Все мои стихи 1991 года, 2-я треть 10 произведений

Здравствуйте, дорогие друзья!

Сегодня я продолжаю знакомить вас с моими стихотворениями, написанными в 1991 году, в год моего шестнадцатилетия; и попутно продолжаю повествование о наиболее значимых событиях своей жизни в указанный год. Ведь вполне вероятно, что некоторые из вас, читающих сейчас эти строки, станут в будущем моими биографами; и поэтому, чтобы вам не пришлось лет этак через надцать с огромными затратами труда, времени и денег по крупицам добывать драгоценные сведения о моей скромной персоне, я стараюсь максимально облегчить ваш нелёгкий труд и рассказываю о себе сама. Оцените это, уважаемые. И ещё… Мне, право, немножко неудобно… Пожалуйста… Товарищи биографы!.. Не толпитесь вы так!..

Что ж, а теперь ближе к делу. Ближе к 1991 году. Ну, как я уже упоминала неделю назад в предыдущем блоке, в моём ближайшем окружении появилась в тот год интересная черноволосая девушка, за которой я в скором времени начала замечать некоторые странности. К примеру, когда я как-то в середине дня зашла к ней домой (т.е. спустилась с четвёртого этажа на второй), она встретила меня в разостланной постели в нижнем белье (проще выражаясь, в трусах) и предложила: ?Ложись ко мне в постель, давай полежим, отдохнём!?. В другой раз, когда я прочла ей какое-то своё тогдашнее стихотворение (не про неё), она пришла в неописуемый восторг и полезла целоваться в губы. Почти ежедневно горделиво хвастаясь мне, что у неё тьма-тьмущая кавалеров и все они её очень любят, она, тем не менее, через некоторое время призналась мне в любви (?Юленька, ты – моя любовь, я тебя люблю!?) и предложила нам обеим уйти от родителей, чтобы поселиться вместе в комнате общежития. Я, конечно же, с удивлением отказалась. Да, кстати, почти всякий раз, когда я изредка заходила в её квартиру, она обязательно предлагала мне ?полежать и отдохнуть?. Можно было подумать, что в школе (мы с ней обе тогда были школьницами), что в школе она, бедная, целый день таскала вёдрами воду, а не сидела за партой со скучающим видом и хлопающими глазами.

Я в те годы была целиком погружена в поэзию и вообще в искусство. В том возрасте я особенно много сочиняла, наивно надеясь на успех (ах, молодость, молодость!); и первым слушателем моих новоиспечённых произведений была, как правило, эта подсаженная ко мне ?подруга?. Видимо, под впечатлением моих стихов и песен у неё самой вскоре тоже прорезалась творческая жилка: она, приходя ко мне, повадилась распевать во всё горло частушки о сексе; а также декламировать на эту же тему куплеты с матами. Голос у неё был тяжёлый и трубный, как из тоннеля, чем-то похожий на звук пионерского горна; и эти её пронзительные завитушки - матюки слышали не только все мои соседи, но и случайные прохожие на улице. Наверное, они думали, что в нашей квартире какой-то блатной притон или перестроечный дом терпимости, и подозревали моего отца - еврея в сводничестве. Мне, помнится, было очень стыдно, и я всё время пыталась её урезонить; но ?подруга? не унималась, а, наоборот, с наслаждением смаковала животности и скотство голосом, похожим на крик разъярённого слона. Только потом, через годы, я поняла, зачем она всё это делала: чтобы испоганить мою душу и таким способом скорректировать моё творчество в нужную её хозяевам сторону. Я же, слава богу, не поддалась тогда на эту её провокацию; хотя, честно скажу, не поняла в то время, что данное похабство было заранее срежиссировано доблестными рыцарями дерьма и кинжала.

Однажды она так достала меня этими своими матерными стихами, которыми её щедро снабжало то ли чекистское, то ли моссадовское начальство, что я не выдержала и треснула ей промеж лопаток. Однако она поняла это как шутку; повернула ко мне своё сияющее довольное лицо и, гаденько улыбаясь, произнесла:
- Совсем дурная от любви!..

А ещё меня очень раздражала её наглая привычка, зайдя в мою комнату, лазить по моим шкафам и полкам. Я делала ей замечание, она же обычно отвечала: ?А что, нельзя?? или ?Цыц!?. С этими же примерно словами в отсутствие моих так называемых ?родителей? (своих коллег по ?конторе?) она залезала в битком набитый холодильник нашей еврейской семьи и искала, по её выражению, ?что-нибудь вкусненькое?. Сын моей мачехи, жестоко избивавший меня в детстве еврей, в то время студент Пединститута, страшно этим возмущался и обвинял во всём меня; якобы это я его объедала, выбирая всё ?самое вкусное?.

(продолжение следует)

Метель
(I вариант)

Куда ты торопишься – мчишься,
Не видя вокруг ничего?
Снежишь пеленою пушистой,
Как будто ласкаешь кого…
Летя с завываньем и свистом,
Ты облако снега несёшь,
И в блеске, холодном и чистом,
Любовное что-то поёшь…

Быть может, при свете при лунном
Ты хочешь судьбу угадать?
Скажи: затаила ты думу
И мне не желаешь сказать…
А может, ты враг бессердечный,
Что мой нарушает покой;
И мнишь, что остался навечно
Со мною твой образ живой?

Зачем ты пришла? Для того ли,
Чтоб сердце тревожить моё?
Охота ведь пуще неволи,
Когда опостылит житьё!
А ты – ты паришь так достойно,
К далёкому краю спеша…
Горда, горяча, беспокойна,
Как школьницы - девы душа…

16 лет, 1991



Мир для двоих

Вечер мглой покрыт как будто плёнкой,
Ярко светят алые огни;
Излучают свет свой многослойный
Как на славном празднике они.

Лишь твой голос ласковый услышу –
Чувствую круженье головы;
С каждым днём ты ближе мне и ближе,
Ты – мой май, мой стебель сон - травы.

Грёз глоток мне слаще шоколада,
Крепят разум женский мой они;
Говорят, что мы – умельцы в счастье.
Так и есть. Спаси и сохрани!

16 лет, 1991



Не уходи

По вечерам я остро ощущаю:
Пропитана тоскою темнота.
Себя мечтою больше не прельщаю:
Ты не придёшь. За дверью пустота.

И вновь с печалью я припоминаю
По голове удар и крышки звон…
Как я могла? О, я изнемогаю!
И поневоле раздаётся стон.

Тебя, поверь, я стукнула случайно,
Но ты же философски жизнь суди!
Пойми, я сожалею чрезвычайно,
Не уходи, прошу, не уходи!

Ну ты ведь знаешь сам, что неприлично
За девушку хвататься здесь и там!
Прости, тебе я двинула отлично –
Но так нельзя ведь делать, знаешь сам!

В тот вечер ты сучил руками смело,
Приняв на грудь в гостях на стороне…
Что, было б лучше, если б я стерпела?
И что б тогда ты думал обо мне?

Теперь я в жизни лучшего лишилась:
Ушёл мальчишка – хлыст и весельчак!..
Мне надо было дать тебе вполсилы –
Тогда бы был поменьше твой синяк…

16 лет, 1991г.



Незнакомцу

Признайся, в утро раннее
О чём в душе гадаешь?
В туманные мечтания
По ком ты уплываешь?
Ты птицу - юность светлую
За крылья ловишь взглядом,
Стремясь мечту заветную
Поймать со звездопадом.

Прекрасный рыцарь смелый мой,
Ты на меня взгляни-ка!
Я вся такая спелая,
Я вся как земляника!
Тебе я утром пламенным
Открыто улыбнулась,
Чтоб в юном сердце каменном
Весна любви проснулась!

16 лет, 1991г.



Обидчивость – в душе его ранимой;
Она – наивной ревности сестра;
Страдает от враждебности он мнимой
И мечется тревожно как стрела.

Зачем он так? Ведь я же добродушна
И осторожна так к своим словам…
Он говорит, что слёзы горло душат
И волю вновь даёт своим слезам…

То бьётся, словно птица в клетке чёрной,
То грустным и печальным станет вмиг;
Серебряные струи льют проворно
Из глаз его – он головой поник.

Несчастный начал слов чужих бояться!
Обидчивость – колючая трава;
Нельзя её ругать, над ней смеяться,
Хотя и не всегда она права.

Ведь равнодушных плачем не пробудишь,
А чёрствых – до издёвок доведёшь;
Ну разве же обидчивость осудишь?
Упрёки, осужденье – это ложь!

Как можно осуждать души ранимость,
Как можно самых чутких обижать?!
Какая-то должна же быть терпимость,
Какая-то должна быть благодать!

16 лет, 1991г.



Осенний сад

Ветер мчится по небу, скитаясь
Средь угрюмых облачных преград;
Памятью своей я возвращаюсь
В пасмурный погасший старый сад.
Взяв друг друга за руки, гуляли
Мы в саду том зимнею порой;
Падал с неба снег, а мы смеялись,
Жарко обнимаясь под луной.

А когда в тот сад вливало утро
Солнца золотистые лучи,
Розовел под свет он перламутра,
Как хрусталь прозрачный, свеж и чист.
И под ритмы медленного рока
Я кружилась в танце, не успев
Сердцем ощутить, когда жестоко
Счастье отвернулось, пролетев.

Ветер мчится по небу, скитаясь
Средь угрюмых облачных преград;
Памятью своей я возвращаюсь
В пасмурный погасший старый сад.
Ведь в саду том чувств погибших осень
Отразилась в блеске ручейка…
У судьбы пощады не попросишь,
А любовь, как песня, коротка.

16 лет, 1991г.



Последний экспресс

Стою на незнакомой остановке,
С тревогой глядя в дымчатую даль…
Ушёл экспресс, а я стою на бровке,
Глотая безнадёжность и печаль.

И в сердце – ощущение утраты:
Промчался он как юные года.
В былое нет квитанций для оплаты –
Оно ушло навеки без следа.

Нет смысла мне бежать за ним вдогонку –
Он словно тройка огненных коней;
С судьбою мне, увы, не выиграть гонку –
Бежит экспресс чем дальше, тем быстрей.

Летит экспресс, свой ход не убавляя,
Вдоль улиц городов из детских грёз…
А я осталась здесь, а я слепая –
Я ничего не вижу из-за слёз.

16 лет, 1991г.



Предо мной он сидит молчаливо,
Внешне – стар, а душою – дитя;
И горит перед ним сиротливо
Золотая тростинка – свеча…

Много трудностей видел он в жизни
И по многим дорогам шагал;
В обагрённой пожаром Отчизне
Больше горя, чем счастья, видал.

Пережил он блокаду и голод,
В нищете и на холоде рос;
Поседели, хоть был ещё молод,
Золотые пушинки волос.

Но душа!.. Но душа, как и прежде,
Словно алое пламя, юна!..
И живёт он в прекрасной надежде,
Что придут к нему ширь – и весна…

Шелковидные кисти сирени
Провожают мечты – корабли…
В небесах ожерелья созвездий
Днём и ночью поют о любви…

16 лет, 1991г.



Прости

Прости, что я душой горда,
Пылка, ранима и ревнива;
Что не смогла помочь, когда
Ты улыбнулся мне счастливо.

Прости, что недругом была
И много боли причинила;
Прости, что я немного зла,
Но изменить себя не в силах.

Прости за неумытость чувств –
Я льстить и нежить не умею;
Хвалы нейдут из этих уст –
И дифирамбы Гименею.

Прости меня, прости за всё,
И больше не сердись напрасно…
Пойми же: каждому своё!
Я – фея ночи, я – опасна!

16 лет, 1991г.



Пусть говорят, и даже скажут дважды,
Что очень нудно в этом мире жить;
А если радость к нам придёт однажды,
То навсегда её не сохранить.

Как я люблю тебя, мой друг с Востока!
Ты заслонил неволю предо мной.
Как хорошо, что я не одинока!
С тобой гораздо легче, мой родной.

16 лет, 1991г.