из серии Строфы заклинания, 2002 г
(не всё)
***
Платформа ?Пески? 10.05.02
Занялись сквозняки. Известково-просолен
Острым воздухом сбившийся с рук неврастеник.
В полосе проводов и двутавровых сосен
Для цветка сквозняков нет названья растенью.
Он играет на счетах фарфоровых гирек,
Со змеей сквозняка в рукаве не согреться.
И с платформы смотрелся почти что могильным
Топкий холмик, куда обрываются рельсы.
***
Горькими днями, вприсядку, по вытертым нотам,
В пляс, под ракушечным сводом, попарно и нервно…
Счастье ль – полями торчать часовыми над зноем?
Божья коровка в полете ошпарена небом.
***
Васильковая даль перегаснет и перегниет,
И забудутся вещие слоги с ударом на третьем…
А у сердца звучат камертонные трели ее –
Но эпиграфов в памяти больше, чем стихотворений.
Здесь, прохладой в ноздрях оделяя меня, подлеца,
Воздух к ночи расщедрен, нечуткому слуху потрафив.
Я мечтаю о счастье без жести в его голосах,
Где и строчек в страницах не более, чем эпитафий.
***
Плитка грянет каблуками.
Дверь толкая, портить ребра.
Пусть ее стеклянный камень
Так удвоенно дерется.
Дождь – уже волнистый запах.
Куртка – крылья в перепонках.
Легким сырость неба залпом.
Рукава – газетный порох.
Капля сбита нервной бровью
В развороченную смальту
И негласный мусор кровель.
Я ее лицом поймаю.
Вскрыт сырым ланцетом ветра
И плывет небесный потрох.
Воротник – за третье веко.
Рукава – газетный порох.
***
Где агатовой ступкой простор закруглен,
Как излученный берег следит рулевой –
Мы, сраженные солнечным блюдцем – рублем,
По копейке слагали большую любовь.
В вечер гаснут кривые небесных лекал,
И в мирке, осененном ковшом круговым,
Мне придет на короткую ночь стебелька
Обернуться обрывком целинной травы,
Желтым злаком, что дождь зализал отцвести…
Где гоняли чеснок по лазурной кошме
И следили, не смея лица отвести,
Как в траву зарывается бронзовый шмель.
***
Платформа ?Пески? 10.05.02
Занялись сквозняки. Известково-просолен
Острым воздухом сбившийся с рук неврастеник.
В полосе проводов и двутавровых сосен
Для цветка сквозняков нет названья растенью.
Он играет на счетах фарфоровых гирек,
Со змеей сквозняка в рукаве не согреться.
И с платформы смотрелся почти что могильным
Топкий холмик, куда обрываются рельсы.
***
Горькими днями, вприсядку, по вытертым нотам,
В пляс, под ракушечным сводом, попарно и нервно…
Счастье ль – полями торчать часовыми над зноем?
Божья коровка в полете ошпарена небом.
***
Васильковая даль перегаснет и перегниет,
И забудутся вещие слоги с ударом на третьем…
А у сердца звучат камертонные трели ее –
Но эпиграфов в памяти больше, чем стихотворений.
Здесь, прохладой в ноздрях оделяя меня, подлеца,
Воздух к ночи расщедрен, нечуткому слуху потрафив.
Я мечтаю о счастье без жести в его голосах,
Где и строчек в страницах не более, чем эпитафий.
***
Плитка грянет каблуками.
Дверь толкая, портить ребра.
Пусть ее стеклянный камень
Так удвоенно дерется.
Дождь – уже волнистый запах.
Куртка – крылья в перепонках.
Легким сырость неба залпом.
Рукава – газетный порох.
Капля сбита нервной бровью
В развороченную смальту
И негласный мусор кровель.
Я ее лицом поймаю.
Вскрыт сырым ланцетом ветра
И плывет небесный потрох.
Воротник – за третье веко.
Рукава – газетный порох.
***
Где агатовой ступкой простор закруглен,
Как излученный берег следит рулевой –
Мы, сраженные солнечным блюдцем – рублем,
По копейке слагали большую любовь.
В вечер гаснут кривые небесных лекал,
И в мирке, осененном ковшом круговым,
Мне придет на короткую ночь стебелька
Обернуться обрывком целинной травы,
Желтым злаком, что дождь зализал отцвести…
Где гоняли чеснок по лазурной кошме
И следили, не смея лица отвести,
Как в траву зарывается бронзовый шмель.
Метки: