Волчья ягода

* * *

Мокрые стебли, мокрые листья,
пахнет песком этот дождь,
капли склоняют сосновые кистим
и вызывают в них дрожь.

Речка лесная, зацветшая илом,
доски гниющие в ней,
нету здесь бунта. нету здесь силы,
нету в болоте камней.

ПАСХА

Черемуховый студный ветер
мне путает волос копну,
нет не найти мне в целом свете
заветную мою страну,
где звезды отражают свечи
в пасхальный ближний лес.
И слабый голос человечий
ликует в ночь,-
Христос воскрес!

* * *

Мы говорили, говорили, говорили
об одиночестве, непонятости в мире,
но никого обиды не забудут,
на каждого найдется страж,

добро имеет своего иуду,
где нет воды - блазнит мираж,
где Бога свергли, идолов возводят,
чтоб рушить с новой верой на устах,
и тот, кто был в кричащей моде,
сегодня обращен в презренный прах...

Закономерность аномалий
и неестественность гармоний
нас далеко с тобой заманит
и... нежно в дантов ад уронят.

* * *

Не отвечу теперь, как вышло -
Глупость, страсть или колдовство,-
Волчью ягоду спутать с вишней,
С даром Божеским - воровство...

Ты- преступно меня познавший,
Ты- преступно меня забыл.
Твоих губ леденящих краше
Чрево тленное здешних могил.

Кто судья? Одиночества брага
Да равнинные ветры в ушах.
Ястребок в первобытной отваге
Совершает дозор не спеша.


* * *

Где бумажные халаты
абортариев бессчетных,
там я пряталась от Бога
и смеялась вам в глаза?...

Я стою пред аналоем,
дряхлой плоти заключенной,
осуждая мини-юбки,
всех молитвенниц гроза.

* * *

Нестерпимость старости страшит
младостью ликующую душу,
как пещерный древний сталактит,
если вынести его наружу -

к шишкам хмеля, розовым кустам,
мироносным гроздьям винограда,
джигитовки ветра по утрам,
рвущимся полотнам водопада.

Никогда палеозойский срам
солнцу подставлять не надо.
Лишь в подспудной, тайной темноте
удивишься вечной красоте.

ГАМБУРГ

1
Все коты стерилизованы,
наркоманов не "метут",
педераст легализованный
жрет морских глубин продукт.

Жизнь прозрачна ныне в готике:
служба в кирхе-elf минут.
Дремлет Бург в слепой эротике,
позабыв про Страшный суд!

Презирая суету,
Бисмарк смотрит Гулливером,
розы круглый год цветут,
и плодятся зайцы в скверах.

2

В лютеранстве готики
крещу по-православному тебя,
фосфоресцирует рекламная эротика,
младые души гамбургцев губя.
Мы не увидимся, скорей всего,
возлюбленный,
мы не увидимся и не причем тут рок,
ведь нити все до нас еще разрублены:
ты - немец,
я - совок.

Памяти Григория Сковороды

Мир ловил его и не поймал.
Надругался. отринул - да!
Сумасшедшим прозвал, осмеял,
Сократил, обездолил года...

Но ловил его и не поймал,
Окружали толпой его тьмы:
"Пред толпой ты ничтожен и мал,
Нет не Я, только МЫ, только МЫ!..

А он жил себе, степью дыша,
Не дрожала от страха пропАсть
Его звездам родная душа,
Черствый хлеб он с букашкой делил

И ладонью он гладил зарю,
Ну, а ежели сам на мели,
Божья тварь ему пайку свою.
Мир ловил его и не поймал.

* * *

Торфяные болота, леса,
Сквозь которые я бегу,
Восемнадцать мне- чудеса.
Я здоровье не берегу!

Перевернутое ружье
Бьет прикладом лопатку мою,
И не так уж колюче жнивье
в предосеннем прозрачном краю.

* * *

Колка дров тоску залечит,
прорву дров, чтоб дом согреть,
городскую горечь ночью
силы даст преодолеть.

Ночи в осень длинны-длинны,
звезд в прозрачной тьме не счесть,
поучи нас, паучина,
приносить благую весть.

РЫБАК

Склонилась над рекой уда,
Как облетевшая лоза,
И говорят мне,-Никогда,-
Твои веселые глаза.

Прощай, рыбак, я по камням
Умчусь, кляня холодный май,
И не догнать тебе меня,
Ты так и знай.

* * *

Зачем послышался вдали звук электрички,
Железный лязг а пространстве ледяном,
Ужели для того, чтоб по своей привычке
Покинул ты мой теплый дом,

Ужели потому, что лета вдруг не стало,
Мужик прикидисто глядит на петуха,
А мы проспали птичьи сборы в стаи
Не чуя в этом за собой греха.

Ужели потому, что Волга обмелела,
И небосвод над нею обмелел,
На кладбище-свеча, ей нет до жизни дела,
А у меня сегодня много дел.

* * *

Когда стемнеет, я закрою шторы
и напишу последние стихи,
все наши праздные, шальные разговоры
суть нераскаянные грехи.

Они ведут к немому первородству,
к ответу - сразу и не перед кем,
как темный смысл профессий руководства,
цифири вчуже разграфленных схем...

А мы пойдем по улицам московским,
студить в фонтанах раскаленных стоп,
я-растакая, ты-таковский,
асфальтом стерты тени наших троп.

* * *

Чем впустую бумагу крыть,
Наколол бы, поэт, дровишек.
Поугасла младая прыть,
Мандельштам из тебя не вышел.

А говорить о мирозданьи праздно
В седых годах негоже,
Нет ничего более разного,
чем похожее.

* * *

Все труднее за рифмой следовать,
все труднее тоску утолять.
ночь, как глупый тюремный следователь-
не вернуться, не выпрыгнуть вспять,

вспять, к прозрачным утрам праздной юности,
вспять,к таинственным взрослым речам,
к городской предвесенней лунности.
к разделенности пополам.

Ты в безумье сбежал еще смолоду,
я живу так "нормально", что страх!
Топором сколотила, не молотом,
быт свой скорбный однажды вразмах.

Есть, конечно, и царь восторгающий,
я-у трона, и долу глаза,
и не любящий, и не карающий,
ты ведь знаешь, со мной так нельзя.

Припадаю к остывшему чаю,
мне усердие не по уму,
за окном кто-то липу качает,
я забыла названье ему...

* * *

Мне кажется, что день проходит мимо,
и я бегу на перекрестки дня,
но время хваткой непереносимой
в слепую ночь влечет меня,

хочу стать сопричастной грусти,
которой в мире нет светлей,
но в дом к тебе метель не пустит,
что к февралю осознаней и злей...

Смолой пьянею я в сосновой чаще,
через которую бреду туда,
где можно приложиться к чаше
с устатку покаянного труда.

* * *

Ты ищешь аналогий в прошлом
историк. шут и сквернослов,
спасение ты чаешь в пошлом
неразрушительстве основ?

Окстись, давно подпорки сгнили,
пойди другие поищи,
а наши сказки, наши были
пройдут, как детские прыщи.

* * *

Только так, лицемеря и тлея,
не горя и не чувствуя впрямь,
возникают стихи лицедея.
Из руин поднимается храм,

на костях, на поверженных чувствах,
правде, что заповедовал Он.
На подмене живого искусства
сам Антихрист восходит на трон.

* * *

Я помню потухающие сосны,
когда ложилось солнце за поля,
и ясноглазый батюшка, мой крестный,
учил как жить, смеяться не веля.

Мне было девятнадцать или двадцать,
уже тогда печаль была родней,
я приучилась грусти придаваться
и не дышать, чтоб не спугнуть, над ней.

И, окуная подбородок в Волгу,
сливалась я с податливой волной,
катилось небо первобытно-долго
по водам Волги, прямо подо мной.

Я знала, что есть Время, но ей=Богу,
не верилось всей молодостью в тор,
чего никак нельзя рукой потрогать,
куда исчезнет этот день потом.

* * *

Он умер, я еще живу,
и на ветру протягиваю руку.
и примирения со смертью жду,
как главную и тайную поруку.

Еще летят скворцы по свету те,
которые поспеют к маю,
в мою весну, к весенней маяте,
а, впрочем, я не знаю.

* * *

Ни кота, ни старухи
Не осталось со мной,
Но глаза мои сухи
Этой ранней весной.
И растут к небу кроной,
Не корнями леса,
И в небесную сторону
Утекает краса...