты хоть Гомера буди пантеон
и выдумай жертву для чуда,
но, с парой иллюзий, одетый в мутон,
в тепло пробирайся отсюда.
21 декабря 2009
***
Мирские страсти у дверей церквей,
как обувь сменная на входе в школу.
Здесь вольнослушатели внемлют шкАлам,
не из житейской взятым кладовОй.
Вон троеперстием рисуют знак.
Велят припомнить Воскресенья чудо.
И в скулах каменную трезвость свода
вдруг развивает тихий ученик.
По временам вступает в дело хор.
Треск пламени разнЯщихся пропорций
смиряет с ритма сбившееся сердце,
и смятых век расходится прищур.
Не оттого ли мускул кропотлив,
что сам заботится унять тревогу,
раз не живет, собою не обруган,
Царя царей измученный улов?
И медлишь в сумраке еще смотреть
на яркий город и народ за дверью.
И страсти - не убийцы и не вОры,
когда им полной воли не давать.
13 августа 2009
(ПОЧТИ ПО ГЕРМАНУ МЕЛВИЛЛУ)
Двух троп сухой, разбившийся настил
на корабле, где, собираясь с духом,
жмет к бедрам свой зарифленный текстиль
осенняя вдова. И корм для слуха -
лишь то, что даст носком поддетый лист
(как раз он выпал из-под птичьей лапки).
Но слишком мал в кустах специалист,
чтоб обеспечить штормовые ставки.
И, юбок приспособив такелаж,
в зюйдвестке с крабом шерстяного фетра
из местных подбирает экипаж
с задатком ливня, холода и ветра
вдова. И ей мерещится дублон
в светиле, а на горизонте - знаки,
что в кормщики поступит Аквилон, -
прядь облаков, похожая на накипь.
И в ход идет кустарник древних рун,
когда плывет, как капитан отпетый,
из голых веток выковав гарпун,
на божество зимы за спермацетом,
лишившись напрочь парусов листвы
и невзначай приняв судьбу Ахава,
с давленьем крови в стенках головы
осенняя вдова. И снег - ей саван.
18 сентября 2009
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Архипелаг осенних пушек с их пальбой
скупой, и днями постными асфальт рябой,
и вид заброшенных ходов каменоломни
у облысевших улиц, где бегут ?свои?,
едва клубами туч потешные бои
откроются в пределах города подробней.
Под утро стены облицовывает снег,
и вдоль завесы на окне - косматый свет.
Там, при ходьбе сметая вниз заросшим брюхом
чистовики предрассуждения зимы,
наш голубь выверил черновики земли
по невредимым при паденьи снежным мухам.
Там сотня возбужденных птиц, в прозрачный флаг
сложившись, реет над корзиною бумаг,
гася волнение о позабытом юге
в глухой пустыне промерзающих небес,
и чувств непрошенных меняет чуждый вес
на сну не чуждые осенние досуги.
Там вся окраина столичного жилья
испытывает новость колотьем жнивья
и проступает сквозь ноябрьский меморандум
грядущих с полюса заснеженных дружин
хитросплетением проплешин и рыжин,
даря в науку и пример крестьянский разум.
Бог весть, последней зимней моде вопреки
квартировать решились белые значки
на обезличенных погодами широтах,
в них обнаружив элементы естества;
а там - друзей с охотой петь свои болота
при искренней оглядке в поисках родства
прибавит если не полку, хотя бы роты.
04 ноября 2009
ГЛОБАЛЬНОЕ ПОТЕПЛЕНИЕ
Лавр заломив на затылок, пастушьи приветствовав узы
с сребротекущею Волгой, сарматских земель Аретузой,
где прямотою пленялись блаженной судьбы златоустов
и отродясь не меняли на плевел аркадские вкусы,
не породила война где ни мышь пораженья, ни пустошь,
паче святые места населяются быстро и густо,
я подвизаюсь на поприще, скул не скрывая за ворот,
и, бестиарий, когда я не римлянин, - чувствую голод.
Вместо присловий мне б мысль допустить до Того инородца, -
но шелухи, Аретуза, еще наперед остается.
Две тыщи лет упований на кровную с Ним солидарность,
но без участья природы история не обойдется.
Только природа, как варвар, выносит свою неоглядность.
Дух, набежав на ловца, узаконил бы невероятность.
Каспий бы канул на зиму, твердея, в космический холод,
пальцами дельты твоей, Аретуза, на юге заколот.
23 октября 2009
*Бестиарии (лат. звериные) – ?безоружные люди, которых на публичных травлях (venatio) или в виде казни отдавали на съедение диким зверям. Б. также назывались гладиаторы, которые вооруженными и за определенную плату (авкторамент) боролись со зверями в цирке. Их оружие состояло из арканов и сетей.? (Любкер Ф. ?Иллюстрированный словарь античности?)
К А.С.ПУШКИНУ
Знакомец, друг, с чьим я соотношусь портретом
затем, что диалог – под времени запретом,
недалека пора, как вызывался ты
величьем замысла читателя спасти;
но в самых снах не чаял сделаться МессИей
приверженному лире скифу и России,
где твой второй приход, как Воскресенья, ждут.
И Музы под руки Вергилия ведут
к брегам забвения, где бродит тень Поэтом
и отдых черпает из леденящей Леты,
а яд воды живит пробитые места.
Ужасней не было пустынного листа
услужливой перу изгнанника чинары:
он письма с Понта слал к своим домашним ларам.
Тем вырос; бросил членство в клубе волокит;
швырял на кон стихи, как Игоря полки, -
их недругу сдавал зловредный клекот Дива;
и больше к славе, а не участи, Овидий,
соотносясь с тобой, себя он причастил,
хоть в прошлом нравился и за бесстыдный пыл.
(Что ж! без гримас не помянуть имен с вечерни,
кто уличать желал не менее, чем в скверне,
родившись флорой для болезней низких душ.)
Господь принЯл бразды, - Поэт не стал, как шут, -
на перекладине… А – страх - видали виды…
Что скажешь ты о нем, родитель Энеиды?
Ведь был - НЕДАВНИЙ АНХИЗИД - славянский муж!
12 октября 2009
* Публий Овидий Назон был отправлен Августом в ссылку на Черноморское побережье в том числе и за ?Науку любви?;
* ?Пушкин лично знал всех повешенных – Рылеева, Каховского, Бестужева-Рюмина, Муравьева-Апостола, Пестеля. Его неотступно преследовали мысли о них. На 38-й странице черновой тетради №2368 есть рисунок, вызывающий немало споров. Страница исчерчена мужскими лицами в профиль. А наверху и внизу страницы нарисовано пять виселиц, пять повешенных. На нижнем рисунке часть крепостной стены. Над верхним рисунком надпись: ?И я бы мог как шут…? (Жизнь Пушкина: В 2т.Т.2:1824-1837/ Ариадна Тыркова-Вильямс. – 6-е изд. – М.: Молодая гвардия, 2007. – 514[14] с.: ил. – (Жизнь замечательных людей: сер.биогр.; вып.1065);
* Анхизид = Эней
ОРАКУЛ
Я распишусь, а ты, ноябрь, устрой
по крестовинам окон затемненье.
Предметы, покидая поле зренья,
и память оставляют холостой.
И вот, дутьем в остекленевших рощах
запорошив собранье старых зол,
ты - как бы Времени проектировщик
от частностей, пошедших на подзол.
С таким стремленьем к жизни без тревог
и занимать сторожевые дали,
по пояс увязавшие в деталях.
Причем, пейзаж не вымаран в лубок.
Три вещи здесь по манию Искусства
в замену счастью: воля, снег, покой.
Бывают дни и подлинные чувства.
Что до иных… Воздержимся. (На кой?)
Так, новый Дант в бутылочном лесу,
не сожалей, что мыслишь однобоко.
Воображенье делает пророка.
И, оказавшись им, не обессудь,
что жаждешь ты заигрывать с грядущим,
на календарном минусе гипноза
и сам-Борей шатаешься по кущам,
как зимняя недальняя угроза.
И для тебя она уже пришла.
Ты прорицаешь, явно поневоле,
измучен ревматическою болью
в костяшках (не руки уже) крыла,
что диким уткам подсадное ?я?
охотника, прокрякав брачный сольник,
в живых оставит тех, кто басне внял.
Чем дальше в лес, тем птицы бесконтрольней.
24 ноября 2009
ГРОЗОВОЕ НЕБО
Смотрю в фальш-потолок, в лепнину
громоздкой тучи.
Объятьям помогают мины.
И луч (до кучи)
теряется за мышцей бранной,
но торсов мУка
в востребованности охраны
почти порука.
Глаз расставляет выше капель
приоритеты:
там тянется стопарный кабель
сплошного света.
До золота охочий варвар
вертлявых Азий,
я солнца домогаюсь арфы
(объекта связи,
почти что телеграфа в роде
какого бунта).
А дерево шумит в разброде,
повсюду смута.
На все про все прием захвата
зрачками – вида,
я просто дикий соглядатай
псалма Давида,
снедаемый брадатым страхом
словить перуна,
нашедший артефакт во мраке -
Орфея струны.
Что их особого режима
печаль - в фаворе
я знаю фибрами своими,
которых – море,
что, раб усталый меланхолий,
Буонаротти
в капелле неба светы холил
немытой плотью.
Впрочем, Сикстинская натура -
сама кулиса
любви Христа, а не Амура,
но обе – близко.
07 августа 2009
ЧИЖИК
Промозгло. Капель дребедень.
Чем пальцем ударять о палец,
испуганная ветром сень
по обе стороны распалась,
вплоть до затылка прям пробор
в, чуть что, плакучей шевелюре,
а в ней щебечет крохобор.
Хватает дуг в архитектуре
промокшей клетки вызвать ложь
оптическую ни за грош.
На что глядеть из-под полы,
как не на профиль обстоятельств?
иначе говоря, углы,
где перья мыл, бытописатель
вчерашних гнезд, корпя над зла
уроками в пределах сада,
до – ПАТРИАРШИХ - жизни для,
а те - пятьсот живали сряду,
прежде чем стенами избы
им принцип Феникса избыть.
Для пасынка небесных сфер
заведомо не обмануться
в безвыигрышной из афер,
где души с призраками бьются
любви, привязанностей в том
устУпленном кончине теле,
что побеждаем - словарем,
а он, по существу, - на деле.
Ведь, вероятно, он один
в галактике свой господин.
Без моря вызревал лангуст
на ниве русского пространства.
И, голосуя за абсурд
с эпизодическим упрямством,
стяжает чижик все кивки
в тенетах ног полувоздушных.
Игры ценитель в поддавки,
он - божьих ангелов наушник,
отнюдь не ветреник Лаис,
срывавший плод, иль цвет, иль лист.
Он, с тайным страхом про запас
направив клюв в бесчеловечность,
всех дел, коснувшихся до нас,
отряхивает с крыльев млечность.
Меж прутьев проскользнувши в щель,
он улыбается там вчуже,
обозревая колыбель,
с подтеками дождя снаружи.
И лучше уловлять черты
лица с другой совсем версты.
10 декабря 2009
УЛИСС И ЦИКЛОП
Поскольку зима на мороз, как циклоп,
просекший вину итакийца,
за дверью подъездной, оконным стеклом
шагает походкой убийцы,
а ты изнутри пресловутым ?Никто?
в охваченной стужей пещере
подносишь на плошке свечной завиток,
чтоб зрак в неминучее вперить,
за белой травы кристаллический ворс,
за сутки обжившей высоты,
туда, где на ощупь ведется допрос
случайных бездомных животных,
где, линзами льда обостривши прищур,
тем более действуют слепо,
что впредь изобилие снежное шкур
не падает с зимнего неба,
так ты хоть Гомера буди пантеон
и выдумай жертву для чуда,
но, с парой иллюзий, одетый в мутон,
в тепло пробирайся отсюда.
21 декабря 2009
***
Мирские страсти у дверей церквей,
как обувь сменная на входе в школу.
Здесь вольнослушатели внемлют шкАлам,
не из житейской взятым кладовОй.
Вон троеперстием рисуют знак.
Велят припомнить Воскресенья чудо.
И в скулах каменную трезвость свода
вдруг развивает тихий ученик.
По временам вступает в дело хор.
Треск пламени разнЯщихся пропорций
смиряет с ритма сбившееся сердце,
и смятых век расходится прищур.
Не оттого ли мускул кропотлив,
что сам заботится унять тревогу,
раз не живет, собою не обруган,
Царя царей измученный улов?
И медлишь в сумраке еще смотреть
на яркий город и народ за дверью.
И страсти - не убийцы и не вОры,
когда им полной воли не давать.
13 августа 2009
Метки:
