Женщина имя которой
II. ЖЕНЩИНА, ИМЯ КОТОРОЙ
1. От себя отказаться
От себя отказаться
В потоке идеальных стремлений,
Покинуть соломинку
Новым созданьем
Непрочным, недолгим,
Отразиться в краешках
Настороженных глаз
Покровительницы путешествий,
Шумную карету которой
Вместе с кучером, грумом,
Форейтором в желтых перчатках,
Отделанных кружевами,
Везет шестерка мыльных
Пузырей.
22 мая 1974
2. Комарово
Людмиле Кирсановой
1.
Весна.
Первая поездка за город.
Перрон опустел.
Дорога ведет
В перелесок, к болотцу,
Рыхлому снегу,
Кружеву краснотала.
Зеленые крапинки
Цветущего мха,
Словно кристаллики изумруда,
Нанизанные на острия иголок.
Слежавшийся брусничник
Смешон
В своем прошлогоднем наряде,
В сравнении с молодой женщиной
В косматой, рыжей шапке,
Осторожно ступающей
По обочине.
Никого, кто шел бы за ней.
Никого,
Кроме теплого солнца.
23мая 1974
П2.
2.
Мы забрели на поселковое
Кладбище.
Аккуратные ряды плит,
Надписи,
Даты рожденья и смерти.
Замыкает аллею
Ахматовский мемориал.
Барельеф поэтессы
Словно
Вылеплен детской рукой,
Черты лица
Растворились в граните.
Неподалёку сажают цветы,
Черпая горстью
Тепло для тюльпанов.
Их луковицы
С зеленым пером на макушке
Погружаются
В мягкие лунки,
Присыпаются жирной,
Что характерно для кладбищ,
Землей.
Работа всегда не из легких.
С неба струится шум сосен,
И можно заметить
Как дрогнула ветка,
Покинутая
Легкомысленной птицей.
23 мая 1974
3.
По дороге назад,
К электричке,
Бредём,
Усталые от солнца.
На ботинке
Моей спутницы
Развязывается шнурок.
Она ставит ногу
На моё колено,
Наклонившись лицом
К моему затылку,
Низко – низко,
Как будто для поцелуя.
Она прикасается ко мне
Своим дыханием,
Этим нежным трепетом
Долгожданной близости.
Я отвечаю ей
Взглядом.
Приподнимаюсь,
Встаю в полный рост.
Она на пол головы
Ниже меня.
Я привлекаю её к себе.
Пушистая шапка
Сдвинулась с её лба,
Её глаза наполняются
Небом и мной.
Затем небо исчезло…
Сообразительный парень,
Этот шнурок
От ботинка!
1974
3. Размолвка
Улитка телефонной трубки,
Слово, медью оплаченное,
Ряды мужей мирмидонских
В бегство обратила. Паника!
Бегут во главе с Ахиллом.
Он, чтобы бежать быстрее,
Доспех свой ковки чудесной
В сторону бросил, так что
Не только пята, всё тело
Защиты лишилось
16июня 1974
17
4.
Украден вечер.
Унесён в дамской сумке.
Его сложили вместе с зонтиком
В один чехол.
Август 1974
5. Две песенки для буколической оперетты
1. Спешу по розам,
Навстречу грозам –
Спеши за мной!
Молний изломы
И бури стоны
Встают стеной.
Подставь ладони,
Дождём наполним
Верхушки шляп.
На поцелуи
Стекают струи –
Кап-кап…
В цветник душистый
Тропой лучистой
Спеши за мной!
Цветок заветный,
Багряноцветный
Я рву, он мой!
2. Цветок полевой
Поник головой
В день грозовой,
В час роковой.
Любовь моя,
Что с тобой?
Ни ветерка,
Немеет река,
Спят облака,
Не буди их пока…
Любовь моя,
Как ты легка!
Вянут листы,
Дали пусты,
Зябнут мосты,
Гаснут мечты.
Любовь моя,
Где ты?
Август – ноябрь 1974
6. Знаки Зодиака
Пресловутые созвездья,
Ни отрады, ни возмездья.
Элегические вздохи,
Да и те избиты, плохи.
Всё, всё – единственный
Завиток улитки.
Секунда – уже утрата
Год прошёл, ничего не изменилось.
Сентябрь 1974
7. Гримасы любви
Голубой пожар
Правда ли, что сниться
Могут без причин
Крашенные лица
Голубых мужчин?
Ландыши в петлице,
Винный магазин,
Объясненье длится:
-Ах ты, сукин сын!..
Можно с толку сбиться
И гадать, гадать,
И цветы, и лица
В сны придут опять.
Мятая петлица,
Узнаю фасон,
Новая страница –
Тот же гастроном.
На углу Перинной
Двое, тет-а-тет,
Юноша с мужчиной
Полусредних лет.
Что за карусели,
Чувственный сюжет!
Тени загустели,–
Скрадывают след
Одинокой пары.
В глубине квартир
Тренькают гитары,
Успокоен мир.
Пронесутся фары,
Высветят двоих,
О, любви кентавры!
Не гоните их..
Пилигримы ночи,
Узок тротуар.
Диалог окончен
Голубой пожар
Выплеснуться хочет.
Оборвался сон.
Постовой хлопочет
И блюдёт закон.
Светятся глазницы
Окон в синей мгле..
И цветок в петлице
Замер, как в петле.
Август 1974
Подруги
Цветок над чашечкой цветка,
Две девочки, две обезьянки,
Льнёт белокурая к смуглянке –
И не усталые пока.
О, непонятная основа
Их нераздельности. Одна
Особой смелости полна
К подруге наклонилась снова,
Своим дыханьем и теплом,
Рассыпав волосы над нею,
Затылок обнажив и шею –
Вакханкой перед алтарём.
Другая, комнатной дикаркой
Воспитанная, как в сетях
Пульсирует с протяжным: А-ах!..
Упругой изогнувшись аркой.
Контакт полуприжатых тел,
Скользят сороконожки – руки,
Они удваивают муки
И приближают их предел,
Впиваясь в самые глубины,
Сквозь лабиринта завитки,
Так восхитительно легки,
Так обжигающе призывны,
Так нежны, так умеют дрожь
От живота и до коленок
Вдруг возбудить, любой оттенок
Придать ей и застыть, как нож…
И слабость разлилась, и сонность,
И ранний вечер за окном,
И в сумерках цветка с цветком
Усталая неразлучённость.
Август – сентябрь 1974
После свидания
Под часами на
Большой Пушкарской,
Кутаясь от ветра
В потертый воротник,
Ставшего коротким
Пальтишка,
Девчонка – школьница,
Сегодня впервые
Пережившая взрослое свиданье,
Ждет троллейбуса.
И на стрелки,
Что застряли на без четверти двенадцать,
Взгляд бросает
С самым независимым видом.
А сама от страха
Замирает –
Вдруг не обойдется без последствий?
И с какой
Подругой поделиться,
Чтобы никому
Не разболтала.
1975
Фонарь
Злая, бессонная память
О ней, о недавней, о мякоти
Сочной,
Вкус долек которой,
Так терпок.
Ночь. Туман за окном –
Поверхность её драгоценностей,
Когда
Золото перстня тускнело,
Обожжённое поцелуем.
Платье. Кресты и розы
Рисунка. Ниже коленок –
Складки,
Бронёй из шелка. О, скромность
Самки павлина!
Молчанье. Фонарь над дорогой
Щурится желтоватым
Глазом,
Лишённым ресниц,
Когда-то пушистых.
1975
8. Женщина, имя которой
Женщина, имя которой
Четыре оранжевых буквы
Цвета губной помады,
Ржавчины, разбавленной крови,
Поселилась во мне – для неё
Снятом доме. Там, где сердце,
Устроила спальню, там отдыхает,
Туда приводит мужчин.
Утром спешит принять душ,
Раздевается за портьерами лёгких.
Она хорошая хозяйка.
В солнечный день спешит в сад,
Ухаживает за моей причёской,
Или в лодке по озеру глаз проплывает
И веслом
Упирается в самое дно.
Ей смешно, что я слепну
И ничего не вижу, кроме радуги.
Март 1975
9. Ревность
Красавец попугай
Лазоревым крылом
По клетке водит важно и надуто.
Он объясняется
Старинным языком,
Почти забытым почему-то.
Хозяйку любит он
И оттого бранит
Ночного гостя посещенья.
Вздыхает, хохлится
И недовольный спит,
Предпочитая сновиденья.
Но утром, как всегда,
На шорохи шагов,
На голос, ласково звучащий,
Он откликается,
Он всё забыть готов…
Взволнованный и говорящий.
Апрель 1975
10. Исповедь четвероногого
Утомительный
Дачный период закончился.
Странно..
Я не забыл,
Как звучат её шаги,
Привкус воздуха
При Её приближеньи.
Вот и сейчас
Каменеют виски,
Этот симптом
Никогда не подводит.
Память хранит части фраз,
Обращенных ко мне,
Прикосновенье руки,
Красивой,
Независимо от протянутых лакомств.
В такие минуты
Я верю
В своего собачьего бога,
Которому сочинил молитву,
Где много звонкого: Р-р.
Для себя
Я нацарапал Её портрет,
Точнее, символ,
Условный знак
Из четырех
Параллельных полос.
Октябрь 1975
11. Зимний натюпморт.
Сухой букет смущает память,
Зарёю полыхая, вянет
Ещё вчера живой цветок.
Сухой букет. Сквозь пыль проглянет
Лоскут ковра, или пергамент
С миниатюрой между строк.
Сухой букет – сухой ответ,
Гербарий ?да? твоих и ?нет?.
И настороженно легки
Шуршащих листьев завитки.
1975
12. Завтрак
(из Жака Превера)
Он налил себе в чашку
Кофе, потом
Разбавил его
Слегка молоком.
Он сахар добавить
Не забыл
И тщательно
Его растворил…
Он докончил свой кофе
С молоком.
Закурил, пуская
Кольцо за кольцом.
Старательно пепел
Он стряхнул
И ни разу на меня
Не взглянул.
Он плащ надел
(Был дождливый день)
Он молча ушёл
Под дождь, насовсем…
И я к рукам
Прижалась лицом
И стала плакать
Потом.
Март 1976
13. На рынке
(из Жака Превера)
Я спешу на рынок, где продают птиц.
Я выбираю птицу,
Самую красивую птицу.
Для тебя,
Любимая!
Я спешу на рынок, где продают цветы.
Я выбираю цветок,
Самый дорогой цветок.
Для тебя,
Любимая!
Я спешу на рынок, к торговцу железным ломом.
Я выбираю цепь,
Тяжёлую цепь.
Для тебя,
Любимая!
Я спешу на рынок, где продают рабынь.
Самых ласковых, самых послушных,
Самых великолепных рабынь!
Я ищу и не могу найти среди них
Тебя,
Любимая!
Март 1976
14. Из Алишера Навои
Письмо целую,
Будто бы опять
Возможность есть
Тебя поцеловать.
Как будто боль
Уменьшилась в груди,
Как будто вновь
Свиданье впереди.
Едва подумал,
Снова в сердце дрожь,
И старых ран
Опять коснулся нож.
Смеюсь и плачу,
Сумасшедший вид.
Свернул письмо –
Свернуться кровь грозит.
Неужто слеп я был?
Исчезла тьма,
И прежняя
Передо мной весна.
И снова страх,
Что в глубине меж строк
Скрывается
Язвительный намек.
Такая пытка,
Словно пьешь бальзам,
Который смешан
С ядом пополам.
Август 1976
15. L’ Amoureuse
(из Поля Элюара)
Она на кончиках моих ресниц,
Она присвоила мою причёску,
Мои глаза и руки.
Она – одинаковое препятствие
На пути моей тени,
Камень бросили в небо,
Он назад не вернулся.
Она присвоила всего меня.
Не забывает, когда я сплю,
Посылает мне сны,
Полные света.
Её мечта не исчезает
Из моей.
Я плачу, потом смеюсь,
Потом ухожу,
Не говоря ни слова.
1976
16. Робот
Мы конструируем Робота,
Механические ноги,
Механические руки,
Механическая голова.
Этого Робота зовут
?Наши Отношения?.
Он довольно бестолковое
Существо.
Что-то выспрашивает,
В чём-то сомневается,
Пытается навязать своё
Мненье,
Которого у него попросту нет
И не может быть…
Короче, надоел он нам
До невозможности.
Мы прогуливаемся втроем:
Я, ты и наше
Механическое детище.
Мы стараемся не обращать на него
Внимания.
Мы слышим как скрипят
Его шарниры,
Звякают железные внутренности
И это невольно
Раздражает нас.
Мы садимся в троллейбус,
Который везёт нас к твоему
Дому, на самый конец города.
Мы раскачиваемся, держась
За поручни, повернувшись лицом
Друг к другу.
И вдруг замечаем,
Что наш робот, наш ?Наши Отношения?
Остался забытым на остановке
И бежит сзади,
За троллейбусом, натыкаясь на
Прохожих,
В сущности, никому не нужный
Ни им,
Ни мне,
Ни тебе.
Декабрь 1979
17. В чебуречной
Мы вернулись в двенадцатый год.
Снова порохом тянет без фальши.
Наследница, обжигаясь, жуёт
Треуголки поверженных маршалов.
Вокруг переругиваются хриплыми басками
Мужики из партизанского кочевья.
Касса дробью хлещет, и шуршат над головами
Занавесей заснеженные деревья.
Растворились двери зала, фейерверк мазурки.
Камер-юнкерша грохочет подносами.
Забулдыги – дипломаты тычут мятые окурки
В стол, горбатясь над ?проклятыми вопросами?.
Глаза негритенка в зеленой кофте
Обжигающе алчны и обиженно грустны.
Торопливо поковырявшись в компоте
И взглянув на ухоженные руки,
Наследница потянулась к салфетнице…
В это время громыхнуло гудком автомобильным,
Исторический мираж рассыпался поленницей
На пустыре алкоголя и мёртвых капель маргарина.
Июль 1980
18. Капризы моды
Бородатые парни на майках,
На округлостях женского бюста.
Ваши уши, носы и улыбки
Красуются в виде трофеев,
Добытых в ходе столетней
Войны за равноправье полов.
Их замачивают в мыльной
Воде,
Сминают в бесформенные складки
Во время стирки,
Отжимают усердно,
С ревнивым чувством собственности,
Сушат,
Перегнув на верёвке,
Прессуют горячей подошвой
Утюга.
Молчаливая покорность
Бородатых парней на майках
Как нельзя лучше отвечает
Требованьям женщин,
Которые спешат на свиданья
С их живыми прототипами
С неопределённой надеждой,
Необъяснимой виной,
Смешанным ощущеньем радости
И уязвленного самолюбья…
Предварительно проглотив таблетку,
Предохраняющую от зачатья.
Июль 1980
19. Романс
Лариса Петровна! Лариса Петровна!
Зачем Вы опять о своём?
И так уже сердце сжимается больно,
И веет в душе холодком.
Вы – девочка-мать с неизменною брошкой
И перстнем на правой руке,
Вы в чёрных одеждах, как черная кошка,
Замешанная в колдовстве.
И ниточкой брови, и бледные щёки,
И голос чуть-чуть с хрипотцой.
Вы так осторожны, и так одиноки,
И так откровенны со мной.
Китайские вазы в простенках гостиной,
И, словно храня от беды,
Ни гула в окне от случайной машины,
Ни дыма фабричной трубы.
?Есть правда, с которой не страшны потери,
Есть долг. Остальное не в счёт.
Мадонна, уставшая верить, всё верит,
Уставшая ждать, всё же ждет…?
Лариса Петровна! Лариса Петровна!
Не надо об этом, святом.
И так уже сердце сжимается больно,
И веет в душе холодком.
Ноябрь 1980
20.
Говорила о стихах
Только – Ах…
Говорила о любви
Лишь – Увы…
О себе, махнув рукой,
Запятой
Обо мне и вовсе – Брось…
Как-то вскользь.
Наревевшись, снова – Ах!..
О стихах.
31 октября 1981
21. Наедине
Ничего, кроме усталости,
Я тебе не могу подарить.
Вместо палубы океанского лайнера –
Тусклая лестничная площадка.
Вместо разноцветья портовых огней,
Маяков дальних странствий –
Сумерки проходных дворов.
Вместо приветственных маршей –
Брань,
С которой наталкивается на нас
Испуганный прохожий.
22ноября 1981
22.
Не смотри на меня сквозь
Завесу снисходительности
Через эти очки с темными стеклами.
Я растворюсь в них,
Твои глаза будут обмануты пустотой.
Декабрь 1980
23. Прощанье
Неровная сельская дорога,
Рыхлая от пыли,
Теплая от солнца,
Местами выходящая к берегу
Лимана,
И снова уводящая в сторону
Деревенских домов
К мошкаре, вьющейся
Перед глазами,
Мешающей следить за самолетом,
Который,
Растворившись в синеве,
Унес тебя
В своих алюминиевых объятьях.
Август 1983
24. Триолет
Приходит осень в рыжем парике
Прекрасная, как женщина за тридцать.
Край неба отражается в реке.
Приходит осень в рыжем парике
Ревизией всем чувствам, всем страницам
Прошедшего, всем замкам на песке…
Приходит осень в рыжем парике
Прекрасная, как женщина за тридцать.
1984
25. Сублимация
Голуби, словно
Фрейда цитируют,
И сублимируют,
И сублимируют.
В Летнем саду
Набухает акация,
И у неё началась
Сублимация.
От сублимации
Вздыбив хвосты,
В тёмных дворах
Счёты сводят коты.
Кошки, томясь,
Одержимо мяукают
И сублимукают
И сублимукают.
Два лейтенанта
На Съездовской линии
Явно под действием
Этой сублимии.
И у тебя
Не весенний невроз,
А разъедающий кровь
Сублимоз.
8 марта 1990
26. Твое наслаждение
Твое наслаждение цвета черного янтаря,
Выносимого волнами
Из-под слоя морских глубин.
Он выбрасывается на песок
В кружевах пузырчатой пены,
Тускнеет на солнце
И новой волной
Уносится вновь в глубину.
22сентября 1994
27. Свиданье
На Большой Пушкарской
Он гулял один,
А она из дома
Вышла в магазин.
Вышла из подъезда,
Дверью хлопнула.
В этот миг их встреча
И произошла.
Он всего два слова
Ей успел шепнуть,
А она сурово
На него взглянуть.
Между ними пламень
Чувства пробежал,
Он её за ручку
Осторожно взял.
После променада
К ней они зашли,
И вдвоем чудесно
Время провели.
На Большой Пушкарской
В доме том теперь
Перестала хлопать
То и дело дверь.
21 января 1994
28. Танго
(в форме триолетов)
Горящая свеча,
Три белых хризантемы.
Сулит нам перемены
Горящая свеча.
Зачем мы сгоряча
Коснулись этой темы?
Горда, как хризантемы,
Бледна ты, как свеча.
Я пальчики твои
Целую с нежной страстью,
Целую с прежней властью
Я пальчики твои.
Но не вернуть нам дни
Безоблачного счастья,
Когда кипели страстью
Объятия твои.
Разлуки близок час,
Мы это понимаем.
Друг другу повторяем:
Разлуки близок час.
Что ожидает нас,
Ещё не представляем.
Сегодня провожаем
Мы наш последний час.
13 февраля 2001
1. От себя отказаться
От себя отказаться
В потоке идеальных стремлений,
Покинуть соломинку
Новым созданьем
Непрочным, недолгим,
Отразиться в краешках
Настороженных глаз
Покровительницы путешествий,
Шумную карету которой
Вместе с кучером, грумом,
Форейтором в желтых перчатках,
Отделанных кружевами,
Везет шестерка мыльных
Пузырей.
22 мая 1974
2. Комарово
Людмиле Кирсановой
1.
Весна.
Первая поездка за город.
Перрон опустел.
Дорога ведет
В перелесок, к болотцу,
Рыхлому снегу,
Кружеву краснотала.
Зеленые крапинки
Цветущего мха,
Словно кристаллики изумруда,
Нанизанные на острия иголок.
Слежавшийся брусничник
Смешон
В своем прошлогоднем наряде,
В сравнении с молодой женщиной
В косматой, рыжей шапке,
Осторожно ступающей
По обочине.
Никого, кто шел бы за ней.
Никого,
Кроме теплого солнца.
23мая 1974
П2.
2.
Мы забрели на поселковое
Кладбище.
Аккуратные ряды плит,
Надписи,
Даты рожденья и смерти.
Замыкает аллею
Ахматовский мемориал.
Барельеф поэтессы
Словно
Вылеплен детской рукой,
Черты лица
Растворились в граните.
Неподалёку сажают цветы,
Черпая горстью
Тепло для тюльпанов.
Их луковицы
С зеленым пером на макушке
Погружаются
В мягкие лунки,
Присыпаются жирной,
Что характерно для кладбищ,
Землей.
Работа всегда не из легких.
С неба струится шум сосен,
И можно заметить
Как дрогнула ветка,
Покинутая
Легкомысленной птицей.
23 мая 1974
3.
По дороге назад,
К электричке,
Бредём,
Усталые от солнца.
На ботинке
Моей спутницы
Развязывается шнурок.
Она ставит ногу
На моё колено,
Наклонившись лицом
К моему затылку,
Низко – низко,
Как будто для поцелуя.
Она прикасается ко мне
Своим дыханием,
Этим нежным трепетом
Долгожданной близости.
Я отвечаю ей
Взглядом.
Приподнимаюсь,
Встаю в полный рост.
Она на пол головы
Ниже меня.
Я привлекаю её к себе.
Пушистая шапка
Сдвинулась с её лба,
Её глаза наполняются
Небом и мной.
Затем небо исчезло…
Сообразительный парень,
Этот шнурок
От ботинка!
1974
3. Размолвка
Улитка телефонной трубки,
Слово, медью оплаченное,
Ряды мужей мирмидонских
В бегство обратила. Паника!
Бегут во главе с Ахиллом.
Он, чтобы бежать быстрее,
Доспех свой ковки чудесной
В сторону бросил, так что
Не только пята, всё тело
Защиты лишилось
16июня 1974
17
4.
Украден вечер.
Унесён в дамской сумке.
Его сложили вместе с зонтиком
В один чехол.
Август 1974
5. Две песенки для буколической оперетты
1. Спешу по розам,
Навстречу грозам –
Спеши за мной!
Молний изломы
И бури стоны
Встают стеной.
Подставь ладони,
Дождём наполним
Верхушки шляп.
На поцелуи
Стекают струи –
Кап-кап…
В цветник душистый
Тропой лучистой
Спеши за мной!
Цветок заветный,
Багряноцветный
Я рву, он мой!
2. Цветок полевой
Поник головой
В день грозовой,
В час роковой.
Любовь моя,
Что с тобой?
Ни ветерка,
Немеет река,
Спят облака,
Не буди их пока…
Любовь моя,
Как ты легка!
Вянут листы,
Дали пусты,
Зябнут мосты,
Гаснут мечты.
Любовь моя,
Где ты?
Август – ноябрь 1974
6. Знаки Зодиака
Пресловутые созвездья,
Ни отрады, ни возмездья.
Элегические вздохи,
Да и те избиты, плохи.
Всё, всё – единственный
Завиток улитки.
Секунда – уже утрата
Год прошёл, ничего не изменилось.
Сентябрь 1974
7. Гримасы любви
Голубой пожар
Правда ли, что сниться
Могут без причин
Крашенные лица
Голубых мужчин?
Ландыши в петлице,
Винный магазин,
Объясненье длится:
-Ах ты, сукин сын!..
Можно с толку сбиться
И гадать, гадать,
И цветы, и лица
В сны придут опять.
Мятая петлица,
Узнаю фасон,
Новая страница –
Тот же гастроном.
На углу Перинной
Двое, тет-а-тет,
Юноша с мужчиной
Полусредних лет.
Что за карусели,
Чувственный сюжет!
Тени загустели,–
Скрадывают след
Одинокой пары.
В глубине квартир
Тренькают гитары,
Успокоен мир.
Пронесутся фары,
Высветят двоих,
О, любви кентавры!
Не гоните их..
Пилигримы ночи,
Узок тротуар.
Диалог окончен
Голубой пожар
Выплеснуться хочет.
Оборвался сон.
Постовой хлопочет
И блюдёт закон.
Светятся глазницы
Окон в синей мгле..
И цветок в петлице
Замер, как в петле.
Август 1974
Подруги
Цветок над чашечкой цветка,
Две девочки, две обезьянки,
Льнёт белокурая к смуглянке –
И не усталые пока.
О, непонятная основа
Их нераздельности. Одна
Особой смелости полна
К подруге наклонилась снова,
Своим дыханьем и теплом,
Рассыпав волосы над нею,
Затылок обнажив и шею –
Вакханкой перед алтарём.
Другая, комнатной дикаркой
Воспитанная, как в сетях
Пульсирует с протяжным: А-ах!..
Упругой изогнувшись аркой.
Контакт полуприжатых тел,
Скользят сороконожки – руки,
Они удваивают муки
И приближают их предел,
Впиваясь в самые глубины,
Сквозь лабиринта завитки,
Так восхитительно легки,
Так обжигающе призывны,
Так нежны, так умеют дрожь
От живота и до коленок
Вдруг возбудить, любой оттенок
Придать ей и застыть, как нож…
И слабость разлилась, и сонность,
И ранний вечер за окном,
И в сумерках цветка с цветком
Усталая неразлучённость.
Август – сентябрь 1974
После свидания
Под часами на
Большой Пушкарской,
Кутаясь от ветра
В потертый воротник,
Ставшего коротким
Пальтишка,
Девчонка – школьница,
Сегодня впервые
Пережившая взрослое свиданье,
Ждет троллейбуса.
И на стрелки,
Что застряли на без четверти двенадцать,
Взгляд бросает
С самым независимым видом.
А сама от страха
Замирает –
Вдруг не обойдется без последствий?
И с какой
Подругой поделиться,
Чтобы никому
Не разболтала.
1975
Фонарь
Злая, бессонная память
О ней, о недавней, о мякоти
Сочной,
Вкус долек которой,
Так терпок.
Ночь. Туман за окном –
Поверхность её драгоценностей,
Когда
Золото перстня тускнело,
Обожжённое поцелуем.
Платье. Кресты и розы
Рисунка. Ниже коленок –
Складки,
Бронёй из шелка. О, скромность
Самки павлина!
Молчанье. Фонарь над дорогой
Щурится желтоватым
Глазом,
Лишённым ресниц,
Когда-то пушистых.
1975
8. Женщина, имя которой
Женщина, имя которой
Четыре оранжевых буквы
Цвета губной помады,
Ржавчины, разбавленной крови,
Поселилась во мне – для неё
Снятом доме. Там, где сердце,
Устроила спальню, там отдыхает,
Туда приводит мужчин.
Утром спешит принять душ,
Раздевается за портьерами лёгких.
Она хорошая хозяйка.
В солнечный день спешит в сад,
Ухаживает за моей причёской,
Или в лодке по озеру глаз проплывает
И веслом
Упирается в самое дно.
Ей смешно, что я слепну
И ничего не вижу, кроме радуги.
Март 1975
9. Ревность
Красавец попугай
Лазоревым крылом
По клетке водит важно и надуто.
Он объясняется
Старинным языком,
Почти забытым почему-то.
Хозяйку любит он
И оттого бранит
Ночного гостя посещенья.
Вздыхает, хохлится
И недовольный спит,
Предпочитая сновиденья.
Но утром, как всегда,
На шорохи шагов,
На голос, ласково звучащий,
Он откликается,
Он всё забыть готов…
Взволнованный и говорящий.
Апрель 1975
10. Исповедь четвероногого
Утомительный
Дачный период закончился.
Странно..
Я не забыл,
Как звучат её шаги,
Привкус воздуха
При Её приближеньи.
Вот и сейчас
Каменеют виски,
Этот симптом
Никогда не подводит.
Память хранит части фраз,
Обращенных ко мне,
Прикосновенье руки,
Красивой,
Независимо от протянутых лакомств.
В такие минуты
Я верю
В своего собачьего бога,
Которому сочинил молитву,
Где много звонкого: Р-р.
Для себя
Я нацарапал Её портрет,
Точнее, символ,
Условный знак
Из четырех
Параллельных полос.
Октябрь 1975
11. Зимний натюпморт.
Сухой букет смущает память,
Зарёю полыхая, вянет
Ещё вчера живой цветок.
Сухой букет. Сквозь пыль проглянет
Лоскут ковра, или пергамент
С миниатюрой между строк.
Сухой букет – сухой ответ,
Гербарий ?да? твоих и ?нет?.
И настороженно легки
Шуршащих листьев завитки.
1975
12. Завтрак
(из Жака Превера)
Он налил себе в чашку
Кофе, потом
Разбавил его
Слегка молоком.
Он сахар добавить
Не забыл
И тщательно
Его растворил…
Он докончил свой кофе
С молоком.
Закурил, пуская
Кольцо за кольцом.
Старательно пепел
Он стряхнул
И ни разу на меня
Не взглянул.
Он плащ надел
(Был дождливый день)
Он молча ушёл
Под дождь, насовсем…
И я к рукам
Прижалась лицом
И стала плакать
Потом.
Март 1976
13. На рынке
(из Жака Превера)
Я спешу на рынок, где продают птиц.
Я выбираю птицу,
Самую красивую птицу.
Для тебя,
Любимая!
Я спешу на рынок, где продают цветы.
Я выбираю цветок,
Самый дорогой цветок.
Для тебя,
Любимая!
Я спешу на рынок, к торговцу железным ломом.
Я выбираю цепь,
Тяжёлую цепь.
Для тебя,
Любимая!
Я спешу на рынок, где продают рабынь.
Самых ласковых, самых послушных,
Самых великолепных рабынь!
Я ищу и не могу найти среди них
Тебя,
Любимая!
Март 1976
14. Из Алишера Навои
Письмо целую,
Будто бы опять
Возможность есть
Тебя поцеловать.
Как будто боль
Уменьшилась в груди,
Как будто вновь
Свиданье впереди.
Едва подумал,
Снова в сердце дрожь,
И старых ран
Опять коснулся нож.
Смеюсь и плачу,
Сумасшедший вид.
Свернул письмо –
Свернуться кровь грозит.
Неужто слеп я был?
Исчезла тьма,
И прежняя
Передо мной весна.
И снова страх,
Что в глубине меж строк
Скрывается
Язвительный намек.
Такая пытка,
Словно пьешь бальзам,
Который смешан
С ядом пополам.
Август 1976
15. L’ Amoureuse
(из Поля Элюара)
Она на кончиках моих ресниц,
Она присвоила мою причёску,
Мои глаза и руки.
Она – одинаковое препятствие
На пути моей тени,
Камень бросили в небо,
Он назад не вернулся.
Она присвоила всего меня.
Не забывает, когда я сплю,
Посылает мне сны,
Полные света.
Её мечта не исчезает
Из моей.
Я плачу, потом смеюсь,
Потом ухожу,
Не говоря ни слова.
1976
16. Робот
Мы конструируем Робота,
Механические ноги,
Механические руки,
Механическая голова.
Этого Робота зовут
?Наши Отношения?.
Он довольно бестолковое
Существо.
Что-то выспрашивает,
В чём-то сомневается,
Пытается навязать своё
Мненье,
Которого у него попросту нет
И не может быть…
Короче, надоел он нам
До невозможности.
Мы прогуливаемся втроем:
Я, ты и наше
Механическое детище.
Мы стараемся не обращать на него
Внимания.
Мы слышим как скрипят
Его шарниры,
Звякают железные внутренности
И это невольно
Раздражает нас.
Мы садимся в троллейбус,
Который везёт нас к твоему
Дому, на самый конец города.
Мы раскачиваемся, держась
За поручни, повернувшись лицом
Друг к другу.
И вдруг замечаем,
Что наш робот, наш ?Наши Отношения?
Остался забытым на остановке
И бежит сзади,
За троллейбусом, натыкаясь на
Прохожих,
В сущности, никому не нужный
Ни им,
Ни мне,
Ни тебе.
Декабрь 1979
17. В чебуречной
Мы вернулись в двенадцатый год.
Снова порохом тянет без фальши.
Наследница, обжигаясь, жуёт
Треуголки поверженных маршалов.
Вокруг переругиваются хриплыми басками
Мужики из партизанского кочевья.
Касса дробью хлещет, и шуршат над головами
Занавесей заснеженные деревья.
Растворились двери зала, фейерверк мазурки.
Камер-юнкерша грохочет подносами.
Забулдыги – дипломаты тычут мятые окурки
В стол, горбатясь над ?проклятыми вопросами?.
Глаза негритенка в зеленой кофте
Обжигающе алчны и обиженно грустны.
Торопливо поковырявшись в компоте
И взглянув на ухоженные руки,
Наследница потянулась к салфетнице…
В это время громыхнуло гудком автомобильным,
Исторический мираж рассыпался поленницей
На пустыре алкоголя и мёртвых капель маргарина.
Июль 1980
18. Капризы моды
Бородатые парни на майках,
На округлостях женского бюста.
Ваши уши, носы и улыбки
Красуются в виде трофеев,
Добытых в ходе столетней
Войны за равноправье полов.
Их замачивают в мыльной
Воде,
Сминают в бесформенные складки
Во время стирки,
Отжимают усердно,
С ревнивым чувством собственности,
Сушат,
Перегнув на верёвке,
Прессуют горячей подошвой
Утюга.
Молчаливая покорность
Бородатых парней на майках
Как нельзя лучше отвечает
Требованьям женщин,
Которые спешат на свиданья
С их живыми прототипами
С неопределённой надеждой,
Необъяснимой виной,
Смешанным ощущеньем радости
И уязвленного самолюбья…
Предварительно проглотив таблетку,
Предохраняющую от зачатья.
Июль 1980
19. Романс
Лариса Петровна! Лариса Петровна!
Зачем Вы опять о своём?
И так уже сердце сжимается больно,
И веет в душе холодком.
Вы – девочка-мать с неизменною брошкой
И перстнем на правой руке,
Вы в чёрных одеждах, как черная кошка,
Замешанная в колдовстве.
И ниточкой брови, и бледные щёки,
И голос чуть-чуть с хрипотцой.
Вы так осторожны, и так одиноки,
И так откровенны со мной.
Китайские вазы в простенках гостиной,
И, словно храня от беды,
Ни гула в окне от случайной машины,
Ни дыма фабричной трубы.
?Есть правда, с которой не страшны потери,
Есть долг. Остальное не в счёт.
Мадонна, уставшая верить, всё верит,
Уставшая ждать, всё же ждет…?
Лариса Петровна! Лариса Петровна!
Не надо об этом, святом.
И так уже сердце сжимается больно,
И веет в душе холодком.
Ноябрь 1980
20.
Говорила о стихах
Только – Ах…
Говорила о любви
Лишь – Увы…
О себе, махнув рукой,
Запятой
Обо мне и вовсе – Брось…
Как-то вскользь.
Наревевшись, снова – Ах!..
О стихах.
31 октября 1981
21. Наедине
Ничего, кроме усталости,
Я тебе не могу подарить.
Вместо палубы океанского лайнера –
Тусклая лестничная площадка.
Вместо разноцветья портовых огней,
Маяков дальних странствий –
Сумерки проходных дворов.
Вместо приветственных маршей –
Брань,
С которой наталкивается на нас
Испуганный прохожий.
22ноября 1981
22.
Не смотри на меня сквозь
Завесу снисходительности
Через эти очки с темными стеклами.
Я растворюсь в них,
Твои глаза будут обмануты пустотой.
Декабрь 1980
23. Прощанье
Неровная сельская дорога,
Рыхлая от пыли,
Теплая от солнца,
Местами выходящая к берегу
Лимана,
И снова уводящая в сторону
Деревенских домов
К мошкаре, вьющейся
Перед глазами,
Мешающей следить за самолетом,
Который,
Растворившись в синеве,
Унес тебя
В своих алюминиевых объятьях.
Август 1983
24. Триолет
Приходит осень в рыжем парике
Прекрасная, как женщина за тридцать.
Край неба отражается в реке.
Приходит осень в рыжем парике
Ревизией всем чувствам, всем страницам
Прошедшего, всем замкам на песке…
Приходит осень в рыжем парике
Прекрасная, как женщина за тридцать.
1984
25. Сублимация
Голуби, словно
Фрейда цитируют,
И сублимируют,
И сублимируют.
В Летнем саду
Набухает акация,
И у неё началась
Сублимация.
От сублимации
Вздыбив хвосты,
В тёмных дворах
Счёты сводят коты.
Кошки, томясь,
Одержимо мяукают
И сублимукают
И сублимукают.
Два лейтенанта
На Съездовской линии
Явно под действием
Этой сублимии.
И у тебя
Не весенний невроз,
А разъедающий кровь
Сублимоз.
8 марта 1990
26. Твое наслаждение
Твое наслаждение цвета черного янтаря,
Выносимого волнами
Из-под слоя морских глубин.
Он выбрасывается на песок
В кружевах пузырчатой пены,
Тускнеет на солнце
И новой волной
Уносится вновь в глубину.
22сентября 1994
27. Свиданье
На Большой Пушкарской
Он гулял один,
А она из дома
Вышла в магазин.
Вышла из подъезда,
Дверью хлопнула.
В этот миг их встреча
И произошла.
Он всего два слова
Ей успел шепнуть,
А она сурово
На него взглянуть.
Между ними пламень
Чувства пробежал,
Он её за ручку
Осторожно взял.
После променада
К ней они зашли,
И вдвоем чудесно
Время провели.
На Большой Пушкарской
В доме том теперь
Перестала хлопать
То и дело дверь.
21 января 1994
28. Танго
(в форме триолетов)
Горящая свеча,
Три белых хризантемы.
Сулит нам перемены
Горящая свеча.
Зачем мы сгоряча
Коснулись этой темы?
Горда, как хризантемы,
Бледна ты, как свеча.
Я пальчики твои
Целую с нежной страстью,
Целую с прежней властью
Я пальчики твои.
Но не вернуть нам дни
Безоблачного счастья,
Когда кипели страстью
Объятия твои.
Разлуки близок час,
Мы это понимаем.
Друг другу повторяем:
Разлуки близок час.
Что ожидает нас,
Ещё не представляем.
Сегодня провожаем
Мы наш последний час.
13 февраля 2001
Метки:
